— Леди Харкорт пришла повидаться с леди Дейнридж, милорд, — объявил Холфорд.

Люсьен отставил в сторону бокал бренди и взглянул на каминные часы. Уже восемь. На два часа позже, чем принято наносить визиты. Мысль об этом встревожила его.

— Скажи ей, что моя жена спит и, если ей угодно, сама придет к ней завтра утром.

— Не нужно мне ничего говорить. — Из-за двери показалась худощавая пожилая женщина с седыми волосами, уложенными в высокую прическу. На ней было шелковое платье ярко-голубого цвета. — Столь позднее свидание с мужчиной считалось неприличным и в мое время, но, учитывая, что я в два раза старше вас, не думаю, что кто-то осудит меня за этот визит. Даже в такой час.

Люсьен наклонился и поцеловал морщинистую руку. Он воспользовался этим, чтобы спрятать невольную улыбку.

— Прошу вас, входите, — сказал он.

— Уже почти вошла, — пробормотала леди Харкорт, втягивая за собой длинный шлейф.

Люсьен закашлялся, чтобы не рассмеяться в голос, и пригласил бабушку своей жены сесть на диван перед камином.

— Хотите чаю? — предложил он. — Или, может быть, вина?

Она посмотрела на бокал, стоявший на его письменном столе.

— Я бы не отказалась от капельки бренди, — сказала она, с вызовом приподнимая одну бровь.

Люсьен проглотил слова о том, что леди не пьют крепкие напитки, и подал ей вина. Несомненно, она была гораздо менее привержена правилам, чем ее внучка. Поставив перед ней поднос с напитками, он сел рядом.

— К сожалению, Серина спит.

— Очень хорошо, молодой человек. Я говорила с ней несколько дней назад, сразу после вашей свадьбы. А теперь хочу поговорить с вами.

Улыбка медленно сползла с его лица.

— О нашем браке, насколько я понимаю? — спросил он, мысленно готовясь к спору.

Она сухо кивнула.

— Простите старой женщине ее ворчливость, но разве вы не могли подождать пару месяцев, прежде чем вести бедную девочку к алтарю? Несколько недель — это же просто неприлично.

Удар ниже пояса. Люсьен сделал большой глоток из своего бокала.

— Ей было опасно оставаться в своем доме. Марсден грозился ее убить.

— Он действительно опасен, но Серина могла нанять кого-нибудь для своей защиты и дождаться окончания траура.

Так как пожилая леди решила говорить прямо, Люсьен ответил ей тем же.

— Не хотелось бы затрагивать столь деликатную тему, — сказал он, подаваясь вперед, — но ваша внучка носит под сердцем моего ребенка. А я не хочу подвергать риску ни ее жизнь, ни жизнь ребенка. Думаю, вам нечего на это возразить.

Леди Харкорт вздохнула:

— Да, Серина очень дорога мне, и я давно жду от нее правнуков. Но вы сделали ее мишенью для сплетен, а ей очень тяжело смириться с этим. Все слишком сильно напоминает те скандалы, в которых была замешана ее мать.

Снова разговоры о матери. Да что это значит? Никакие сведения о ней не могли изменить его желания жениться на Серине, но все же следовало выяснить, о чем идет речь.

— Серина говорила о ней, но я совершенно ничего не знаю ни о каких скандалах.

Пожилая дама сняла невидимую пылинку со своего платья.

— Откровенно говоря, моя дочь была испорченным созданием. Думаю, я дала Абигайль слишком много свободы. Она обожала быть в центре внимания и упорно этого добивалась. — Леди Харкорт тяжело вздохнула. — Кокетство мамочки Эбби казалось просто смешным. Но когда она выросла и вышла замуж, все это превратилось в настоящий кошмар.

Люсьен нахмурился:

— Извините, но как кокетство или флирт могут стать причиной скандала?

— Она не просто флиртовала. Она буквально бросалась на шею любому мужчине, который обращал на нее хоть капельку внимания.

