Избранная поэзия

Бо Ли

Фу Ду

ЛИ БО

 

 

I. СТИХИ О ПРИРОДЕ

 

Смотрю на пик Пяти Стариков, На Лушань, на юго-восток. Он поднимаетея в небеса, Как золотой цветок. С него я видел бы все кругом И всем любоваться мог… Вот тут бы жить и окончить мне Последнюю из дорог.
На горной вершине Ночую в покинутом храме. К мерцающим звездам Могу прикоснуться рукой. Боюсь разговаривать громко: Земными словами Я жителей неба Не смею тревожить покой.
Так жарко мне Лень веером взмахнуть. Но дотяну до ночи Как-нибудь. Давно я сбросил Все свои одежды Сосновый ветер Льется мне на грудь.
Собаки лают, И шумит вода, И персики Дождем орошены. В лесу Оленей встретишь иногда, А колокол Не слышен с вышины. За сизой дымкой Высится бамбук, И водопад Повис среди вершин. Кто скажет мне, Куда ушел мой друг? У старых сосен Я стою один.
В восточных горах Он выстроил дом Крошечный Среди скал. С весны он лежал В лесу пустом И даже днем Не вставал. И ручейка Он слышал звон И песенки Ветерка. Ни дрязг и ни ссор Не ведал он И жить бы ему Века.

Имя Юань Даньзю, близкого друга Ли Бо, известно тем, что император Сюаньцзун (712–756) ценил его познания в области "искусства продления жизни" и часто приглашал во дворец для бесед.

С дивной лютней Меня навещает мой друг, Вот с вершины Эмэя Спускается он. И услышал я первый Томительный звук Словно дальних деревьев Таинственный стон. И звенел, По камням пробегая, ручей, И покрытые инеем Колокола Мне звучали В тумане осенних ночей… Я, старик, не заметил, Как ночь подошла.

Шу — древнее название обширной области, расположенной на территории современной провинции Сычуань.

Покрытые инеем колокола — по преданию, эти колокола сами начинали звучать в осеннюю пору, когда в горах выпадал иней.

Один, в горах, Я напеваю песню, Здесь наконец Не встречу я людей. Все круче склоны, Скалы все отвесней, Бреду в ущелье, Где течет ручей. И облака Над кручами клубятся, Цветы сияют В дымке золотой. Я долго мог бы Ими любоваться Но скоро вечер, И пора домой.

Ручей Лофутань, протекающий по территории современной провинции Шрцьси назван так в честь древней красавицы Ло Фу — героини поэмы "Туты на меже".

Плывут облака Отдыхать после знойного дня, Стремительных птиц Улетела последняя стая. Гляжу я на горы, И горы глядят на меня, И долго глядим мы, Друг другу не надоедая.
С глаз моих утомленных Еще не смахнул я слезы, Еще не смахнул я пыли С чиновничьего убора. Единственную тропинку Давно опутали лозы, В высоком и чистом небе Сияют снежные горы. Листья уже опали, Земля звенит под ногою, И облака застыли Так же, как вся природа. Густо бамбук разросся Порослью молодою, А старое дерево сгнило Свалилось в речную воду. Откуда-то из деревни Собака бежит и лает, Мох покрывает стены, Пыльный, пепельно-рыжий. Из развалившейся кухни Гляжу — фазан вылетает, И старая обезьяна Плачет на ветхой крыше. На оголенных ветках Молча расселись птицы, Легла звериная тропка Возле знакомой ели. Книги перебираю Моль на них шевелится, Седая мышь выбегает Из-под моей постели. Надо правильно жить мне, Может быть, мудрым буду? Думаю о природе, Жизни и человеке. Если опять придется Мне уходить отсюда Лучше уйду в могилу, Сгину в земле навеки.
Едва проснусь И вижу я уже: Гора Айвы. И так — весь день-деньской. Немудрено, Что «кисло» на душе: Гора Айвы Всегда передо мной.

Айва — очень кислая; поэт же вынужден целыми днями смотреть на гору Айвы, поэтому он и пишет, что у него «кисло» на душе.

Я покинул Боди, Что стоит средь цветных облаков, Проплывем по реке мы До вечера тысячу ли. Не успел отзвучать еще Крик обезьян с берегов А уж челн миновал Сотни гор, что темнели вдали.

Боди — крепость на реке Янцзы, на берегах которой много обезьян.

