Хотя отель «Кэстл» не был столь величественным, как «Ройял», он все же выглядел довольно солидно. Ажурные железные ворота, каменные столбы со скульптурными изображениями львиных голов, широкая мощеная аллея, ведущая к портику, который можно было принять за часовню, гербы «Автомобильной ассоциации» и «Королевского автоклуба» по обе стороны парадного подъезда, балконы по всему фасаду и ни одного освещенного окна!
Билл поднялся на крыльцо. Отель показался ему безлюдным и покинутым, однако дверь растворилась, едва он толкнул ее. В холле было еще темнее, чем на улице, и очертания диванов и столов во мраке выглядели таинственно и зловеще. Справа едва виднелась лестница, и лишь на конторке дежурного администратора теплилась небольшая лампа.
Он подошел к конторке, точно такой же, как и в тысячах других гостиниц, с той лишь разницей, что здесь за конторкой не было никого. На откидной доске барьера из красного дерева лежали телефонные справочники и бухгалтерские книги, на стене висела карта графства, ячейки для корреспонденции зияли пустотой. Билл потряс маленьким медным колокольчиком, стоявшим на барьере, и прислушался. Ждал он долго. Тишину нарушало лишь тиканье настенных часов и изредка грохот грузовиков. Билл позвонил еще раз. На лестнице послышались шаги, и появился свет.
— Добрый вечер! — поздоровалась с лестницы молодая женщина и улыбнулась. Она даже показалась ему немного похожей на Мэри — высокая, смуглая, в брюках и свитере, с длинными волосами, ниспадавшими на плечи. Однако, когда она подошла ближе, Билл понял, что сходство это было очень и очень далеким. На лице у Мэри всегда было такое выражение, которое, пожалуй, точнее всего можно было назвать сдержанностью. От этого лицо ее всегда казалось таинственным, не выдававшим ее мыслей и, может быть, поэтому так нравилось ему. Лицо же этой женщины было открытым, слишком уж открытым. Совершенно очевидно, что она ничего не могла скрывать.
— Добрый вечер, — отозвался Билл. — Мне сказали, что я могу получить у вас номер… Конечно, если вы уже закрылись…
— Нет, мы еще не закрылись, но никто не может сказать почему. Постояльцев-то ведь совсем нет. — Она подошла к конторке и открыла книгу регистрации жильцов. — Наверное, муниципалитет решил, чтобы работала хоть одна гостиница в городе, и жребий выпал-на нас. Могу предложить вам любой из. ста десяти номеров. — Женщина рассеянно наблюдала, как Билл расписывается в книге, и захлопнула ее, даже не взглянув, что он там написал.
— Хотите номер пятый? На втором этаже, с балконом и ванной. К сожалению, не могу предложить вам пообедать у нас. За исключением швейцара, который спит с похмелья после встречи однополчан, весь персонал по вечерам отпускается домой, и, кроме меня, тут никого нет. Если пожелаете, я могу приготовить вам сандвичи.
— Любой номер меня вполне устроит, и я не откажусь от сандвичей, если вам не хлопотно… Выходит, что вы тут одна? Не скучаете?
— Веселого мало, но я стараюсь не поддаваться скуке. После появления у нас тут людей из фирмы «Стар констракшн» я успела уже поработать и дежурным администратором, и горничной, и официанткой, и «старшей кто куда пошлет». Сперва все это мне не понравилось, но со временем можно привыкнуть ко всему. — Женщина сняла с доски ключ от номера и, передавая Биллу, вскинула брови. — Что с вами случилось, сэр?
— Со мной? — Билл проследил за ее взглядом. Его усилия почиститься на улице оказались не слишком удачными. Левый рукав пальто покрывала грязь. — Чуть не попал под грузовик. Едва успел отскочить.
— Да? — Дежурная нахмурилась. — Эти шоферы совершенно невозможны! У них сдельная оплата, и они носятся так, словно весь город принадлежит им… Вообще-то говоря, в какой-то степени это действительно так, но хоть убейте, не понимаю, почему полиция все им спускает? Недавно один водитель задавил женщину насмерть.
— Да, я слыхал… — Билл отвернулся, но дежурная так увлеклась жалобами на шоферов, что не обратила внимания на выражение его лица.
— Просто не понимаю, почему муниципалитет мирится с поведением фирмы «Стар констракшн»… У нас в городе есть три хорошие гостиницы, не подлежащие сносу, и все они могли бы работать. Однако влачит жалкое существование только наш отель, а почему? Да потому, что фирма построила в пригороде поселок для своих рабочих и служащих. И как после этого еще можно говорить, что реконструкция порта уменьшит безработицу!