Люсьен понимал, что измены жены могли оскорблять ее мужа, но при чем здесь общество?

— Миледи, судя по вашим словам, поведение вашей дочери ничем не отличалось от поведения большинства дам из высшего света.

— Но все они стараются держать свои похождения в секрете, — ответила пожилая леди, расправляя кружевные отвороты на рукавах платья.

Теперь картина начала проясняться. Женщина, обожавшая всеобщее внимание и не останавливающаяся ни перед чем, чтобы получить мужчин, которых хотела. Эта женщина очень напоминала Равенну.

— И исходя из опыта своей матери, — сказал Люсьен, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику, — Серина решила похоронить свои грехи в себе?

— Вы не так поняли, — ответила леди Харкорт, качая головой. — Большую часть жизни она провела в Суссексе в обществе тетки, религиозной фанатички. В отличие от матери у нее вообще нет грехов, которых следовало бы стыдиться. И она не хотела, чтобы они у нее появились.

Люсьен отнесся к услышанному скептически.

— Извините за грубость, но разве Серина не изменила своему мужу?

— Да, и пришла в ужас от содеянного. После этого ей оставалось только молиться, чтобы ее поступок не стал достоянием сплетен. А ваша поспешная женитьба все-таки ввергла ее в гнусный скандал. Теперь о ней будут говорить, что она достойная дочь своей матери.

— Иногда правда звучит довольно гнусно.

— Уверяю вас, Серина совсем не похожа на Абигайль, — тихо, но жестко сказала леди Харкорт.

— Мне так не кажется.

— Разве вы можете отрицать, что были ее первым мужчиной?

Люсьен отвернулся, понимая, что эта женщина способна загнать его в угол своей железной логикой.

— Да, но…

— Сомневаюсь, что после этого у нее было время или желание завести еще одного любовника.

— Но эта возможность не исключена в будущем. Судя по тому, что я знаю о вашей внучке…

— Боюсь, вы совершенно ничего о ней не знаете, — перебила его пожилая женщина. — Вы, лорд Дейнридж, переносите на нее то, что знаете о своей первой жене, не так ли?

Люсьен почувствовал, как внутри у него все сжимается.

— Равенна не имеет к этому никакого отношения.

— Имеет, потому что из-за нее вы перестали доверять женщинам, — возразила она. — Серина была замужем за Уоррингтоном в течение трех лет перед тем, как встретила вас. Вряд ли ее можно назвать легкомысленной.

— Но от этого она не становится чище. Кстати, раз уж вы упомянули Уоррингтона, ответьте, как получилось, что его жена осталась девственницей? Он не интересовался женщинами?

Леди Харкорт испуганно взглянула на Клейборна. Она побледнела и торопливо поднялась с места.

— Если сама Серина не объяснила вам, в чем дело, я не вправе делиться подобной информацией.

— Подождите! — воскликнул Люсьен и тоже встал. — Если бы я только мог понять…

— Думаю, я и так уже наговорила сегодня лишнего. Я пришла просить вас оградить ее от скандалов и слухов. Мне не хочется, чтобы ей было тяжело.

Сказав это, пожилая леди ушла. Люсьен не знал, что ему думать обо всем этом. Похоже, все, кроме него, знали подробности брака Серины и герцога Уоррингтона.

А эти намеки на то, что он судит Серину, исходя из своего опыта с первой женой! Полная чушь. Как бы изящно ни выражалась леди Харкорт, ее внучка наставила своему первому мужу рога и, возможно, унаследовала от матери куда больше, чем казалось бабушке.

Конечно, Серине не нравятся сплетни вокруг ее имени, но она также умеет хорошо скрывать таящуюся в ней страсть. Он поклялся снова испытать ее чувственность, пока это не сделал кто-то другой.

Люсьен сделал еще один большой глоток бренди. На этот раз он не будет делить свою жену с другими мужчинами. Если Серине нужна страсть, она ее получит. Может быть, даже сегодня ночью.