Тысячу ли. — Единицей измерения длины в Китае была ли, равная приблизительно 0,5 км.

Вижу белую цаплю На тихой осенней реке, Словно иней, слетела И плавает там, вдалеке. Загрустила душа моя, Сердце — в глубокой тоске. Одиноко стою На песчаном пустом островке.
Очищается сердце мое Здесь, на Чистой реке; Цвет воды ее дивной Иной, чем у тысячи рек. Разрешите спросить Про Синьань, что течет вдалеке: Так ли камешек каждый Там видит на дне человек? Отраженья людей, Словно в зеркале светлом, видны, Отражения птиц Как на ширме рисунок цветной. И лишь крик обезьян, Вечерами, среди тишины, Угнетает прохожих, Бредущих под ясной луной.

Синьань — река, о которой говорили, что в ней виден на дне каждый камушек.

В струящейся воде Осенняя луна. На южном озере Покой и тишина. И лотос хочет мне Сказать о чем-то грустном, Чтоб грустью и моя Душа была полна.
Как на картине, Громоздятея горы И в небо лучезарное Глядят. И два потока Окружают город, И два моста, Как радуги, висят. Платан застыл, От холода тоскуя, Листва горит Во всей своей красе. Те, кто взойдут На башню городскую, Се Тяо вспомнят Неизбежно все.

Се Тяо — знаменитый поэт V в., мастер пейзажной лирики. Служа губернатором в Сюаньчэне, Се Тяо построил башню в северной части города, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Ли Бо очень любил стихи Се Тяо и, оказавшись в Сюаньчэне, конечно же, не мог не подняться на построенную им башню.

Посвящается Фу Ай Здесь северный снег Пролетает средь облачной мглы И, следуя ветру, Несется за берег морской. Деревья у моря, Как ранней весною, белы, Прибрежный песок Белоснежной покрыт пеленой. С рекою Яньси Вдохновенье связало меня, Где Лянского князя Пиры, что пригрезились мне? Инчжунская песня Плыла там, по струнам звеня. И песню окончил И снова грущу в тишине.

Местность Хуайхай находилась на юге Китая, поэтому снег выпадал там очень редко. Фу Ай: один из близких друзей Ли Бо, находившийся в это время на севере.

"Лянского князя пиры" — Князь древнего удела Лян любил устраивать пиры во время снегопада, приглашая известных поэтов и литераторов. Среди его гостей был знаменитый поэт Сыма Сянжу (II в. до н. э.). Инжунсунская песня поэта Сун Юя (III в. до н. э.) воспевает весенний снегопад.

Цветы лиловой дымкой обвивают Ствол дерева, достигшего небес, Они особо хороши весною И дерево украсило весь лес. Листва скрывает птиц поющих стаю, И ароматный легкий ветерок Красавицу внезапно остановит, Хотя б на миг — на самый краткий срок.
У южной веранды Растет молодая сосна, Крепки ее ветки И хвоя густая пышна. Вершина ее Под летящим звенит ветерком, Звенит непрерывно, Как музыка, ночью и днем. В тени, на корнях, Зеленеет, курчавится мох. И цвет ее игл Словно темно-лиловый дымок. Расти ей, красавице, Годы расти и века, Покамест вершиной Она не пронзит облака.
Пытали однажды: мол, что за нужда В нефритовых скалах гнездо себе вью? В ответ улыбнулся и промолчал, А сердце запело: свободу люблю… Стремнина персиковых лепестков, Летящих с обрыва в ущелье теней. Лишь здесь — небеса, и земля — только здесь, А не среди людей.
Луна Эмэйшаньских гор, полумесяц осенний! В реке Усмиренных Цянов купаются тени… От Чистых Ручьев плыву по дороге к Трем Безднам. Тоскую… к Юйчжоу спускаюсь вниз по теченью.

Река Усмиренных Цянов получила свое название по имени одного из горных племен, враждовавших с Китаем.

Чистые Ручьи, Три Бездны — названия водных путей, по которым плыл Ли Бо, направляясь к местности Юйчжоу.

В ночной тишине Цзиньлина Проносится свежий ветер, Один я всхожу на башню. Смотрю на У и на Юэ. Облака отразились в водах И колышут город пустынный, Роса, как зерна жемчужин, Под осенней луной сверкает. Под светлой луной грущу я И долго не возвращаюсь. Не часто дано увидеть, Что древний поэт сказал. О реке говорил Се Тяо: "Прозрачней белого шелка", И этой строки довольно, Чтоб запомнить его навек.

