Рождество наступает все раньше

Блок Валери

ГЛАВА 9

 

 

Каппа

Как будто вскакиваешь в отходящий поезд: у Барри теперь было пять новых видов продукции вместо одного. Дни проходили в водоворотах встреч с представителями международного отдела, контроля качества, управления, продаж, рекламного агентства, иностранных филиалов рекламного агентства, с дизайнерами упаковок – он работал до одиннадцати вечера.

В пятницу вечером Барри прорвался сквозь остатки дорожных пробок, сохранившиеся с Дня Святого Патрика, чтобы встретиться с Джастин в итальянском ресторанчике около ее дома. Когда они сели за стол, он, к своему потрясению, осознал, что на самом деле хотел бы сейчас сидеть дома и смотреть баскетбол: сегодня, кажется, играет «Кникс».

– Мне нужен новый ассистент, – сказал он, отламывая кусок хлеба.

– Очень важно уметь сработаться с кем угодно, – назидательно отозвалась Джастин, с самодовольным видом намазывая кусок хлеба маслом с обеих сторон.

– Дело в том, что нам нужен подъем, командное чувство.

– Дело в том, чтобы запустить новый брэнд, – перебила она с постной миной суровой учительницы. – Вот потому это и называется работой, а не развлечением.

– Ну, не всем из нас платят столько, чтобы мы могли ненавидеть и свою работу, и тех, с кем приходится работать, и не обращать на это внимания, – съязвил он, и одна из ее изящных черных бровей взвилась вверх.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится твоя работа?

Может, Джастин входит во все детали машинально и ей не приходится задумываться о том, чтобы соответствовать занимаемой должности? Она училась в Гарварде, нельзя об этом забывать. Интересно: она позволила ему забыть об этом. Она не из тех, кто так и не может пережить, что учились в Гарварде.

И все-таки.

– Я думаю, Адмирал может оказаться прав. Американцы не хотят брать на себя ответственность за то, что едят конфеты. И им не нравится еда, которая им полезна. Им плевать, знаете ли вы об этом. Только не напоминайте им. Райнекер циничнее меня. Конфеты, замаскированные под полезную для здоровья еду. Как Дисней.

– Я люблю Диснея.

А еще у нее отвратительные музыкальные пристрастия, и она подпевает самым банальным и надоедливым популярным песенкам, которые крутят по радио. Когда принесли макароны, они уже серьезно поспорили из-за налога на увеличение капитала.

Они рано вернулись к ней домой. Барри читал биографию Черчилля. Джастин вязала. О чем она думает? Просто сидеть и набирать петли в ряд – какая бессмысленная трата времени.

– По-моему, тебе стоит прочитать эту книгу.

– Положи на мой ночной столик. Я до нее доберусь.

– Нет, не доберешься. – Даже Винс читал что-то.

– Ой, остынь, Барри. Я как выжатый лимон.

– Тебе стоит согласиться на работу в «Уитман Склар». Больше, чем ты работаешь сейчас, тебя вряд ли заставят работать.

– Я сильно потеряю в зарплате.

– Сколько?

– Сорок тысяч. Зарплата и премии в сумме составят только сто сорок тысяч в год, я могла бы настоять на ста сорока пяти, очевидно, но…

– Подожди. Ты зарабатываешь сто восемьдесят тысяч в год?

Барри, конечно, знал, но все-таки когда перед тобой точная цифра… Он был поражен до глубины души. Даже если она согласится на понижение, а он получит прибавку, которую ему обещали… Аж желудок свело. У Джастин был такой вид, будто ей хотелось просиять от гордости, но она сдерживалась.

– Думаю, нам не стоит больше об этом говорить, – сказал он.

Они оделись и пошли выгуливать собаку. На 78-й улице они перешли дорогу, чтобы обойти человека, который рылся в мешках с мусором. Стелла облаяла овчарку. Джастин потянула поводок на себя.

– Она только хочет подружиться. Почему ты ей не даешь?

– Потому что мне не нравится этот шелудивый пес, – отрезала она, будто чопорная библиотекарша. – И его помет.

– Ты не можешь запретить ей стремиться к сородичам, – возразил он, думая о том, что она, к несчастью, будет очень строгой матерью. Они повернули обратно. Теперь мусор был разбросан по всему тротуару. Собака принялась рыться в отбросах, и Джастин резко потащила ее в сторону.

– Грязные люди.