И если для этого придется снова соблазнить ее, то пусть так и будет.

Часом позже Серина вышла в гостиную и тихо закрыла за собой дверь. Она чувствовала себя отдохнувшей, но не посвежевшей. Мысленно она постоянно возвращалась к утреннему происшествию и тем оскорблениям, которые слышала в свой адрес.

Это вина Люсьена. Если бы он не поторопился со свадьбой, все было бы в порядке. Она могла продолжать жить в своем доме. Узнав о ее беременности, люди сожалели бы, что Сайрес умер, не дождавшись наследника. К ней относились бы с симпатией, а не трепали ее имя на всех углах. Теперь же у людей может появиться сомнение в том, кто в действительности является отцом ребенка.

Но почему она постоянно думает о своем новом муже? О его улыбке, его руках, его глазах…

Взгляд Серины упал на мраморную шахматную доску, стоявшую в гостиной. Она вспомнила, как им с Сайресом нравилось проводить за шахматной партией долгие вечера.

Жаль, что его нет сейчас с ней! Она не умеет мыслить так логично, как умел Сайрес. Он бы все объяснил ей и сумел утешить.

Пальцы Серины непроизвольно коснулись фигур на доске.

— Ты играешь?

Она испуганно обернулась и увидела Люсьена. Он стоял в дверях, закутанный в длинный зеленый плащ.

Почему он всегда кажется ей таким красивым, но при этом напоминает падшего ангела?

— Я… я не слышала, как ты пришел, — пробормотала она.

— Извини, не хотел тебя испугать. Тебе нравятся шахматы? — спросил он.

— Да, я часто играла.

— С кем? С Уоррингтоном?

— Да, — ответила Серина, отворачиваясь. Как он умудряется заглядывать в ее мысли?

— И кто обычно выигрывал? — спросил он с усмешкой.

Серина тоже слегка улыбнулась:

— Всегда выигрывал Сайрес. Он был настоящим гением и не давал мне ни единого шанса.

— Так ни разу не выиграла? Ни одного раза? — переспросил он, явно поддразнивая ее.

— Один раз выиграла. Но в тот день Сайрес был очень рассеян, и я думаю, это была несправедливая победа.

— Ерунда. Победа всегда победа. Если он не мог сосредоточиться на игре, то в этом нет твоей вины. А с другими ты играла?

— Да, — ответила она, — и всегда выигрывала. Сомневаюсь, что меня может победить кто-то, кроме него.

— Ну что же, — сказал он совершенно серьезно. — Это можно проверить.

Она с вызовом посмотрела на Люсьена.

— Создается впечатление, что ты хочешь со мной сыграть.

— Да, если только ты меня не боишься.

— Естественно, нет, — ответила она, гордо поднимая подбородок.

— Какими будешь играть, черными или белыми?

— Белыми, но если хочешь, можешь ходить первым.

Он кивнул и с улыбкой сделал ход конем. Серина нахмурила брови и выдвинула вперед пешку, закрывавшую одного из слонов.

Люсьен задумался и поджал губы. Серина смотрела на него, и ее мысли постепенно снова вернулись к той безумной ночи. Она почувствовала, что начинает краснеть, и отвернулась.

Но потом снова взглянула на него. Его длинные красивые пальцы в задумчивости потирали чисто выбритый подбородок. Она вспомнила, как его руки ласкали ее тело.

— Серина? — окликнул он.

Она вздрогнула, чувствуя, как пылают ее щеки. Только бы он снова не прочитал ее мысли, молила она.

— Твой ход, — сказал он, растягивая слова.

В его голосе было столько чувственности, что у нее закружилась голова. Она нервно сглотнула. Желание ощутить его прикосновение становилось все сильнее.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил он.

Ее дыхание участилось. Неужели он все-таки умеет читать ее мысли? Или он просто знает, как действуют на нее его взгляд и его голос?

— Я думаю о следующем ходе, — ответила она как можно равнодушнее.

Уголки его губ поднялись в едва заметной улыбке.

