Официант принес на террасу кофе. Чендлер откинулся на стуле и закурил короткую тонкую сигару.
– Да, недурственным обедом нас здесь накормили. Я все боялся, как бы наши девушки не похудели, и оставил, особенно для тебя, Френки, очень мясистую куриную ножку.
Джереми сидел с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу. Уже давно, очень давно он не чувствовал себя так умиротворенно. Первое, что он заметил, придя в отель, – это исчезновение белого автомобиля. И с ним исчезла из его жизни Макси. Навсегда.
Не открывая глаз, он шарил рукой внизу в поисках Бриджит и, найдя, погладил ее. Она ответила ему стуком хвоста по полу.
– Тебе хорошо? Мне тоже. Итак, босс, какие у нас еще на сегодня планы?
– Если ты имеешь в виду меня, то я предпочел бы обращение «лидер» или «фюрер», на худой конец «дуче». А предлагаю я вот что. Э… я предлагаю совершить автомобильную экскурсию по городу. Под руководством Исмаила, разумеется. Такую неторопливую. У вас в Англии это, кажется, называется променад. С конечным пунктом, как я уже говорил, на текстильном рынке. Как? Согласны? Исмаил может появиться с минуты на минуту. Я назначил ему на четыре. Времени у нас как раз закончить кофе, а вам, девушки, еще надо пойти и припудрить свои носики. Вот вы знаете, меня постоянно мучит один серьезный вопрос: почему женщина всегда хочет пи-пи именно в тот момент, когда уже пора выходить?
Френки пожала плечами.
– Наверное, лучше поздно, чем никогда. К несчастью, мы устроены так, что к стеночке не пристроишься. А почему, например, мужчины предпочитают делать пи-пи чаще всего на свежем воздухе? Видимо, в них просыпается животный инстинкт. Дело в том, что в своей эволюции они не слишком далеко зашли.
Чендлер улыбнулся.
– Отлично. Согласен на ничью. И пойдем все, и дружно сделаем пи-пи. Встречаемся во дворе минут через десять.
* * *
Автомобиль двигался по сравнительно широкой улице старого города, медленно лавируя между группами оживленно беседующих мужчин, женщинами в чадрах, величаво плывущими в толпе, и вечными осликами с их вечной поклажей. Рядом с Чендлером сидел Исмаил, остальные сгрудились сзади.
– Это Андалузский квартал, – пояснил Исмаил, – здесь столетия назад обосновались выходцы из Испании.
Через некоторое время он заговорил снова.
– А здесь еврейский квартал. Говорят, евреи жили здесь даже раньше, чем был построен этот город. Обратите внимание, мужчины здесь носят черные тарбуши, а женщины ходят без чадры.
После долгого петляния по лабиринту улиц, они наконец выехали на прямую немощеную дорогу. По обе ее стороны шли длинные одноэтажные строения.
– Это и есть район текстильщиков, – сказал Исмаил. – Дальше не поедем, остановимся здесь.
Они медленно пошли вдоль грязной дороги, изрытой глубокими колеями. Из открытых дверей каждого здания раздавались отрывистые ритмические звуки. Исмаил остановился у одной из таких дверей и подал знак войти. Внутри их встретил человек в белом тюрбане, надетом поверх капюшона. Он обеими руками показал, как рад видеть гостей.
Все помещение было заставлено ткацкими станками, свободными оставались только узкие проходы между ними. За каждым станком сидел ткач. Он быстро и ловко работал руками и ногами. Примерно в пяти ярдах от станка располагалась деревянная стойка со шпульками, от нее к станку шли десятки туго натянутых прозрачных шелковых нитей. Рядом со шпульками находился другой рабочий, который подавал эти нити синхронно с движениями станка. Снизу станка медленно выползала искрящаяся парча, изысканного рисунка.
– Только мастер, – Исмаил старался перекричать шум станков, – а человек, который нас встретил, и есть мастер, знает узор каждой модели. Они нигде не зафиксированы, только в его голове. Ткачи тоже не знают рисунка, который ткут. Они работают по номерам, которые задает им мастер. Пойдемте, я покажу вам готовую парчу.
