Если бы это было в Англии, то дюжина летних платьев, полотняный костюм и два вечерних платья показались бы для Клэр более чем достаточным гардеробом для пребывания в течение нескольких месяцев на Святой Катарине. Но шесть недель, проведенных в климате, который вынуждает переодеваться после полудня, а затем и вечером, что неизбежно влечет за собой частую стирку, полностью изменили ее представления. Ее запас одежды, запланированный к тому же с учетом перелета в самолете, оказался поистине ограниченным.

В магазинах на набережной, по крайней мере в двух из них, продавалась одежда и ткани. Платья, развешанные на вешалках среди всевозможного ассортимента нижнего белья, детской одежды, повседневных домашних принадлежностей, были, как правило, с низким вырезом на груди, широкими и длинными, крестьянского типа юбками, которые невероятно подходили для каждой девушки с кудрявыми волосами и кремового цвета плечами, но в то же время совершенно не годились для представительниц прекрасного пола, проживавших на вилле, которые никогда бы не решились продемонстрировать подобные наряды при дневном свете. Поэтому Клэр ничего не оставалось иного, как покупать отрезы из шелка и других тканей и самой шить каждую обновку, обрабатывая при этом даже петли для пуговиц вручную. Швейная машина все еще была редкостью на острове.

Однажды утром, когда Инез с отцом были заняты какими-то статистическими подсчетами по данным, полученным из Опорто, Клэр сделала несколько покупок на побережье, а затем, как бы по наитию, проследовала по ведущей вверх улице, которая должна была стать частью новой дороги. Некоторые из домов стояли уже опустевшие, а другие плотно закрыты, чтобы спастись от пыли и грязи во время технических работ по выравниванию поверхности для дальнейшего строительства. Многие из покинутых домов были уже разрушены, и телеги, запряженные мулами, перевозили туда груды гравия и кирпича.

Именно на этом участке Клэр и повстречалась с Николасом, который сидел на обочине дороги, где работали экскаваторы, в тени под большим зонтом, прикрепленным к складному столу. Тень от солнца была необходима, но вид был довольно смешным, и поэтому, когда Клэр наконец добралась до него, она не смогла скрыть смеха.

— Может быть, это действительно смешно, — сказал он, — но я перестал думать о том, как выгляжу, когда работаю. Некоторым, подобным мне, просто хочется, насколько это возможно, избежать жары, и, черт возьми, совершенно безразлично, как выглядишь. Что ты здесь делаешь?

— Инез занята, а потому у меня появился свободный часок. Я заглянула сюда просто для того, чтобы увидеть тебя.

— Это так мило с твоей стороны. — Он при этом ласково погладил ее по плечу. — Насколько мне припоминается, тебя никогда не пугали расстояния. А жара, если не ошибаюсь, вообще не сбивала тебя с ног. И все-таки лучше присядь под мой зонт.

Николас разложил раскладное брезентовое кресло и смахнул с него пыль.

— Садись вот сюда. Оно принадлежит графу.

— О! Неужто? — она грациозно уселась и вытянула руки вдоль отполированных деревянных ручек кресла. — Это заставляет чувствовать себя особым образом. Он что, каждый день приезжает сюда, чтобы проследить, как ты работаешь?

— Мануэль останавливается здесь почти каждый день, чтобы посмотреть, как идут работы, но гораздо позднее, чем сейчас.

С игривой улыбкой добавил:

— Думаю, что он бы не стал возражать против того, что ты сидишь в его кресле.

Придавив разложенные на столе бумаги камнем, Николас извлек свой портсигар. В то время как они курили, он отвечал на ее вопросы о бригадах мулатов, занятых на строительстве, а также об использовании грейдеров и укладочных машин.

Очень важную часть сущности Николаса составляла способность вселять уверенность, а также совершенное постоянство. Он был тверд, надежен и так же непоколебим, как мосты, которые он строил. С ним также было удивительно легко общаться. После эпизода с Мануэлем около двух недель тому назад Клэр гораздо более внимательно следила за Николасом, чем раньше, но практически ничего нового не узнала о его чувствах. Он был весь сосредоточен на строительном контракте, но это совсем не означало ухода от всех житейских дел. Наезжал в Казу, чтобы выпить и пошутить со старым сеньором, проявляя светские манеры в обществе Инез, и никогда не забывал по-отечески расспросить о делах Клэр. В тридцать восемь мужчина никогда не раскрывает себя, в особенности в отношении тех, которых всегда считал очень юными и нуждающимися в своей защите. Дух его неизменного нейтралитета раздражал Клэр, но она не знала эффективного способа, как пробудить его из этого состояния.

— Сеньор Сарменто все еще волнуется, каким образом его сын управляет делами в Опорто, — говорила она между прочим. — Но конечно же он взволнован этой помолвкой, не скрывая, что это может быть совсем не любовный союз, но, как мне кажется, считает, что любовь существует только для женщин. Это семейство Матен действительно несказанно богато?

