Утром меня разбудил Олег:

— Вставай, смотри, какое утро. Пошли делать зарядку на свежем воздухе.

Мы немного побегали, потом побоксировали, потом перешли к упражнениям для ног.

— Ну и лентяй. Почему ноги так низко поднимаешь? Смотри, — сказал я, взмахнув ногой почти перед носом Олега.

— Хвастай больше! Был бы моего роста, не выше меня поднимал бы.

— Минуточку, — остановил я Олега, — до какого места моей спины ты можешь достать ногой? Попробуй.

— Да зачем тебе?

— Попробуй, потом скажу.

Я повернулся спиной к Олегу, и вслед за этим его нога коснулась моей спины чуть пониже лопаток.

— Нет, не так. Отойди шага на два-три и ударь ногой в спину, как можно выше и сильней.

— Ты серьезно? Сильно ударить? Ну, если ты просишь, отказать не могу.

Через минуту, получив сильный удар пониже спины, я лежал, зарывшись головой в сугроб. Встревоженный Олег бросился меня поднимать. Я встал очень довольный.

— Покажи, как бил.

Олег сделал большой шаг левой ногой, одновременно согнул правую в колене, прижал бедро к животу и с силой выбросил ногу вперед.

— А чем ударил? — спросил я.

— Всей подошвой кедов.

— Почему выше не ударил? В поясницу. Ведь я просил как можно выше. В первый раз ты почти до лопаток достал.

— Но тогда сильного удара не будет. Ты же просил сильно. Можешь наконец объяснить, что за странные упражнения придумал?

— Могу. Б. В. примерно одного роста с тобой. А Виктор был чуть выше меня. Вот, теперь ясно, что Б. В. физически не мог нанести Бойченко сильный удар в поясницу.

— Ах, вот оно что, — проводим следственный эксперимент! Кажется, так это называется. Тогда давай подумаем, нельзя ли его использовать для остальных? Кто еще у нас высокий?

— Гиви примерно такого же роста, как был Виктор. Листопад лишь немного пониже. Оба они достаточно крепкие, сильный удар нанести могут. Ну, еще Петя, Харламов, Кронид высокие…

— При чем тут Петя и Харламов. С ними все ясно. Ты бы еще себя вспомнил, тоже высокий. А вот что придумать для Гиви и Листопада…

День прошел без особых происшествии. Ничего путного в голову не приходило. Тем не менее определенный успех был, и я решил обрадовать товарищей первыми результатами.

Ужин проходил в угрюмом молчании. Место Гиви пустовало: он был нездоров. Когда тетя Лиза подала чай, я встал и попросил меня выслушать.

— Товарищи, я понимаю ваше настроение и даже ваше… ваше отношение ко мне. Не буду сейчас оправдываться. Поверьте, мною руководят самые добрые намерения. Важно другое. В течение вчерашнего дня и сегодняшнего утра мне удалось многое выяснить и хотелось бы сейчас с вами поделиться.

Я кратко изложил содержание своих бесед с тетей Лизой, Петровичем и Петей. Потом рассказал про утренний эксперимент.

— Итак, — закончил я, — теперь остается доказать непричастность Гиви и Андрея Филипповича. Я уверен, что и здесь все будет хорошо. Тогда станет окончательно ясным, что в гибели Бойченко виновен кто-то посторонний.

Реакция на мои слова была совсем не такой, как я ожидал. Никто не проявил радости, не подбодрил меня. Увлеченный успехом, я в тот момент не понимал, что чем шире круг лиц с твердыми доказательствами непричастности к гибели Виктора, тем более сгущаются тучи над остальными. Но Листопад, по-видимому, понимал это предельно четко. Он сидел за столом угрюмый, неподвижный, опустив голову на руки. Затем откинулся на спинку стула и каким-то злобным голосом сказал:

— Понял, все понял. Прикрыли заведующего и парторга. Потом и Брегвадзе прикроете. Все свалите на. Листопада, нашли козла отпущения.

Он встал и, как-то сгорбившись, направился к двери.

— Андрей Филиппович, вы не встречались ранее, лет пять назад, с Бойченко? — неожиданно спросил его Олег. Листопад только махнул рукой и вышел из столовой.

Я с удивлением посмотрел на Олега. У него было необычное выражение лица. Казалось, что под маской равнодушия он что-то скрывает. Олег перехватил мой взгляд и чуть заметным движением головы предложил выйти.

— С чего ты это? Разве они раньше встречались? — кинулся я к Олегу, как только мы оказались одни.

— Потерпи. Сначала хочу рассказать некую историю.

— Какую историю? При чем тут истории? Я тебя про. Листопада спрашиваю.

— Молчи и слушай. Лет пять назад в повестке дня очередного заседания ученого совета одного московского НИИ, — с некоторой торжественностью начал Олег, — значилась защита кандидатской диссертации. Об этой диссертации говорили во всех лабораториях института и даже в других организациях. Ходили слухи, что диссертант сделал открытие, обнаружил новый эффект, что ему собираются сразу присвоить доктора наук.