— Может быть, со временем и уменьшит. — Билл вдруг очень захотел есть, и беседа на общие темы перестала его интересовать. — Если вы не возражаете, я поднимусь в номер и умоюсь… Нет, нет, не беспокойтесь, я найду сам. Пятый номер на втором этаже? Через несколько минут я вернусь. — Он взял ключ и направился к лестнице.
Подобно городу, гостиница «Кэстл» показалась Биллу частью мертвого, пустого мира. Несомненно, что после окончания работ по расширению порта рее оживет, появятся постояльцы, но пока что все здесь казалось гнетущим и безжизненным. Ковровая дорожка на лестнице, по которой он шел, отсырела, а на перилах, прежде, наверное, отполированных до блеска, лежал толстый слой пыли. На площадке второго этажа, на треноге висела медная гильза от артиллерийского снаряда, использовавшаяся вместо гонга, но сейчас Билл, несомненно, являлся единственным жильцом, который мог услышать этот звук; венчающий треногу герб королевской артиллерии опутывала паутина. Билл глянул вдоль длинного, безлюдного коридора с рядами закрытых дверей, и на мгновение у него возникло неприятное ощущение, что, если он сейчас ударит в гонг, двери распахнутся и явятся тени некогда живших тут отпускников, молодоженов и коммивояжеров.
Пятый номер. Очень удобная комната, или, точнее говоря, комната была удобной до того, как дела гостиницы пошли на спад и обслуживающий персонал был сокращен. Кровать стояла на небольшом возвышении, у изголовья висели занавеси, обстановка представляла собой имитацию мебели эпохи Людовика XIV, белые панели поблескивали позолотой, ванная комната с массивными кранами выглядела словно пещера. Hа всем лежал слой пыли, естественный в общей атмосфере запущенности и небрежения.
Билл умылся теплой, ржавой водой и вышел на балкон. На запад, насколько можно было видел, тянулись равнины Йоркшира, а расстилавшимся I внизу город выглядел так, словно он только что подвергся налету вражеской авиации. Большая часть района вокруг рыбного порта была уже снесена, а на южном берегу вырыт огромный котлован для бетонных доков нового порта. При свете прожекторов там сновали грузовики, работали экскаваторы, и Билл снова подумал, какой большой и важный контракт заключил Норман Стар. Далеко в море, то появляясь, то исчезая, светились огни какого-то лайнера, а над громадиной отеля «Ройял», на вершине горы по-прежнему пылал знак фирмы Стара. Билл вернулся в номер, закрыв за собой балконную дверь, и спустился в вестибюль.
Дежурная уже приготовила на одном из столике тарелку с сандвичами.
— Надеюсь, вам понравятся, хотя у нас ничего нет, кроме сыра и ветчины.
— Сойдет и сыр и ветчина, — улыбаясь, сказал он. — Кстати, меня зовут Ирвин, Билл Ирвин. — За окнами прогрохотал еще один грузовик, взбиравшийся на косогор.
— Знаю. Я взглянула в журнал регистрации, пока вы были наверху. А я Кэй Соммерс…
Фамилия Соммерс показалась Биллу знакомой, но он никак не мог вспомнить, где и когда слыхал ее.
— Вам, должно быть, трудно управляться здесь с пьяницей-швейцаром в качестве помощника?
— Конечно, трудно. Днем, правда, на работу выходят еще трое служащих. Зато хозяева прибавили мне жалованье, ну, а, как известно, нищим выбирать не положено. У меня двое маленьких детей.
— Тогда, пожалуй, вы правы. А ваш муж?
— Он умер, но мы с ним развелись за два года до его смерти. Главной виновницей, пожалуй, была я. Даже детей суд постановил оставить мне только потому, что Поль ими совершенно не интересовался.
— Понимаю, как вам трудно приходится… — Билл взглянул в открытое лицо Кэй и заметил, что она пытается что-то скрыть. Грусть? Пожалуй, нет. Она говорила правду, и выражение ее лица свидетельствовало о чем-то другом — о жалости, любопытстве и еще о чем-то не поддающемся определению. — Бедняжка, — искренне посочувствовал он.
Кэй закурила, сделала глубокую затяжку, словно это могло помочь ей контролировать выражение своего лица.
— Не Кэй бедняжка, а бедняжка Билл. Мне так было жаль вашу жену!
— Вы и это знаете?!
