В Советском Союзе изучением морской фауны и флоры занимаются более сорока научных институтов и станций. Огромен размах и плодотворны результаты этой замечательной деятельности. Изучением жизни моря занимаются в Академии наук СССР институты: Океанологии, Зоологический и Ботанический; Севастопольская и Мурманская биологические станции; Всесоюзный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии, Тихоокеанский институт рыбного хозяйства (эти крупнейшие организации имеют бассейновые филиалы); Гидробиологический институт Академии наук УССР. Кроме того, большие исследования ведут многие университеты.

Чтобы представить себе полнее размах исследовательских работ в этой области, нужно обязательно упомянуть и о деятельности Морского гидрофизического института Академии наук СССР, Государственного океанографического института Главного управления гидрометеорологической службы и Арктического научно-исследовательского института Главного управления Северного морского пути.

Неоценимый вклад в науку вносят специальные экспедиционные корабли, плавающие на всех морях Советского Союза.

Рыбная промышленность СССР почти на 90 процентов связана с морем, с добычей рыб, тюленей, китов, моллюсков, крабов, водорослей и других «морепродуктов». Трудно пасти стадо на лугу, но еще труднее организовать промыслы в море, где приходится иметь дело со стаями рыб, блуждающих в морской пучине. Эти косяки не видны, неизвестно их количество и направление их движения. Но ни одна область советского хозяйства не может находиться во власти стихии. Не может быть стихийным и рыбное хозяйство. Оно — часть нашего планового социалистического хозяйства.

Изучение жизни рыб, морских млекопитающих и других обитателей моря имеет в нашей стране государственное значение. Зная, сколько рождается мальков рыб, щенков тюленя, китов, следя за изменением их численности во времени и пространстве, можно построить промысловый прогноз на будущие годы. Но для того чтобы определить, сколько из молоди вырастет взрослых и как они будут распределяться в море, надо знать, как меняется из года в год количество и состав планктона и бентоса, — они служат пищей и молодым и взрослым промысловым рыбам. На деле и этого мало. Количество планктона, бентоса и урожай молоди и распределение взрослых зависят от температурного режима, движения вод, количества различных солей, кислорода и других физико-химических особенностей морских вод. А все эти условия меняются, и часто очень значительно, в связи с изменением климата. Вот почему без тесной связи с наукой морской промысел развиваться успешно не может.

Океанография и изучение жизни морских организмов освещает путь тем, кто занимается промыслами. Вместе с ихтиологами они стремятся управлять численностью рыб. Но далеко еще не разведаны все «тайны моря». Предстоит громадная и увлекательная работа по раскрытию оставшихся тайн. И можно не сомневаться в том, что советские ученые и рыбаки скоро будут повелителями морской стихии, а биологи наши будут руководить переделкой живой природы морей.

А пока… представим себя участниками морской комплексной экспедиции, то-есть такой экспедиции, которая изучает физические, геологические, химические, биологические процессы и явления в их распространении во времени и взаимных связях.

Трудные и ответственные задачи стоят перед нашей экспедицией. Нам поручено исследовать далекое море. Надо определить, как идут там течения, глубины и грунты в различных районах, распределение температуры воды, ее солености, кислорода, выяснить, каково распределение рыб и мест их питания, количество планктона и бентоса, как лучше плавать кораблям и траулерам, как влияет климат суши на море и как влияет море на климат далеких районов, находящихся в центре нашей страны.

…Подбор людей, которые отправятся в море, уже начался. Позже, на корабле, и ученые и судовой состав сольются в единый коллектив — экспедицию. Вместе будут терпеть невзгоды экспедиционной жизни в морских просторах, вместе будут радоваться победам над стихией, вместе будут отвоевывать тайны у моря. Но все это впереди, а пока надо укомплектовать научный состав экспедиции.

Обычно начинают с гидрологов. В самом деле, гидрологам надо брать много проб воды, измерять температуру на различных глубинах, определять направление течений, характер волн, приливов и отливов. Одному человеку не справиться со всей этой работой, надо взять нескольких. Но волны и течения зависят от погоды. Надо взять и метеорологов, чтобы они регулярно наблюдали за погодой. Собираются в путь и физики; они будут изучать оптические, акустические и другие физические свойства морской воды. Нельзя забыть и о гидрохимиках. Они определяют соленость и химический состав морской воды, количество и состав растворенных в ней газов, исследуют различные вещества, входящие в морскую воду, и илы со дна. Надо взять и геологов: изучать глубины моря, грунт морского дна, составить карту рельефа дна. Бактериологи и специалисты по планктону, бентосу, рыбам и китам составят биологическую часть экспедиции. На каждой станции они будут опускать аппараты для взятия проб бактерий, специальными сетями из шелкового сита облавливать все слои воды, собирать животных на дне моря, ловить рыб и наблюдать за китами, тюленями и морскими птицами.

