Последний раз Воорт был в Вашингтоне в двенадцать лет – на школьной экскурсии. Тогда он, Мичум и еще двадцать учеников пятого класса два дня обходили памятники и музеи, а по ночам, в общих спальнях гостиницы, играли в бутылочку и целовали девочек.

– С тех пор все стало только хуже, – жалуется пожилой таксист с сильным южным выговором по дороге в центр из аэропорта имени Рональда Рейгана. – Президент – ничтожество. Конгресс – не лучше. Черт, когда я был молод, можно было заехать на парковку возле сената, не наткнувшись на эти поганые барьеры от бомб, или зайти в Библиотеку Конгресса без того, чтобы пятеро копов ощупали тебя с головы до ног. Вот и приехали, мистер. Белый дом. Построен гигантами. Населен карликами.

Воорт расплачивается, обходит бетонные барьеры, перекрывающие движение с Пенсильвания-авеню, и направляется к западным воротам. В прохладный день под голубым небом барьеры больше похожи на огромные цветочные горшки, праздничные украшения, но их предназначение не вызывает сомнений. Люди по-прежнему могут гулять перед Белым домом, кататься на роликах или носить транспаранты с протестами. Но ездить здесь больше нельзя.

«По крайней мере по радио не было ничего о взрывах в Нью-Йорке».

Возле ворот из железных пик Воорт вспоминает слова учителя, сказанные девятнадцать лет назад: во время инаугурации Эндрю Джексон открыл Белый дом для всех, кто хочет войти. Вскоре после этого застрелили Линкольна.

Воорт нажимает кнопку интеркома на воротах. Столичные полицейские в застекленной будке за оградой внимательно рассматривают его, спрашивают фамилию. Других посетителей заводят на островок ожидания за воротами, но когда Воорт называет себя, из будки выходит невысокая черноволосая женщина в зеленой военной форме.

– Лейтенант Роберта Уайт, сэр, – представляется она, пожимая Воорту руку с профессиональной теплотой, не достигающей миндалевидных глаз. – Работаю с генералом Рурком в НАОУ. Генерал просит извинить за изменение планов. Он был на работе до пяти утра. ЧП. И спрашивает, не согласитесь ли вы подъехать к нему домой.

– ЧП? – переспрашивает Воорт.

– Все улажено. Машина на углу. Сюда, пожалуйста.

– Что такое НАОУ? – спрашивает Воорт, бросая последний взгляд назад. Посетителей как раз пускают за ограду, предлагая записывать свои имена в регистрационном списке, оставив, таким образом, подтверждение своего присутствия.

– Простите, сэр, это сокращение. НАОУ означает Национальное агентство по оценке угроз. – На этот раз ее улыбка чуть более искренняя. – Здесь все так привыкли к аббревиатурам, что разучились говорить нормально. Даже заказывая еду по вечерам, мы говорим: «Хочу ГЛП».

– Гамбургер, лук и пикули? – догадывается Воорт.

– Вы быстро схватываете, сэр.

Черный крайслеровский седан с включенным мотором ждет на углу. При их приближении поднимается серое облачко выхлопа. Воорт хмурится:

– Никогда не слышал о Национальном агентстве по оценке угроз.

– Да почти никто и не слышал. Я могу ответить на все основные вопросы, вы можете найти информацию в Сети, но за разными подробностями – к генералу. НАОУ учреждено, чтобы оценивать угрозы, с которыми сталкивается страна, и реагировать на них, – объясняет лейтенант, словно цитируя заученную наизусть формулировку заявления о целях организации. – Мы определяем и обуздываем их, сэр. По крайней мере таков лозунг. Мы согласовываем разведывательную информацию, полученную от других агентств, и наши эксперты разрабатывают стратегию обращения с этими угрозами.

Воорт обдумывает услышанное.

– Угрозы внутри страны?

– В основном за границей. Военные планы. Ядерный терроризм. Тяжелые снаряды. Но мы можем действовать и здесь.

Воорт садится в машину.

– Я всегда думал, что этим занимается ФБР или ЦРУ. Почему вы?

– В свое время я задавала этот же вопрос, сэр. Полномочия этих агентств более ограниченны, чем наши. ФБР сосредоточивается на внутренних проблемах. ЦРУ остается за границей. А мы не добрались еще до Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах. И до секретной службы МО. – Она заливается краской. – Министерство обороны. Мы координируем всех. Как правительство. Немножко дублирования никогда не повредит.

Видимо, это шутка.

Машина, набирая скорость, разворачивается на Коннектикут-авеню и мчится к Потомаку, повторяя в обратном порядке путь такси.

