— Он ушел, Везунчик?

Двадцать минут спустя Мики Коннор говорит по телефону из кабинета Роберта Приста в Ривердейле, где Мики и Прист сидят запершись с тех пор, как Воорт уехал. Электричество отключилось во всем городе. На столе и компьютере мигают свечи. Дядюшка Скрудж знакомится с шефом компании «Эппл» Стивом Джобсом. Сидя за столом, Прист прихлебывает из стакана «Джонни Уокера». Он в подпитии, но следит за каждым словом Мики, пока тот говорит по сотовому.

— Такое впечатление, что он далеко не уйдет, Везунчик. И потом, ты вывел из строя двоих. Ты проделал потрясную работу.

Снаружи полицейские с фонариками патрулируют имение. Лучи фонариков с трудом пробивают пелену дождя.

— Из того, что ты говоришь, складывается впечатление, что он падал от слабости. Черт побери, найди его! И бьюсь об заклад, что для тебя все еще может кончиться хорошо. Никто и не подумал ехать туда. Один ты.

Были времена, когда у людей вроде Роберта Приста были собственные генераторы электроэнергии на случай отсутствия электричества в сети. Но времена, когда случались аварийные отключения электричества, прошли, и люди перестали покупать генераторы уже много лет назад.

— Удачи, Везунчик. — Мики отключается и говорит Присту: — Похоже, что вы никогда бы и не стали четвертой жертвой. Он был разозлен на своего бывшего директора колледжа в школе Натана Хейла. Но Воорт остановил его.

— Слава Богу, — произносит Прист.

— И похоже, Эйден Прайс сильно ранил его.

— Я вздохну с облегчением, когда его возьмут.

— И мы тоже. Ну и денек!

Последние двадцать минут Мики старается держать себя в руках, а Прист развлекается тем, что рассуждает о выгодах партнерства между корпорацией и школой. Он вливает в себя виски стакан за стаканом, но совсем не кажется опьяневшим, если не считать бесконечного монолога о спасении школ, вызывающих тревогу, о передаче в дар спортивного табло и гимнастического оборудования и о некоторых «очень богатых личностях, которых я знаю», имеющих большой вкус к филантропии.

— И все они просят только одного — повесить маленькую табличку со своим именем. И поскольку ребятам надо завтракать, так ли уж было бы сложно снабжать их питанием?

— Кажется, ваши друзья — большие шишки, — замечает Мики.

— Давайте посмотрим, — говорит Прист под барабанный бой дождя по крыше. — Правительство? Кто сейчас полагается на правительство? Оно тратит деньги направо и налево. Правительство не могло бы содержать даже ларек со сладостями.

— Ваша правда, сэр.

Еще два стаканчика шотландского виски, и Прист признался, что у него есть пара мыслей насчет внесения изменений в курс обучения. Некоторые подходы к преподаванию истории и искусства.

— Я вот что имею в виду, Мики. Можно вас так называть? Я не говорю о контроле, Мики. Только о вложениях. Учителей-то хватает, ну давайте посмотрим фактам в лицо. Если ты можешь делать дело, то делаешь его, если же нет, то становишься учителем.

— Но вложение должны иметь все, — указал Мики, думая о Воорте.

Вот тогда-то и позвонил Сантини, а потом Воорт, сообщив ему о том, что случилось в Риверсайд-парке, и поступили новые инструкции о снятии охраны с Приста. Полицейские нужны по всему городу, чтобы разобраться с проблемами отключения электричества. Уличное освещение неисправно. Аварии мешают движению на дорогах. Диспетчеров службы 911 одолевают звонками о грабеже в Южном Бронксе.

— Вы хотите сказать, что уходите? — спрашивает Прист.

Перемена в нем поразительна. Лекторская самоуверенность исчезла, и он кажется таким ранимым, что, несмотря на отвращение, Мики и впрямь где-то в глубине души ощущает каплю жалости к этому человеку.

Однако он по рации уведомляет Салливана, что надо сворачиваться, отправляет полицейских в форме обратно в участок, где они получают новое задание, а полицейских в штатском — в Риверсайд-парк, чтобы те помогли прочесать парк и найти Уэнделла Ная.

— Но откуда вы знаете, что он в парке? — волнуется Прист, когда Мики отключает рацию.

— В любом случае успокойтесь, мистер Прист. Он шел не к вам. И уж конечно, теперь ни к кому не пойдет. Он ранен и, вероятно, умирает. Мы готовы взять его на всех мостах, а уличное движение — сплошная пробка.

— Я чувствовал бы себя уютнее, если бы вы остались, пока я не вызову по телефону друзей, — говорит Прист. — По крайней мере телефоны еще работают.

Мики согласно кивает:

— Позвонить друзьям — мысль хорошая, если вы от этого будете чувствовать себя лучше, но нам надо ехать.