У и Юэ — названия двух древних царств. Китайские поэты очень часто употребляли древние названия различных местностей, где им доводилось бывать.

Из восточного залива солнце, Как из недр земных, над миром всходит. По небу пройдет и канет в море. Где ж пещера для шести драконов? В древности глубокой и поныне Солнце никогда не отдыхало, Человек, без изначальной силы, Разве может вслед идти за солнцем? Расцветая, травы полевые Чувствуют ли к ветру благодарность? Дерева, свою листву роняя, На осеннее не ропщут небо. Кто торопит, погоняя плетью, Зиму, осень, и весну, и лето? Угасанье и расцвет природы Совершаются своею волей. О, Си Хэ, Си Хэ, возница солнца, Расскажи нам, отчего ты тонешь В беспредельных и бездонных водах. И какой таинственною силой Обладал Луян? Движенье солнца Он остановил копьем воздетым. Много их, идущих против Неба, Власть его присвоивших бесчинно. Я хочу смешать с землею небо, Слить всю необъятную природу С первозданным хаосом навеки.

Луян — древний полководец, который, по преданию, остановил заход солнца взмахом копья, чтобы до наступления темноты завершить битву с царством Хань.

 

II. ВСПОМИНАЯ РОДИНУ

 

У самой моей постели Легла от луны дорожка. А может быть, это иней? Я сам хорошо не знаю. Я голову поднимаю Гляжу на луну в окошко, Я голову опускаю И родину вспоминаю.

Сравни с переводом В. М. Алексеева, озаглавленным "Думы в тихую ночь":

Перед постелью вижу сиянье луны. Кажется — это здесь иней лежит на полу. Голову поднял — взираю на горный я месяц; Голову вниз — я в думе о крае родном.
Слышу: яшмовой флейты музыка, Окруженная темнотой, Пролетая, как ветры вешние, Наполняет Лоян ночной. Слышу "Сломанных ив" мелодию, Светом полную и весной… Как я чувствую в этой песенке Нашу родину — сад родной.

Лоян — город в провинции Хэнань. Во времена Ли Бо Лоян по-прежнему оставался Восточной столицей империи (этот статус город получил еще в 1 в. н. э.), хотя императорский двор и главные правительственные учреждения находились в Западной столице — городе Чанъани.

"Сломанные ивы" — так называлась мелодия, которую Ли Бо мог часто слышать в домах своих знакомых, в харчевнях и винных лавках. Грустное звучание мелодии ассоциировалось с разлукой.

Как часто я слушал Кукушек лесных кукованье, Теперь — в Сюаньчэне Гляжу на "кукушкин цветок". А вскрикнет кукушка И рвется душа от страданья, Я трижды вздыхаю И молча гляжу на восток.
В горах Востока Не был я давно. Там розовых цветов Полным-полно. Луна вдали Плывет над облаками. А в чье она Опустится окно?
Не с осенью ли схож "Осенний берег"? Он повергает странника В печаль, И кто ее поймет, И кто измерит, Когда с горы Он долго смотрит вдаль? Он смотрит В направлении Чанъаня, Внизу течет И пенится вода. Он спрашивает В горе и страданье: "Ты вспомнишь обо мне Хоть иногда? Возьми же слез моих волну С собой И унеси их к другу В край родной". Здесь всю ночь Тоскуют обезьяны Станет белой Желтая гора. И река шумит Во мгле туманной, Сердце мне Тревожа до утра. Я хочу И не могу уехать, Долго ль мне еще Томиться тут? Посмеяться бы Хоть горьким смехом Но лишь слезы Из очей бегут. Я здесь совсем еще Недолго прожил, Но в зеркало Однажды посмотрел И вижу: Волосы мои похожи На белый снег Или на белый мел. Здесь обезьянки В заводи речной, Похожие На белые снежинки, Играют С отраженною луной И корчат ей Гримасы и ужимки. Гостем я проживаю А мысли мои как в тумане. Через силу гляжу на цветы А болеет душа. Хоть и горы и реки Здесь выглядят словно в Яньсяне, Но подуют ветра И как будто я снова в Чанша. Зажгло и землю и небо Горнов жаркое пламя, Красные искры смешались С темно-лиловым дымом. Поет меднолицый парень И песня летит над нами, И ветер ее разносит По далям необозримым.