Воорт, вспомнив имена из списка Мичума, спрашивает:

– Значит, если, например, НАОУ беспокоят военизированные экстремистские формирования в Монтане, это будет считаться угрозой?

– Все будет зависеть от того, что они планируют, – отвечает красотка лейтенант. – Знаете, сэр, кое-кто считает, что следующая война будет здесь. Полагаю, наши эксперты анализируют их деятельность. Но это вне моей компетенции.

– А если кто-то продает военные секреты Ираку?

– Генерал будет знать.

Они выезжают по мосту Четырнадцатой улицы в Виргинию, влившись в быстрый поток в южном направлении по шоссе 395 и миновав пробку из машин, пытающихся двигаться на север – в город. Пригороды перетекают один в другой. Окрестности никак не могут решить, кем себя считать: новыми жилыми массивами или сосновым лесом? Кое-где вдоль дорог установлены, вызывая приступы клаустрофобии, бетонные шумозащитные экраны.

– Вам случалось сталкиваться по работе в НАОУ с Мичумом Кифом?

– Это имя мне незнакомо, сэр.

– А с полковником Джоном Шеском?

Лейтенант кивает:

– В военном колледже я читала его статьи, но лично с ним не знакома.

– Статьи?

– Выбор между личными свободами и проблемами безопасности. Ядерный терроризм в двадцать первом веке. И тому подобное.

После двадцати минут, не принесших новой информации, они сворачивают с межштатного шоссе в Квонтико. Полоса торговых центров сменяется пригородами. Они добираются до более богатого района больших городских домов. Стили перемешаны, царят безвкусица и пестрота. Викторианский особняк – рядом с домом в колониальном стиле. Кирпичный коттедж соседствует с домом в стиле шекспировской эпохи. «Крайслер» замедляет ход у белой, посыпанной гравием подъездной дорожки перед одноэтажным кирпичным домиком с дорическими колоннами, поддерживающими маленький портик, и двумя крыльями, дугами уходящими назад, на участок с возвышающимися соснами. Извилистая дорожка обсажена живой изгородью. На подъездной дорожке стоит красный джип «Чероки». Кружевные занавески скрывают все, что таится за стеклянными дверями. В доме нет ничего запоминающегося.

– Генерал надеялся, что сможет поспать пару часов до вашего прибытия, сэр.

– А что за ЧП не давало ему спать? – спрашивает Воорт, размышляя, не был ли это Шеска.

– Генерал Рурк сообщит вам. – Она не добавляет: «Если захочет».

Человек, который открывает дверь на стук лейтенанта, выглядит вполне выспавшимся. Румяный здоровяк лет шестидесяти. Светлые с проседью волосы коротко подстрижены на висках и завиваются сзади, над воротом черного вязаного свитера и белой рубашки. Крупная квадратная голова и массивное тело бывшего спортсмена. Лицо лоснится, словно после бритья. Непроницаемые синие глаза того же оттенка, что и жесткие новые джинсы. На ногах, как ни странно, сандалии.

– Лейтенант, подождите в машине.

– Есть, сэр.

Лейтенант без дальних слов разворачивается и уходит к «крайслеру». Воорт остается наедине с генералом.

– Хорошо долетели? – безразлично спрашивает Рурк.

– Прекрасно.

– Вы ели?

– Бублик.

– Я как раз жарю бифштекс и яичницу. Люблю завтракать по-настоящему. Присоединитесь?

– Никогда не отказываюсь от бифштекса, особенно хорошо приготовленного. Насколько я понимаю, ночью было какое-то ЧП.

Хмыканье. Генерал поворачивается, бросив Воорту через плечо:

– Тут каждую ночь ЧП. Люди не представляют себе, что творится, пока они спят.

За годы работы Воорт узнал, что обычно бывает полезно принять приглашение информатора на еду или выпивку, даже если не хочешь ни есть, ни пить. Совместный обед снижает напряжение, а судя по прохладно-вежливому приему, попытаться снять напряжение не помешает.

Рурк ведет его через гостиную, такую же ничем не примечательную, как и дом снаружи. Диван и кресла травянисто-зеленого цвета, как и ковер с грубым ворсом. Мебель из мореной сосны, стеклянный кофейный столик. Убранством комната напоминает картинку из туристического каталога.

Украшения на стенах азиатские, по большей части вставленные в рамочки зарисовки цветными карандашами. Хижины и рыбаки на реках. Баркасы, дрейфующие под пальмами. Крестьяне, бредущие по рисовым полям. На встроенных стеклянных полках Воорт видит миниатюрные махагониевые сундучки из Южной Америки и керамику, похоже, ближневосточную. Деревянные маски родом из Африки. На книжных полках – те же корешки, что и в кабинете Шески. Сунь Цзы. Наполеон. Генерал Гордон в Судане.