– Ты не имеешь права их обвинять.

– Имею. Мусор был в мешках, а теперь на дороге, – заявила она с чувством собственной правоты. – Он это сделал, и я его виню.

– Он ест то, что находит в этом мусоре. Он опустился на самое дно, – прошептал Барри. – Посочувствуй немного.

– Я же не требую, чтобы он отвечал за свою ужасную, никуда не годную семью. За инцест, отца-алкоголика, тюремные побои, – бушевала она. – Только за мусор.

– Ты трудный человек.

– Почему? Если он за себя не отвечает, то незачем тут разгуливать. Сидел бы где-нибудь в заведении, где о нем позаботятся.

– Тебе на него плевать, ты только хочешь, чтобы на улице было чисто.

– Да, хочу – но это не значит, что мне все равно. Я делаю добрые дела. Я читаю слепым. Я все время работаю бесплатно для благотворительных проектов.

В этот момент Джастин была ему противна.

– Я думаю, ты считаешь себя более либеральным, чем ты есть на самом деле.

Когда это она читает слепым?

– Я более либерален, чем тебе бы хотелось.

– Какая мне разница, насколько ты либерален? – спросила она, ее карие глаза горели: президент юных республиканцев собственной персоной, хоть сейчас на трибуну. – Нет, дело в тебе. Это как с книгами. Ты волнуешься, что недостаточно много читаешь. И потому я должна читать больше, мое сердце должно болеть за них больше.

Пока она звонила на работу, Барри читал спортивный раздел и старался не попадаться ей под ноги. Это напомнило ему, как он провел день в Ларчмауте в гостях у своего приятеля Джэкоба и его жены Люси. Они вели беседы с Барри, параллельно собирая с пола детали конструктора и споласкивая бутылки, пока дети носились по стенам, а кот вылизывался на шкафу. Оба тщательно игнорировали друг друга, как двое в жару, в тесной комнате без кондиционера. И это агрессивное равнодушие было еще терпимым, по сравнению с тем как сложилась супружеская жизнь у остальных его друзей. Джастин выключила свет со своей стороны и свернулась в клубок, чтобы заснуть.

Если он ничего не сделает, она уснет прямо у него на глазах. Очень медленно он провел рукой по ее ягодице.

– Перестань, – отозвалась она возмущенно.

Какой смысл жить с женщиной, если ты ее почти не видишь, а даже когда она рядом, ее нельзя трахнуть?

– Пожалуйста.

Она приподнялась, опираясь на локоть.

– Знаешь, Барри, до встречи со мной ты почти год не занимался сексом, – брякнула она, и это прозвучало грубо.

– И что?

Джастин тяжело встала с кровати и прошествовала в ванную.

– А то, что даже если бы мы занимались сексом раз в месяц, – отозвалась она, – это все равно было бы для тебя чистой прибылью. – Она вернулась и села на кровать к нему спиной, держа в руке странную белую штуку.

Какое-то мгновение он обманывал себя надеждой, что это какой-то новый вид контрацептива. Он прижался щекой к изгибу ее шеи и заглянул ей через плечо.

– Что это?

– Каппа для отбеливания зубов.

Она вставила огромный белый агрегат себе в рот и обернулась к нему, улыбаясь, как шимпанзе.

Это было страшно.

– Ты похожа на подопытное животное! Сними! Она вынула агрегат изо рта и налила прозрачную, пахнущую аммиаком жидкость в углубления.

– Смотри. Если ты собираешься спать в моей кровати и продолжать спелеологические исследования моего тела, то уже вполне имеешь право знать, что я отбеливаю зубы. Иногда, когда вспоминаю.

– Пожалуйста, у тебя очень красивые зубы, – Барри обнял ее сзади, пока она разбиралась с этими штуками. – Белые. Как морские жемчужины. – Она пропустила его горячие заверения мимо ушей. – Не надо! Не надевай это! Она снова вставила каппу.

– Сними.

Она отрицательно покачала головой.

Он попытался вытащить эту вещь у нее изо рта, но это было все равно, что бороться со Стеллой, когда та нашла на улице что-то съедобное. Джастин уперлась кулаками ему в грудь. Он схватил ее за руки и завел их за спину. Она уперлась ступнями ему под ребра и сильно толкнула, отбросив его от себя. Он покатился по кровати и падая, ударился головой о дверцу шкафа.

Она выплюнула каппу и встала, красная от гнева.