Даже при свете свечей отчетливо видно, как блестит лоб Приста.

— Удачи вам с новой школой, сэр, только убедитесь, что двери по-прежнему заперты. — С этими словами Мики покидает комнату и дом, а Прист из окна второго этажа смотрит, как полицейские уезжают.

«Этот детектив, вероятно, прав. У меня нет совершенно никаких причин бояться».

Роберт Прист, специалист по городскому развитию и планированию, судя по слухам, убийца собственного отца, стоит в огромном холле своего дома, окруженный гобеленами и восточными коврами, и со всем своим влиянием и богатством не в состоянии включить проклятое электричество, а заодно и домашнюю сигнализацию. Словно на дворе четырнадцатый век, а не двадцать первый. Слава Богу, что есть телефоны. Дозвонившись до племянника Джоуи, он велит ехать прямо к нему, захватив пару друзей.

«Я мог бы позвонить Эйдену, но это невозможно».

Надо убедиться, что двери заперты. Детектив посоветовал. «Так что же он, черт побери, имел в виду? — внезапно думает Прист. — Что двери не были заперты?»

И он начинает обход дома, держа в одной руке стакан с виски, а в другой фонарик, и чувствует себя при этом взломщиком в собственном доме.

Передняя дверь заперта. Хорошо.

Окна гостиной заперты.

Столовая в порядке, ванная комната внизу тоже.

В рабочем кабинете все в порядке. Спальня для гостей на замке. «Надо позвонить в полицию и пожаловаться на полицейских, которые уехали раньше времени», — думает Прист. И когда он приближается к последней комнате, что ведет наружу, в нем прибавляется уверенности и вскипает негодование.

Пошатываясь, Прист входит в большую, лазурного цвета кухню с оборудованием из нержавеющей стали, беспокойный, как пятилетний мальчик, прислушивающийся к стукам за окном в три часа ночи.

Прист давно знает, что он патологический трус, знает это с пяти лет, когда обмочился, испугавшись мальчика на детской площадке, который отнял у него пластмассовый совок. В школе избегал спорта. В колледже никогда, как другие ребята, не рисковал бывать в злачных местах города. Став взрослым, он разбогател и нанял охранников — именно они, следуя приказам Приста, убили его отца и постоянно отпугивали конкурентов; они же следили и за Уэнделлом Наем.

Но до нынешнего вечера у Приста не было нужды смотреть в лицо своему давнему тайному пороку.

По сути дела, он убедил себя, что теперь он вовсе не трус. В конце концов, он приказывал убивать людей. Он рисковал оказаться под арестом и попасть в тюрьму из-за своего бизнеса. Он подобрал команду из самых безжалостных людей в городе, ориентируясь на их слова, когда они говорили о том, чтобы «заткнуть рот» оппозиции, «заставить замолчать» критиков, «прибить» любого мешающего достижению их целей.

«Эти детективы поняли, кто я такой, и я это знаю».

Прист злится на Воорта и Мики, и эта мысль отвлекает его, когда он входит в кухню.

А это означает, что у него уходит чуть больше времени на то, чтобы увидеть в четырех шагах от открытой стеклянной двери навалившегося на стол мужчину.

Прист застывает на месте, его взгляд прикован к пистолету, который лежит возле сахарницы, в дюйме от руки мужчины. Вся кухня залита электрическим светом.

Прист не в силах пошевелиться. Ноги подкашиваются. Человек не произносит ни звука, и Прист не двигается. Ужас, спиртное и ослабленная реакция соединились. Кажется, что земля извергла этого человека, а от полумертвого голоса, исходящего от фигуры, трясущиеся ноги Приста становятся словно резиновыми.

— …сядь…

Это не человеческий голос — в нем нет интонаций. Этот голос, который приносит с собой запах дождя и мокрой земли, так далек от живого, что, должно быть, его хозяин — инопланетянин, манипулирующий голосовыми связками мужчины.

Прист заставляет себя двинуться вперед, все еще держа фонарик и не отрывая глаз от мокрого пистолета. Стул скрипит, как ногти по классной доске. Прист чувствует запах дерьма и еще чего-то отвратительного, грязного, вырванного из нутра мужчины. Он с усилием отводит взгляд от пистолета и смотрит на осевшее, потустороннее тело с длинной фальшивой бородой и в широкополой шляпе. Ощущает запах мочи, смешанный со сладковатым густым ароматом, — похожий запах присутствовал на месте автокатастрофы, когда он был слишком напуган и не нашел в себе сил помочь вытащить окровавленные тела из машины.

Уэнделл едва шевелится. Ему не хватает воздуха. Ясно, что он агонизирует, и Прист вспоминает слова Мики о том, что этот человек «сильно ранен».