– Вот черт. Снова взрыв, – говорит Рурк, когда они заходят на кухню. Он останавливается и внимательно смотрит на маленький телевизор на кухонном столе возле открытой упаковки яиц. Картинка есть, звук выключен.

Сердце Воорта переворачивается.

На экране, под изображением спасателей появляется титр: «Сараево».

– Идемте во двор. Я уже начал готовить мясо. Детектив, мне очень не нравится то, чем мы намерены заняться. Чует мое сердце, это будет один из худших разговоров в моей жизни.

– Почему?

Рурк и Воорот выходят на покрытый травой задний двор, где, к удивлению Конрада, обнаруживается застекленный неглубокий бассейн на одну дорожку, которым можно пользоваться круглый год.

– Потому что у меня, как у Иуды, такое ощущение, что я предам друга.

Здесь тенисто, стоит садовая мебель из красного дерева и дымящийся гриль. Бифштексы, вероятно, лежат на тарелке – другая тарелка их скрывает. В стену дома вделан электрический кофейник. Взгляд Воорта привлекает картонная папка на садовом столике рядом с бутылкой томатного соуса для бифштексов «А-1» и порезанными помидорами на фольге.

– Подпишите те бумаги, – твердо говорит Рурк, снимая накрывающую бифштексы тарелку. – Здесь говорится, что вы сохраните в секрете все, что узнаете сегодня. Можете рассказать начальству, но не Си-эн-эн. Иначе окажетесь в Левенуэрте, а это, сынок, военная тюрьма. Совсем не то, к чему вы привыкли. Там не будет кино по четвергам, как на курортах, куда отправляют уголовников в вашем родном городе.

Бифштексы шипят на решетке. В огонь капает кровь, и пламя вскидывается, ища новую поживу.

Воорт подписывает документы. Жесткость Рурка напоминает об офицерах, которые когда-то, когда он был ребенком, приходили в дом Мичума.

– Теперь давайте перейдем к делу, – говорит генерал. – На войне всякое промедление опасно. – Рурк смотрит на Воорта, словно проверяя его знания, и добавляет: – Это сказал Драйден.

Он встряхивает кистями, разбивая яйца в миску.

– Я тоже по дороге вспомнил цитату.

– Какую?

– Выучил в колледже. Из Сисеро. «Во время войны законы молчат».

Рурк хмыкает и ставит смазанную жиром сковородку на огонь. Выливает на нее яйца.

– Понятно.

Но его, похоже, удивляет, что Воорт знает афоризмы. Яйца шипят. Воорт чувствует запах жарящегося мяса.

– Мне следует ответить на ваши вопросы, – говорит Рурк. – Что вы хотите знать?

Как всегда, главная проблема – правильно выбрать вопросы. На генерала надавили, говорить ему не хочется, и Воорт может только догадываться, как была организована эта встреча. Он воображает, как, наверное, вечером в кабинете Рурка раздался звонок. Ночные звонки пугают всех, и вечером наступила очередь Рурка. Был ли это какой-нибудь сердитый генерал? Приказал ли ему кто-то из Белого дома предать друга?

Воорт решает сначала надавить совсем немножко, чтобы собеседник не перешел в глухую оборону. Начать надо с чего-то простого.

– Расскажите мне о Национальном агентстве по оценке угроз, – просит он, не упоминая Шеску.

Рурк переворачивает бифштексы. Обуглившиеся мясные волокна напоминают полосы на рубахе заключенного.

– Вы учили историю? Наверное, раз слышали о Сисеро.

– Немного.

– Если вы учили историю, то знаете, что одной из важных причин начала Первой мировой войны стало то, что европейские власти не получили достаточно информации, чтобы не дать ситуации выйти из-под контроля. Сегодня наша проблема заключается в том, что на разведку навалено слишком многое: доклады, составление карт, исследования. Мы все согласовываем, сводим к ключевым проблемам и разрабатываем планы, как справиться с угрозами. Разве лейтенант вам этого не рассказала?

– Можете привести пример – внутри страны?

– Не из дел, над которыми мы работаем. Но могу рассказать о деле, над которым мы могли бы работать, если бы существовали в то время. Помните Олдрича Эймса, агента ЦРУ, который работал в штаб-квартире и продавал секреты России? В Управлении знали, что он тратит деньги, как сумасшедший. Знали, что у него новый дом, новая машина… однако так и не поймали его, пока не стало слишком поздно. Почему? Они не дураки, что бы ни болтали по телевизору.