– Убирайся.

Он ощупал затылок в такси по дороге домой: набухала шишка.

И он еще рассчитывал, что, если найдет себе женщину, это решит все проблемы?

 

Список

На конференции Института юридической практики в «Санта-Фе Редиссон» Джастин провела полдня на семинаре, посвященном правилу «Т плюс три» в торговле. Во время перерывов стало очевидно, что все женаты или замужем и что почти все сидят на какой-нибудь диете. Джастин изображала восхищение. На второй день Роберта должна была представлять проект «Торговые и тарифные соглашения при слиянии транснациональных компаний», для которого Джастин проводила исследования. Они проходят все выходные с именными бейджами. Она делала подобное минимум дважды в год, но никогда раньше все это не казалось ей абсурдным.

Джастин села на диван и прочитала сплетни в «Американ лойер», по вестибюлю разливалась индейская музыка, и люди, указывая друг другу на деревянных койотов в стеклянных футлярах, восклицали: «Мы обязательно должны это заполучить!» С тех пор, как они подрались, Барри так и не позвонил. Что-то началось, но это еще не значит, что оно обязательно будет продолжаться.

– Если я увижу еще одно ожерелье из бирюзы, меня стошнит! – прогремела Роберта, усаживаясь рядом с Джастин. Она провела день в спа-салоне. Джастин жалела, что не поступила так же. Когда она станет партнером, то тоже сможет позволить себе подобное.

– Ты потрясающе выглядишь, – заверила Джастин.

– Мне сделали депиляцию воском, – проворковала Роберта. – Меня отбелили. Моим волосам сделали маску, постригли, покрасили, высушили и уложили муссом на место. Посмотри на ногти, – она помахала рукой перед носом Джастин. – И на ногах. Мне распарили, прочистили и увлажнили лицо. Я вся влажная! – воскликнула она, улыбаясь проходящим мимо мужчинам. – И обрати внимание, как сумочка сочетается с туфлями, и у меня в обоих ушах по сережке, и они от одной пары.

– Ты восхитительно выглядишь.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – агрессивно пропела Роберта. – Поэтому вот что я хочу сейчас понять: кого мне нужно трахнуть, чтобы меня здесь трахнули. – Бейдж она носила, как фиговый лист.

– Может, попадется кто-нибудь сегодня за нашим столиком, – сказала Джастин, тут же почувствовав, как нелепо и жалко это звучит и каким отдает самообманом. Вот так может пройти остаток ее жизни.

Джастин позвонила узнать, не оставляли ли ей сообщений. Барри звонил. Давно пора. Она быстро перезвонила.

– Мистер Кантор, – начала она.

– Мисс Шифф, – отвечал он. – Я хотел бы назначить встречу, чтобы поговорить с вами.

– Ладно! Пусть твоя девочка позвонит моему парню.

Они назначили время.

Джастин приехала к Барри, и он деловито чмокнул ее в щеку, как будто никакой ссоры – и вообще ничего – между ними не было.

– Кларк Коулман, – раздался голос из кухни.

Пиппа стояла у плиты, замахнувшись огромным тесаком и опустив голову. Стол был накрыт на троих. Чем эта девочка занималась весь день, если ужин еще не готов?

– Чак Бакстер, – отозвался он.

Пиппа коварно улыбнулась и выдала с победным видом:

– Билл Клинтон.

– О! Великолепно! – вскричал он, и их ладони встретились в воздухе с громким хлопком. Весь смысл собственной поварихи в том, чтобы не приходилось ждать. А они всегда ждут. У Джастин на руках горы токсичных отходов.

– Ты видел этих женщин-комиков вчера вечером? Потрясно! – Пиппа тощая, грудастая, и ей двадцать один, – с чего бы Барри стал возражать против того, чтобы немного подождать обеда?

– Бабьи шутки, – заявил Барри с презрением, которое Джастин приняла как личную обиду.

– Мариан Козловски была – обхохочешься.

– Она такая у-у-родина! – с энтузиазмом сказал Барри.

– Какое это имеет значение? – выпалила Джастин, но он не обратил на это внимание. Он потягивал пиво, глядя на Пиппу.

– Если бы это был парень, ты бы сказал, что это смешно.

– Она страхолюдина. Она – ууф! – гавкнул он.

– Барри, у нас есть глаза, – сообщила Пиппа. – Это бессердечно.