Билл наклонился над столиком. Может быть, она видела его раньше?.. В тот вечер, когда была убита Мэри… Хотя телефонная будка показалась ему незнакомой, но, может быть, он все же побывал в Фелклифе в тот вечер?!
— Конечно, знаю. Как только вы вошли, я сразу подумала, что где-то встречала вас, но не могла вспомнить. Возможно, видела вашу фотографию на суперобложках… Мне очень нравилась ваша жена, Билл.
— Вы знали ее? — Задавая этот вопрос, Билл уже вспомнил один из протоколов, которые ему давал читать Керн. «Миссис Кэй Соммерс, вдова, двадцати семи лет, показала:…Миссис Ирвин вышла из гостиницы в половине двенадцатого вечера и отправилась на вокзал. Она хотела уже на следующий день возвратиться в Фелклиф и поэтому взяла с собой только сумочку и небольшой портфель. Я предложила ей вызвать такси, так как начинал моросить дождь, но она сказала, что предпочитает пройтись».
— Значит, вы работали в отеле «Норт-Клифф»?
— Конечно. Почти два года, дежурным администратором. Эта гостиница принадлежит той же самой фирме, и, когда «Норт-Клифф» закрылся, мне предложили перейти сюда.
Настенные часы начали отбивать одиннадцать, и Биллу вдруг померещилось, что все в окружающем мире мертво и лишь они двое еще живы.
— Пожалуйста, Кэй, расскажите о моей жене. Вы дежурили в тот вечер? Почему она передумала и решила выехать ночным поездом?
— А тут и рассказывать нечего. Все, что мне было известно, я рассказала в полиции. — Билл снова заметил, что Кэй что-то пытается скрыть. — Ваша жена проживала в «Норт-Клиффе» около двух недель. Вы же знаете, она работала секретарем у мистера Уэйна, который проживал в гостинице «Ройял», совсем близко отсюда. Там проживали многие служащие фирмы «Стар», пока не было закончено строительство поселка, куда они переехали. Ваша жена все время моталась с места на место и часто ездила на короткое время в Лондон. За день до смерти она, по-моему, вернулась из Лондона.
— Да, да, все это мне известно, но я хочу знать, как она провела тот вечер… Вы можете точно вспомнить, что она делала?
— Точно не знаю. По-моему, все было как обычно. Накануне она ездила в Лондон и вернулась к ужину. Утром побывала в конторе строительства, что возле развалин аббатства, а потом вместе с мистером Уэйном обедала здесь.
— Обедала с Уэйном? И потом решила выехать в Лондон ночным поездом, а не дневным, как намеревалась?
— Не знаю… — Кэй покачала головой. — Дайте-ка мне вспомнить… Нет, она решила это позднее. Мистер Уэйн ушел примерно в половине третьего, а ваша жена поднялась к себе в номер, чтобы собраться. Швейцара она просила заказать такси к поезду, отходящему в пять часов, и сказала, что будет ждать такси в вестибюле. Да, я припоминаю, что видела ее там. Она сидела на диване, разглядывала какой-то журнал. Потом, должно быть, сразу же после четырех, ей позвонили. Я знаю об этом потому, что сама позвала ее к телефону.
— Вы?! — Пальцы Билла сжали бокал с виски. — Кэй, но, может быть, вы запомнили голос того, кто звонил? Это не мог быть мой голос?
— Ваш? Но в таком случае, Билл, я ничего не понимаю! Если звонили вы, почему же…
— Почему же я спрашиваю об этом? В том-то и дело. В тот день я частично потерял память и до сих пор не могу вспомнить, что я делал…
— Да? Бедный вы мой! — Кэй коснулась его руки.
— Скажите мне про голос, Кэй! — Прикосновение ее пальцев было приятным, но он хотел только одного — выяснить все, что она знала. — Я имею в виду голос человека, который звонил по телефону. Был ли это мой голос?
— Это мог быть, чей угодно голос, чей угодно, понимаете? — Кэй убрала руку и покачала головой. — И вместе с тем мне почему-то показалось, что тот человек говорил с каким-то иностранным акцентом, возможно, американским. Может быть, даже это был женский голос. Тогда я не придала этому никакого значения, но после гибели вашей жены я несколько раз спрашивала себя, не изменил ли тот, кто звонил, свой голос умышленно? Мне даже подумалось, что он говорил через носовой платок.
— Изменил голос?! Вы уверены в этом? — В таком случае вопрос о том, что звонил он, исключался. Ему незачем было менять голос, он позвал бы Мэри к телефону и, несомненно, бушевал бы, разговаривая с ней. А что, если звонил Джамбо Уэйн? Его знали в гостинице, поэтому ему имело смысл изменить голос. — Вы вполне уверены в этом, Кэй?