На самом деле у них одновременно было, наверное, тысячи две других сотрудников, тоже превысивших кредит в банках. Информация об Эймсе оказалась похоронена в куче данных. А вот если бы архивы ЦРУ просматривало какое-нибудь иное агентство, например, наше, возможно, мы бы выделили Эймса раньше. Информация уже была. Иногда человек со стороны может заметить то, что свой проглядит.

– И ваша работа – замечать угрозы?

– Моя работа – подбирать определенных людей для определенной работы. Слава Богу, через несколько недель я все-таки выхожу на пенсию.

Рурк снимает бифштексы с решетки, раскладывает по тарелкам и добавляет ломтики кроваво-красных помидоров. Лопаткой сдвигает яйца со сковородки и кладет поверх дымящегося мяса. Ставит на стол тарелки: одну перед Воортом, другую напротив. Садится.

– Жена называет меня мясорианцем, – замечает он. – Ненавижу овощи.

– Давайте перейдем к полковнику Шеске. Вы взяли его на работу?

Рурк режет бифштекс.

– Да.

– Этим он и занимается в Нью-Йорке? Просматривает архивы других агентств?

Вилка Рурка останавливается на полпути ко рту.

– Этот проект предполагалось закрыть.

– Какой проект? – спрашивает Воорт, чувствуя, как колотится сердце.

– И насколько мне известно, – продолжает Рурк, – проект закрыт. По моим сведениям, Шеска не сделал ничего дурного. Но мне приказано рассказать вам о проекте, если Шеска…

– Продолжил над ним работать вместо того, чтобы остановить, – подсказывает Воорт.

Рурк выглядит растерянным. Воорт цепляет вилкой кусок яичницы. Жует, не чувствуя вкуса. Поддерживает иллюзию трапезы. Генерал, уставившись на тарелку, продолжает:

– Был такой лейтенант по имени Мичум Киф.

Сердце Воорта пропускает удар.

– Киф познакомился с Шеской в Вест-Пойнте.

Воорт заставляет себя резать бифштекс.

– Нет, начинать надо не с этого. Лучше по-другому. Я начну с Шески – до того, как они познакомились, – говорит генерал, и Воорт вспоминает слова отца, сказанные давным-давно: «Личности – они как химикалии, дружок. Некоторые хорошо смешиваются. Некоторые вызывают взрыв. При расследовании дела смотри на смесь».

А Рурк прослеживает тропу, которая привела Мичума к Шеске. Рурк рассказывает о Шеске во Вьетнаме – молодом герое. Шеске в Ираке – раненом воине. Путь Шески через горячие точки, через годы, пока он не оказался в Эквадоре.

– Джон вернулся из джунглей. Была операция против ЭАО. Это одна из этих «армий освобождения», которые мы останавливали раньше, чем они причинят вред. Он был счастлив. Ждал встречи с женой. И мне пришлось рассказать ему, что ЭАО устроила взрыв в автобусе и что в этом автобусе была Лупе.

Слушая о том, что было дальше – похороны, горе, клятва, данная Шеской на кладбище, – Воорт представляет себе человека из особняка на Пятьдесят третьей улице, только в видении этот человек моложе и потрясен потерей; с такими Воорт не раз сталкивался на работе. В видении Шеску терзает та же ярость, что охватила семью Мичума, когда погиб Ал. Теперь Воорт на знакомой почве. Список, смерти, связь с Вашингтоном – все, что казалось масштабным и таинственным, теперь сжимается до понятных ему размеров.

– Я вытащил его из Эквадора, – продолжает Рурк. – Джон превратился в развалину. С боевыми операциями было покончено. Он перешел на более легкую работу, читал лекции в Квонтико и Вест-Пойнте. С годами оправился. И вот тогда он встретил Мичума Кифа.

При звуках этого имени в душе Воорта поднимается его собственное горе. Тут ничего не поделаешь. В Вест-Пойнте, говорит Рурк, Мичум был «одержим» гибелью брата. С головой ушел в антитеррористические исследования, занятия, теории. На лекциях Шески Мичум понял, как полковник боится угрозы, с которой страна может столкнуться в грядущие годы. Эти двое нашли общий язык. Они оба потеряли близких.

– Мичум был компьютерным гением и одиночкой. Индивидуалистом. – Теперь, когда они обсуждают искусство, а не недостатки, в голосе Рурка звучит восхищение. – Если уж он вбивал что-то в голову, то никогда не отступался. И говорил: «Можем мы поступить по-моему?»