— И больше ни о чем?

— Конечно, нет.

Она постаралась сосредоточиться на доске. Люсьен взял в руку королеву и принялся гладить фигуру медленными, скользящими движениями. Серина схватила коня и, не задумываясь, поставила прямо перед вражеской ладьей.

Люсьен усмехнулся и через мгновение ее конь стал его жертвой.

— Готова сдаться?

Он смотрел на нее не отрываясь, гипнотизируя своими зелеными глазами. Серина глубоко вздохнула, пытаясь унять безудержно бьющееся сердце.

— Конечно, нет. Это только небольшая оплошность.

— Знаешь, я хочу предупредить тебя. Если я решил что-то получить, то это будет моим, чего бы мне это ни стоило.

Их разговор уже не имел отношения к шахматам. Его глаза возбужденно блестели. Серина хотела спросить, что именно он рассчитывает получить, но потом передумала. Она знала ответ на этот вопрос.

— Я буду бороться, — сказала она.

Еще двадцать минут прошли в полной тишине. Казалось, игроков соединяли невидимые нити. Очень часто Серина смотрела не на доску, а на Люсьена, и он видел это.

— Шах, — неожиданно сказал он.

Серина удивленно взглянула на мужа. Он разбил ее оборону и на доске, и в жизни. Он приближался к ней, желая получить то, что хотел.

Она закусила губу, борясь с искушением протянуть руку и дотронуться до него. Он смотрел на нее так пристально, и в его взгляде было столько страсти, что Серина почувствовала, как у нее твердеют соски. Ее губы непроизвольно раскрылись, она снова сглотнула. Знает ли он, какой колдовской силой обладает его взгляд?

Он протянул руку, и его пальцы накрыли ее ладонь. Серина подалась вперед. Их губы встретились. Поцелуй был быстрым, но он тут же сменился еще одним, потом еще… Она почувствовала, как соскучилась по этим поцелуям, соскучилась по нему.

Темная, всепоглощающая жажда отдаться ему, казалось, вытеснила из ее головы все остальные мысли. Когда его язык коснулся ее губ, она с готовностью раскрыла их, чтобы впустить его внутрь.

Ома уже ни о чем не сожалела. От него пахло кофе, ромом и чем-то таким мужским, возбуждающим.

Она хотела Люсьена и не нашла в себе сил оттолкнуть его, когда он сел рядом с ней на диван. Поцелуи казались бесконечными и прекрасными, как небесные дары. Одной рукой она обняла его за плечо, а он медленно опустил ее на подушки. Его губы уже спустились на ее шею. Она должна была остановить его и остановиться сама, но не могла больше сопротивляться нарастающему в ней желанию.

— Господи, — прошептал он. — Одним движением ты можешь заставить меня потерять голову.

От его слов ее охватила истома. Словно почувствовав это, его рука заскользила по ее ноге. Серина застонала, когда пальцы Люсьена достигли ее лона. От его медленных ласк она начала таять, как свеча на огне. Только он мог унять этот жар.

— Люсьен, — прошептала она.

— Я знаю, — сказал он, — знаю.

Его губы снова накрыли ее рот, лишая возможности говорить. Он поднял ее юбку и быстрым движением расстегнул брюки.

— Я так хочу тебя, — сказал он.

“Господи, помоги мне!” — думала Серина. Она тоже хотела его. Хотела сильнее, чем в ту ночь, сильнее, чем пять минут назад.

— Люсьен, — позвала она, не зная, что еще можно сказать.

— Тс-с. — Он был уже на ней.

Неожиданно раздался стук в дверь.

— Ужин готов, миледи, — услышали они голос Холфорда.

Серина быстро выбралась из-под Люсьена и отпрыгнула в сторону, как нашкодивший ребенок. Господи, чем она занимается? Она обнимает мужчину, который сделал из нее посмешище для всего Лондона и которому нужны только ее тело и ее ребенок. Она почти отдалась мужчине, который считает, что она ничем не лучше своей матери.

