Берджис насыпал на стол дорожку кокаина:

— Будешь?

Джанк потряс головой. Эти дружеские разговоры в субботу вечером стали в последнее время угнетать его. Ему не нравилось, что приходится бездарно торчать в подвальном офисе без окон, выслушивая Берджиса, в то время как он мог бы сидеть в своей кабинке, пребывая в видеонирване. Берджис затеял субботние посиделки по одной-единственной причине — он зависел от Джанка, достававшего ему кокаин. Берджис был осторожен — никогда не держал при себе ни грамма и не хотел знать, где Джанк берет отраву.

— Ты уверен, что не соблазнишься? — снова спросил Берджис, подравнивая две дорожки ребром кредитной карточки.

— Уверен. Я пока не зарабатываю на кокаин, — ответил Джанк, думая, что достаточно наслушался Берджиса. Как бы поскорее смотаться?

— Посмотри на них. — Берджис указал на монитор: камера снимала вход в клуб. — На что они, по их мнению, похожи?

На экране медленно продвигалась вперед очередь, стоявшая перед дверью. Замечание Берджиса относилось к компании молодых людей, которых можно было принять за опустившихся спортсменов, вошедших в серьезный конфликт с законами о наркотиках, или за бродяг новой эры, удачно отоварившихся уцененной спортивной одеждой на дешевой распродаже. Джанк перевел взгляд с монитора на Берджиса, потом на след, оставшийся от белой дорожки кокаина. Кто первым придумал зарываться носом в порошок, измельченный в пыль? Исполнял ли Берджис доисторический ритуал, несколько обновленный использованием в качестве подсобного инструмента крупной денежной купюры, по сути своей играющей ту же роль, что зеленый листок в туземном южноамериканском обряде? Он сидел, сгорбившись над столом с полусотенной банкнотой в ноздре, и отплывал прямым ходом — через ноздрю и в мозг. Интересно, вступал ли он в контакт с шаманами и духами Амазонии? Если правда, что ритуал придумали ацтеки или инки, они наверняка не нюхали коку, а курили. «Вот если бы Берджис перешел на трубку, — подумал Джанк, — не пришлось бы лицезреть его макушку». Из глаз Берджиса потекли слезы, он вытер кончик носа тыльной стороной руки и выдохнул:

— Уххх. П-р-роклятая-ч-ч-чертова-ш-ш-штуко-вина…

Но тут же потянулся другой ноздрей ко второй дорожке. «О'кей, я делаю ноги», — подумал Джанк и встал. Берджис поймал поднявшееся со стола облачко и взглянул на Джанка.

— Уходишь? Ну правильно, прочисть им их жалкие отстойные мозги! — сказал Берджис, махнув на прощанье рукой.

Джанк кивнул, ох-ох.

— Эй, подожди, взгляни-ка на эту. — Берджис притормозил Джанка. — Она что, заблудилась?

Джанк повернулся к экрану. Смуглая женщина, элегантно одетая, явно в костюме от модного дизайнера, проходила через контроль охраны. Почему она так внимательно изучает металлоискатель?

— Как считаешь, кто она такая? Ну, кроме того, что она не наша? Может, лондонская репортерша или что-нибудь в этом роде? — спросил Берджис.

— Мм-мм, может, и так, — задумчиво ответил Джанк.

Нет, она не журналистка. В «Грэйвити» уже несколько месяцев было спокойно. А в последнее время и в Манчестере стрельба поутихла. Если, конечно, не случилось чего-то, о чем Джанк не слышал, что возможно. Но журналисткой эта баба точно не была.

— Значит, ты ее не знаешь? — спросил Джанк.

— Нет. Никогда раньше не видел. Я же говорю — скорее всего, она журналистка. Может, мы выиграли приглашение на Олимпийские игры и она приехала сделать про нас сенсационный репортаж. — Берджис постучал по столу свернутой банкнотой, готовясь занюхать еще одну дорожку.

— Пока… — Джанк вскинул руку в прощальном жесте и прихватил по дороге свою сумку. «Журналистка» не выходила у него из головы — он хорошо разглядел ее, хотя и одним глазом! Джанк был уверен, что узнал этого человека — пусть даже переодетого женщиной. Так у кого из них крыша поехала — у него или у Берджиса?

Эстелла вошла в «Грэйвити» вслед за Каузи, проигнорировав очередь на улице, — он, похоже, знал здесь всех. Охрану она миновала без происшествий, но металлоискатель у входа застал ее врасплох. Англия стала гораздо серьезнее относиться к проблеме огнестрельного оружия. Сдав пальто в гардероб, она попала в зал размером с авиационный ангар.

Эстелла не собиралась расставаться с компанией Каузи, — в конце концов, этот способ отыскать Йена не хуже любого другого. Каузи сообщил ей, что остальные отправились вниз, в подвал, и повел ее к тускло освещенному бару под танцполом.

— Это весь подвал? — спросила она.

— Нет, здесь только этот бар. Остальное пространство занимают офисы и туалеты — туда не всех пускают, — пояснил Каузи.