– Мы дружили.

– Знаю. Однажды, уже после окончания Вест-Пойнта, Мичум пришел к Шеске. «Я, – говорит, – тут подумал». Он считал, что можно лучше – если по-его – использовать компьютер для распознания угроз. Сказал, что разработал программу, более хитроумную, чем психологическое тестирование. И верит, что эта программа сможет распознать злоумышленников до того, как они совершат преступление.

– То есть компьютер скажет, что некие люди могут устроить взрыв до того, как они это сделают?

– Так утверждал Мичум. Террорист. Шпион. Революционер. Знаете, – Рурк отгоняет от тарелки муху, – парень был непоколебим. «Дайте мне, – говорит, – досье на подозреваемых, и я запущу программу». Для меня, для Шески это было какое-то шаманство. Но Мичум просто поселился у меня в кабинете. Я всего лишь посредник. Между армией и НАОУ. Слуга двух господ. А он все твердил: «Что плохого, если вы дадите мне шанс? Всего одна проверка».

– И вы согласились. – Сердце Воорта замирает.

– А почему бы нет, – отвечает Рурк. – У него был допуск высшего уровня. Проверенный специалист, признанный компьютерный гений. А в армии носились с идеей совершенствования программного обеспечения, которое дополняет человеческие возможности. И мы решили попробовать. Дали ему материалы, связанные с потенциальными угрозами одной из наших баз в Германии.

Воорт спрашивает, о какой базе идет речь.

– Не имеет значения. Мичум получил всю информацию, какой мы располагали. Собеседования, письма с угрозами, отчеты, аналитические данные. Он не должен был ехать в Германию. Только использовать свою программу. Нам это не стоило ничего, кроме его зарплаты. Мы свалили на него весь этот хлам и со смехом сказали: ладно, малыш, уходи со своим колдовством на месяц, а потом возвращайся и покажи нам, как будет по-твоему.

Воорт увлеченно слушает. Внезапно Рурка прерывает пронзительный крик, и оба мужчины оборачиваются к соснам. В воздухе сцепились два ворона.

– Мичум вышел из кабинета, – продолжает Рурк, – и, откровенно говоря, я о нем забыл. Прошел месяц, и он вернулся. Он расклассифицировал угрозы.

Возбуждение нарастает. Воорт представляет себе здание Исполнительного управления, где он должен был встретиться с Рурком сегодня утром. Вот Мичум – в военной форме – записывается в регистрационной книге. Мичум, добившись своего, уверенно шагает по лужайке Белого дома.

– У меня в кабинете, – рассказывает Рурк, – Мичум объяснил свою систему. Компьютерный ликбез для «чайника» вроде меня. Он сказал, что компьютер присваивает числа свойствам личности. Например, – числа я просто придумываю, – подозреваемый получает десятку, если был единственным ребенком. Шестерку, если имеет братьев или сестер. Десятку, если отец бил его, если у него не было друзей, если, скажем, он любил фруктовое мороженое, и все такое, что Мичум туда напихал. Я сейчас упрощаю, но вы понимаете, что я имею в виду.

– Продолжайте.

– А у нашей базы в Германии, поверьте, не было недостатка в потенциальных угрозах. Первое. – Рурк поднимает указательный палец, считая. – Недалеко от базы жили ливийцы – легальные иммигранты, хозяева магазина.

Еще один палец.

– Второе. Еще были уроды из Партии зеленых, защитники окружающей среды. Знаете, из тех, кто устраивает демонстрации против проклятых американцев, которые загрязняют природу и убивают деревья.

Третий палец.

– И типы из «Бадер-Майнхофф», освобожденные из тюрьмы. Программа Мичума проверила их всех, присвоила им числа, все подсчитала, присвоила результатам цветовые коды.

Зная Мичума, Воорт считает совершенно логичным, что старый друг был так уверен в своих возможностях. В том, что «по-его» будет лучше.

Воорт представляет, как Мичум в кабинете Рурка размахивает папками, настаивая на том, что нашел ответы.

– Нашел он ответы? – спрашивает Воорт Рурка.

У генерала пересохло горло, и он тянется за остывшим кофе. Кадык подпрыгивает, когда он пьет. Потом Рурк отвечает:

– Мичум сказал, что программа вычислила одну большую угрозу, а потом показал какую. Готовы? Это был городской пекарь.

– Пекарь?