Наконец много работы падет и на долю инженеров — специалистов по конструированию различных океанографических приборов.

Вот список собирающихся с нами в путь, кажется, и готов. Кроме них, членами экспедиции будут еще кинооператор и врач.

Задача экспедиции ясна, люди подобраны, приборы есть. Все участники собрались у карты моря. Казалось бы, дело мирное. Но у карты намечается стратегия и тактика предстоящей экспедиции. На карте точками отмечают места будущих станций, то-есть те места, на которых корабль остановится, чтобы произвести исследовательские работы. Каждый доказывает, что станцию необходимо сделать в районе, наиболее интересном для него. Геологи, гидрологи, химики, биологи, метеорологи — все яростно спорят. Но интересы общего дела побеждают, и на карту наносят точки тех мест, которые наиболее интересны для комплексного исследования моря.

Эти точки-станции покрывают густой сеткой всю карту моря. В одном месте они лежат чаще, в другом реже. Все зависит от характера научных исследований. Там, где дно ровное и на большом пространстве нет оснований предполагать изменений солености и температуры воды или состава и распределения рыб, бентоса и планктона, нет нужды часто делать станции. Наоборот, если район мало исследован или мы знаем, что нас ожидают резкие подъемы и впадины на дне, «скачки» температуры, встречи разных течений, станции намечаются чаще.

Корабль отлично снаряжен. Ничто, начиная от запасов топлива, медицинских препаратов, лебедок и кончая иголками и нитками разных номеров, не забыто.

Корабль — это пловучий городок. Своя электростанция, центральное отопление, водопровод, пекарня, столовая, амбулатория. Ведь это советский корабль, и на нем советские люди. Их жизнь неотделима от жизни всей Родины. Культурную жизнь на корабле обеспечат радиостанции, библиотека и красный уголок.

Сотни ящиков, мешков уже подготовлены на берегу. Все принимают участие в погрузке. Новичкам даже не верится, что эти груды, сложенные на берегу, могут уместиться на корабле. Но в открытые люки трюмов опускаются новые и новые тонны грузов. Грузы распределяются так, чтобы все необходимое было под рукой. Иначе из-за какого-нибудь пинцета придется перекладывать все.

Одновременно с погрузкой идет и оснащение лабораторий. Просто поставить ящик с микроскопом на стол ведь нельзя. В малейшую качку он окажется разбитым. Все необходимо закрепить. Даже для карандаша, ножниц надо сделать петли, в которые они будут вдеты. То же и для маленькой резинки и для большой бутылки с формалином или спиртом.

Наконец все погружено. Хлопоты позади. Корабль выходит в море.

День экспедиции

День на корабле поделен на шесть равных отрезков. Это судовые вахты. Через каждые четыре часа меняются команды: штурманов и матросов на палубе, механиков и кочегаров в машинном отделении. Каждый отрабатывает в сутки две вахты, то-есть 8 часов.

День научных сотрудников экспедиции зависит от станций. Работа на станции начинается немедленно, как только корабль придет в назначенное место, хотя бы и ночью.

Узнав от вахтенного штурмана о приближении корабля к станции, ученые и их помощники спешат к своим рабочим местам, матросы снимают брезенты с лебедок, проверяют подачу пара или электричества, чтобы, придя на станцию, сразу опустить в глубину моря научные приборы.

Весь корабль мобилизован. Начинается новая жизнь — жизнь людей, открывающих морские тайны. Проходят часы, иногда сутки без сна. В мороз, в дождь, независимо от погоды, идет работа. То и дело волна окатывает с головы до ног. Но едва она сбежит с палубы, как ученый, скрывшийся на время за какой-либо выступ, снова подходит к приборам. Одежда леденеет на холодном ветру, но думать об этом не время — идет станция.

В лаборатории растут ряды баночек с уловом различных морских обитателей, но следует добыть их еще больше. И в море опять опускают сети, батометры, термометры, дночерпатели и другие приборы.