— Не знаю, не могу сказать… Мысль об этом пришла мне в голову только после несчастья с вашей женой.
— Ну, а потом? После того, как Мэри поговорила по телефону? Как она вела себя? Нервничала, была расстроена?
— Расстроена? Что вы! Совсем нет. Она сказала, что поедет ночным поездом, и попросила меня аннулировать заказ на такси и зарезервировать ей ужин. Пожалуй, в ней можно было заметить некоторое волнение, она была чем-то взволнована и одновременно счастлива. Словно услыхала, что на ее лотерейный билет выпал крупный выигрыш.
— Счастлива и взволнована… — Все начинало становиться на свои места. — И вы разговаривали с ней перед тем, как она ушла на вокзал?
— Да. Я рассказала в полиции. Примерно без четверти одиннадцать я спросила, не заказать ли ей другое такси, но она ответила, что предпочитает пройтись. И еще добавила, что с таким настроением, как сейчас, она может пройти пешком миль сто.
— Что еще, Кэй, скажите! — Билл взял ее за руку и вопросительно смотрел на нее. — Вы не все рассказали в полиции… Скажите же мне, Кэй! Я должен все знать.
— Но это мелочь, не имеющая никакого значения. — Кэй пыталась отнять руку, но Билл не выпускал ее. — Перед тем, как ей уйти, мы выпили… Она предложила тост…
— Тост? По какому поводу?
— Да так… За ее будущее. Она сказала, что если все удастся, то ее ждет хорошее будущее и ей никогда больше не придется ни о чем беспокоиться.
— Почему вы не сказали об этом в полиции?
— Да потому… потому, что я подумала о вас, Билл. Я не знала вас, но решила, что так будет лучше. Вашей жены уже не было в живых, и я не видела смысла в том, чтобы… Билл, вы делаете мне больно!
— В чем вы не видели смысла, Кэй? Как вы думаете, почему она предложила такой тост?
— Я подумала… Мне показалось… — Выражение лица Кэй стало каким-то расслабленным, вялым. — Я подумала… Нет, не подумала, а была вполне уверена, что ваша жена отправлялась на любовное свидание…
Полночь. Холодный, сырой ветер дует с моря, и где-то далеко бьют часы. Стоя на балконе, Биль смотрел на городские руины. В открытом море, качаясь на волнах, куда-то на север пробирался пароход, а от подножия горы временами доносился грохот грузовиков.
— Стерва ты, Мэри, — прошептал он под шум ветра. — Глупенькая, алчная, маленькая стерва!
Да, именно так обстояло дело. Рассказ Кэй Соммерс подтверждал часть домыслов Поуда, однако это было еще не все. Мэри вместе с Джамбо Уэйном участвовала в этой отвратительной комбинации, и инициатором, вероятно, была Мэри. Она всегда была неравнодушна к деньгам, и, очевидно, именно она сообразила, насколько важно открытие Вицлеба и, что конкурент Стара хорошо заплатит за него.
Да, видимо, все было просто. Она рассказала Джамбо о бумагах, а он связался с конкурирующей фирмой и договорился о сумме, которая должна была обеспечить его и Мэри на всю жизнь.
Глупая Мэри! Далеко у подножия горы Билл видел уличный перекресток, где она умерла, и ему показалось, что теперь он может точно восстановить, как все произошло. Мэри хотела уехать в Лондон дневным поездом, снять копии с бумаг Вицлеба и передать их конкурирующей фирме. Никто и ни в чем не мог бы заподозрить ее, ибо обе фирмы могли одновременно и отдельно друг от друга сделать одно и то же открытие. Наверное, она считала себя очень ловкой и предприимчивой особой, но у Джамбо Уэйна имелись на сей счет, некоторые другие соображения. Может быть, она уже надоела ему, может быть, он боялся, что в случае сссры она выдаст его, а может быть, просто хотел, чтобы все деньги достались только ему. Во всяком случае, он действовал по-своему — договорился с конкурентом Стара, что тот организует хищение бумаг Вицлеба из квартиры Ирвинов, затем позвонил Мэри и убедил ее поехать в Лондон вместе ночным поездом. Несильный толчок на дорогу под мчавшийся грузовик Кеплина, и Джамбо Уэйн мог ни о чем больше не беспокоиться.
Да, Аллан Уэйн, несомненно, был убийцей Мэри, и завтра утром Билл выколотит из него правду.