Он кивнул утвердительно:

— Они владеют огромными виноградниками и винными заводами в Доуро. Богатые семьи довольно часто вступают в межбрачные союзы.

Безотносительно она сказала:

— Интересно, а почему Инез до сих пор не замужем? Старая Энрика рассказывала мне, что у нее было несколько поклонников-претендентов, и нет сомнения в том, что она очень мила.

— Для кого открыто сердце женщины? — процитировал он с легкостью чьи-то строчки. — Я осмелюсь предположить, что ответ заключается в том, что она достаточно современна, чтобы отвергнуть замужество ради выгоды, даже если это вполне устраивает ее брата и заслуживает одобрение отца. Во многих случаях Инез истинная португалка. Например, ей все еще не по себе, если она оказывается наедине с мужчиной…

— Но не с тобой! — прервала его Клэр.

Николас усмехнулся, но глаза его оставались грустными.

— Откуда тебе знать? Ты же не присутствовала при этом! Возможно, мой возраст является достаточной гарантией безопасности.

— Ты сам все усугубляешь! Мне бы очень хотелось, чтобы ты прекратил постоянно повторять о том, что ты безнадежно постарел.

— Если сравнивать с тобой и Инез, моя дорогая, то это действительно так. Но существует одна вещь, в чем ты можешь быть уверенной, Клэр, моя радость.

Он смахнул комара с ее руки.

— Даже если мне удастся избежать женитьбы, в моей жизни всегда будет царить любовь, а потому я никогда не стану законченным холостяком.

— Ты так мил, — сказала она искренне.

Неохотно она встала, потому что с Николасом можно было себя чувствовать совсем расслабленной.

— Мне снова необходимо идти к учебникам.

Он взял ее под руку и прошел вместе с ней небольшое расстояние вдоль дороги.

— Между прочим, Клэр… относительно пятницы…

— Я надеялась, что ты не вспомнишь об этом, — сказала она.

— Я еще ни разу не забывал твоего дня рождения. В этом году я хотел бы, чтобы у тебя был в связи с этим прием.

Она решительно покачала головой:

— Нет. Это очень любезно с твоей стороны, Николас, но это не так легко организовать. Мне бы хотелось, чтобы в семье Сарменто никто об этом не узнал, я всего-навсего нахожусь у них на службе.

— Не глупи, они совсем не считают тебя таковой.

— Это правда. И тем не менее, пожалуйста, никаких приемов.

— Ну что же, хорошо. Я полагаю, что, соответственно местным нормам приличия, я даже не имею права пригласить тебя к себе в бунгало на обед. Но знаешь, что я скажу тебе. Я смоюсь отсюда в три тридцать, а ты приедешь ко мне на чай в четыре. Мы устроим прием на двоих.

Так они и договорились, и когда наконец Клэр распрощалась с ним, ей пришлось поторопиться. Но Инез не сделала ей замечания за опоздание, а старый сеньор приветствовал приглашением составить им компанию на веранде, где они пили кофе со сладким бисквитом. Занятия начались уже во второй половине дня.

Однако в послеобеденное время в пятницу фортуна была явно не на стороне Клэр, которая, спустившись вниз без четверти четыре, обнаружила, что Инез, отдохнувшая во время сиесты, приветствовала своих гостей, соседских женщин. Они наносили визит, чтобы провести время и поболтать за холодными напитками со льдом. Естественно, что все ожидали, что Клэр присоединится к их компании. Она, соответственно, несколько задержалась в зале для приемов, улыбнулась каждой из приглашенных, использовав при этом несколько предложений на великолепном португальском языке. Но внутри ее возрастало волнение.

Разумеется, она могла послать записку Николасу, он понял бы ее трудности, хотя, разумеется, чувствовал бы себя разочарованным. Господи, неужели не существовало какого-то способа сбежать? В конце концов, послеобеденные часы считались свободными от занятий, а сегодня был, кроме всего прочего, ее день рождения!

Она решительно пересекла комнату и тихо сказала Инез:

— Вы не будете возражать, если я уйду? Я еще до этого пообещала сходить на чай к другу.

Темные глаза широко смотрели на нее, а затем ресницы опустились.

— К другу? В одной из этих вилл?

Клэр чертыхнулась про себя. Инез должна была бы четко знать, что у нее ни с кем из португальцев нет таких отношений, когда можно ходить к ним в гости. Но если ей хочется, чтобы все было написано черным по белому, пусть получает свое.

— Николас пригласил меня на чай, — сказала она смело.

Легкая пауза.

— Ах да, на чай по-английски, — сказала Инез. — В таком случае ты непременно должна пойти и провести с ним счастливые часы. Адьё!