Бессердечно! Почему Джастин об этом не подумала? Бессердечность – вот что лежало в основе всего того, о чем она размышляла, – чрезмерного самомнения, женоненавистничества и инфантильности. Но «бессердечно» было самым сердечным из перечисленных выше определений.

– Пора тебе прекращать, – сказала Джастин.

– Вы обе, – сказал он, громко рыгнув, – толпа лесбиянок. – И, важно надувшись, проследовал в другую комнату. Это уже презрение: он игнорирует ее, разговаривает, как дальнобойщик, пьет пиво из бутылки, использует свою повариху, чтобы заставить Джастин почувствовать себя старой.

Пиппа подмигнула ей. Это абсурд. Как и то, что она сидит с ними за одним столом. Джастин была бы вполне довольна, если бы они просто поели где-нибудь в ресторане. Хотя, конечно, тогда пришлось бы мириться с тем, как он ведет себя на людях.

– Он говорит все это, но я не думаю, что он всерьез, – объяснила Пиппа, вытягивая вверх свои тонкие белые руки. – Его невозможно принимать всерьез. Если бы я так и делала, мне пришлось бы все бросить.

– А почему не бросаешь?

– Мне нужны деньги. И я не верю, что он это серьезно.

Пока кофе тоненькой струйкой вытекал из кофеварки, Джастин отвела Барри в сторону.

– Нам нужно поговорить.

– Ладно, пошли, – и направился вглубь квартиры.

– Я не собираюсь обсуждать это в кровати, – тихо сказала она.

Он закрыл глаза и снова открыл.

– Ладно, она скоро закончит.

– Нет! У меня экологическая катастрофа…

– Хорошо, хорошо! – Барри вернулся на кухню. – Ты не поверишь, но Джастин хочет сама вымыть посуду.

– Я уже почти все. – Пиппа умывалась над раковиной.

– Давай. – Он вытолкнул Пиппу из кухни. Пиппа бодро взглянула на Джастин, закинула за спину свой убогий рюкзак и вылетела из квартиры с саркастическим:

– Пока!

Дверь захлопнулась. Повар – это было здорово, пока Барри был дик и одинок, но теперь этот вариант не приносил желанного удовольствия.

Их разделяло несколько метров комнаты и целая неделя молчания. Диван был удобный. Ей не хотелось ссориться.

– Погоди, – попросил он и пошел на кухню. Вернулся он с двумя чашками кофе. – Выкладывай.

Приятно, что он принес ей кофе, и что он знал, какой кофе она любит, и что он любит точно такой же. Было полдесятого. Ей не хотелось возвращаться на работу.

– Мне тебя не хватало.

Он крякнул. Джастин прижалась к нему и обняла за талию. Он застонал от боли.

– Осторожно, – Барри задрал рубашку. Там был лилово-желтый синяк размером со спичечный коробок. – Смотри, что ты наделала.

– Прости, – улыбнулась она, поцеловала синяк и положила голову на грудь Барри. Ей было уютно. Она забыла, почему так злилась в тот вечер. Она забыла, почему злилась полчаса назад. Он гладил ее колено, постепенно продвигаясь выше. Он что, собирается попытаться снять с нее одежду? Идиот.

– Есть вещи, которые нам надо обсудить, – строго произнесла она, высвобождаясь и садясь прямо. – Давай посмотрим.

– У тебя есть список? – Барри оторопел. – Дай взглянуть. – Он выхватил бумагу у нее из рук – Ты его напечатала?! – Он стоял на коленях рядом с ней и все равно был выше. Неужели опять все перерастет в ссору?

– Погоди, – уточнил он, – ты сама его напечатала или попросила Боба?

– Сама! Что ты выдумал. А теперь дай я скажу. – Барри послушно уселся на диван. – Ты подчас очень смешно шутишь, но временами переходишь границы хорошего вкуса.

– Мне нечего сказать в свою защиту, ваша честь. Я всего лишь жалкий шут и пытаюсь доставить удовольствие двору…

– Прекрати эту дурь. В кино мне хотелось тебя пристрелить.

Он кивнул, будто школьник, которому читают унылую нотацию. Где ее чувство юмора?

– И что ты от меня ожидаешь?

– Что ты будешь нормально вести себя на людях, – сказала она и добавила: – И держать свои женоненавистнические ремарки при себе, когда ты со мной.

– Женоненавистнические! Да я боготворю долбаную землю, по которой ты, сука, ходишь!