– Я не мог поверить! Я представил себе, какой хохот поднимется на совещании, когда он объявит о своем великом открытии. «Вы уверены, что правы? – спрашиваю. – А как же ливийцы?» Мичум побагровел. «Нет, я прав! Ливийцы заняты своим магазином. Люди из „Бадер-Майнхофф“ уже побывали в тюрьме». Мичум настаивал, что главная угроза – пекарь: одноногий, никогда не сидевший в тюрьме, не замешанный в насилии, хороший брак, дочь. Он написал одно-единственное раздраженное письмо начальнику базы: жаловался на солдат, которые не платят по счетам. Провели беседу, офицер разведки заглянул в пекарню под видом покупателя. Я не нашел ничего тревожного. Но Мичум был непреклонен.

– И вы это дело прикрыли.

– Прикрыл? Две недели спустя пекарь свихнулся и застрелил двенадцать солдат.

Воорт поражен.

– Вы хотите сказать, что это сработало? Как мог компьютер такое вычислить?

– Откуда мне знать? Может, просто повезло! Но корпорации платят миллионы в год за психологические профили управленцев, а ЦРУ много лет молится на тестирование, хотя у них нет ничего подобного. Однако что-то в этом явно есть. Мичум сказал, что это новая наука, что все становится лучше. Мичум был очень талантлив или удачлив, – продолжает вспоминать Рурк. – А как только в армии узнали, что произошло, его снова вызвали, только на этот раз слушателей было больше. Подключилась не только армия. НАОУ всегда ищет пути дополнить оценку угрозы. На этот раз Мичума спросили, не может ли он разработать экспериментальную программу…

– По-своему.

– Угу. Черт бы его побрал…

– …чтобы проверить материалы множества бюро, – договаривает за генерала Воорт.

Рурк допивает кофе и морщится.

– ФБР. ЦРУ. Бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию. А в НАОУ подумали: чем черт не шутит? Один раз сработало. Попробуем еще.

– И Мичум получил доступ к материалам всех контор, – делает вывод Воорт, а про себя думает: «Вот почему все имена в его списке представляли интерес для различных агентств. Вот почему не было общей нити».

– Верно, – говорит Рурк, вытирая лоб. – Совершенно секретно. Международная разведка – дело само по себе сложное. Внутренняя – настоящее минное поле. Американцы сходят с ума, когда им кажется, будто правительство их проверяет. Мы переодели всех участников в штатское, внесли изменения в досье, чтобы казалось, будто они покинули армию, – на случай если все рухнет, если они провалятся.

А пока все подозрения, подозреваемых и тревоги всех бюро ввели в одну центральную программу – программу Мичума по оценке угрозы. Шеска захотел руководить операцией. Напомнил, что это он привел ко мне Мичума. Сказал, что успокоился после Эквадора. Что тут важное дело, а ему надоело преподавать. Я люблю Джона. Мичум не хотел административной ответственности.

Он хотел сосредоточиться на программе. Поэтому мы поселили Шеску в особняк и дали ему лучшие кадры.

– Безумие, – говорит Воорт.

– Почему? Это был эксперимент. – Рурк встает. – Вот так мы работаем. Вот как наша страна остается впереди всех остальных. Какие-то эксперименты удаются. Например, водородная бомба. Какие-то эксперименты проваливаются. Контроль за мыслями. Галлюциногенные препараты. Гребаная космическая программа начиналась как эксперимент. Вначале все эксперименты кажутся надуманными. Звездные войны или Мичум. Это был его проект.

– Вы все время говорите «был». Означает ли это, что программа не сработала?

Рурк, немного успокоившись, качает головой:

– Не так, как предполагалось. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой: компьютерная программа, которая может все. Но тогда мы этого не знали. Сначала было огромное возбуждение. Компьютерщики, разумеется, верили свято. Наука для них – бог. Шеска получил лучших из лучших. ЦРУ всегда серьезно занималось компьютерным профилированием, поэтому в дело вошли их передовые эксперты. Лучшие компьютерщики из САК – Стратегического командования ВВС. От армии – специалисты по психологической войне. От ФБР – эксперты по модификации поведения.

– И все работали в том особняке в Нью-Йорке?

– Да. Здание так и так использовалось разведкой. Его персонал следит за дипломатами ООН… Ну, теми, кто на самом деле не дипломаты. А мы следили за безопасностью военных подрядов на северо-востоке. Люди Шески получили верхний этаж. Мы не трогали их несколько месяцев. Потом было большое совещание в Квонтико, в военном колледже. Мичум обработал часть материалов от участвовавших бюро. И составил прогнозы.

– И?

– Он представил список из пяти или шести имен, относящихся к так называемым пурпурным. Особо срочные угрозы.

Голова Воорта идет кругом.

– Попробую угадать. Джилл Таун. Фрэнк Грин.