"Осенний берег" — живописная местность в современной провинции Аньхуэй.

Желтая гора находится в провинции Аньхузй. Обезьяны тоскуют, и поэтому гора "станет белой", то есть как бы поседеет от тоски.

Яньсянь — город в провинциы Чжэцзян, где доводилось бывать Ли Бо.

Чанша — город в провинции Хунань, известный своими живописными окрестностями.

Нету отдыха мне Никогда и нигде Путь все дальше ведет От родимого края. Перебрался я в лодку, Живу на воде, И расстроился снова, Письмо посылая. Не дано нам с тобою Скитаться вдвоем, Ты на севере, Я — на томительном юге. С той поры, Как семью я покинул и дом, Что я знаю — три года О милой супруге? Побледнело лицо, На висках седина Как вернуть бы Твою молодую улыбку? Гость однажды приехал, Хмельной от вина, И в руках он держал "Пятицветную рыбку". Прочитал я Парчовые знаки твои, И казалось, Что иероглифы рыдают. Сотни рек, сотни гор Преградили пути, Но желанья и мысли У нас совпадают.

"Пятицветная рыбка" — образное название письма. Почтовыи конверт напоминал по форме рыбу.

Дождь кончился, И в дымке голубой Открылось небо Дивной чистоты. Восточный ветер Обнялся с весной И раскрывает Юные цветы. Но опадут цветы Уйдет весна. И человек Начнет вздыхать опять. Хотел бы я Все испытать сполна И философский камень Отыскать.

Шаньчжун — местность в современной провинции Сычуань, где Ли Бо провел свои детские годы.

Философский камень — имеется в виду киноварь, один из важнейших компонентов для приготовления даосского "эликсира бессмертия". Ли Бо часто странствовал в горах, отыскивая лечебные травы и минералы, необходимые для различных медицинских и химических опытов.

Я стыжусь: ведь подсолнечник Так защищает себя А вот я не умею, И снова скитаться мне надо. Если все же когда-нибудь Буду помилован я, То, вернувшись, займусь Лишь цветами любимого сада.

Елан — город на юго-западной окраине Китая, в современной провинции Гуйчжоу. Подробнее об этом стихотворении смотри в предисловии.

Когда-то бывали фениксы здесь, Теперь — терраса пуста, И только река, как прежде, течет, Стремительна и чиста. И возле дворца, что был знаменит, Тропинка видна едва. И там, где гремели всю ночь пиры, Курганы, цветы, трава. И речной поток у подножья гор Проносится, полный сил, Здесь остров Белой Цапли его Надвое разделил. Я знаю, что солнце могут закрыть Плывущие облака: Давно уж Чанъаня не вижу я И гложет меня тоска.
Быстрее реки этой Люди еще не нашли: По ней не плывут, А летят, как стрела, корабли. — К десятой луне Проплывет он три тысячи ли И скоро ль вернется К просторам родимой земли?
Над горами Тяньшань Золотая восходит луна, И плывет в облаках Беспредельных, как море, она. Резкий ветер, пронесшийся Сотни и тысячи ли, Дует здесь, на заставе, От родины нашей вдали. Здесь, над Ханьской дорогою, Горы нависли в упор, Гунны здесь проходили К озерной воде Кукунор. И по этой дороге Бойцы уходили в поход, Но домой не вернулись, Как ныне никто не придет. Те, кто временно здесь, Да и весь гарнизон городской Все горюют о родине, Глядя на север с тоской. Эту ночь я опять Проведу в кабачке за вином, Чтоб забыться на время Не думать о доме родном.

Приводим перевод А. Ахматовой этого стихотворения, озаглавленный ею "Луна над пограничными горами":

Луна над Тяньшанем восходит, светла, И бел облаков океан, И ветер принесся за тысячу ли Сюда от заставы Юймынь. С тех пор как китайцы пошли на Бодэн, Враг рыщет у бухты Цинхай, И с этого поля сраженья никто Домой не вернулся живым. И воины мрачно глядят за рубеж Возврата на родину ждут, А в женских покоях как раз в эту ночь Бессонница, вздохи и грусть.