Чудовищное подобие дня рождения, подумала Клэр, когда наконец выбралась на мощеную дорогу. Ни тебе добрых пожеланий, ни даже поздравительной открытки от подруги, как это бывало в прошлые годы. Но ее это в общем-то не слишком огорчало, потому что предстояла встреча с Николасом. А теперь с самого начала эта встреча была омрачена, потому что Инез, в результате стечения случайных обстоятельств, оказалась уязвленной и теряющейся в догадках. Но самое худшее состояло в том, что Клэр в сложившейся ситуации была совершенно беспомощной.

И все-таки хвала небу за Николаса, даже если он был причиной страданий Инез. Он встретил ее на узкой веранде, поцеловал в щеку и обнял за плечи.

— Двадцать два, — сказал он. — Не могу поверить в это. Ты к тому же становишься прехорошенькой.

— Становлюсь? — переспросила она, взглянув на него с озорством.

— Да, это случится, когда ты влюбишься по-настоящему. Любовь положит конец всем этим утонченным твоим чертам, и она, несомненно, вырвется наружу через твои глаза, и все это увидят. Ты относишься именно к этому типу людей.

— Если мне захочется сохранить это в секрете, то я постараюсь быть очень осторожной, если ты будешь поблизости.

В гостиной весь стол был уставлен блюдами с португальскими пирожными и сладостями, покрытыми сахарной глазурью, а цветочная ваза едва вмещала небольшие оранжевые и желтые маргаритки.

После чая он застегнул вокруг ее запястья янтарный браслет. Гладкие овалы янтаря были соединены изящными кольцами из серебра, а застежка представляла собой серебряный бутон с небольшими топазами. В ответ на ее восхищенные восклицания он просто рассмеялся, сказав, что, видимо, было бы лучше преподнести ей носовые платки.

— Женщине позволительно получать драгоценности от своего отца, брата, жениха или мужа, — заявил он. — Видишь ли, у тебя никогда не было кого-нибудь, кто бы приближался к тебе по статусу брата ближе, чем я, дорогая моя, а потому я решился воспользоваться этим фактом. Янтарь очень подходит тебе по цвету.

Дни рождения обычно представляют собой семейные праздники: они говорили о Сассексе и первом визите Клэр в театр в Лондоне, как она при этом всего боялась и как была всем восхищена. После этого слушали патефонные пластинки, которые оба любили, а около шести он проводил ее до Казы и простился у ворот.

Светлая грусть охватила Клэр — частично из-за музыки, а частично из-за ностальгии по простому, бесхитростному существованию, когда она принадлежала себе полностью, пока не приехала на Святую Катарину. Но вдруг все переменилось в одночасье, и у нее пропало всякое желание печалиться, наоборот, ей нужно быть безгранично благодарной за то, что она все-таки здесь оказалась.

Потому что в холле с явным намерением попрощаться перед уходом стоял Мануэль де Кастро — в кавалерийских бриджах, легкой куртке и до блеска начищенных красно-коричневых сапогах; по всей вероятности, он добрался сюда, объехав город стороной. Его лошадь, видимо, была привязана где-то за садом.

Граф повернулся и поклонился ей без всякого проявления враждебности.

— Добрый вечер, мисс Уиндхем. Надеюсь, что у вас все в порядке? Я только что просил Инез и ее отца приехать на денек в Кастело отдохнуть и позагорать на пляже. Хотел бы, чтобы вы приехали тоже.

Клэр почувствовала, что у нее на мгновение остановилось дыхание.

— Это доставит мне большое удовольствие. Благодарю вас, сеньор.

— Николас, к сожалению, должен завтра проследить за ремонтом своего оборудования, но я скажу ему, чтобы он к нам подъехал после обеда.

Мануэль снова поклонился — сначала Клэр, а потом сеньору Сарменто.

— До встречи, сеньор… Мисс Уиндхем.

Он удалился своей размашистой, упругой походкой, а Клэр осталась, смущенно глядя в тусклые глаза старого человека.

— Вам нужно сегодня как следует выспаться, — сказал он. — Эти спортивные игры в Кастело могут довести до изнеможения, и лучше всего начать их свежим и полным энергии. Что касается меня, — продолжал старик, саркастически пожимая плечами, — то я буду сидеть и наблюдать за другими и, по всей вероятности, изредка дремать. Старому человеку все позволительно.

Она приложила усилия, чтобы голос ее звучал вполне ровно.

— И в какое время мы должны выезжать?

— В десять часов. Судя по тому, что Мануэль объяснил мне, это будет нечто вроде домашнего мероприятия на двадцать — тридцать человек.

Лучше всего было бы, сказала себе Клэр с нежданным волнением в груди, если бы гостей было как можно больше. Сегодняшнее поведение Мануэля было сдержанным, но весьма приятным.