— Его пунктуальность иногда бывает совсем некстати, — пробормотал Люсьен и направился к жене.

Она отошла в сторону.

— Серина, — позвал он.

— Миледи? — снова раздался из-за двери голос Холфорда.

— Позже! — прорычал Люсьен.

Теперь Холфорд без труда догадается, чем они тут занимались, подумала Серина. А что сказали бы в свете, если бы увидели ее сейчас? Только то, что она так же развратна, как и ее мать.

Люсьен подошел к ней.

— Пойдем со мной. Ничто не помешает нам насладиться друг другом.

Серина обхватила себя руками.

— Наслаждение? Из-за тебя, из-за твоей поспешной женитьбы я стала темой для сплетен в каждом доме. Неужели ты не понимаешь, как это ужасно?

— Леди Харкорт рассказала мне о твоей матери.

Серина гордо подняла голову.

— И ты считаешь, что я ничуть не лучше. Что при помощи нескольких поцелуев ты можешь заставить меня упасть в твои объятия. Разве не так?

— Я не знал твою мать, — сказал он, медленно подбирая слова.

— Меня ты тоже не знаешь. И я не буду принадлежать человеку, который считает меня падшей женщиной.

С этими словами она направилась к выходу и распахнула двери.

— Серина, — позвал он.

Она на секунду замерла, но потом быстро вышла из комнаты.

— Серина!

Она дошла почти до конца коридора и обернулась. Ее муж стоял, прислонившись к косяку.

— Еще ничего не кончено. Ты будешь моей.

— Ни за что, пока я жива! — выкрикнула она и бросилась в свою комнату.

Утром ее разбудила постучавшая в дверь Милдред.

— Уже восемь утра, миледи, — сказала она. — Мы с Кэффи приходили к вам в шесть, но вы так крепко спали.

Серина с трудом открыла глаза и с усталым вздохом села на кровати. Она не стала говорить служанке, что заснула всего пару часов назад. Но перед тем как уснуть, она думала о том, каким должен быть ее брак. И она доведет принятое решение до сведения своего необузданного мужа, как только увидится с ним.

Милдред помогла ей одеться. Она сказала, что Кэффи отправилась в дом герцога, чтобы забрать оставшиеся вещи.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила служанка, застегивая платье хозяйки. — Щечки у вас вроде порозовели.

Серина улыбнулась, тронутая такой материнской заботой.

— Мы все очень рады, все слуги, что вы вышли замуж за господина, — продолжала Милдред. — Дому нужна хозяйка, а лорд Дейнридж слишком хороший человек, чтобы жить без любящей жены.

Это совсем не соответствовало тому, о чем в данный момент думала Серина. “Хороший человек” силой заставил ее выйти за него замуж, почти соблазнил вчера вечером, а после этого опять исчез на всю ночь!

Она видела, как он выходил из дома в десять часов. Сначала она читала и делала вид, что ее не беспокоит, где проводит время муж. В три она заняла привычное место у окна и принялась ждать его возвращения. Когда забрезжил рассвет, Серина в изнеможении упала на кровать, проклиная Люсьена за то, что он оставил ее одну, а сам направился к какой-нибудь шлюхе.

Но почему это так ее волнует? Неужели она действительно любит его? Или с каждым днем опускается все глубже в пучину порока, следуя по стопам своей матери?

— Ну вот, так-то лучше, — перебила ее размышления Милдред, слегка припудрив ей щеки и лоб.

Серина улыбнулась служанке и спустилась вниз. Она отказалась от завтрака, желая как можно скорее переговорить с мужем. Если уж ей придется жить с ним под одной крышей, им придется еще раз обсудить все условия их интимной жизни.

Она надеялась, что Люсьен не будет против ее предложения. Где он проводит каждую ночь? Если с другой женщиной, то с какой стати он требует от нее исполнения супружеского долга?

Серина вышла в холл и встретила Холфорда.

— Скажите, где мой муж?

Глаза дворецкого были печальны.