 

III. К ДРУЗЬЯМ

 

Там, где синие горы За северной стали стеной, Воды белой реки Огибают наш город с востока. На речном берегу Предстоит нам расстаться с тобой, Одинокий твой парус Умчится далеко-далеко. Словно легкое облачко, Ветер тебя понесет. Для меня ты — как солнце, Ужели же время заката? Я рукою машу тебе Вот уже лодка плывет. Конь мой жалобно ржет Помнит: ездил на нем ты когда-то.
У той дороги, Что ведет в Гущу, С тобою, друг, В беседке я сижу. Колодец С незапамятных времен Здесь каменной оградой Обнесен. Здесь женщины, С базара возвратясь, Смывают с ног своих И пыль и грязь. Отсюда Коль на остров поглядишь Увидишь: Белый там растет камыш… Я голову Поспешно отверну, Чтоб ты не видел Слез моих волну.
Любуемся мы, Как цветы озаряет рассвет. И все же грустим: Наступает разлука опять. Здесь вместе с тобою Немало мы прожили лет, Но в разные стороны Нам суждено уезжать. Скитаясь в ущельях, Услышишь ты крик обезьян, Я стану в горах Любоваться весенней луной. Так выпьем по чарке Ты молод, мой друг, и не пьян: Не зря я сравнил тебя С вечнозеленой сосной.
Тихий дождик окончился. Выпито наше вино, И под парусом лодка твоя По реке полетела. Много будет тебе на пути Испытаний дано, А вернешься домой И слоняться там станешь без дела. Здесь, на острове нашем, Уже расцветают цветы И плакучие ивы Листву над рекою склонили. Без тебя мне осталось Сидеть одному у воды На речном перекате, Где вместе мы рыбу удили.
Здесь душу ранит Самое названье И тем, кто провожает, И гостям. Но ветер, Зная горечь расставанья, Все не дает Зазеленеть ветвям.

Беседка Лаолао находилась на территории современной провинции Цзянсу. В Китае существовал обычай «сун» ("проводы"), согласно которому уезжающего в дальние края друга или родственника провожали пешком до пристани или почтовой станции, останавливаясь по дороге в беседках или павильонах, сочиняя стихи на прощание и угощая друг друга вином. Беседка Лаолао служила традиционным местом расставания.

Я учителя Мэн Почитаю навек. Будет жить его слава Во веки веков. С юных лет Он карьеру презрел и отверг Среди сосен он спит И среди облаков. Он бывает Божественно пьян под луной, Не желая служить Заблудился в цветах. Он — гора. Мы склоняемся перед горой, Перед ликом его Мы лишь пепел к прах.

Мэн Хаожань (689–740) — один из самых известных и почитаемых в Китае танских лириков, в юности "странствующий рыцарь", а в зрелые годы поэт-отшельник. Ли Бо был не только современником, но и другом Мэн Хаожаня.

В конце концов для чего Я прибыл, мой друг, сюда? В безделье слоняюсь здесь, И некому мне помочь. Без друга и без семьи Скучаю, как никогда, А сосны скрипят, скрипят По-зимнему, день и ночь. Луское пью вино, Но пей его хоть весь день Не опьяняет оно: Слабое, милый друг. И сердце полно тоской, И, словно река Вэнь, Безудержно, день и ночь Стремится к тебе — на юг.

Шацю — местность на территории провинции Шаньдун. В переводе это название означает — Песчаный Холм.

Когда нам снова будет суждено Подняться над озерною водой? Когда же вновь у Каменных Ворот Вином наполним кубок золотой? Стихают волны на реке Сышуй, Сверкает море у горы Цзулай. Пока не разлучила нас судьба, Вином полнее чарку наливай.

Каменные Врата — гора в провинции Шаньдун, где одно время жили Ли Бо и Ду Фу (подробнее смотри в предисловии).

Забыли мы Про старые печали, Сто чарок Жажду утолят едва ли. Ночь благосклонна К дружеским беседам, А при такой луне И сон неведом, Пока нам не покажутся, Усталым, Земля — постелью, Небо — одеялом.
Ли Бо ступил на борт челна. Вот и попутная волна. Вдруг — песня… донеслась она под топот скакуна. Глубины персиковых вод хоть в десять тысяч чи! Ван Луня дружеское сердце не знает вовсе дна.

"Десять тысяч чи". — Китайский фут ("чи") был равен 0,32 метра.

