На шестой день северный ветер утих, облака, как раненые волки, уползли за лес. Несколько часов стояла тишина, а к ночи налетел широкий ветер с полуденной стороны. Он предвещал дождь, все сильнее раскачивал сосны и ели, раздувал сигнальный костер на берегу, сыпал в темноте искры на траву.

Туре Хунд и Карле с Гунстейном на драккарах подсчитывали барыши. Денег уже почти не оставалось, зато вороха драгоценной рухляди заполняли все отсеки и мешки, и торг можно было считать удачным. Возвратясь в Норвегию, ярлы могут выручить за мягкие товары двойную, тройную, а за некоторые меха и четвертную цену.

Туре Хунд, пересчитывая и укладывая меха с помощью Орвара, думал о новгородце с перевязанной головой. Тревога поселилась надолго в сердце ярла. Туре чувствовал, что чернобородый русский пришел в Ой-Ял не один, наверняка с дружиной. Они, конечно, собираются отомстить викингам за смерть рыбаков, потопленных драккарами в море Ган-Вик.

Туре позвал на совет братьев ярлов. Викинги были уверены, что новгородцы в сговоре с биармами. Нет, норманны не боялись боя, но, как знать, не повернется ли к ним спиной Норна — богиня судьбы? Численный перевес был на стороне предполагаемых врагов. Новгородцы злы, и это удесятерит их силы…

На реке ночью поднялось волнение. Драккары, стоявшие на якорях, кидало ветром из стороны в сторону. Ярлы лежали в шатре Хунда. Перед ними горела свеча в слюдяном фонаре. Карле озабоченно говорил:

— Викинги не умеют праздновать труса и не боятся звона мечей. Но стоит ли рисковать теми богатствами, которые мы добыли на торге? А вдруг удача нам изменит?

— Ввязываться в драку сейчас неразумно, — поддержал его Гунстейн.

Туре долго думал и, наконец, решил:

— Вышлем на берег глаза и уши. Будем следить за каждым шагом русских и биармов. Запасы денег и товаров у нас иссякли. Завтра торгуем последний день, а вечером снимаемся с якорей!

Так решили викинги. Карле и Гунстейн отплыли на свой корабль. Туре позвал. Орвара и велел ему выслать на берег лазутчиков. Через некоторое время от драккара отплыла лодка с викингами, переодетыми в меховые одежды под вид биармов. Орвар вернулся, Хунд сказал ему:

— Выполни еще одно мое поручение. Возьми с собой сильного парня, хотя бы Асмунда, и съезди на берег. Видел девушку, которая покупала бархатную накидку? Она живет на окраине Ой-Ял, ее хижина почти у самого леса. Перед хижиной стоит старый кедр. Нижние сучья у него засохли. Выкради биармку и привези на драккар. Получишь пятьдесят эре серебром. Только, смотри, без шума!

Привыкший повиноваться каждому слову ярла, Орвар кивнул и вышел из шатра своего хозяина.

* * *

Лес за Ой-Ял был полон людей. Возле чумов из оленьих шкур у костров сидели биармы, приехавшие из дальних стойбищ. Варили мясо оленей, говорили о выгодном обмене товарами с викингами. Они получили за свои меха немало изделий из бронзы и серебра, а главное — оружия из железа и стали. Многие биармы с утренней зарей собирались возвращаться домой.

На некотором отдалении, в чащобе у больших костров сидели новгородские ватажники. Торг их не интересовал. Они пришли отомстить за своих братьев. Вооруженные мечами, топорами, палицами и рогатинами, новгородцы ждали Владимирка, который ушел на совет к старейшине Хальмару.

В селении Ой-Ял, в каждой хижине, бодрствовали мужчины-биармы, готовые по первому зову Лайне вскочить и ринуться в бой. Начальник дружины Лайне тоже был на совете у старейшины.

Новгородцы сидели, тесно прижавшись друг к другу, и тихо переговаривались. Пламя костра от ветра металось из стороны в сторону. Искры падали на кафтаны ватажников и гасли.