– Нет.

Воорт сбит с толку.

– Кто же?

– Вообще-то эти имена в вашем расследовании не встречались, и от меня вы их не узнаете. Закрытая информация. Но всех этих людей позже арестовали и благополучно отдали под суд. Точнее, всех, кроме одного.

– Не понимаю. Вы сказали, что программа не сработала, но из вашего рассказа этого не следует.

Рурк качает головой:

– Это сработало в Германии, потому что Мичум, начиная, обладал нужной информацией о пекаре. Но, как оказалось, чтобы получить больше информации о новых людях, группа Шески нарушила все действующие в нашей стране законы о наблюдении. Прослушивание телефонных разговоров. Взлом и проникновение. Подставы и провокации. Чтобы дополнить уже имеющиеся сведения. И не только против виновных. Пострадали сотни невинных людей. Делалось то, чем в коммунистических странах занималась тайная полиция. Переусердствовали в добывании информации, чтобы программа Мичума могла работать. Более того. Оказалось, что для работы Шеска набрал людей озлобленных. Людей, которые потеряли друзей или родных в результате терактов. Все они, как Мичум, были, скажем так, ходячими больными. И все жаждали крови.

Воорт вспоминает вчерашнее совещание на Полис-плаза, один. Его же собственные детективы, тоже жаждущие крови, предлагали пока не трогать Шеску, чтобы тот смог ликвидировать возможного террориста Фрэнка Грина.

– Понимаю.

– На совещании в Квонтико участвующие бюро пришли в ужас, когда поняли, что Шеска натворил. Всем стало не до программы. За последние несколько лет каждому из бюро случалось погореть на нарушении законов о наблюдении. ФБР вспомнило гуверовские досье. ЦРУ – взломы и прослушивание телефонов. Секретная служба вышла из дела. САК – тоже. Каждый смотрел на остальных и думал: «Даже захоти я использовать эту информацию, ничего не выйдет, раз остальные тоже в курсе; стоит лишь попробовать – и окажусь в тюрьме».

Вот так и получилось, что по-Мичумову не сработало. О, программа была полезной, она может вычислить имена, ее элементы ввели во многие программы по оценке угрозы – но без дополнительных усилий и прочей нелегальщины… Это великолепный инструмент, но не чудо.

Воорт озадачен.

– Не понимаю. Если проект остановили, как вы говорите, почему же четверо из указанных Мичумом людей были арестованы?

– Независимо друг от друга бюро, немного остыв, через пару месяцев начали следить за ними. Благодаря Мичуму они знали, на ком сосредоточиться, а о проекте на суде не упоминалось, потому что работа по каждому началась с нуля. Но бюро знали, куда смотреть. Знали, на кого смотреть. Я говорил, что программа – лишь инструмент, и, согласитесь, как они могли игнорировать потенциальную опасность, зная о ней? Легко вести расследование, когда с самого начала знаешь, что найдешь доказательства.

– Еще вы сказали, что один из указанных Мичумом людей не был арестован.

Теперь уже Рурк тяжело вздыхает. Он выглядит больным.

– Это тяжело, ох как тяжело. Самое худшее во всем этом деле.

Генерал вытаскивает из заднего кармана джинсов фотографию и подает Воорту. На снимке бородатый мужчина, которого Воорт никогда прежде не видел: круглолицый белый мужчина в остроконечной шапке сидит за столом, вокруг которого установлены ружья. На нем джинсы и такая же рубашка. Сидит, повернувшись направо, и с кем-то разговаривает, но собеседника на фотографии нет.

– Снято на выставке оружия в Техасе, – говорит Рурк. – Перед вами Ролло Фрэнсис Мотт-третий. Уверен, вы о нем никогда не слышали.

Воорт молчит. Рурк подает ему еще одну фотографию:

– Вот человек, с которым он разговаривает. Который отрезан на первом снимке.

Воорт узнает второго человека, и его бросает в жар.

– Это Тимоти Маквей.

Человек, осужденный за взрыв административного центра в Оклахома-Сити.

Губы Рурка побелели и крепко сжаты – то ли от сожаления, то ли от гнева.

– Программа Мичума присвоила ему пурпурный цвет. Ролло увлекался взрывами. Согласно программе, Ролло должен был участвовать во взрыве какого-нибудь федерального здания. Возможно, где-то на юго-западе.

– Подождите минуту. Мичум предсказал это до Оклахома-Сити?