Интерес к раскрытию тайн моря помогает забывать на долгие часы про холод, голод и сон. Коченеют пальцы. От бессонницы и ветра болят глаза. Но воля исследователя сильней усталости. И ученый вновь посылает вниз, в море, все новые и новые приборы.

Не всегда работа идет гладко. То волна не даст хорошо прикрепить аппарат, и он не закроется на нужной глубине, то заденешь прибором о борт судна, то помешает проплывающая льдина — надо багром ее оттолкнуть от корабля, — то неожиданно около опускающегося прибора начнет резвиться дельфин. Смотришь на него с тревогой: хорошо, если он только посопит и отойдет, а вдруг любознательное недоумение перед невиданным предметом побудит дельфина отведать его или ударить по нему хвостом. Тогда беда — все надо начинать сначала!

Намеченный план должен быть выполнен в установленное время. Ведь в природе нет ничего постоянного: все меняется. Нельзя застать вторично то же явление в том же объеме или характере при повторном приезде. Если не сумел сегодня измерить температуру воды в данном месте, то в будущем году, как правило, она будет другой: либо больше, либо меньше.

То же самое и с животным населением. В разном направлении двигаются стаи рыб, каждый год меняется их количество, и хотя нам известны в общем пути миграции рыб или пути распространения теплых течений, но каждый год дает свои отклонения.

Наши ученые установили специальные маршруты, по которым несколько раз в году совершаются экспедиционные исследования. Благодаря этому можно сравнивать сезонные изменения и изменения, которые происходят в море от года к году.

Для успеха общего дела на корабле нужен строжайший порядок. Если каждый начнет «удить» своими приборами, где ему понравится, то перепутаются все тросы и ничего хорошего не получится. Как бы ни старались ученые, все равно ветер, который всегда «по морю гуляет», будет относить корабль в одну сторону, если он остановился не на якоре, или будет кружить его вокруг якоря. Приборы, опущенные с одной стороны, окажутся под днищем судна; приборы, свешенные с другой стороны, будет все время относить от корабля. Поэтому обычно рабочие места различных специалистов на корабле располагаются по одному борту или работают сначала одним бортом, затем другим.

Прежде чем остановить корабль на станции, вахтенный штурман дает приказание развернуть судно рабочим бортом на ветер.

Но вот станция началась. Раньше всего необходимо измерить глубину.

Для этого достаточно иметь хотя бы простую гирю. Кстати, простой лот для измерения глубины очень похож на гирю. Около лебедки, с которой опускается лот, стоят геологи. Они с нетерпением поглядывают на блок-счетчик, отмеряющий каждый метр вытравленного троса. Вот уже прошли десятки метров, затем идут сотни, а с барабана лебедки все сматывается и сматывается трос. Неожиданно лебедка вздрагивает, и трос приостанавливается. «Достигли дна!» — восклицают участники экспедиции. Уже записано по счетчику количество вытравленного троса, как вдруг барабан завертелся опять. Все объясняется просто: подшутила волна. Она сильно накренила судно и замедлила сматывание троса. Но вот туго натянутый трос как-то безвольно повис, медленно движется по инерции барабан лебедки. Это дно!

Так измерялась глубина места с давних времен. Первым, кто сконструировал лот для измерения большой глубины, был Петр I. Но теперь употребляют эхолоты. Особый прибор посылает звук вниз. От дна звук отражается. Чем глубже, тем дольше надо ждать «эха». Но даже на большой глубине измерение с помощью эхолота продолжается секунды. Ведь звук распространяется в воде с громадной скоростью. Есть эхолоты, отмечающие на бумаге показания глубины. Они прямо вычерчивают профиль дна. Когда стоянка закончена и становятся известными температура и соленость морской воды, то вводятся поправки, уточняющие обычно на несколько метров результаты показаний эхолота.

У ленты эхолота.

Геологи опускают в море длинные трубки. Тяжелая трубка с силой врезается при падении в морское дно. Для того чтобы она вонзилась в дно вертикально, вверху ее сделаны четыре большие направляющие лопасти. Когда трубку поднимут, из нее вынут длинную «колбасу» грунта.

Еще совсем недавно колонка грунта в 2–3 метра длиной считалась большой удачей. По ней можно узнать историю отложений морского дна за тысячи лет. Но советские ученые Н. Н. Сысоев и Е. И. Кудинов создали гидростатическую трубку, которая приносит колонку грунта более 30 метров длины.