— Надо заманить нурманнов на берег. Тут мы их и порешим, — говорил Василько товарищам.

— А как их выманишь на берег? Поднимут завтра паруса — и поминай как звали! — отозвался один из ватажников.

— Подождем, что скажет Владимирко. Пора уж ему вернуться.

Вскоре из чащи донесся голос дозорного:

— Эй, кто там?

— Это я, — ответил ватажный староста.

Владимирко подошел к костру. Ватажники освободили ему место. Владимирко сел у огня и протянул к нему руку с перстнем на безымянном пальце.

— Что говорит старейшина? — спросил Василько.

— Хальмар говорит, что викинги приходили к нему с дарами и он обещал мирный торг. Он не хочет проливать кровь, говорит о мире…

— Ну и пес с ним! — с горячностью крикнул Булат. — Пусть он сидит с миром в своем закуте. А нам надо проучить нурманнов. Неужто, братцы, мы не сладим с ними? Эвон, сколько нас! Каждый молодец стоит двух вражин. Неужто мы простим им разбой, который они учинили в море?

Новгородцы зашумели, заговорили разом:

— Отомстим!

— Одни пойдем на нурманнов!

— Тихо, братцы, — поднял руку Владимирко.

— Тихо, слушай старосту! — поднял руку Василько.

Все замолкли, но Владимирко не спешил говорить. Он обвел взглядом свою ватагу, как бы оценивая, на что она годна и каковы ее силы. Вокруг костра сидели и стояли рослые, мужественные новгородцы — и пожилые, побывавшие не в одной переделке, и безусые юнцы, еще не ведавшие боя, с широко открытыми, горящими отвагой глазами. Торчали рогатины, копья с коваными наконечниками. За поясами у ватажников острые топоры, палицы, кистени. Кольчуги были у немногих. У большинства побратимов грудь закрыта лишь грубым домотканым сукном из овечьей шерсти. Слабая защита!

Полсотни бойцов! — думал Владимирко. А нурманнов сто с лишним. Но и эта полусотня не выдаст, если придется идти в смертный бой. Новгородцы не отступят, не покажут лихому врагу спину, а встретят смерть достойно, как настоящие воины. Прежде чем погибнуть, каждый уложит двух трех ворогов. С такими — хоть сейчас в бой.

Но Владимирко чувствовал, что первыми начинать бой нельзя. Старейшина биармов говорил на совете, что норманны пришли с миром. Они хотят только торговать. Хальмар не желал, чтобы вблизи Ой-Ял звенели мечи и лилась кровь. Напрасно Владимирко пытался подговорить Хальмара на то, чтобы напасть на норманнов ночью, поджечь корабли и вырезать оба отряда викингов. Хальмар на это не соглашался.

Блики огня играли на сумрачном лице Владимирка. Он молча глядел на пылающие поленья. Новгородцы терпеливо ждали. Слово Владимирка всегда было последним. Потому-то он и не спешил его высказать.

Биармы не будут нападать на викингов первыми, — опять размышлял ватажный староста. — И если мы нападем на них одни, то обидим Хальмара, обидим биармов. Тогда я нарушу слово, которое дал на совете у старейшины. Нет, первыми нападать нам не след. Хотя кровь погибших побратимов зовет к отмщению…

Что делать?

Наконец Владимирко резко встал с обрубка дерева и, выпрямившись во весь рост, обратился к ватаге:

— Я знаю повадки нурманнов: после торга они так просто не уйдут. Будут промышлять, воровать. А мы станем следить за ними. Если они полезут на городище биармов — тут им и конец. Если на городище не сунутся, то есть еще одно место, на которое у них горит зуб: идолище Иомалы. Там серебро и золото. Туре Собака не утерпит, чтобы не пошарить в храме. Сунутся туда — им тоже крышка. Вот так я думаю. Согласны ли?

Новгородцы некоторое время молчали, потом ответили:

— Пусть будет по-твоему, староста!