Они вышли на улицу и прошли в помещение административного типа. Служащий встретил их поклоном и немедленно выложил на прилавок образцы серебристо-голубой и золотисто-алой парчи.
– Каждый кусок, – пояснил Исмаил, – имеет длину ровно три метра. Это длина кафтана. Я попрошу сейчас его показать вам шелк, специально изготовленный для свадебных одежд.
Он что-то сказал по-арабски служащему, и тот выложил кусок шелка цвета полуночной голубизны. В круге, в центре куска, как раз там, где начинается кафтан, то есть у шеи, был золотом выткан тонкий кружевной рисунок. Такой же рисунок был выткан и внизу, там, где кафтан застегивается на сотни маленьких пуговок.
Карлотта ласково погладила шелковую ткань.
– Свадебный наряд мне вряд ли окажется нужен, а вот парча… Какое вечернее платье из нее получилось бы! А впрочем, когда это еще мне доведется снова надеть бальное платье.
Она незаметно вздохнула.
Джереми исподтишка наблюдал за ней. Было видно, что она расстроена.
– Еще как доведется, – невольно вырвалось у него, – особенно если ты сошьешь себе платье из вон того, цвета серебристой морской волны.
Он указал на образец, лежащий на полке. Продавец тотчас снял и развернул его перед ними. Казалось, что по прилавку разлилось маленькое море, мерцающее в лунном свете. Джереми взял его и приложил к Карлотте.
– Это очень идет твоим чудесным каштановым волосам.
У нее перехватило дыхание.
– Это… это самый красивый материал, какой мне приходилось видеть, но… я не могу его себе позволить.
Она посмотрела на продавца.
– Сколько это стоит? Джереми запротестовал.
– Разве ты не знаешь, что спрашивать цену подарка неприлично?
Она вскинула на него сияющие глаза.
– О, Джереми! Так это подарок? Какой ты милый. Но я не смогу…
– Не говори так громко. Я еще не знаю, может быть, чтобы расплатиться за это, мне придется заложить часы.
Чендлер застонал.
– О Боже, как я посрамлен. Джереми опять впереди. Ничего, сейчас мы ему покажем. А ну-ка, Френки, взгляни на вот этот золотисто-бирюзовый. Мне кажется, он должен пойти твоим крашеным рыжим волосам.
Она бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.
– О-оо, Чендлер, дорогой! Я тебя люблю. Продолжая висеть у него на шее, она с улыбкой обернулась к Карлотте.
– Если бы нам удалось пробыть здесь чуть-чуть дольше, мы бы вытрясли из этих старых пердунов кое-что стоящее.
Та в ответ молча ей кивнула, не переставая улыбаться.
Мне бы самой хотелось бы вот так броситься на шею Джереми, поцеловать его. Но ему, наверное, противны прикосновения любой женщины, кроме его Макси. Особенно сейчас, когда они снова сошлись.
Джереми слегка нахмурился. Конечно, это хороший жест – купить лесбиянке яркую материю на платье. Но скорее всего, она предпочитает носить брюки, а, возможно, и фрак. Она же, по-моему, четко дала понять, что снова замуж не собирается. Что за чертовщина!
Он загасил сигарету и изобразил на лице улыбку.
– Давай-ка, Чендлер, подождем, пока они завернутся в эти наши бесценные дары. А потом надо скорее бежать в отель, иначе они расколют нас на что-нибудь еще. Я бы не хотел принижать романтичность момента, но, если серьезно, то мне пора выгуливать Бриджит, а то она взбесится.
* * *
Чендлер и Джереми сидели на террасе, и перед ними стояли два бокала с выпивкой. Темно-пурпурные облака, проплывающие в небе, на их глазах превратились в светло-розовые. Чендлер посмотрел на часы.
– Наши девушки что-то долго не возвращаются из похода по магазинам. Они, наверное, Исмаила умотали и не отпустят его, пока не закупят полмедины.
– Ну нет, я думаю, они обе весьма разумные. Весьма… Иногда мне кажется, что настолько разумные, что даже скучно. Хотя, Френки… очень мила.
Чендлер кивнул.
– Да. Я с тобой согласен.
Он полез в карман и извлек небольшую коробочку. Открыв ее, вытащил маленькую руку, искусно отлитую из золота. Она была подвешена на тонкой цепочке.