Сравни с переводом Л. Эйдлина "Ван Луню":

Ли Бо уже в лодке своей сидит, отчалить ему пора. Вдруг слышит, как кто-то на берегу поет, отбивая шаг. И Озера Персиковых Цветов бездонной пучины глубь Не мера для чувства, с каким Ван Лунь меня провожает в путь!
Я друга до Балина провожаю. Потоком бурным протекает Ба, Там на горе есть дерево большое, Оно состарилось и не цветет. Внизу весенняя пробилась травка, Что ранит душу слабостью своей. Я спрашиваю жителей окрестных: "Куда меня дорога приведет?" Мне отвечают: " По дороге этой "На юге" некогда Ван Цань всходил". Не прерываясь, тянется дорога До города столичного Чанъань, Садясь тускнеет солнце над дворцами, Плывут по небу стаи облаков. И вот сейчас, когда прощаюсь с другом, Разлуки место ранит душу мне. И голос друга, «Иволгу» поющий, Мне слушать нестерпимо тяжело.

Балин — название горы в окрестностях столицы Чаньань.

Ба — река в той же местности.

Ван Цань — известный поэт II в., один из поэтического содружества "семи цзяньаньских мужей", сложившегося под покровительством правящего дома Цао. До наших дней дошло около двадцати произведений Ван Цаня в разных жанрах. В одном из его стихотворений есть строки: "На юге поднимаюсь на Балинскую гору…", поэтому Ли Бо и пишет: "На юге" некогда Ван Цань всходил".

«Иволга» — название мелодии, напоминавшей о разлуке.

 

VI. СТИХИ О ЖЕНСКОЙ ДОЛЕ

 

Уехал мой муж далеко, далеко На белом своем коне, И тучи песка обвевают его В холодной чужой стране. Как вынесу тяжкие времена?.. Мысли мои о нем, Они все печальнее, все грустней И горестней с каждым днем. Летят осеннне светлячки У моего окна, И терем от инея заблестел, И тихо плывет луна. Последние листья роняет утун. Совсем обнажился сад. И ветви под резким ветром в ночи Качаются и трещат. А я, одинокая, только о нем Думаю ночи и дни. И слезы льются из глаз моих Напрасно льются они.
За воротами Холода Властвует грозный дракон; Свечи — вместо зубов, Пасть откроет — и светится он. Ни луны и ни солнца Туда не доходят лучи, Только северный ветер Свистит, свирепея в ночи. Только снежная вьюга Бушует недели подряд, И громадные хлопья На древнюю башню летят. Я тоскую о муже, Воюющем в диком краю, Не смеюсь я, как прежде, И песен теперь не пою. Мне осталось стоять у калитки И думать одной: Жив ли мой господин Далеко — за Великой стеной. Взял он меч, чтоб дракона Сразить — и рассеять туман. Мне оставил на память Обтянутый кожей колчан. Две стрели с опереньем Оставил он мне заодно, Но они паутиной и пылью Покрылись давно. Для чего эти стрелы, Колчан, что висит на стене, Если ты, господин, Никогда не вернешься ко мне? Не могу я смотреть На подарок, врученный тобой. Я сожгла твой подарок, И пеплом он стал и золой. Можно Желтую реку Смирить, укрепив берега, Но труднее брести Сквозь туманы, пургу и снега.

Ворота Холода — Согласно древней легенде, за воротами Холода начиналась Страна Вечной Стужи и Мрака, где жил священный дракон. Во рту у дракона вместо зубов были свечи, и когда он открывал пасть, все вокруг озарялось огнем.

Когда, господин мой, Прощались мы в прошлом году Ты помнишь, как бабочки В южном порхали саду… А ныне гляжу, Вспоминая тебя, господин, На горы, на снег Подпирающих небо вершин. А до Юйгуани, Наверно, три тысячи ли И как бы мне сделать, Чтоб письма отсюда дошли?

Юйгуань — пограничная застава на северо-западе Китая.

Смотри, как ветви ивы Гладят воду Они склоняются Под ветерком. Они свежи, как снег, Среди природы И, теплые, Дрожат перед окном. А там красавица Сидит тоскливо, Глядит на север, На простор долин, И вот Она срывает ветку ивы И посылает — мысленно В Лунтин.
С террасы нашей на Яньчжи Гляжу сквозь желтый листопад: Тебя увидеть я хочу Но зря глаза мои глядят. Над морем тают облака Они к тебе не доплывут. Уже и осень подошла, А мне — одной томиться тут. Отряды варваров степных Опять готовятся в поход, Ни с чем вернулся наш посол К заставе Яшмовых ворот. Ужели ханьские бойцы Не возвратятся на восток? Ужели надо мне жалеть О том, что сорван был цветок?