К началу заседания ученого совета конференц-зал был переполнен. Все шло как положено. Ученый секретарь совета огласил характеристику и основные биографические данные диссертанта. Затем тот кратко изложил содержание работы, методику эксперимента, подчеркнул новизну результатов.

Было много вопросов. Диссертант отвечал спокойно и обстоятельно. Затем выступили оппоненты.

— …Разработан новый экспериментальный метод… высокая чувствительность… обнаружен новый эффект… трудно переоценить… результаты работы вполне соответствуют требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям… И далее в таком же духе.

— К черту диссертанта я оппонентов, — не выдержал я, но Олег невозмутимо продолжал:

— В обсуждении диссертации приняли участие члены совета: академик и профессор, фамилии которых я не помню. Оба дали ей весьма высокую оценку. Словом, не защита, а триумф.

— Есть ли еще желающие выступить? — обратился председатель к присутствующим.

— Есть, — сказал кто-то из зала.

Председатель поморщился:

— Ну, если вы настаиваете, то пожалуйста. Только прошу сосредоточиться на недостатках работы. Комплиментов мы сегодня наслышались предостаточно.

И, представляешь, на трибуну вышел парень лет двадцати с небольшим, белобрысый, в ковбойке, подождал, пока в зале установится тишина, и, слегка заикаясь от волнения, заявил, что в действительности никакого эффекта нет, что диссертант фальсифицировал результаты эксперимента…

— Я проходил преддипломную практику в лаборатории, где выполнялась работа, — сказал он. — Диссертант произвольно смещал некоторые экспериментальные точки вниз, другие вверх, в результате чего и родился «новый эффект». В журнале, где велись записи результатов измерений, имеются подчистки…

Что началось, передать не могу. Председатель тщетно пытался установить тишину. Наконец, когда шум несколько стих, встал один из членов совета.

— Разрешите задать вопрос диссертанту. Надо полагать, что ваша экспериментальная установка в полном порядке и при желании можно легко опровергнуть странное заявление, которое мы только что слышали. Не так ли?

Диссертант сидел, уставившись в одну точку, и молчал.

— Вам задан вопрос, прошу ответить, — обратился к нему председатель. Диссертант встал. Он был бледен.

— Установка сейчас не совсем в порядке, — начал он прерывающимся голосом. — Я хотел повысить точность… разобрал… хотел усовершенствовать… Но эффект существует. Я уверен…

Наступила зловещая тишина. Председатель растерянно смотрел то на одного, то на другого члена совета. Кто-то предложил отложить защиту и создать комиссию для проверки поступившего заявления.

— Не знаю, каковы оказались конкретные результаты деятельности комиссии, — продолжал Олег, — но повторная защита не состоялась. Через некоторое время диссертант уволился по собственному желанию и куда-то уехал.

Олег рассказывал очень образно, чуть ли не в лицах изображая диссертанта, председателя, оппонентов.

— Все это очень интересно, — сказал я, глядя на Олега с недоумением, — и рассказываешь ты, как будто сам присутствовал на защите, но какое это имеет отношение к нашим делам?

— Я действительно случайно оказался на защите и был свидетелем скандала. К нам эта история имеет некоторое отношение. Фамилия диссертанта — Листопад, да, Андрей Филиппович Листопад. А разоблачил его Виктор Бойченко.

Олег смотрел на меня с любопытством, слегка прищурив глаза, наклонив немного голову набок. Ему, видимо, было интересно, как я прореагирую на фамилии Бойченко и. Листопада, которые он произнес нарочито спокойным тоном.

А на меня эти фамилии подействовали, как удар электрического тока. Листопад и Бойченко!.. Так вот что между ними произошло! И тут же я начал сомневаться.

— Но, позволь, позволь, Олег. Как Листопад мог на такое решиться? Неужели он не знал, что результаты любой работы, а уж тем более открытие нового эффекта проверяются в десятках лабораторий и у нас и за рубежом. Любая фальсификация обречена на провал и притом очень скорый, физика знает несколько таких случаев, и все они окончились позором. Разоблачение фальсификаций неизбежно.

— Я сам об этом думал, — ответил Олег. — Дело в том, что года за два до защиты в одном малораспространенном журнале появилась теоретическая статья, в которой предсказывалось существование нового эффекта. Листопад, видимо, прочел эту статью и поверил в нее, не заметив грубой ошибки. Думаю, что свои измерения он обрабатывал как бы под гипнозом этой статьи. Обрабатывал необъективно, так, чтобы эффект получился, веря, что он действительно существует.

— Хорошо, это еще можно допустить. Но есть другой вопрос. Почему Виктор, когда заметил подлог, подтасовку вольную или невольную, все равно, не сказал об этом сразу, до защиты?

— Вот тут и проявилась полностью его «милая» натура. Просто сказать — неинтересно. Куда привлекательнее выступить на ученом совете, оказаться в центре внимания академиков, профессоров… Упустить такую возможность Бойченко не мог.