Вслух же она сказала:

— Вам вряд ли стоит оставаться на ногах так долго, сеньор. Пожалуйста, возьмите меня под руку, и мы пройдем в прихожую.

Усадив и оставив старого сеньора с его газетами, она поднялась в свою комнату.

Клэр не виделась с Инез до самого вечера, пока они не собрались втроем за ужином. Переодеваясь, она решила надеть браслет и, несмотря на то что день уже практически прошел, откровенно объясниться: «Видите ли, сегодня у меня день рождения. Николас помнил об этом и настоял на том, чтобы мы устроили маленький праздник — чай вместе с ним и подарок ко дню рождения. Он мне как брат…»

Но Инез оставалась погруженной в свои мысли. Было совершенно очевидно, что ей не хотелось затрагивать в разговоре тему о Николасе. Подобно своему соотечественнику Мануэлю де Кастро, она была совершенно непредсказуемой.

На следующее утро смех и громкая речь слуг, раздававшиеся по всему саду, долетели до балкона Клэр. Их отпустили на весь день до самого вечера, да еще к тому же и на всю субботу! Кроме того, если граф устраивал прием, то он, как правило, присылал фляги с вином и большие корзины с едой для пира всех жителей побережья — таков был его обычай. Чудесное время предстояло им провести, обильно есть и пить, и ничего не делать при этом!

Лючия, наполняя водой ванну и развешивая чистые полотенца, с одобрением щебетала:

— Когда граф устраивает прием, то все счастливы. Это бывает не часто, может быть, два раза за время всего его пребывания после очередного приезда на остров, но для всех это превращается в настоящий праздник. Поистине это будет чудесный день!

То был поистине чудесный день. Клэр выпила кофе, приняла ванну. После серьезных раздумий решила надеть белый полотняный костюм с нежно-розовой кофточкой из шифона и белой соломенной шляпкой.

Инез оделась в платье зеленого цвета, коричневую шляпу и туфли того же цвета. Ее отец в элегантном пиджаке и бледно-серых фланелевых брюках со своим беретом, надетым под невероятным углом, выглядел исключительно симпатично. Это, по его словам, был первый выезд из Казы за последние три месяца. Он собирался повеселиться вволю.

Стоявший на самой вершине горы, Кастело представлял собой в лучах солнца поистине праздничное зрелище. С двух башен свешивались флаги, а по лужайкам разгуливали живописно разнаряженные люди, которых было если не пятьдесят, то, во всяком случае, не меньше тридцати.

— Все виллы опустели сегодня, — сказала Инез довольным тоном. — Боюсь, мы будем последними, потому что все уже съехались. Вот именно таким и должен быть замок — не заброшенным и тихим, но сверкающим, переполненным людьми, шумным от смеха, пропитанным гостеприимством.

— Я повторюсь, — ответил ее отец своим глубоким насмешливым голосом, — что к вечеру весь остров будет слишком усталым от этого благодушия. Все, что ты говоришь, Инез, это для романов. Жоао, притормози, сворачивай прямо во двор. Мне кажется, я вижу графа, направляющегося к нам навстречу.

Мануэль, весь в белом, с черными волосами, открытыми солнцу, шел к ним навстречу, улыбаясь, как мог улыбаться только он. Граф помог выйти из машины сначала Инез, затем Клэр и в заключение предложил помощь старому сеньору. Автомобиль отъехал под тень высоких деревьев, где уже стояли припаркованные машины.

— Так приятно видеть вас в добром здравии, сеньор, — говорил при этом Мануэль. — Но, для того чтобы окончательно окрепнуть, вам следует быть очень осторожным и во всем слушаться доброго доктора Гомеса. После того как для начала мы все немного перекусим, вы спокойно отдохнете, в то время как эти юные создания продемонстрируют свой ум и сноровку в теннисе или гольфе. Донья Фелипа намекнула, что намерена сразиться с вами в шахматы. Должен предупредить вас, мой друг, что ее внимательность значительно улучшилась, а огонь решительной схватки горит в ее глазах.

Сеньор Сарменто весело улыбнулся.

— Меня еще никто не побеждал. Посмотрим, что будет с доньей Фелипой!

Медленно, с учетом возможностей старого сеньора, они проследовали через коридоры Кастело во внутренний сад, расположенный в задней части замка. Здесь все было очень мило. Белые столы на металлических основаниях стояли под деревьями, и армия слуг в белой одежде уже была готовой к тому, чтобы подавать кофе со льдом, разноцветные сиропы и вина; повсюду были расставлены блюда с самым разнообразным ассортиментом сладких пирожных и печений, изготовленных в кухнях замка.

Усадив всех за одним столом, Мануэль сказал:

— Поскольку вам недостает одного мужчины, я сяду с вами.

И занял кресло между двумя дамами.