– Когда я был помоложе, то дарил своим подругам браслеты с бриллиантами. А когда я переставал им их дарить, они бросали меня. Или я женился на них, а они бросали меня уже потом… Эта вещица довольно старая, хотя стоит недорого… Мне кажется, что, если я куплю Френки браслет с бриллиантом, то как-то унижу ее.
Джереми рассмеялся.
– Думаю, большинство женщин не были бы против такого унижения. А что это за вещь? Какой в ней смысл? Я не раз видел здесь изображения этой руки, даже на кузовах грузовиков.
– Эта штука – талисман. Предполагается, что она оберегает от дурного глаза. Это рука Фатимы.
– А кто она, эта Фатима?
Чендлер бросил на Джереми хмурый взгляд.
– Джереми, я вижу, что образование у тебя тоже хромает. Скажу тебе откровенно: не люблю вопросы, на которые не могу ответить. Думаю, что она дочь Магомета, а что другие думают, не знаю, потому что не хочу спрашивать и, тем самым, обнаруживать свое невежество.
Он продолжал рассматривать висящую на цепочке руку. Она поблескивала в лучах заходящего солнца.
– Надеюсь, она принесет счастье Френки. Не сомневаюсь, что недавно ей пришлось перенести какое-то потрясение. Понимаешь, довольно странно, что она путешествует совсем одна. Для девушки ее возраста и круга это не принято. Они обычно путешествуют компаниями, шумными, вытворяют всякие глупости. Мне кажется, она от чего-то бежит, или… пытается что-то забыть. Не знаю. Я…
Он глубоко вздохнул и серьезно посмотрел на Джереми.
– Я намереваюсь просить ее выйти за меня замуж.
И тут же сделал рукой предупреждающий жест.
– Знаю, знаю… все знаю. И не надо, пожалуйста, напоминать мне о моих прежних женах. Учти, не так уж и много их у меня было. И, кроме того, не было у меня еще ни одной женщины, которую бы я с таким желанием хотел назвать миссис Чендлер Керк. И, пожалуйста, не смейся, услышав, что я сейчас скажу. По-моему, я в первый раз в жизни по-настоящему влюблен. Что-то в этой девушке сильно задело меня. Она ничего от меня не хочет. А все другие всегда чего-то хотели. Порой мне кажется, что и сам я ей не нужен. И тем не менее, как только мы возвратимся в Марракеш, я буду просить ее руки. Это очень старомодно звучит, но по отношению к ней мне очень хочется быть старомодным.
Представь, ты в большом людном месте, например на пляже. Вокруг тебя полно людей, и все с транзисторами, и все они включены. Ты купаешься в море звуков: на одной волне взрывы смеха, на другой – интересная беседа, на третьей – дивная музыка. Но тебе ничего этого не нужно. У тебя тоже есть приемник, и ты крутишь и крутишь ручку настройки, но так и не можешь найти свою станцию. Понимаешь, вот так бывает. А вот сейчас неожиданно я понял, что Френки – это и есть моя станция. Я наконец ее нашел, свою станцию.
Джереми внимательно его слушал.
– Я и не предполагал, что это так у тебя серьезно. Ну что ж, Френки – чудесная девушка, и я желаю тебе счастья. Марракеш… Помнишь, ты пророчествовал тогда, за столом? Ты сказал тогда, что этот город всех нас изменит, всех, кроме тебя. Ты ошибался. Первым, кто изменился под его влиянием, оказался как раз ты. Да, Марракеш… Даже не верится, что мы здесь провели всего лишь четыре дня и завтра возвращаемся назад. Эти четыре дня для меня значат очень много.
Чендлер слегка улыбнулся.
– Ты имеешь в виду Макси? Да, тебе надо было убедиться в этом самому. Никто не смог бы тебя убедить в том, какая она дешевая потаскуха. Ты бы все равно не поверил. К тому же, легко отделался. Я порой обнаруживал это только после женитьбы. Вот о Френки можно сказать определенно – она не потаскуха.
Перестав улыбаться, он снова взял золотой талисманчик.
– Я чувствую себя глупым юнцом, но, видит Бог, я люблю эту девочку.
Он поднял глаза на Джереми.