— Быть по сему! — зычно крикнул Василько и, вынув на треть меч, с сухим щелчком резко вогнал его обратно в ножны.

Орвар и Асмунд выполняли приказ ярла. Орвар еще на корабле сказал Асмунду, что Туре Хунд велел выкрасть девчонку-биармку, но не говорил, кто она. Асмунд колебался. Ему не хотелось идти на такое дело. Но Орвар пригрозил Асмунду, сказав:

— Воля ярла — закон для викинга. Иначе — смерть!

И Асмунд вынужден был повиноваться.

…Ветер рассвирепевшим медведем ворочался в лесу, и никто не услышал, как два человека подкрались к хижине старого Вейкко.

Самого Вейкко дома не было. С тридцатью воинами он охранял храм Богини Вод. Лунд боялась оставаться одна и попросила Рейе, чтобы он побыл в хижине с ней ночь. Юноша лежал на топчане, где спал отец Лунд, и тихо говорил с девушкой, сидевшей у огня.

У изголовья Рейе лежала тяжелая палица.

— Хочешь, Рейе, я примерю наши покупки? — спросила Ясноглазая.

— Примерь, — отозвался охотник.

Лунд наложила налобник. Золоченая птица заблестела, запереливалась при свете очага. Девушка встала, надела на плечи бархатную накидку.

— Скажи, красиво? — спросила Лунд.

— Красиво…

В богатой накидке, с налобником девушка была похожа на знатную иноземку. Лунд прошлась взад и вперед перед очагом, чтобы Рейе мог лучше видеть ее наряд.

Вдруг за дверью послышался шорох. Лунд остановилась. Рейе тихо сел на край топчана.

В дверь постучали. Юноша и девушка не откликались. Опять постучали, сильнее, настойчивее. Рейе бесшумно встал, взял в руку палицу. Лунд сбросила накидку, метнулась к задней стене хижины, на которой висел отцовский острый охотничий нож.

В дверь стали ломиться.

— Кто там? — не утерпев, крикнула Лунд.

За дверью стало тихо. Никто не отзывался. Немного погодя дверь снова заходила ходуном от сильных ударов снаружи. Рейе дал знак Лунд молчать, а сам встал возле двери с палицей.

Запор не выдержал. Дверь распахнулась, и в хижину ворвались два рослых норманна с кинжалами в руках. Они тотчас бросились к Лунд, не заметив Рейе. Охотник взмахнул палицей, и один норманн грохнулся на земляной пол. Другой обернулся и увидел Рейе. Кинжал норманна со свистом рассек воздух, но Рейе вовремя пригнулся. Норманн с легкостью рыси бросился к двери. Рейе — вдогонку. Но он споткнулся о порог, и удар палицей пришелся не по голове викинга, а по спине. Норманн охнул и кинулся в лес. Рейе побежал было за ним, но, вспомнив о Лунд, вернулся в хижину. Другой норманн мог очнуться. Лунд стояла у стены, широко раскрыв от ужаса глаза, сжимая в руке нож. Рейе запер дверь, приставил к ней тяжелую скамью и склонился над норманном. Он повернул викинга лицом кверху и в растерянности отшатнулся. На полу лежал Асмунд, тот самый викинг, который продал Рейе налобник и подарил браслет-змейку. Норманн был мертв. Затылок его разбит. На полу — лужа крови.

— Вот беда! — проговорил, наконец, Рейе — Я убил человека, которому днем, как другу, пожал руку…

Лунд бросилась к норманну, стала брызгать ему в лицо водой из ковша, тормошить, но все было бесполезно. Удар был верен и тяжел…

— Они хотели выкрасть тебя! — сказал Рейе. — Я понял. Ты понравилась Собаке, и он послал этих людей, чтобы утащить тебя на корабль! Так ему и надо, грязному чужеземцу! Пусть не хватает голыми руками огонь!

— А мне жалко этого парня, — печально сказала Лунд. — У него ведь дома осталась невеста.

— Сам виноват! — Рейе убрал скамью от двери, вышел на улицу, прислушался. Потом вернулся, выволок тело Асмунда на улицу и спрятал в кустах.