Гидрологам надо измерить температуру воды на разных глубинах и собрать образцы воды для изучения их газового и химического состава. Для этого они употребляют батометры и особые термометры.

Батометр представляет собой трубку, закрывающуюся сверху и снизу. Участники русской антарктической экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева впервые сделали батометры и пользовались ими, собирая пробы воды на различных широтах.

Гораздо сложнее измерить температуру воды. Если мы обыкновенный термометр будем подымать с глубины, то получим на шкале температуру поверхностного слоя воды или окружающего воздуха. Ведь ртуть быстро расширяется или сжимается в зависимости от температуры окружающей среды.

Первые надежные измерения температуры воды на глубине в океане были сделаны во время кругосветного путешествия И. Ф. Крузенштерна и Ю. В. Лисянского.

Более 120 лет тому назад русский академик Ленц, участвуя в кругосветном плавании под начальством Коцебу, сконструировал такие батометры, которые благодаря теплоизолирующим покрытиям долго сохраняли температуру воды внутри прибора. Им была измерена температура воды до глубины в 1200 метров. Батометры по типу, предложенному Ленцом, просуществовали около ста лет, но наука требовала все более и более точных измерений. Были изобретены термометры, сохраняющие отметки температуры того слоя воды, в котором они находились.

В глубоководном термометре резервуар со ртутью и капилляр, лежащий на измерительной шкале, соединяются тонким изгибом. Опустив термометр на изучаемую глубину, нужно подождать, пока из резервуара подымется в капилляр ртуть, — в соответствии с температурой воды. Если мы резко перевернем термометр, то сообщение между ртутью в резервуаре и капилляре прервется в изгибе трубочки. Теперь ртутный столбик, соответствующий температуре воды в изучаемом слое, «пойман». Количество ртути в капилляре, лежащем на измерительной шкале, не изменится при подъеме наверх через различные слои воды или на воздухе.

Внутри капилляра рядом с ним лежит маленький термометр, показывающий температуру внутри стеклянного футляра термометра. Этим вспомогательным термометром пользуются для внесения поправки в показания глубоководного термометра. Чтобы измерить температуру и одновременно взять пробу воды на нужной глубине, глубоководные термометры крепятся на батометре. Поэтому батометры и делают опрокидывающимися, чтобы произошло разъединение ртути в капилляре от резервуара.

Итак, проба воды заключена в батометре, а ртутный столбик в капилляре позволит нам измерить ее температуру. Чтобы быть более уверенным в показаниях термометра, на каждый батометр прикрепляют по два термометра.

Вот наконец-то появился из воды гидрологический батометр. Еще минута, и он уже на палубе. С серией бутылочек его ждут гидрохимики. Прежде всего надо измерить газовый состав. Он легче всего изменяется. Особенно важно зафиксировать количество кислорода в воде. Ведь кислородом, растворенным в воде, дышат все животные и растения. Затем воду распределяют для анализа солености, состава и количества биогенных веществ и других физических и химических особенностей пробы. Отольют воду и для определения населяющих ее самых мелких организмов. Вскоре литр воды, заключающийся в батометре, разобран.

Гидролог прикрепляет батометр к тросу.

Раскроем дверь в каюту-лабораторию. Здесь только круглые иллюминаторы да накрепко прикрепленная мебель и аппаратура напоминают о том, что мы на судне. Впрочем, об этом говорит и поведение ученых. Разливая добытую воду по пробиркам, они стараются уловить ритм покачивания судна, иначе прольешь воду, а то, чего доброго, и растянешься на палубе лаборатории.

Знать только температуру воды, ее соленость и химический состав мало, ведь очень важно узнать еще и морские течения. Приборы, называемые морскими вертушками, позволяют сделать эти определения. Вертушка — прибор комбинированный. В нем есть счетчик числа оборотов пропеллера, вращающегося от движения воды. По счетчику определяют скорость течения. В нем есть и маленький компас, который фиксирует направление течения.

Компас представляет собой круглую коробочку. Внутри она разделена на несколько секторов по странам света. Вместо обычной компасной стрелки у этого компаса стрелка сверху имеет желобок. Как только вертушку опустят на нужную глубину, по тросу устремляется посыльный грузик. После удара начнется отсчет числа оборотов пропеллера от течения. Одновременно с этим в компасную коробку из особого приемника падают дробинки. По желобку компасной стрелки дробинки ссыпаются в тот сектор компаса, куда течение направляет прибор. Когда положенное время пройдет, вторым посыльным грузом вертушку останавливают. Скорость и направление течения, таким образом, будут измерены.