– По-видимому, где-то внутри меня находился скрытый источник любви. И вот – он прорвался. Послушай, а что у тебя с Карлоттой? Ведь она замечательная женщина.
Джереми поморщился.
– Конечно, замечательная. Лучшей мне и не надо. Но она лесбиянка. Разве ты не знал?
Чендлер чуть не подпрыгнул на стуле.
– Что? Лесбиянка? Да что ты городишь! Я голубых чую за сто ярдов. И с чего ты это взял?
– Мне сказала об этом Изобель. В общем, Карлотта делала к ней поползновения. Да она и сама почти призналась мне в этом, когда мы ночевали в горах.
Чендлер швырнул в пепельницу окурок.
– Ах, Изобель? Изобель! Опять эта зомби с белым как мел лицом. Оно у нее неживое, как у мертвеца. Глаза пустые. А голос? Голос. Лишенный каких-либо человеческих красок. И вы все прыгаете вокруг нее. Ах, эта бедная, страдающая маленькая Изобель… Чушь! Это старая и злая ведьма. Фурия, которая тщательно планирует всяческие козни против каждого, кого встречает на своем пути. Она приносит несчастье каждому. Эта Мадам Марракеш, злая фурия Марракеша. Видимо, ей зачем-то понадобилось сказать тебе эту грязную ложь о Карлотте. А ты, безмозглый дурак, ей поверил. Карлотта тогда, наверное, тебе хотела что-то рассказать о своей прошлой жизни, а ты, тупица, отравленный этой гнусной ложью, не захотел ее выслушать и интерпретировал все по-своему. Мадам сказала, разве может быть по-другому? Я уверен в этом. Карлотта лес… Да это чушь! Как только вернемся, я все вытряхну из этой Мадам, но узнаю правду. Зачем она это выдумала. Слава Богу, в мою жизнь она своими мерзкими пальцами пока еще не залезла.
Джереми жадно слушал. Пальцы крепко вцепились в край стола.
– Так ты считаешь все это ложью? Чендлер раздраженно хмыкнул.
– Если Карлотта лесбиянка, то я – педик. Понял? Я давно заметил, что в ее прежней жизни, видимо, было что-то странное. Вспомни ее поведение, когда мы впервые увидели их с Изобель. Оно не было нормальным. Да и потом я наблюдал за ней. Не похожа она на женщину, только что потерявшую любимого мужа. И к тому же…
Он пожал плечами.
– У нас у всех что-то есть в прошлом. И это, несомненно, влияет на наше поведение. Если люди не в курсе, они могут неправильно это толковать. Например, ты до последнего времени бегал и страдал по этой стерве Макси; я – опустошен своими бесконечными браками и разводами с ничтожнейшими женщинами, на которых имел глупость жениться; Малага – вся потерянная и взбалмошная, ведет себя как настоящая нимфоманка, а все потому, что в мире не нашлось ни одного мужчины, который бы ее полюбил. Все хотят только одного – лечь с ней в постель. Френки… у нее тоже есть что-то, не знаю что. Изобель? Слабая, беззащитная, тихая Изобель! Как бы не так. Да она крепче железа и не знает усталости. У этой эгоистки что-то, конечно, в прошлом темное есть. Но в этом не судьба, а она сама виновата.
Джереми слушал, медленно кивая головой.
– Как ты все это хорошо и образно представил. Знаешь, – он в упор посмотрел на Чендлера, – если все эти подозрения верны… Ну, то, что она выдумала эту грязную историю о Карлотте, то я чувствую себя способным на убийство этой женщины. Понимаешь, я ведь люблю Карлотту, люблю уже давно, буквально с первой встречи. Я только недавно это понял, но…
И он устало развел руками.
Чендлер прокашлялся.
– Все. Разговоры закончены. Девушки возвращаются.
Он с улыбкой поднялся им навстречу.
– Привет, привет. У вас такой довольный вид. Наверное, вы закупили все арабские сокровища.
Золотой амулет он быстро убрал в карман.
– Садитесь. Отдыхайте и рассказывайте. Сейчас я закажу чего-нибудь выпить. Кстати, я надеюсь, все барахло, что вы купили, поместится в одном чемодане. Завтра утром мы отправляемся в Марракеш.