Вероятно, это было совсем случайно — крона ветвей, покрывавших тенью их стол, была недостаточно широкой, чтобы разместить два стола, а потому они оказались на некотором расстоянии от ближайших соседей. Другие столы были расставлены довольно близко друг к другу, позволяя переговариваться, а этот находился в некотором отдалении, словно специально приготовленный для графа.

Музыка разливалась, как сверканье по поверхности ручейка, то усиливаясь, то почти замирая. Когда наконец стало ясно, что музыка кончилась, все дружно зааплодировали.

Мануэль склонил голову в сторону Клэр. Его глаза были, как обычно, насмешливы, но очень доброжелательны.

— Это очень приятная мелодия, она производит весьма сильное впечатление на сентиментальных людей, — произнес он с легким акцентом на последних словах. — Это произведение называется «Минха флора» — «Мой цветочек» — и было написано многие годы тому назад неким глупцом, который был очарован красотой одной женщины. С тех пор эту музыку играет и поет множество других людей.

— А почему вы считаете, что этот человек был глуп? — спросила Клэр, имитируя свойственную именно ему решимость.

— Потому что все, кто влюблен, глупы. Вы должны были это заметить. Любовь — это милое безумство, у которого есть свое лето и своя осень. Вы, конечно, не согласитесь с этим, но мы не станем спорить.

С милой гримасой на губах он спросил:

— Вы находите виноградный сок освежающим?

Оркестр снова заиграл, на этот раз португальский танец, и Мануэль обратил внимание на Инез. Его рука небрежно лежала на столе, загорелая, безукоризненной формы, с тем же неизменным кольцом, на котором, как теперь могла рассмотреть Клэр, был фамильный знак де Кастро. Можно было вообразить эту руку сокрушающей… или, возможно, ласкающей.

Немного погодя Мануэль поднялся. С чарующей легкостью, неотделимой от его личности, он быстро разыскал преклонных лет компаньона для сеньора и двух молодых людей, чтобы составить компанию Клэр и Инез. Пары разошлись в разные стороны. Клэр и ее сопровождающий прогуливались под деревьями, восхищаясь мощной каменной кладкой старого замка в окружении кипарисов и магнолий на фоне яркой голубизны неба. К тому времени, когда они возвратились во двор, большинство гостей разбилось на группы, одни играли в гольф, другие — в теннис, третьи ловили рыбу в текущих поблизости горных ручьях, а остальные просто сидели в удобных креслах, мирно наблюдая за тем, что происходило поблизости от них.

Клэр предпочла плавание, при этом ее согласился сопровождать один из юношей. Договорились, что она заберет купальник из машины и они встретятся здесь через десять минут, а затем отправятся к берегу.

— Вы будете плавать в бассейне, — твердо произнес Мануэль, когда она повернулась, чтобы идти к машине. — Волны сегодня слишком большие. Плавать довольно опасно, даже для очень сильного и умелого пловца.

— Я плаваю вполне хорошо. К тому же мне нравится бороться с морем, — ответила она, но без вызова, потому что сегодня ей даже хотелось, чтобы он командовал.

— И тем не менее вы будете плавать в бассейне, — произнес он, как бы завершив спор; позвал слугу, который должен был показать мисс Уиндхем, где она могла переодеться.

Бассейн, хотя и созданный трудом людей, был окружен дикими растениями и кустарниками и к тому же имел совсем не стандартную форму, являя собой скорее небольшое изумительное озеро. Плавая в бассейне, где уже находилось не менее дюжины других любителей воды, Клэр размышляла о том, пользовался ли когда-нибудь этим водоемом Мануэль или в основном зеркальная нетронутая поверхность отражала деревья и небеса. Перевернувшись на спину и закрыв глаза от яркого солнечного света, она почему-то представила другие замки, находившиеся в Португалии, и особенно тот, в Синтре, где, вне всякого сомнения, в дворике тоже был бассейн. А когда Мануэль устраивал там развлечения, то наверняка приглашал к себе группу своих друзей, принадлежавших к более утонченному кругу. «Любовь, — сказал он только что с загадочной улыбкой и раздумьем, — всего-навсего милое безумство, у которого есть свое лето и своя осень». Видимо, все это объяснялось его собственным опытом, и скорее всего с очень многими женщинами. В его возрасте можно было вполне испытать радости с самыми различными партнершами.

Вообразив одну из его любовных связей, она испытывала невыразимую муку. Эти руки обнимали чье-то женское тело, плечи, скользя по ним и сжимая с чувственной опытностью, его рот, даже во время акта любви иронический и холодный, сливался с другим ртом в совершенно бесконечном поцелуе. Только ему было дано знать цену полудикого объятия, произнесенного в полузабытьи страсти слова. Незабываемый, разбивающий сердца любовник.