Компания у Каузи была пестрая — девушки, парни, несколько темнокожих и один пакистанец. Казалось бы, такие разные, они были, в общем-то, одинаковыми: то ли тинейджеры, одуревшие от еженедельного употребления наркоты, то ли взвинченные до полной невменяемости половозрелые бездельники.

Эстелле в конце концов стало с ними неуютно. Это случилось, когда она слушала маленького белокурого парня, сдвинутого на реинкарнации. Он рассказывал о картинке семнадцатого века, изображавшей кораблекрушение, которую увидел однажды в какой-то книге. В тот момент он понял, что был на этом корабле в прошлой жизни, и все вспомнил.

— Картинка объяснила один мой сон. Я сижу в постели, слушаю, как кричит отец. Передо мной туннель, и я знаю, что отец не хочет, чтобы я приближался к нему. Но каким-то образом я оказываюсь рядом с туннелем. Вылезаю из постели и иду. Туннель очень длинный и совсем темный, но я знаю, что, когда дойду до конца, обнаружу дверь. Я открываю ее, выхожу и оказываюсь в какой-то теплой воде.

Эстелла чувствовала неловкость, слушая эту историю, но заставить парня заткнуться не было никакой возможности, тем более что остальные явно проявляли интерес к его рассказу.

— Потом я перепугался — знал, что должно случиться нечто ужасное. Вдруг появляется акула. Она так близко, что я почти касаюсь ее сильного тела. И знаю, что сейчас умру. Но тут протягивается чья-то рука и вытаскивает меня из воды. Это снова мой отец. Спаситель.

Эстелла не знала, то ли смеяться, то ли сделать вид, что она просто не слушала всю эту муть, но потом решила задать вопрос:

— Это что, доказательство твоей прошлой жизни?

— Да, потому что под картинкой была подпись: моряков съели акулы. И у меня в памяти ожил этот случай. Я на самом деле пережил его. Если бы не отец, я бы умер.

Один из слушателей кивнул:

— Да, ясное дело. Классический случай.

— Классический, — согласилась Эстелла. — Тебе повезло, что отец оказался рядом.

Белокурый парень, похоже, с трудом сдерживал слезы. Он не среагировал на ее слова. «Боже милостивый, — подумала Эстелла, — лучше держаться от него подальше, он сейчас заревет».

Она решила расстаться с компанией Каузи. В любом случае с Йеном, когда удастся изловить этого блудливого ворюгу, будет сподручнее общаться один на один. А пока надо бы осмотреться в клубе и прежде всего — посетить туалет и поправить чулки, да еще найти минутку и перемигнуться со смазливым барменом. Она поймала на себе его одобрительный взгляд, когда выходила из бара, хотя парень вполне мог оказаться голубым.

Увидев очередь перед женским туалетом, Эстелла, не дожидаясь, пока ее посетит мысль «как можно?», решительно двинулась в мужской. Странно, куда эта тетка так спешит?

Сейчас Эстелла снова была наверху, она обошла залитый ярким светом зал, глядя на толпы танцующих под взрывы музыки в стиле «техно». Найдя лестницу, Эстелла поднялась на балкон — откуда открывался отличный обзор на царившее внизу возбуждение.

Танцпол был озарен светомузыкой и заполнен людьми. На подиумах, разделявших толпу, раскачивались фигуры. Те, кто танцевал у самой сцены, выпендривались, посылая эффектные жесты в вязкую атмосферу, сотканную из пота и звуков.

Музыка стихла до слабой пульсации. Танцпол начал погружаться в сухой дым, который выбрасывали гигантские вентиляторы, прикрепленные под балконом. Белые облака, окрашиваясь в разные цвета, взлетали, заполняя клуб. На мгновение танцующие исчезли. Музыка снова начала набирать громкость, и тут сквозь туман прорвалась какая-то фигура — руки раскинуты, как у распятого, длинные волосы прикрыты желтой зюйдвесткой. Музыка достигла 125 ударов в минуту, и толпа шумно задвигалась, задудела в дудки, засвистела в свистки. Вибрация возбужденных тел наэлектризовала клуб. Эстелла почувствовала, что жизненная сила вот-вот вырвется из нее наружу. Ей срочно требовалось что-нибудь выпить.

Справа она углядела коктейль-бар, к которому и направилась. Заказав мартини, отошла от стойки и тут увидела Джанка. Судя по всему, он уже давно наблюдал за ней. Должно быть, таращился с того самого момента, как она вошла в бар. Господи, до чего же он страшен! Эстелла готова была поклясться чем угодно, что у него дурной глаз и он из тех, кто одним взглядом способен парализовать вашу волю. Джанк смотрел на нее изучающе, Эстелла же, чтобы сконцентрироваться, уставилась ему в пах. Взгляд Джанка бесцеремонно перемещался по ее телу — по груди в глубоком декольте, по высокой шее — и в конце концов остановился на лице. Эстелла встретила его взгляд спокойно.

— Ох, ну ты и урод! При виде тебя и у Девы Марии молоко в грудях скиснет! — стремительно атаковала она.

— Мы уже встречались или нет? — спросил Джанк.