— Вот так история, — сказал я растерянно.

Прошло несколько минут. Я не мог собраться с мыслями. История с защитой меня потрясла. Фальсификация, подтасовка результатов эксперимента… Какая мерзость!

— Олег, почему же ты раньше об этом не рассказал?

— Понимаешь, вначале, когда Бойченко приехал, я не хотел осложнять отношения в лаборатории. Потом, когда Виктор погиб, рассказать — означало обвинить. Листопада…

— А сейчас? Что изменилось? Олег, давай начистоту, ты… ты допускаешь, что Листопад мог это сделать?

— Сейчас? Сейчас доказано, что все, кроме. Листопада и Брегвадзе, непричастны к гибели Виктора. А ведь у. Листопада были все основания ненавидеть Бойченко. Тот его опозорил, всю жизнь ему сломал. Листопад уже нежился в лучах славы, видел себя доктором наук…

Я сидел потрясенный, а Олег продолжал говорить медленно, останавливаясь, как бы размышляя вслух.

— …Заранее обдуманное убийство? Нет, это я отвергаю. Но Листопад мог встретить Бойченко на дороге. Нахлынули воспоминания, вспыхнула старая ненависть. Он импульсивно, не думая, ударил ногой…

— Нет, не верю, он не мог это сделать!

— Правда, отношения Брегвадзе и Бойченко, — продолжал Олег, — также оставляли желать лучшего…

— Чепуха! Ты имеешь в виду ревность? Может быть, ты и Гиви подозреваешь?

— Гиви? — переспросил Олег. — Давай рассуждать вместе. Гиви по уши влюблен в Марину. Ради нее он бросил в Москве интересную, перспективную работу. Приехал сюда в горы. Работает здесь не по специальности, по существу, лаборантом. И тут появляется Бойченко — красивый, остроумный, веселый. Оказывается, Марина с ним давно знакома, они на «ты». На глазах у Гиви Марина кокетничает с Виктором, бродит с ним по горам. Гиви обижен, оскорблен в лучших чувствах. Если думать в этом направлении, то легко себе представить, как Виктор и Гиви встретились на дороге, повздорили. Гиви вспыльчивый, горячий… Конечно, это не было заранее обдумано…

Олег умолк.

— Нет, не хочу, не могу поверить, что Листопад или Гиви могли это сделать, — сказал я немного погодя.

— Мне тоже не верится, — ответил Олег, — но «верю — не верю» — плохие аргументы. Ты не веришь, я не верю, а кто-то третий возьмет и поверит. Как ты будешь ему возражать? Что ты скажешь? Что знаешь. Листопада полтора года, а Брегвадзе я того меньше — полгода. Скажешь, что оба добросовестно относились к своим обязанностям, не совершали за это время аморальных поступков? Напишешь каждому положительную характеристику? Олег помолчал с минуту, потом встал.

— Уже поздно, спать пора. Пойду-ка я к себе.

— Погоди, успеешь. У меня еще один вопрос. Почему ты именно сегодня спросил. Листопада, не встречался ли он раньше с Бойченко? Ведь если он действительно виновен, то твой вопрос мог только насторожить его.

— Не совсем так. Допустим, что завтра или через несколько дней выяснится какое-нибудь обстоятельство, которое снимет все подозрения с Гиви, и останется один Листопад. Но это еще не доказательство его вины. Будут только подозрения — есть мотив преступления, нет другой версии, но все это еще не доказательство. Свидетелей не было. Доказательств преступления нет и не будет. Что тогда делать?

— Ну, а что может дать твой вопрос?

— Не торопись. Если Листопад и виновен, то он тем не менее не является опытным преступником. Человек он слабый, нервы шалят. Вспомни, как он вел себя сегодня после ужина настоящую истерику закатил. Вопрос, который я задал, показал, что его прошлые взаимоотношения с Бойченко известны. Тем самым он попадает в центр внимания, все вот-вот должно открыться. В этой ситуации нервы могут не выдержать, и он совершит какой-нибудь необдуманный поступок, выдаст себя или, может быть, попросту признается. Вот на это я и надеялся, да и сейчас еще надеюсь.

— Олег, я тебя не понимаю. Только что ты говорил, что не веришь в виновность. Листопада, а сам пытаешься его уличить. Да еще как! Задать такой вопрос теперь! Ты подвергаешь его пытке. Предположи, что он невиновен, как звучит тогда твой вопрос? Как ты мог?

Олег смотрел на меня, не говоря ни слова, и только дрожание руки, державшей папиросу, выдавало его волнение. Потом он тихо сказал:

— Ты бы видел выражение лица. Листопада на защите, в конце, когда разразился скандал. Я тогда впервые понял, что такое ненависть.

Я остался один. Неужели Листопад? Пусть Виктор его опозорил, сломал карьеру, испортил жизнь. Но убить, убить человека! Я не мог примириться с этой мыслью. Надо было найти доказательства невиновности. Листопада. Найти во что бы то ни стало.