— Идем к Лайне. А то они могут вернуться целой стаей, и тогда нам несдобровать! — сказал он Лунд.

Они заперли дверь и ушли в хижину Лайне, где бодрствовали вооруженные воины.

В полночь к драккару Туре Хунда бесшумно подплыла легкая кожаная лодка, в которой находился только один человек. Дозорный с корабля окликнул:

— Эй, кто тут?

— Я к Туре Хунду! — отозвался незнакомец по-норвежски.

— Погоди!

Дозорный полез в носовой шатер и разбудил хозяина. Хунд велел спустить за борт трап. Незнакомец поднялся на дракар. Это был виночерпий купца Рутана Сантери.

— Я принес тебе то, что обещал вчера вечером на торге, — тихо сказал Сантери.

Хунд повел его в шатер, зажег свечу в фонаре и показал Сантери на раскинутую медвежью шкуру. Виночерпий сел. Руки его заметно вздрагивали от волнения, а глаза беспокойно бегали…

Туре Хунд смотрел испытующе на рыхлое лицо гостя.

— Ну, что принес? — спросил ярл.

Сантери подал ему свернутый в трубку кусок мягкой бересты с молодого дерева. Туре Хунд развернул бересту и стал всматриваться в линии и знаки, вырезанные на ней. Сантери стал объяснять:

— К Иомале ведут две тропы. Одна из Ой-Ял, торная. По ней ходят часто. Вам по этой тропе идти нельзя. Биармы могут заметить. Смотри сюда, на рисунок, — продолжал он, водя пальцем по бересте. — В двух милях отсюда на берегу есть большой, в рост человека камень. Стань у камня лицом к лесу — увидишь впереди сухую осину. Иди к ней. Там начинается другая тропа. Она заросла кустарником. По правой стороне стоят молодые сосны. Иди по той тропе и считай сосны. Когда насчитаешь тридцать сосен, увидишь поляну и на ней то, что тебе надо. Запомни: сосны только по правой стороне. По левой их нет. Понял?

— Понял.

— Возьми бересту. Тут все обозначено.

Туре Хунд некоторое время рассматривал рисунок, расспрашивал Сантери о непонятных для него знаках. Виночерпий терпеливо объяснял. А потом Хунд свернул бересту и спрятал ее.

Сантери молча ждал, что еще скажет ему ярл. Туре достал заранее приготовленный кошелек. Он бросил его Сантери, и тот на лету подхватил деньги.

— Тут сто эртогов серебром, — сказал Хунд.

Сантери развязал кошелек и убедился в том, что в нем серебро.

— Викинг останется доволен, — сказал виночерпий. — В храме Иомалы он может взять не один мешок серебра и золота. Иомала богаче вашего конунга! Не зря Свейн Коротконогий меня сюда отправил из Усеберга. Все. Я ухожу!

— Иди, — сказал Туре.

Спустя некоторое время после ухода виночерпия на корабль вернулся Орвар. Он еле-еле взобрался по трапу на борт и, шатаясь, побрел к шатру хозяина. Увидев его. Туре Хунд встревожился. Орвар обессилено растянулся на медвежьей шкуре и застонал.

— Что с тобой? — склонился над ним ярл.

— Выкрасть девчонку не удалось. Попали в засаду… Асмунд убит наповал…

— Проклятие! — воскликнул Туре Хунд.

Он позвал кормчего Саксона, который знал толк в лекарском деле. С помощью Хунда Саксон раздел Орвара, осмотрел его, определил перелом ребер и наскоро перевязал.

Перед восходом солнца на драккар вернулись лазутчики. Они сказали:

— В лесу у костров мы видели много вооруженных людей. Судя по разговору, — русские. Они сильно возбуждены. В хижинах биармов прячутся оружные воины. По-видимому, биармы и русские собираются напасть на нас…

Туре Хунд велел спустить лодку и отправился на корабль Карле. Вернувшись, он приказал разбудить гребцов и поднять парус.