Застава Яшмовых ворот — пограничная застава.

Сравни с переводом В. М. Алексеева "Осенние думы":

У дерева Яньчжи желтые падают листья, приду, погляжу — сама поднимусь на башню. Над морем далеким лазурные тучи прорвались, от хана-шаньюя осенние краски идут. Войска кочевые в песчаной границе скопились, а ханьский посол вернулся из Яшмы-Заставы. Ушедший в поход, не знаю, когда он вернется, напрасно грущу, что цветок орхидеи завянет.
Кто у нас не слыхал О красавице нежной Ло Фу? Как однажды она Обрывала с деревьев листву? Белоснежные руки Сияли в зеленых ветвях, И полдневное солнце Горело у ней на щеках. "Сударь! незачем тут Останавливать быстрых коней Мне пора уходить, Накормить шелковичных червей".

«Цзые» — согласно преданию, во времена династии Цзинь (265–420) жила женщина по имени Цзые, обладавшая удивительным поэтическим даром. Созданные ею на основе народных песен стихи положили начало определенной поэтической традиции. Произведения в этом жанре стали так и называться — «цзые».

Зеркальное озеро На сто раскинулось ли, И лотосы тихо Открыли бутоны свои. Красавица с лодки Цветы собирает легко, А люди досадуют Озеро невелико: Уплыла красавица, И не видать за холмом, Как входит она, Равнодушная, в княжеский дом.

Зеркальное озеро — искусственное озеро, созданное в 130 г. н. э. на территории современной провинции Цзянсу.

Уже над городом Чанъань Сияет круглая луна. Но всюду слышен стук вальков, И женщины не знают сна. Осенний ветер во дворах Всю ночь свистеть не устает. И помыслы мои летят К заставе Яшмовых ворот. Когда же, варваров смирив, Утихнет долголетний бой? Когда домой придут войска И муж мой встретится со мной?

"…всюду слышен стук вальков…" — один из самых распространенных образов в китайской поэзии. В старом Китае женщины стирали белье, расстилая его на плоских прибрежных голышах и колотя по нему деревянными вальками, стук которых разносился на далекое расстояние.

На рассвете гонец Отправляется в дальний поход. Подбиваю я ватой одежду Всю ночь напролет. А замерзшие пальцы Дрожат, продевая иглу. Ножниц не удержать И все время они на полу. Но одежду для мужа В далекий отправлю я путь Может быть, до Линьтао Ее довезут как-нибудь?

Линьтао — пограничное селение на территории современной провинции Ганьсу.

Сколько дней мы в разлуке, Мой друг дорогой, Дикий рис уже вырос У наших ворот. И цикада Смирилась с осенней порой, Но от холода плачет Всю ночь напролет. Огоньки светляков Потушила роса, В белом инее Ветви ползучие лоз. Вот и я Рукавом закрываю глаза, Плачу, друг дорогой, И не выплачу слез.
На луском шелку, Знаменитом своей белизной, Письмо написала я воину Тушью цветной, Пусть к дальнему морю, В холодный и горестный край, Его отнесет Покровитель любви — попугай. Письмо небольшое Немного в нем знаков и строк, Но полон значения Самый ничтожный значок. И воин получит письмо И сломает печать, И слезы польются Он их не сумеет сдержать. А выльютс, я слезы, Что так непрерывно текли, Он вспомнит: меж нами Не сотни, а тысячи ли. За каждую строчку, За милый сердечный привет Готов заплатить он По тысяче звонких монет. Когда красавица здесь жила Цветами был полон зал. Теперь красавицы больше нет Это Ли Бо сказал. На ложе, расшитые шелком цветным. Одежды ее лежат. Три года лежат без хозяйки они, Но жив ее аромат. Неповторимый жив аромат, И будет он жить всегда. Хотя хозяйки уж больше нет. Напрасно идут года. И теперь я думаю только о ней. А желтые листья летят, И капли жестокой белой росы Покрыли осенний сад.
Опять прокаркал Черный ворон тут В ветвях он хочет Отыскать приют. Вдова склонилась Над станком своим Там синий шелк Струится, словно дым. Она вздыхает И глядит во тьму: Опять одной Ей ночевать в дому.
Ступени из яшмы Давно от росы холодны. Как влажен чулок мой! Как осени ночи длинны! Вернувшись домой, Опускаю я полог хрустальный И вижу — сквозь полог Сияние бледной луны.
Цветку подобна новая жена, Хотя бы и достойная любви. Я — старая — на яшму похожу И не скрываю помыслы свои. Цветок непостоянен. Непрочна Его любви блистающая нить. Но яшмовое сердце никогда Не сможет разлюбить иль изменить. И я была когда-то молодой, Но, постаревшая, живу одна. А ты увидишь: время пролетит И станет старой новая жена. Не забывай же о царице Чэнь, Той, что была любимою женой, Ее покои в Золотом дворце Покрыты паутиною седой.