– За месяц. Программа не вычислила Маквея, он так и не привлек внимания Мичума, но… и вспомните бумагу, которую вы сегодня подписали… это тайна, мистер Воорт… ФБР считает, что Ролло – второй виновный во взрыве в Оклахома-Сити. Но они этого не доказали. У них ничего нет на Ролло. Когда произошел теракт в Оклахоме, Шеска чуть с ума не сошел. Звонил всем подряд, кричал. Он говорил, что если бы мы послушали Мичума, то смогли бы предотвратить взрыв. Что даже если Ролло и не участвовал в теракте, то, наблюдая за ним, мы узнали бы о Маквее.

– Это правда?

Рурк беспомощным жестом кладет руки на стол.

– Смогли бы мы? Да, смогли бы. Они друзья. Ролло посещал его в тюрьме. Если бы программу ввели в действие, а не прикрыли, Ролло оказался бы под интенсивным наблюдением, и если он был вовлечен, думаю, мы бы узнали о бомбе и остановили их.

Воорт вскакивает. В животе кисло. Голова раскалывается. Он точно знает, что испытал в тот день Мичум, когда, включив телевизор, снова увидел, как из-под камней вытаскивают жертв, безымянных жертв, обреченных просто из-за того, куда решили пойти в тот день. Как его брат. Мужчины, женщины, дети.

– Шеска просто взбесился, – говорит Рурк.

– И снова запустил проект.

– Я понятия не имел. Это вы позвонили нам. Ваш треклятый мэр разбудил всех влиятельных сенаторов в городе. После того как проект закрыли, Шеска попросил меня не выкидывать и его. Он сказал: «Позволь мне руководить конторой в Нью-Йорке». Сказал, что не хочет возвращаться на преподавательскую работу. Что может все изменить, и я знал, что он прав. Поэтому я потянул за кое-какие ниточки, и он остался в Нью-Йорке – в армии, но в другом качестве. Он должен был руководить работой, ее легальной частью – следить за военными подрядчиками. Но вчера мне позвонили… Да, ваши подозрения подтвердились, он использовал контору, чтобы возобновить проект Мичума.

– Если это компьютерная программа, все будет в его компьютерах.

– Нет. Мы целую ночь, рылись в его системе, прочесали вдоль и поперек. Там ничего нет. Мы не смогли найти имен, которые вы нам дали, людей, погибших в результате «несчастных случаев». Но если бы Шеска активировал проект, он хранил бы файлы где-нибудь в другом месте. Он мог даже солгать своим людям и сказать, что так приказали в Вашингтоне. Однако нужные люди где-то на местах. Помните, мы по-прежнему говорим «если». Доказательств нет. – Голос Рурка дрожит.

– Он убил их. – Теперь Воорт абсолютно в этом уверен.

– Что ж, арестовать их он не мог. Мы отобрали у него такое право.

– Мичум не стал бы в этом участвовать, – говорит Воорт. – Что бы ни сказал Шеска, Мичум не согласился бы убивать людей. Найти их – да. Но не убивать.

– Вероятно, Мичум не знал, чем занимается Шеска. Послушайте, Джон – мой друг. Знаете, каково мне даже предполагать такое? Но знать, что в Нью-Йорке сегодня произошел взрыв, а ты мог его предотвратить… Не хотел бы иметь это дело на своей совести.

– Мичум подозревал, – шепчет Воорт. И на этот раз все встает на свои места.

– Возможно, он собирался рассказать, – говорит Рурк.

Воорт кивает, вспоминая слова Мичума в «Белой лошади»: «Не хочу, чтобы из-за меня у людей были неприятности. Хочу сначала удостовериться».

– Мне было велено сказать вам, – Рурк снова берет себя в руки, – что мы окажем вам любую помощь. Наши архивы для вас открыты. Можете увидеть протоколы совещаний. Вы должны сохранить все в тайне, но если это поможет остановить теракт, вы получите все, что хотите. Если у Шески есть досье на Грина, исходный доклад должен был быть составлен в другом бюро. Все соответствующие бюро сейчас разбирают свои архивы в поисках упоминаний о нем. Если мы что-то найдем, вы об этом узнаете.

– Но вы не считаете, что от этого будет какой-то толк.

– Если Шеска виновен, исходные доклады будут дополнены новыми исследованиями. Составленные им досье будут гораздо более подробными и абсолютно незаконными. Шеска читал Сунь Цзы, а Сунь Цзы сказал: «В соответствии с расположением врага мы устанавливаем для войска цели, что принесут победу, но войско не в состоянии их постичь».

– Где сейчас Шеска? – спрашивает Воорт, понимая, что дело идет к завершению, к кульминации.

У Рурка несчастный вид.

– Вы не знаете? Я думал, ваши люди вам рассказали. Шеска исчез.