– Послушай, что ты только что сказал.

– Что? – воскликнул он, протягивая руки. Потом выхватил у нее список и поднял повыше, когда Джастин попыталась забрать его обратно, и начал читать:

– Два: телефонные звонки. – Он посмотрел на нее. – Мне нельзя тебе звонить?

– Можно, но ты должен понимать, что на работе мое время мне не принадлежит. Ты не можешь заставить меня почувствовать себя виноватой.

– Нет, но я могу попробовать.

– Прекрати пробовать.

– Иди на хер, – буркнул Барри; лицо у него было толстое и обрюзгшее.

– Выражения. – Ей вдруг захотелось взять в руки свое вязание.

– Три, – прочитал он. – Частота. – Он посмотрел на нее, как будто слово было иностранное.

– Мне надо идти, – сказала она и подтянула колготки.

– Частота, – повторил он, хватая ее за руку и приложив большой палец, будто считая пульс.

– Ой! Что ты делаешь? Прекрати! Это насилие! – Он сильнее нажал пальцем. – Я здесь не для того, чтобы тебя обслуживать.

Барри отпустил ее.

– То есть речь идет именно об этом? Джастин нашла под столом свои туфли.

– Это когда я не хочу, а ты ведешь себя так, будто я нарушаю свои обязательства.

– Понятно. Четыре. Официанты. Сейчас она скажет ему раз и навсегда.

– Ты хочешь, чтобы в каждом ресторане официант после твоего ухода говорил: «В жизни не встречал такого прикольного парня». Почему нельзя просто поесть? Почему тебе надо, чтобы все говорили: «Ух ты, ну и парень!»?

Он взял газету и сел в дальнее кресло. Посмотрел на нее без выражения. Она разошлась не на шутку, но сейчас был не самый удачный момент говорить о Пиппе.

– Ладно, я думаю, ты можешь идти. – Он притворился, что читает.

– Ухожу. Ухожу. Ты ведешь себя, как ребенок.

– Составь об этом докладную, Джастин, – безразлично бросил он, отпивая большой глоток кофе. Вылитая его мать.

В офисе было холодно. Она не стала снимать пальто и просмотрела заметки Митча по поводу тяжбы, через весь город чувствуя, как Барри обижается на нее там. Она была права, об этом надо было поговорить.

Она позвонила ему.

– Ты хочешь, чтобы я извинилась. Я не собираюсь.

– Я тоже, – нахально ответил он.

– Ну и иди на фиг.

В полночь она столкнулась с Дэннисом Делани среди стопок отчетов федерального суда, которые фирма хранила на случай наступления Судного дня; все остальные отделы уже погрузились во тьму.

– Привет, партнер.

– Напомни-ка мне, почему я этого хотел? – устало попросил он.

– Потому что ты – взрослый человек, – ответила она радостно. Она дождаться не могла, когда же наконец и с ней это случится. – Ты не обязан никому ничего доказывать.

– Это неправда, – утомленно улыбнулся он. Дэннис был женат. Конечно, женат. Все приятные мужчины женятся в двадцать семь, самое позднее в тридцать.

– Хорошенько подумай перед тем, как в это соваться, – посоветовал он. – Давления столько же, но я уже не могу сказать клиенту: «Мне нужно обсудить это с одним из партнеров, а потом я вам перезвоню». Я и есть один из партнеров. Они считают, что я должен знать все. Мои дела рассматриваются в последнюю очередь, а таких помощниц, как ты, мне не дают. Мне дают Рокси. – Та самая Рокси, про которую сейчас все сплетничают из-за ее шашней с главой отдела налогов. – С таким же успехом я могу и сам это сделать, – проворчал он и пошел дальше.

Может, Роберта права насчет Дэнниса. Может, ему и не хватает энергии.

 

Никаких сообщений

Барри и без Джастин знал, что он дурак. Каждый раз, когда по дороге в спортзал ему попадалась вывеска «Цветы Филлера», он вспоминал, как, сидя на свадьбе рядом с человеком по имени Фидлер, он спросил:

– Эй, а вы не в родстве с этой стервой из городского совета?

– Это моя жена, – сухо ответил сосед. Хорошенькую женщину в автобусе он спросил:

– И когда ожидаете?

– Чего?

– Ребенка. – Он указал на ее живот и увидел бурю возмущения на ее лице. Ему хотелось выброситься из автобуса на полном ходу. То одно, то другое постоянно вызывало в памяти какие-нибудь постыдные эпизоды. Почему люди с ним все еще разговаривают?