Пока приборы идут в глубину, белым эмалевым диском измеряют прозрачность воды. По особым пробиркам с разноцветной жидкостью определяют цвет воды. Измеряют высоту и расстояние между гребнями волн. Как видим, у гидрологов много работы на палубе. Зато у химиков не меньше — лабораторной.

Немало трудностей и у бактериологов: ведь нужно взять пробу так, чтобы в нее не попали бактерии из воздуха, с рук или с предметов. Бактериологи, прежде чем начать работу, долго стерилизуют свои колбочки, пробирки и аппарат для взятия проб. Потом бактериолог опускает прибор на нужную глубину. По тросу пускается посыльный груз, который ударяет по рычагу прибора. Тогда поворачивается кран, и внутрь пробирки устремляется вода. Подняв прибор наверх, бактериолог уверен, что у него в пробе воды находятся бактерии, живущие только на глубине, откуда взята проба воды.

С интересом следят участники экспедиции за опусканием в море длинных шелковых конусов планктонных сетей.

Для «крупных» рачков употребляют сети из шелка с 20 нитями на один сантиметр. Для мелких водорослей и животных — шелк с 76 нитями на сантиметр. Обычная планктонная сеть имеет более 500 дырочек в одном квадратном сантиметре. Но есть планктонные организмы, которые так мелки, что проходят и через эту сеть. Их поймать можно, только зачерпнув воду батометром и профильтровав ее в лаборатории через очень частый фильтр. Еще лучше подождать несколько дней, чтобы все содержимое пробы осело на дно.

В такой осадочной пробе можно найти самый мелкий планктон, размером всего в несколько микронов. Обычно этих организмов так много, что достаточно около литра воды, чтобы узнать количественное распределение мелких водорослей и животных в данном районе моря.

Планктонные сети устроены так, что их можно закрыть на любой глубине. В сети попадает тот планктон, который находился в обловленном слое воды.

Глубинные слои облавливаются через каждую тысячу метров, срединные — через 100 метров, а поверхностные — через 10 или 25 метров. В баночки собирают организмы, живущие в различных слоях, от дна до поверхности.

Планктон легко добыть даже в ванной комнате или машинном отделении корабля. Достаточно подвесить планктонную сеточку к крану, подающему забортную воду, и в ней соберется много планктонных организмов, которые засасываются вместе с водой мощными насосами корабля. Посмотрев на водомер, можно точно определить, сколько профильтровано воды и, следовательно, быть уверенным в точном количественном определении планктона. Так, правда, можно получить данные только для самого поверхностного слоя воды моря, не глубже, чем расположены приемные устройства на днище корабля. Но зато этим способом можно собирать планктон и во время движения судна и вообще на любом пассажирском или грузовом корабле.

В последние годы советские ученые сконструировал и специальные планктоночерпатели. Они напоминают клетку, обтянутую снаружи тончайшим шелковым ситом.

Планктонная сеть перед спуском.

Теперь мы можем точно проследить, при каких условиях глубины, температуры, солености и других физико-химических особенностей обитают различные виды животных и растений планктона. Мы можем подсчитать и содержимое наших уловов и получить количественное распределение планктона. Тогда станет яснее, почему здесь много рыбы или почему в этот район рыба не заходит.

Фронт исследований все расширяется!

Чтобы ускорить станцию, гидрологи и планктонологи работают с нескольких лебедок одновременно. Пока на одних лебедках спускают приборы в самые глубокие горизонты, на других берут пробы из верхних слоев моря.

По всему борту корабля висят тросы с приборами, опущенными в море. Ученые превращаются в страстных удильщиков. Но надо быть ловким «рыбаком», а то поймаешь приборы соседа и перепутаешь вдобавок несколько сот метров троса.

Работа большой лебедки, на которой опускают драги, тралы и дночерпатели для лова бентоса, слышна по всему кораблю.

Дночерпатель — прибор, захватывающий содержимое небольшой площади (обычно всего 0,1 или 0,25 квадратного метра), — опускается, пока судно еще стоит. Главная часть дночерпателя — два автоматически сходящихся ковша. При опускании ковши открыты. В таком виде дночерпатель садится на дно. Как только прибор начинают поднимать, ковши сходятся и дночерпатель закрывается, захватывая грунт со всем содержимым. Так получается точная количественная проба бентоса. Подсчитав число организмов и взвесив пробу, мы выясним плотность донного населения и какие виды здесь преобладают.