После этой воображаемой оргии, равносильной самоистязанию, Клэр оказалась почти последней среди тех, кто выбрался из бассейна, а к тому времени, когда она переоделась, блюда и другие принадлежности для полуденной трапезы уже несли на поляну, где до этого играли в гольф, а также на берег моря. Клэр разыскала Инез, которая сидела в кресле под деревом и наблюдала за игрой в теннис.

Они вместе пошли к столу, где их ожидали овощи, блюда с жареной и запеченной рыбой, холодные цыплята и нарезанное мясо, изысканные салаты, небольшие горки разрезанных свежих фруктов, политых сладкими кремами, всевозможные сыры и невероятное изобилие вин. Поодиночке, а в некоторых случаях и парами гости, насытившись, расходились в разные стороны, чтобы предаться после сытной еды сиесте.

Все, кроме Клэр.

В этой части площадки не осталось никого. Клэр полулежала в садовом кресле, вытянув ноги, скрестив их перед собой. Солнце было просто беспощадным, и вскоре под тентом стало жарко, как в духовке, и она почувствовала, что ее глаза смыкаются.

— Вам было бы намного удобнее в помещении, сеньорита.

Голос проник ей прямо в сердце. «Сеньорита» обожгла ей щеки и вызвала невольную улыбку на губах. Она выпрямилась и устремила на него взгляд. Всю сонливость как рукой сняло.

— Я наслаждалась полным покоем. Даже птицы, казалось, удалились на свою сиесту.

— Они такие, эти птицы… Они порой бывают очень мудрые. Я надеюсь, что не слишком нарушил ваш покой?

— Нет, конечно же нет. — Она ответила слишком поспешно, но это вряд ли могло иметь какое-то значение. Было вполне позволительно проявить скромную признательность по отношению к пригласившему тебя хозяину.

Мануэль аккуратно приподнял брючины и опустился в кресло рядом. Его запах, главным образом розовой воды, хотя и с некоторой примесью табачного дыма, донесся до ее ноздрей.

— Мне пришло в голову, — сказал он, — что вы умышленно уединились… ожидая кого-то.

— Ожидая? — удивилась она поначалу. — Вы имеете в виду Николаса?

Улыбающийся и дружелюбный, он был теперь гораздо более доступным.

— Вы снова за свое! Умоляю вас…

— Нет-нет, сегодняшний день не для острых слов и нахмуренных лиц, — согласился он.

Она решила прибегнуть к испытанному способу, переменив тему разговора:

— А куда подевались игроки в гольф и рыбаки с горных ручьев?

— Если у них достаточно благоразумия, то они тоже отдыхают. Нет никакого смысла тратить энергию во время жаркого полудня. В четыре возобновятся игры, в которых вы можете принять участие.

— Я еще не видела вашего пляжа.

— Так в чем же дело? Поскольку поблизости нет строгих мамушек, чтобы осудить нас, давайте выкурим по сигаретке, после чего спустимся на берег и я покажу вам пещеры.

Клэр показалось, что время остановилось. Она курила и слушала его случайные замечания, отвечая изредка, и думала, каким он был загорелым и исключительно красивым.

На пути вниз, к берегу, его пальцы легко касались белого рукава ее одежды. Было легко понять, почему первый де Кастро на Святой Катарине выбрал именно это место для своего замка. Возвышенности справа и слева создавали естественное укрытие от господствующих ветров и формировали залив, в котором шхуна могла спокойно бросить якорь, а малые суда — без всякого труда причалить к берегу.

Мануэль скользнул взглядом по белому костюму и белым туфлям Клэр.

— Пещеры находятся здесь, прямо за поворотом, около мыса. Ничего не поделаешь, но придется преодолеть скалистый участок, который при таком море будет, несомненно, мокрым. Следуйте за мной по пятам, ступайте буквально шаг в шаг и, конечно, не торопитесь.

Клэр уже была готова заверить его, что взбиралась по скалистому берегу острова, как одна, так и с Николасом, но вовремя сдержалась. Ничто не должно было испортить этот час с Мануэлем, который так трогательно и великолепно волновался за нее. Она должна все сделать так, чтобы никоим образом не рассердить его. А потому кивнула и последовала за ним. Были блаженные мгновения, когда он протягивал ей руку и помогал перескочить на очередной камень, а однажды поддержал ее, когда она оглядывала меняющийся вид.

Входы в пещеры — а их было три, примыкающих друг к другу, — размыло бурным морем. Пол был песчаным, а скалистые стены — зеленого цвета. Постепенно пещера сужалась в тоннель, который начинал подниматься вверх, и тусклый свет свидетельствовал о том, что он проходил в черной скале под мысом. Воздух был заметно прохладным.

— Дальше не пойдем, — сказал Мануэль. — Потребуется фонарь. Эти проходы в свое время вели в старый замок, но несколько лет назад мы перегородили их с помощью взрыва, и теперь они наглухо закрыты.