Когда брызнули из-за леса первые лучи солнца, драккары пошли в низовья Вины, к морю.

Прибывшие на торг биармы увидели пустые прилавки и погасший костер на поляне.

Купец Рутан считал серебро и золото, вырученное от продажи мехов. И хотя денег он получил немало, жадность его не была удовлетворена до конца. Рутан был уверен, что продешевил на черных соболях и бобровых шкурках.

Легкие оленьи упряжки увозили в родные места дальних лесных и побережных жителей.

Рейе с помощью соседей унес мертвого Асмунда на берег и бросил его в быстрые воды Вины, а потом долго стоял с непокрытой головой…

Хмурые новгородские ватажники молча собирались к себе домой, но пока еще не снимались с места, ожидая Владимирка. Он пошел в Ой-Ял посмотреть да послушать, что говорят биармы. Владимирку не верилось, что норманны так просто, без лишнего шума снялись с якорей и уплыли в Норвегию. На душе у ватажного старосты было мутно, неловко. Его мучила совесть, он никак не мог простить себе нерешительности. Ватажники были готовы к бою и уж наверняка бы проучили норманнов, взяв с них сполна плату кровью за смерть земляков. А он, Владимирко, послушался биармов и отпраздновал труса…

В Ой-Ял было спокойно. Оружные биармы из хижины Лайне разбрелись по своим жилищам. Вот уже и рыбаки пошли к берегу с сетями на плечах, постукивая веслами. Владимирко вышел на поляну, где проходил торг, и тут, на самом обрыве, увидел Хальмара. Старейшина, затенив ладонью глаза от солнца, смотрел на реку. Река была пустынна. Только лодка рыбака тихо проплыла под берегом и за кормой на воде цепочкой протянулись берестяные поплавки сети.

Хальмар сказал Владимирку:

— Вода показывает путь в два конца: к морю Ган-Вик и от моря Ган-Вик. Ветер сегодня подует с двух сторон. С утра он несется над рекой к полуночному краю. Вечером повернет оттуда на полдень. Пути норманнов так же изменчивы, как ветер. Надо нам послать следом свои глаза, да поскорее. Кого отправишь, Владимирко? Я посылаю охотника Рейе.

Владимирко отправил с Рейе скорого на ногу и выносливого Булата.

…Драккары с наполненными ветром парусами быстро скользили к устью реки по левой протоке меж островами. Следом за ними по берегу, продираясь сквозь кусты, задыхаясь от быстрой ходьбы, спешили два человека — Булат и Рейе. Они то отставали, теряя из виду полосатый парус Хунда, то вновь по ровному месту догоняли его. К вечеру Булат и Рейе дошли до зыбкого болота. Здесь путь их оборвался. Дальше пробираться не стало сил, да и нельзя было. Выбрав сухую проплешину, они залегли на ней и стали выжидать, не вернутся ли корабли норманнов обратно.

Полежали, отдышались, посмотрели друг на друга и улыбнулись. Рейе вытер рукавом рубахи потное лицо. Булат припал к воде и стал жадно пить. Рейе тоже напился. Потом биарм достал из-за пазухи кусок вяленой оленины, вынул нож и, разрезав кусок на две части, протянул одну Булату. Булат поблагодарил его и в свою очередь достал из заплечного мешка вяленую рыбу, горсть сухарей и поделился с Рейе. Стали есть, поглядывая на пустынную реку. Опять напились воды, улеглись на мягкой траве и задремали. И только задремали. Булат вскочил, будто ужаленный:

— Надо смотреть на реку! Прозеваем нурманнов!

Рейе согласно закивал и знаками показал, что пусть он, Булат, спит, а Рейе будет смотреть. А после, как Булат выспится, черед отдыхать будет для Рейе. Булат согласился, лег и тотчас уснул. Рейе зорко смотрел вперед, туда, где в широком устье Вина несла свое могучее течение к морю.

Ни одного паруса не было видно. Но биарм не вздремнул ни разу, пока не проснулся Булат.