Для работы бентосных драг и тралов обычно требуется малый ход корабля: ведь нужно протащить драгу по дну на большом пространстве, чтобы захватить побольше обитателей со дна моря. Но при большом ветре и большом дрейфе судна можно собрать хороший улов даже во время остановки корабля, если только корабль не стоит на якоре. За 4–6 часов, пока идут работы, ветер отгонит судно на несколько миль, и в драгу, медленно волочащуюся по дну, попадает достаточно много всевозможных животных.

Когда дно твердое и нужно отодрать крепко приросших к камням животных, пускают в ход драги. Железная рама, к которой прикрепляется сетяной мешок, имеет острый край, он, как ножом, отрезает организмы от дна. Но на мягких грунтах, которые так обычны в глубинах моря, драгой работать нельзя: она быстро зароется в грунт и дальше будет тянуться с полным мешком грунта. Здесь лучше применить бентосный трал. Его рама имеет настоящие салазки: бентосный трал скользит на них по мягкому грунту и не дает сетяному мешку быстро наполниться илом.

Обычно железная рама трала представляет собой двойные салазки. Как бы ни лег трал на дно, он всегда может работать. За 20–30 минут, пока бентосный трал волочится по дну, в него попадут различные рачки, губки, мшанки, ежи, звезды и немного рыб, чаще всего камбалы и бычки.

Для того чтобы поймать много рыб, маленького бентосного трала недостаточно. Поэтому на смену бентологам в конце станции выходят ихтиологи.

На палубе расстилается громадный трал. Сначала за борт выбрасывают огромный сетяной мешок трала, а затем прикрепленные к его крыльям распорные доски. На ходу корабля вода, ударяясь о доски, распирает их в разные стороны. От распорных досок большие сетяные полотнища идут к тралу. Так увеличивается площадь облова. Трал тянется за судном всегда широко раскрытый и сгребает рыбу и крупных животных.

Для лова рыб, помимо трала, применяются плавные сети и кошельковые невода. Ими собирают рыбу из поверхностных слоев моря.

Но вернемся на палубу нашего исследовательского корабля. Здесь часто можно увидеть любителей рыбной ловли за странным на первый взгляд занятием: они дергают длинную веревку, на конце которой имеется один или несколько крючков. Это лов на «поддев». На крючке — наживка или кусочек белой клеенки. Нащупав стаи трески или другой придонной рыбы, удачный рыболов может наловить полную корзину рыбы. Рыба держится иногда такой плотной «толпой», что на поддев вытаскивают рыбу, захваченную крючками за тело.

Пойманную рыбу ихтиологи измеряют, взвешивают, выясняют, чем она питается, определяют ее пол, берут чешую для установления возраста. Части живых рыб в жаберную крышку надевают особыми щипцами метку с номером. Записав в журнале номер метки и место лова, ученые отправляют трепещущую рыбу за борт.

Некоторые экземпляры меченой рыбы попадают в сети рыбакам. Они сообщают о своей находке или присылают метки, и ученые, сопоставляя место, где была выпущена рыба, время ее поимки и расстояние, которое она прошла, выясняют пути миграции рыб.

Но любознательность биологов этим не ограничивается. Необходимо еще увидеть, как ведут себя диковинные животные в глубине океана. Для этого водолазный костюм недостаточен: человек не может выдерживать большого давления. Особенно опасен подъем. Ведь водолазы опускаются на глубину до 20 метров, реже до 60 метров. На помощь ученым приходят телевизор и гидростат. В лаборатории у экрана телевизора с карандашом и фотоаппаратом дежурит биолог. Можно наблюдать поведение глубоководных обитателей, а интересные особенности заснять киноаппаратом.

В люк стального гидростата влезает ученый. Крышку люка завинчивают, и гидростат опускают в море. Биолог открывает кран кислородного баллона, приводит в действие поглотитель выдыхаемой им углекислоты, удобно усаживается на стуле около иллюминатора гидростата. В освещенной части морской пучины хорошо видны проплывающие животные. Это не вялые, почти безжизненные полутрупы, с которыми биологу пришлось в начале станции иметь дело на борту корабля. Они активно плавают, сражаются. Все новые и новые полчища рыб, кальмаров, рачков проносятся мимо наблюдателя.

