Когда Карен вышла из офиса Хаскейна, Доил ожидал ее в холле.

– Все в порядке? – спросил он.

Карен уже тошнило от этого вопроса, за последние два дня она слышала его слишком часто.

Захотелось сказать ему, что дела ее были хуже некуда.

Но сейчас она не могла себе позволить обидеть Доила или вызвать какие-то подозрения. Поэтому Карен кивнула, и они вернулись в ее комнатушку.

– Могу я от вас позвонить? – спросил Доил.

– Пожалуйста.

Доил набрал номер участка. Раскладывая на столе рядом с пишущей машинкой эскиз и текст, Карен делала вид, что поглощена своим делом.

На самом же деле она не упустила ни слова из сказанного Дойлом полушепотом.

Все под контролем и – есть – он будет ждать Гордона в пять часов.

Гордон, поняла Карен, сменит Доила на дежурстве. Но пять часов – это значит, что Доил все еще будет с ней, когда она пойдет на крышу.

Если она пойдет на крышу.

Доил закончил доклад и повесил трубку.

– Есть новости? – спросила Карен. Он покачал головой.

– Нашли машину Роделла. Если и есть еще что-то, то управление пока не сообщает.

– Ничего о моем муже?

– Сожалею.

Карен отвернулась. Нет новостей – хорошая новость. Не так ли? Если она пойдет на крышу… Почти три часа. Ей остается час, чтобы решиться.

– Я должна кое-что переделать в тексте, – сказала она Дойлу.

– Пожалуйста, работайте.

Карен села за машинку и потянулась за бумагой.

Проблема заключалась в том, чтобы переделать заголовок. Минут через двадцать она решила ее, вставив две ничего не значащие фразы в первый абзац рекламного текста. Потом медленно перепечатала все заново, сосредоточившись на реальной проблеме.

Крыша…

Она знала, что не сможет сдерживаться бесконечно. Может быть, разумнее всего рассказать Дойлу сейчас и покончить с этим делом.

Предоставить все полиции, в конце концов, это их работа. Она не нанималась рисковать во имя долга. Если, конечно, замужество считать таким долгом. В соответствии с лозунгами Движения за Освобождение Женщин супружество в современной форме так же устарело, как понятие о первородном грехе.

Но не для Карен… Так что в действительности проблемы не было. Потому что не было выбора. Она должна идти, потому что должна знать правду.

Даже если эта правда будет заключаться в том, что она ошибалась.

Конечно, если она ошибалась, то узнает об этом, когда будет слишком поздно. Но тогда это уже не будет иметь значения.

Сейчас имело значение только одно – как попасть на крышу.

Карен посмотрела на часы. Без четверти четыре. Доил перелистывал журнал мод. Если предоставить его самому себе, то он так и просидит здесь, пока в пять не придет его сменщик. Вопрос был в том, как предоставить его самому себе. Внезапно она нашла ответ.

Карен отставила стул, встала.

Доил положил журнал:

– Куда мы сейчас идем? Она потянулась за сумочкой.

– Не знаю, как вы, а я по коридору, попудриться.

– А, конечно, – он уже улыбался. – Я вас провожу.

– Только до двери, – Карен улыбнулась в ответ. – В нашем агентстве строгие нравы.

Без десяти четыре.

Перерыв на кофе еще не начался, и коридоры были пустынны. Туалеты для сотрудников находились за углом, в торце ниши напротив входа. Карен задержалась перед дверью с надписью «Леди» и, сжимая в руке сумочку, оглянулась на Тома Доила.

– Я, наверное, задержусь, – сказала она. – Подкрашусь, потом пойдем выпьем кофе.

– Задерживайтесь сколько нужно.

Карен зашла в туалет. Она не стала подновлять макияж и задерживаться. Едва убедившись, что в помещении никого нет, она прошла через умывальник и вышла с другой стороны. Доил и не подозревал, что в туалет был еще один вход из другого коридора.

Выйдя из туалета, Карен оказалась в переходе за углом от лифтов. Это было удачей, потому что полицейский, дежуривший у лифтов, не мог ее видеть. Ей оставалось только пройти в противоположном направлении до двери с надписью «Выход».

Карен открыла ее и увидела лестницу. Медленно, чтобы каблуки не гремели на железных ступенях, она начала подниматься вверх. Через два пролета Карен почувствовала, что лоб ее вспотел, а во рту пересохло. Дыхание участилось, но не из-за физического напряжения.

Без пяти четыре.

Без пяти четыре, и она уже на крыше.

Одна.

Карен не в первый раз поднималась сюда. Давно, когда она только начинала работать в агентстве, некоторые из сотрудниц имели обыкновение брать на крышу обед, чтобы заодно позагорать во время перерыва. Но она никогда не ходила одна, а потом в офисе издали приказ, запрещающий такую вольность, и с тех пор сюда забыли дорогу. Можно было понять, почему. Не считая выступа стеклянного купола над выходом с лестницы, крыша была совершенно плоской, и ничто не отделяло ее кромку от зияющей пустоты – не было ни бортика, ни ограждения. Сильный ветер мог представлять серьезную опасность.

Но сегодня ветра не было, только летний зной. Под ногами хрустели крошки цемента. Полуденное солнце склонялось к Санта-Монике на западе, и Карен повернулась к нему спиной, медленно пошла, вглядываясь в затененные сектора города.

Четыре часа.

Карен повернулась к стеклянному куполу.

На крыше по-прежнему никого не было. Пусто и тихо.

Что случилось?

Почему он не пришел?

Она прищурилась от яркого солнца, глаза застилало потом.

Жарко, слишком жарко.

Ей пришлось отвернуться. Маленькое облачко прикрыло солнце, поднялся легкий ветерок. Испытывая благодарность, она пошла навстречу ему к восточной кромке крыши.

Карен посмотрела вниз на улицу. С высоты четырнадцати этажей ей показалось, что машины ползли медленно, словно заводные игрушки. Внезапно она почувствовала головокружение и отпрянула на шаг от края крыши.

Ветерок подул сильнее. Она начала поворачиваться.

В этот момент чья-то рука схватила ее за плечо.