Царица Чэнь — жена ханьского императора Уди (140 87 гг. до н. э.), о которой он забыл, увлекшись новой красавицей.

За яшмовою шторою Одна Красавица Томится у окна. Я вижу влажный блеск В очах печальных Кто ведает, О ком грустит она?
Еще не носила прически я Играла я у ворот, И рвала цветы у себя в саду, Смотрела, как сад цветет. На палочке мой муженек верхом Скакал, не жалея сил, Он в гости ко мне приезжал тогда И сливы мне приносил. Мы были детьми в деревне Чангань, Не знающими труда, И, вместе играя по целым дням, Не ссорились никогда. Он стал моим мужем, — а было мне Четырнадцать лет тогда, И я отворачивала лицо, Пылавшее от стыда. Я отворачивала лицо, Пряча его во тьму, Тысячу раз он звал меня, Но я не пришла к нему. Я расправила брови в пятнадцать лет, Забыла про детский страх, Впервые подумав: хочу делить С тобой и пепел и прах. Да буду я вечно хранить завет Обнимающего устой, И да не допустит меня судьба На башне стоять одной! Шестнадцать лет мне теперь — и ты Уехал на долгий срок. Далеко, туда, где в ущелье Цюйтан Кипит между скал поток. Тебе не подняться вверх по Янцзы Даже к пятой луне. И только тоскливый вой обезьян Слышишь ты в тишине. У нашего дома твоих следов Давно уже не видать, Они зеленым мхом поросли Появятся ли опять? Густо разросся зеленый мох И след закрывает твой. Осенний ветер весь день в саду Опавшей шуршит листвой. Восьмая луна — тускнеет все, Даже бабочек цвет. Вот они парочками летят, И я им гляжу вослед. Осенние бабочки! Так и я Горою перед зимой О том, что стареет мое лицо И блекнет румянец мой. Но, рано ли, поздно ли, наконец Вернешься ты из Саньба. Пошли мне известье, что едешь ты, Что смилостивилась судьба. Пошли — и я выйду тебя встречать, Благословив небеса, Хоть тысячу ли я пройду пешком, До самого Чанфэнса.

Чангань — деревушка на территории современной провинции Цзянсу.

Завет обнимающего устой — В древности некий человек по имени Бэй Шэн назначил своей возлюбленной свидание у моста. Время шло, а женщина все не приходила. Внезапно вода в реке стала стремительно подниматься, но Бэй Шэн так и не покинул это место и, верный данному слову, погиб, ухватившись за один из устоев моста. Отсюда и произошло выражение "обнимающий устой", означающее верность до самой смерти.

У соседки моей Под восточным окном Разгорелись гранаты В луче золотом. Пусть коралл отразится В зеленой воде Но ему не сравниться с гранатом Нигде. Столь душистых ветвей Не отыщешь вовек К ним прелестные птицы Летят на ночлег. Как хотел бы я стать Хоть одной из ветвей, Чтоб касаться одежды Соседки моей. Пусть я знаю, Что нет мне надежды теперь, — Но я все же гляжу На закрытую дверь.
Приграничные варвары С гор в наступленье пошли И выводят солдат Из печальных солдатских домов. Командиры раздали "Тигровые знаки" свои, Значит, вновь воевать нам Средь желтых и мерзлых песков. Словно лук, изогнулась Плывущая в небе луна, Белый иней блестит На поверхности наших мечей. К пограничной заставе Не скоро вернусь я, жена, Не вздыхай понапрасну И слез понапрасну не лей.

"Тигровые знаки" — бронзовые пластинки или бамбуковые дощечки с изображением тигра. Разрезанные на две части, они служили как бы паролем и отзывом.