Субботним днем на углу Пятьдесят восьмой улицы и Прэри-авеню царило оживление. Велосипедисты в трико проносились мимо индейца-манекена на тротуаре у сигарной лавки. Кабриолеты, одноместные коляски и запряженные четверкой экипажи быстро двигались посреди улицы. Точильщик ножниц толкал свою тележку по мостовой, позванивая колокольчиком и хмуро поглядывая на грохочущий рядом мусорный фургон с возницей в котелке, который монотонно взывая к прохожим:

– Берем тряпки, кости, бутылки!

Босой мальчишка ловко направил палкой свой обруч вокруг столбика, где привязывают лошадей, и увернулся от колес фургона, вставшего возле «Мясной торговли Саймона». Из лавки мясника появилась его мать с воскресным обедом под мышкой; из коричневого бумажного свертка свешивалсь увенчанная гребнем голова птицы.

На перекрестке нестройно гудела шарманка, обезьянка шарманщика на цепочке кувыркалась и щебетала, временами приучившая к прохожим помятую жестяную чашку.

Крнстэль не сводила глаз с Джима, щурясь от солнечного света.

– Тебя уволили? – пробормотала она.

Джим угрюмо кивнул:

– Сразу после того, как повесил телефонную трубку, прямо в конторе у Грэгга.

– А может, это только сгоряча? Чтобы умаслить Грэгга?

Джим покачал головой:

– Когда мы вышли оттуда, шеф выдал мне сполна. Насчет того, что я выставил его дураком и запятнал репутацию компании. Сказал, что у Грэгга есть все основания, чтобы подать на нас в суд.

Кристэль поморщилась:

– Твой босс – идиот.

– Мой бывший босс.

– И что ты собираешься делать?

Джим пожал плечами.

– Подыщу другую работу.

– Ты собираешься уйти и сделать вид, будто ничего не случилось?

– Я вообще не хотел в это ввязываться. – Джим взял ее под руку. Они свернули за угол и направились по Прэри-авеню на север. – Послушай, милая, я не корю тебя…

– Все это из-за меня.

– Забудь об этом. Что сделано, то сделано. И не волнуйся, я что-нибудь найду. Почитаю объявления в завтрашней газете.

– Джим, не дури. Ведь на самом деле, ты хотел бы вернуться на прежнюю работу, так?

Джим нехотя кивнул:

– Может, стоит подождать несколько дней и дать Фоллансби время остыть. Потом пойти к нему и извиниться…

– Ни за что на свете! Это он должен извиниться перед тобой за то, что унизил тебя перед этим шарлатаном. Представляю, как ухмыляется и торжествует твой драгоценный доктор Грэгг, обведя вас обоих вокруг пальца.

– Неужели? – нетерпеливо махнул рукой Джим. – Да этот парень совершенно чист.

– Черта с два! То, что он еще не снял деньги с совместного счета вовсе не означает, что он не сделает этого завтра или в любой другой день. А что касается письма, которое он вам показывал, – откуда вам известно, что его в самом деле написала Женевьева Болтон?

– Но мистер Фоллансби говорил с этой девушкой! Та даже предложила выслать ей необходимые документы, чтобы она смогла подписать их и получить деньги, не доставляя компании дальнейших неприятностей.

– Вот это меня и беспокоит. Почему бы вам не подождать, пока она вернется?

Джим остановился у крыльца доходного дома, где проживала Кристэль, и шагнул в сторону, давая дорогу двум юношам в мундирах Военного училища, бойко вышагивавшим по тротуару.

– А какая разница? – спросил он.

– Ну согласись, есть некоторая разница между тем, выгоняют ли тебя с позором или же ты получаешь работу обратно. По-моему, все это скверно пахнет. Я уже говорила тебе насчет того, что узнала о Грэгге. Этот человек – прожженный негодяй, ошибиться невозможно.

– Бесполезно, Кристэль. Все это ошибка, от начала и до конца.

– Дело еще не кончено. – Кристэль направилась к парадной, и Джим проводил ее взглядом.

– Погоди минутку, разве мы не ужинаем вечером на Ярмарке?

– Извини. Почему бы тебе не отправиться туда первым? Жди меня в шесть, у входа в Стоуни-Айленд.

– Кристэль, если ты что-то задумала…

Она повернулась с улыбкой:

– Ох, за всеми этими волнениями я забыла тебе сказать.

– Сказать о чем?

– Вчера меня тоже уволили.

– Ты шутишь.

– Поверь, какие шутки. Если бы ты услышал сам…

– Ты не расскажешь мне, что случилось?

Кристэль покачала головой:

– Сейчас на это нет времени.

– Но что ты собираешься делать?

Она замешкалась в дверном проеме.

– То, что следовало сделать в первую очередь. Увидишь сам.