— А почему вы это сделали?

— Кое-какие гости — два моих молодых университетских друга — в поисках приключений отправились по этим ходам. Один из них сломал себе ногу, и стоило невероятных усилий вытащить его оттуда. Были неприятные случаи и до этого, и оставалось единственное средство помешать глупцам уродовать себя.

Клэр вернулась с ним к широкому выходу из пещеры.

— Наверно, существует множество историй об этих пещерах — контрабандисты и все такое прочее?

Он пожал плечами:

— В большинство из них трудно поверить, но имел место случай, пересказанный в поэме одного моего предка, который, может быть, произошел на самом деле.

— Расскажите мне об этом.

— А история такова. Один английский пират сел на португальский корабль и похитил дочь знатного человека. За ним была организована погоня, но он пришвартовался здесь и скрывался вот в этих пещерах вместе с девушкой. Они проследовали по тоннелю и дошли до замка, где пират вскоре был схвачен отцом девушки, который пристал к берегу с другой стороны острова, там, где теперь находится порт. Отца звали Эдмундо Ренато де Кастро.

— Боже милостивый! И что же было дальше?

— Если бы пират принадлежал к другой национальности, его бы, несомненно, уничтожили по обычаям тех времен. Но португальцы и англичане были тогда старыми союзниками на морях, а потому англичанину разрешили сесть на корабль и уплыть. Поэма, — завершил он с иронией, — говорит о том, что девушка безутешно проливала слезы по удалявшемуся от берега пирату, однако семейные хроники свидетельствуют, что в возрасте двадцати лет она вышла замуж и со временем родила четверых детей.

Клэр смотрела на него, на его слегка искривленный в усмешке рот, на намек презрения в его глазах.

— Подобные истории не для циников, сеньор, — сказала она. — Мне же она понравилась.

— Я знал, что вам понравится. Именно поэтому ее вам и рассказал.

Выражение его лица при том, как он вслух рассуждал об этом, было отчужденным.

— Циник, сеньорита, это человек, который хорошо знает, что стоимость многих вещей гораздо выше их ценности.

— Это к тому же еще и человек, который многое теряет оттого, что не доверяет людям.

— Вы имеете в виду женщин. Я бы очень хотел поверить в существование женщины, которой можно было бы полностью доверять!

Он щелкнул пальцами.

— Вы можете мне сказать, чтобы я забыл о себе, чтобы я влюбился. Но даже милейшая женщина становится беспощадной, если рядом с нею появляется мужчина, влюбленный в нее настолько безумно, что готов забыть о себе самом.

Почти умоляя его, она произнесла:

— Но это же совсем не соответствует истине. Женщина любит с таким же отчаянием, как и мужчина, и даже более глубоко. Любовь проникает во все поры ее существа, в то время как мужчина принадлежит наполовину ей, а вторая половина отдана работе.

Его улыбка была несколько озадаченной, но в то же время сосредоточенной.

— Кажется, вы долго над этим размышляли, а может быть, вы пришли к этому выводу через собственный опыт?

— Я уже не ребенок, сеньор. — Она бросила на него гневный взгляд.

— Чуть-чуть побольше, вероятно, как по годам, так и по разуму.

После этой загадочной фразы он повернулся и направился по валунам в обратном направлении, и Клэр ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Сейчас без четверти четыре, — сказал он. — Нам нужно подняться в Кастело.

Сожаление, как и радость, проходит так быстро; получая радость, каждый должен думать, что она не вечна. Дорога вела в гору и была полностью предоставлена солнцу. Извинившись, Клэр сняла свой жакет и с наслаждением подставила спину ветру, продувавшему ее шифоновую блузку.

— Вполне разумно. Давайте я понесу ваш жакет.

Он взял его в руки и наклонился, почти касаясь ее руки, внимательно рассматривая ее браслет.

— Тонкая работа, а завершение украшения просто прекрасное. Как вам удалось повстречаться с Артуро?

— А кто такой Артуро?

Он поднял голову и пронзительно посмотрел ей прямо в глаза.

— Это его работа — полированный янтарь, а серебро так деликатно подобрано к руке. На острове нет больше мастера, который бы мог создать такое великолепное изделие. Вы же не купили это в магазине?

Клэр отрицательно покачала головой в ответ. Необходимость давать какие-то объяснения, бессмыслица всего этого сделали ее на какое-то время беззащитной.

— Это подарок, сеньор. Я никогда не слышала об Артуро.

— Подарок? — он повернулся в сторону тропинки, холодно комментируя: — Это очень ценный подарок. Янтарь смотрится очень хорошо на бледной коже, и у вас очень узкое запястье, что подчеркивает тяжесть украшения. Николас это прекрасно понял. Он наблюдателен и благоразумен.