Но он таков, и тут ничего не поделаешь. Бери как есть или проваливай.

Он не звонил Джастин. Джастин не звонила ему. Может быть, она подсчитывала то время, которое провела с ним, прикидывая, сколько вместо этого она могла бы записать себе в табель?

Шумным утром в четверг в конце марта Барри купил лишний стаканчик кофе и пошел проведать Херна.

– Мистер Фрутс-энд-натс! – радостно встретил его Херн и поблагодарил за кофе.

– Братец, а сколько ты зарабатываешь в год на посту начальника отдела?

– Лучше тебе не знать, – сказал Херн и отпил чуть-чуть кофе.

– Мне накинули десять тысяч, – Херн вздохнул, но выражение лица у него не изменилось. – Это приближает мое положение к твоему?

– Немного. Но не слишком. Не тот уровень.

– Ах он ублюдок. – Барри почувствовал себя обманутым. – Думает, кинет мне косточку и я буду крутиться с мячом на носу, как морской котик?

– Это большая кость, – заметил Херн. У него зазвонил телефон. – Он зовет тебя наверх, к начальству. – Херн взял трубку, и улыбка растаяла, уступив место угрюмому изнеможению. – Послушай, я тебе потом перезвоню, – резко сказал он и повесил трубку.

– Как Джини?

Херн испустил долгий и тяжелый вздох. Он снова съехался с женой после долгого и томительного периода, когда он жил в кирпичной коробке через дорогу от «КФС» в Оссининге и почти не спал.

Барри не хотел выслушивать историю еще одного неудачного брака.

– Что мне делать?

– Скажи Джону, что хочешь получать столько же, сколько любой другой руководитель группы.

Все еще не сняв пальто, Барри заглянул к Райнекеру. Лицо старика цветом и фактурой напоминало спелый грейпфрут, яркий и розовый, – он только что вернулся с конвенции производителей круп в Палм-Спрингс.

– Я руковожу группой. Это небольшая группа, но все-таки это группа. Я хочу, чтобы мне платили, как платят всем руководителям групп.

Райнекер сделал каменное лицо и посмотрел на Барри сквозь очки.

– Я беру на себя ответственность и хочу получать соответствующее вознаграждение. Десять тысяч это очень хорошо. Но это даже близко не выводит меня на общий уровень.

– Поговорим об этом позже, – резко сказал Райнекер.

– Я серьезно, ваше высочество. – Барри гордо вышел.

«Hello Goodbye» – песня совершенно в духе Пола: конфликт без грубости. Округлая, эпизодическая и в целом ничего не меняет. И не в первый раз Барри подумал, как бы он стал работать с группой «Натуральных лакомств», если бы это была его собственная компания. В «Мейплвуд Акрс» слишком часто приходится держать ухо востро.

В первый понедельник апреля в глубинах гипермаркета «Парамус Молл» Барри попивал перекипяченный кофе вместе с Айрис, наблюдая сквозь зеркальное окно, как водители автобусов, коммивояжеры и машинистки за 50 долларов и сандвич делились интимными подробностями своих ежедневных походов по магазинам. После серии вопросов, которые позволили выяснить, что большая часть из них смотрит телевизор по семь или больше часов в день и не читает газет, им наконец предоставили образцы конфет на бумажных тарелочках.

Шесть из десяти сказали, что им это нравится. Шесть из десяти сказали, что они бы это купили. Шесть из десяти сказали, что «Фруктовые друзья» и «Юркие ящерки» – дурацкие названия.

– Демократия – это так угнетает, – признался Барри, потягиваясь.

Айрис ухмыльнулась. У нее была родинка на шее. Он всегда старался сесть так, чтобы не видеть этой родинки. Он считал, что она разведена, потому что никакой мужчина никогда в разговорах не упоминался, но она жила в Нью-Джерси в собственном доме.

Ведущий группы спросил, как бы они отнеслись к конфетам в форме животных.

– Да ты мне всякую хрень на уши вешаешь, – буркнул мастер по ремонту холодильников, глядя прямо на Барри сквозь непрозрачное с той стороны стекло. – Конфетки-змейки?

– Смотри. Его вчера жена побила, – сказал Барри, постукивая по стеклу. – Видишь, какой у него обозленный вид.

– Не надо! – ахнула координаторша. – Они не знают, что ты здесь.