— Во сне, — отрезала Эстелла. — И нигде кроме, ты, дерьмовый глаз.

Он выставил вперед руки, защищаясь:

— Я не хотел ничего такого. Только скажи: я видел тебя раньше?

— Ты так усердно на меня пялился и при этом не знаешь, видел ли меня раньше?

— Я видел тебя раньше, — признался Джанк. — Когда ты входила в клуб. Но до того мы не встречались?

— Ошибаешься.

— Нет, не думаю. Я не забываю лица. Я натыкаюсь на стены, потому что с одним глазом трудно ориентироваться в пространстве, но никогда не забываю лиц. Ты, должно быть, напомнила мне кого-то, — настаивал Джанк. — Не присядешь?

Эстелла села:

— Ты шпионишь за мной с той минуты, как я вошла?

— Я увидел тебя на мониторе камеры видеонаблюдения.

— Работаешь в охране? — спросила она. — А я думала, ты из тех, кого эти парни гоняют. Ты что, двойной агент?"

— Я — из персонала, — ответил Джанк и протянул руку. — Меня зовут Джон.

— Эстелла Сантос. — Она пожала ему руку.

— Ты испанка? — спросил Джанк.

— Бразильянка.

— Разве это бразильское имя?

— Испанское, — согласилась Эстелла. — У меня смешанная кровь.

Эстелла осушила свой стакан, съела маслину и поставила стакан на стол. Джанк понял намек:

— Мартини?

— Джин и коньяк.

Когда Джанк вернулся, Эстелла спросила, кем он тут служит. Из объяснений Джанка она поняла, что он не охранник — у него творческая работа, пенсия по инвалидности и комнатка над танцполом, где он проводит в мире свои дни.

— И все-таки, что ты делаешь?

— Видишь экраны по обе стороны балкона? — Эстелла кивнула. — Я показываю на них картинки.

— А почему сейчас не показываешь?

— С этим может справиться моя помощница. Я зайду попозже — когда они с Йеном сбегут танцевать.

Эстелла насторожилась:

— Йен?

— Да, ее парень.

Эстелла вскочила и стрелой вылетела из коктейль-бара. Она видела три кабины, когда шла сюда по балкону. Значит, Йен в одной из них. Теперь не уйдет, ворюга!

Она толкнула первую дверь, толстый диджей поднял на нее глаза:

— Да?

Эстелла тут же захлопнула дверь. Джанк уже бежал за ней, выкрикивая:

— В чем дело? Эй! Эй, que pasa?

Эстелла не обращала на него внимания. Быстро окинув взглядом двух парней во второй комнате — набитой светотехнической аппаратурой, — она повернулась к третьей двери. Но в это мгновение оттуда выбежала девушка с перекошенным ртом — сбив с ног стоявшую у нее на пути Эстеллу, она рванула по балкону. Джанк едва успел поддержать падавшую Эстеллу. Склонившись над ней, он кричал:

— Эстелла? Эстелла? Тереза?

Эстелла взялась рукой за дверь, толкнула ее и увидела лежавшего на полу Йена. На шее у него была дыра от пули, открытые глаза заведены к потолку, затылок превратился в кровавую кашу.

Джанк уже стоял в дверях:

— Иисус… Иисус… Иисус… Твою мать… Твою мать…

Эстелла отвернулась от Йена. Джанк стоял позади нее, перекрывая дверной проем. Если она сейчас врежет ему, он рухнет. Достаточно легкого толчка, и можно делать ноги из этого чертова клуба. Однако идея не показалась Эстелле удачной. Она крепко влипла, и — хочешь не хочешь — придется остаться. Ее наверняка сняли на видео: как она бежит по балкону к месту преступления, открывая все двери подряд, как входит в кабину. С другой стороны, это свидетельствует о ее непричастности к убийству. Хотя время смерти Йена никак не сможет рассеять подозрения на ее счет — кровь все еще изливалась из несчастного ворюги. Позади Джанка уже собралась толпа — он привлек людей своими криками. Эстелла видела лица, выглядывающие из-за его спины. Потом раздался чей-то пронзительный крик. Все — она в ловушке, нет вопросов. Эстелла снова отвернулась — и от тела Йена, и от Джанка, продолжавшего бормотать позади нее: «Иисус, Иисус, твою мать, Иисус». «Вот уж точно, лучше не скажешь — Иисус-твою-мать-Марию», — подумала Эстелла. Опершись руками о видеомонтажный стол, она выглянула в окно. Какая чертова каша! Если она не потеряет голову, пожалуй, все обойдется, нужно сохранять хладнокровие. Хотя бы до тех пор, пока ее не смогут связать с убийством. Даже если это ее пистолет. Хорошо — пусть докажут, что это ее пистолет.

А где пистолет?

Эстелла обернулась: в комнате было полно людей — они наклонялись, вытягивали шеи, разглядывали труп. Джанк стоял на коленях возле тела: рукой, обернутой подолом рубашки, он держал никелированную «Беретту» и, заслонясь от толпы, протирал рукоятку. Потом бросил оружие на пол, в растекающуюся из-под тела лужу крови.