А вы подобны острой сабле, подумала она с ядовитой неприязнью, следуя по дорожке рядом с ним. Любая попытка продолжать обсуждение сути вопроса с Мануэлем становилась бы оскорбительной и совершенно безрезультатной, поскольку он уже говорил о планах на оставшийся вечер.

Вскоре они уже были совсем близко от двора, заполненного гостями. Еще издали Клэр могла видеть Николаса, стоявшего у балюстрады с Инез. Мануэль тоже их увидел, потому что произнес с подчеркнутой вежливостью:

— Мне ваше общество доставило огромную радость сегодня в послеполуденное время. Я хотел бы надеяться, что вам тоже было приятно. Надеюсь, что вы не будете возражать, если я провожу вас к вашим друзьям?

— Конечно нет, — ответила она жестко.

— Хочу, чтобы вы не забыли, — сказал он, легко накидывая жакет ей на плечи, — что после коктейля, который начнется в пять тридцать, вся остальная публика начнет постепенно разъезжаться по домам. К шести тридцати большинство из них уедут. Но вы и Николас вместе с семейством Сарменто — мне это доставит особое удовольствие — останетесь до конца, чтобы распроститься.

Странная слабость вдруг разлилась по всему телу Клэр. Она замедлила шаг, почти остановившись, подняла к нему голову:

— Вы… вы покидаете остров, сеньор?

— Да. Все уже готово. Я отбываю в Португалию на самолете завтра на рассвете.

— Но принятое вами решение несколько… неожиданно?

— Оно не так уж неожиданно, я давно собирался это сделать. Я здесь почти пять месяцев, что действительно совершенно неожиданно. В Синтре и Лиссабоне мне предстоит заняться неотложными делами.

Казалось, что вся ее жизнь пронеслась перед глазами, но ей следовало хранить спокойствие и любой ценой соответствовать его сдержанности и очевидному отсутствию чувств.

— И на какой срок вы уезжаете?

Его жесты были отчужденными, а речь — лишенной эмоций.

— Возможно, месяцев на шесть, а может быть, и на более длительный срок. В Синтре предстоит сделать очень многое, особенно в этот период года, и многие проблемы ожидают моих немедленных решений.

Прошла почти минута, прежде чем она сказала, как бы между прочим, почти в полном оцепенении:

— Это полная неожиданность, сеньор. Я сама собираюсь уехать отсюда через два или три месяца. Мне кажется, сегодня был последний день нашей встречи и мы больше никогда не увидимся.

— Это вполне вероятно, — отозвался он без особой вежливости. — Я вам не объяснил заранее, что сегодняшний прием будет в форме прощания, потому что посчитал, что осведомленность об этом может омрачить радость встречи. Временная разлука не должна считаться несчастьем, но некоторые из друзей склонны превращать ее в таковое.

Тем временем они поднимались по лестнице живописного двора.

— О, Николас! Наконец-то ты избавился от своих машин. Я, в свою очередь, вручаю тебе твою подопечную, которая сделала для меня более радостными часы, проведенные после ленча. Чуть позднее я собираюсь пригласить тебя, мой друг, на теннисную площадку!

Клэр не смотрела, как Мануэль общался в толпе с другими мужчинами и женщинами. Она улыбалась Николасу и Инез, отвечала на вопросы друзей, а затем направилась в Кастело, поднявшись по богатым, в стиле барокко лестницам, прошла по коридору в один из самых больших, великолепно выложенных плиткой туалетов. Умылась и привела в порядок лицо, причесала красно-золотистые волосы и переложила чистый платок из сумочки в карман. Прислонилась лбом к прохладной поверхности стены и пожелала про себя, чтобы все это скорее кануло в пучину забвения, и хотя в голове наступило прояснение, в сердце время от времени ощущались острые уколы льдинок.

Внизу, в главном зале, слуга поклонился ей и попросил пройти с ним в малый салон, где был приготовлен чай. Там находился Николас, а Инез разливала чай из тяжелого серебряного чайника. Старый сеньор сидел со всеми вместе, но пил только кофе, разбавленный коньяком; он устал и одновременно был счастлив, многословно описывая хитрые ходы, с помощью которых он победил в шахматном сражении донью Фелипу.

Медленно ползло время. Клэр не пошла смотреть теннисный матч между Николасом и Мануэлем, оставшись в другом, более обширном салоне с журналом, открытым на коленях, и сигаретами, лежавшими рядом на столике.

Салон постепенно наполнялся людьми, появились напитки и закуски. То там, то здесь раздавался смех и звучала речь о дне, проведенном в играх, ловле рыбы или просто в ничегонеделании.

Клэр тоже смеялась. Как она еще могла скрыть возраставшую боль от мысли о том, что завтра Мануэль Кастро навсегда исчезнет из ее жизни?