«Я просто посижу здесь. Сделаю все, что он скажет. Может быть, он умрет».

— …Робертттт… Прист…

Пистолет не то что у него в руке, но довольно близко к ней, гораздо ближе к Уэнделлу, чем к Присту.

— …ты убил… моего сыннна…

— Я не убивал.

Прист понятия не имеет, откуда у него появляется дар речи. Это равносильно тому, что солдат идет по полю боя в атаку, прямо на стреляющего противника. Единственная мысль — задержать Ная, пока он не ослабнет или пока не придет Джоуи и поможет.

— Уэнделл? Вас так зовут, да? Не знаю, кто вам такое сказал. Не знаю, думаете ли вы, что я убийца, но вы ошибаетесь, уверяю.

Мужчина передвигается еще на дюйм. Дыхание еле слышно.

— Полиция сказала, что вы считаете меня причастным. Но я никогда не работал в той школе, даже никогда в ней не был. Не могу представить, почему кто-то связал меня с тем, что случилось…

Уэнделл стонет и прижимает свободную руку к левой стороне внизу живота. Прист видит, что на одежде с этой стороны больше пятен.

— Может, воды?

Уэнделл отрицательно качает головой. Он бережет силы и не хочет воды.

Свободная рука поднимается, и в этот страшный миг Прист уверен, что сейчас раздастся выстрел. Но Уэнделл просто лезет во внутренний карман и достает из него что-то маленькое и серебристое, а затем толкает это по столу. В блеске молнии Прист видит металлический корпус магнитофона.

— Включи… запись.

Ничего хорошего. Это действительно страшно. Просто невозможно, чтобы нечто о прибылях Приста было записано на кассету. Но свободная рука Уэнделла, вся в крови, добралась до пистолета и Прист берет магнитофон и нажимает кнопку с надписью «Воспроизведение».

Он слышит слабое жужжание.

И почти слабеет сам, потому что узнает голос на пленке. Это Эйден Прайс.

«Шесть лет назад вы перешли границу и теперь делаете то же самое», — говорит Прайс.

Боже, он был у него в кабинете!

«Сажайте Арлину и детей в самолет».

Прист кричит.

Ему снова четыре года. Слезы катятся по щекам и падают на воротник. Его трясет, и он не в состоянии ни о чем думать, что-то слушать. Его мозг перестает работать.

Прист способен только на шепот.

— Пожалуйста, не делайте мне больно.

Мужчина напротив его не двигается.

Прист твердит:

— Простите меня. Простите. Простите.

Уэнделл соскальзывает чуть больше, и голова утрачивает всякое подобие жизни. Подбородок отваливается. Кухню внезапно наполняет терпкий запах свежей мочи.

— Я велел Прайсу не делать вам больно. Мне просто требовалась информация. А он решил избить вас.

Уэнделл издает свистящий звук. Это не сообщение, а испускание. Звук похож на «ссссссстт».

— Мы решили, что вы знаете больше, чем надо, о соглашении с Халлом. Мы никогда не думали, что пострадают дети. Только приостановили работы. Всего на несколько месяцев.

На пленке Прайс говорит: «Никто никогда не связывал вас…»

Рука Уэнделла падает со стола. Скрюченные пальцы висят в дюйме от пола.

— Мистер Най?

Прист заставляет себя встать. Уэнделл не двигается.

Прист медленно приближается к столу. Он дотрагивается до пистолета и тащит его к себе, подальше от Уэнделла. Невероятно, но тот еще дышит, поглощая кислород, но при каждом вдохе грудь подергивается, как газонокосилка, в которой кончился бензин.

— Ты плохо выглядишь, говнюк.

Теперь Прист злится, потому что, в конце концов, у него в руках пистолет. И нет гнева сильнее, чем гнев труса, когда он чувствует, что безбоязненно может излить его. Нет ярости большей, чем ярость человека, который в душе знает, что боится.

«Он взломал дверь. Его ищет полиция. Я просто убрал пистолет от него подальше».

— Ты ничтожество… Учителишка.

Прист никогда не нажимал на спусковой крючок, но это оказывается легко, как щелкнуть выключателем. Но выстрела нет. Только пустое щелканье металла о металл.

Прист хохочет. В пистолете даже нет патронов. Поди попробуй убить из этого.

Потом Прист делает шаг назад, потому что раненый шевелится. Невероятно, но, кажется, мужчина собирается с силами. Он отталкивает стул назад и встает. Такого не могло произойти. Присту хочется кричать.

— Трюк или удовольствие, — говорит мужчина, и голос его звучит по-другому. Это голос детектива, голос Конрада Воорта.

Другой детектив, Коннор, входит на кухню из патио.

— С днем рождения, — говорит Коннор Воорту. — А потом Присту: — Най умер в Риверсайд-парке. Руки за спину.