– Ага, черта с два, – Барри повернулся к ней. – Этот парень мне чуть ли не подмигнул. Спорим, он этим раз в неделю занимается.

– Ну, я не знаю, что вам сказать, – ответила координаторша высоким, задыхающимся голосом. Она нервничала. – Зачем же вы это устраиваете, если не верите в результат?

– Он верит, если результат ему подходит, – подмигнула Айрис, и он благосклонно ей кивнул. Смышленая штучка эта Айрис, только характер тяжелый. С другой стороны, по сравнению с мисс Джастин Шифф королева Елизавета II показалась бы легкомысленной и сговорчивой душкой.

– Никто не хочет змеек, ящерок, крокодильчиков или обезьянок, – читала Айрис с листа. – Они предпочитают конфеты в форме подушечек, пастилок, капелек или цветочков.

– Похоже на больницу, – заметил он, и она снова улыбнулась.

Странно, но у Айрис был довольный вид, и Барри хотел бы знать почему. Если он раскусит Айрис, то сможет, наверное, понять и Джастин. Может, дело в неудачном браке, а просто его нынешнее отсутствие позволяет ей чувствовать себя свободнее. Нет, этого не хватило бы надолго. И Джастин не выглядит довольной. Джастин, по-своему, степенно, снедала точно такая же жажда деятельности, как и Барри. Ему нравилось, что она колючая. С другой стороны, он уже успел порезаться о ее колючки. В буквальном смысле.

Он пришел домой в половине десятого. Никаких сообщений. Он ей звонить не будет. В печке ждало тушеное мясо в горшочке, приготовленное Пиппой. Конфеты надо назвать «Умничками» и продавать усталым, разочарованным взрослым как средство от одиночества и недостатка самоуважения.

Где-то в шкафу лежала футболка, которую выпустило одно из студенческих братств, когда он учился на первых курсах в Дартмуте. На ней была нарисована идеальная женщина: метр ростом, беззубая и с приплюснутой сверху головой, чтобы можно было поставить на нее кружку с пивом, пока она делает тебе минет.

 

Иди в свою комнату

Винса вызвали в кабинет отца. Зачем – непонятно. Привычные лица и несколько новых приветствовали его с расположением, завистью и благоговением. Винс разглядывал Коро над столом, пока отец с гневным рыком вываливал на кого-то информацию по телефону. Вошел перепуганный юнец с конвертом от Федеральной почтовой службы. Эндрю смачно вскрыл конверт, просмотрел бумаги, в двух местах подписал и швырнул и посланника, который тут же испарился.

В воздухе висело напряжение.

Винс изрек:

– Я знаю, в чем дело.

Эндрю бесстрастно взглянул на него.

– И в чем?

– Ты беспокоишься, – Винс старался говорить весело, шутливо.

– Я никогда не беспокоюсь. – Отец сунул в зубы трубку.

– Ты хочешь узнать мои планы.

– Мне плевать на твои планы.

– А. – Винс разгладил галстук.

– Твоя фирма развалится в течение ближайших четырех месяцев, – сказал Эндрю, посасывая незажженную трубку. – Знаешь об этом?

– Ну, наверняка я не знал. Откуда ты знаешь?

Отец зажег спичку, скорчил пренебрежительную гримасу и отмахнулся от вопроса. Он нетерпеливо, с резкими свистящими звуками, пыхтел.

– Знаешь, то, чем ты занимаешься, – твое дело, – наконец проговорил он, держа трубку за чашечку. – Я просто подумал, что тебе стоит знать.

– То есть мне лучше смываться, пока есть возможность, ты это хочешь сказать?

– Тебе тридцать лет. Делай что хочешь. Если ты ничего не хочешь делать, это тоже вариант. Многие люди так и поступают.

Винс хотел бы, чтобы отец сказал, что он имеет в виду. Иди в свою комнату. Или что-то вроде того. Отец сказал:

– Мне позвонила Рене Малентайн. Сказала, что твоя знакомая.

– А.

– Мне дать ей работу?

– Нет. Ни в ком случае.

– Ну, тогда все, – сказал отец и встал. Винс позвонил матери из таксофона на первом этаже. Она была в парикмахерской. Он позвонил Пиппе. Ее не было дома. Он купил пачку «Мерите» со стойки в вестибюле и закурил, сидя на холодном краю фонтана перед «Анспэчер билдинг».