— На кладбище Святого Георга, миледи. Он ходит туда каждое утро в это самое время.

Серина вспомнила, что муж не так давно кого-то потерял, но она не знала, кого именно. Когда он сказал ей об этом, она решила, что это кто-то из родителей, друг или близкий человек.

— Холфорд, а на чью могилу он ходит?

Слуга посмотрел на нее с удивлением.

— Разве вы не знаете, миледи?

— Нет, — ответила Серина, встревоженная реакцией Холфорда, — но хотела бы знать.

— Да, конечно, — ответил он. — Идите за мной.

Не произнося больше ни слова, он медленно начал подниматься по лестнице, пролет за пролетом. Теряясь в догадках, Серина последовала за ним.

Наконец пожилой слуга остановился перед запертой дверью и достал ключ.

— Я не знал, что господин не рассказал вам о леди Челси.

Леди Челси? Еще одна женщина? Серина заставила себя подавить порыв ревности, но выражение ее лица было настолько красноречиво, что Холфорд продолжил:

— Его дочь, миледи. В октябре ей исполнилось бы пять лет.

Серина похолодела. О Господи, его дочь!

Он оплакивал не женщину, а ребенка, своего ребенка. Боль, которую он испытал, казалось, пронзила и се саму.

— Когда? — только и смогла она прошептать.

— Примерно шесть месяцев назад, — ответил слуга внезапно охрипшим голосом.

После этого он открыл дверь.

— Почти все в этой комнате осталось таким, как и в ночь смерти леди Челси.

Дворецкий отошел в сторону, и Серина оказалась в детской. Комната была полна игрушек, на кровати чинно сидели куклы. Серина дотронулась до одной из них, изрядно потрепанной. На ее платье виднелись дыры и пятна. Наверняка она была самой любимой игрушкой девочки.

На небольшом столике лежало несколько рисунков, сделанных неумелой детской рукой. На одном красовалась ромашка с неправдоподобно длинными лепестками, на другом — зеленая клякса и подпись корявыми буквами: “Лягушонок Герман”. Еще один рисунок изображал мужчину с густыми черными волосами. В углу было приписано: “Папа”.

— Челси была очень милым ребенком. Она все время смеялась, — сказал Холфорд. — Мы все ее очень любили.

Серина положила рисунки на место. В ее глазах стояли слезы.

Теперь ей стало совершенно ясно, почему он так торопился со свадьбой. Он уже потерял дочь и не мог потерять того ребенка, которого она носила под сердцем. А она, озабоченная тем, чтобы не дать повода для сплетен, даже не удосужилась спросить его, почему он так печется об их будущем ребенке.

Она еще раз оглядела комнату, где каждая мелочь кричала о горе, которое испытал Люсьен. Она увидела странное пятно на оконном стекле. Подойдя поближе, Серина рассмотрела отпечаток детской ладошки.

— Леди Челси оставила его незадолго до смерти. Днем она ела конфеты. Когда ее не стало, господин запретил мыть это окно, — объяснил Холфорд.

Теперь Серина уже не могла сдержать слез. Бедный Люсьен! Он пережил то, что она едва начала понимать. Да, она потеряла Сайреса, который был ее добрым другом, но с каждым днем ей становилось все легче, когда она думала, что теперь он в раю. А что такое потерять ребенка, который рос на твоих глазах, сделал первый шаг, держа тебя за руку? Эта боль не сравнима них чем.

Неожиданно Серине захотелось дать Люсьену то, что он потерял, или хотя бы попытаться это сделать. Она не могла вернуть Челси, но была способна подарить ему еще одного ребенка.

— Благодарю вас за то, что вы показали мне это, — сказала она, дотрагиваясь до плеча Холфорда в знак признательности.

— Всегда к вашим услугам, миледи, — улыбнулся он.

— Когда вернется мой муж, пожалуйста, скажите ему, что я жду его в кабинете, — попросила она.

— С удовольствием, — ответил старый слуга и снова улыбнулся.