Пока шли исследования океанской толщи, геологи погрузили на моторный катер ящик с предостерегающей надписью: «Опасно, бомба!» Отойдя на несколько километров от судна, они вынули «бомбу» и бросили ее в море. «Бомба» опустилась на дно. Ее предохранитель сделан из соли, которая растворится, и тогда раздастся взрыв. На палубе он не слышен, но зато акустические приборы отметили три дошедшие до них звуковые волны. Первая была от поверхности грунта. Вторая — от нижней границы рыхлых осадков. Третья пришла позже всех; она сообщила, что дошла до твердой кристаллической массы. Зная время прохождения звуковых волн, можно определить толщину различных слоев донных осадков.

Одновременно с исследованием моря ведутся атмосферные наблюдения. Ветер приводит в движение огромные массы вод океана. Вот почему так важна работа метеорологов. Они регулярно ведут наблюдения погоды. Высоко в стратосферу пускают радиозонды. Они автоматически передают по радио температуру и другие особенности воздуха над данным районом моря. Радиозонды достигают 10, 15 и более километров высоты.

На много километров вглубь, до дна океана, и вверх, в стратосфере, идет исследовательская работа на экспедиционном судне.

Но вот работы на станции закончены. Развешаны на просушку сети, вытерты батометры, приготовлены чистые баночки и бутылки для новой станции. Накрыты чехлами лебедки. Усталые ученые идут в машинное отделение — развесить для просушки промокшую робу. Как приятно постоять на верхней решетке над машинами! Снизу идет уютный теплый воздух и запах машинного масла.

С капитанского мостика слышен громкий голос штурмана: «На лаг!», «На руль!» Это он подает команду матросам, приготовляясь к дальнейшему пути. И вот уже один бежит на корму и выпускает за борт лаг-счетчик хода судна. Другой стучит подкованными сапогами по трапу наверх, чтобы стать у штурвала, а в машинном отделении звенит телеграфный приказ с мостика: «Полный вперед!»

Вахтенные механики занимают свои места у машины. С решетки видно, как начинают приходить в движение шатуны огромной машины корабля, — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Бортовая пассивная качка сменяется килевой. Корабль двинулся вперед, разрезая волны.

Теперь скорее в лабораторию. Надо исследовать полученные материалы и по свежим впечатлениям описать результаты.

В лаборатории на «Витязе».

Наконец закончено и это. Можно итти в кают-компанию: поесть, попить горячего чая. Все кажется удивительно вкусным, чай особенно горячим. Как приятно держать теплый стакан в руках!

Завязывается спор о научных результатах, добытых на последней станции. Дружелюбно шутят над неудачным падением одного из ученых на мокрой палубе. Вспоминают о гидрологе, зазевавшемся с измерениями длины волны. Его накрыло волной и протащило по всей палубе. Горячие претензии выслушивает биолог. Он поднял сеть тогда, когда гидрологи опускали серию батометров. Все батометры были пойманы в сеть. Хорошо еще, что не перепутались тросы, а то пришлось бы задержать станцию на несколько часов!

Постепенно умолкают голоса. По всему телу разливается тепло. Клонит ко сну. Скорее вниз, в жилые каюты! Несколько минут на раздевание, и можно вытянуться на койке. Вначале все мерещатся банки, тросы, сети, затем глубокий сон. А корабль все идет вперед и вперед, к новой станции…

Жизнь советского коллектива на судне не ограничивается одной работой. Свободные члены экспедиции занимаются в кружках, выпускают стенгазету, участвуют в подготовке к вечеру самодеятельности. Все прослушали политинформацию и находятся в курсе внутренней и международной жизни. Вот льется любимая песня советских людей: «Широка страна моя родная…»

«В море — значит, дома», — так говорил основатель нашей отечественной океанографии адмирал С. О. Макаров. Но для того чтобы быть в море «как дома», надо его хорошо знать. Для этого советские моряки и ученые непрестанно изучают моря и океаны.

Индустрия моря

Рыба и другие продукты, добываемые в море, с давних времен служили предметом промысла. Раскапывая места стоянок человека каменного века, мы всегда находим в мусорных кучах, образовавшихся из кухонных остатков, кости рыб. Большинство этих рыб живет в тех же районах по сие время. Но попадаются кости и таких рыб, которые в этих местах теперь не встречаются или очень редки.

На стоянках человека каменного века в Крыму часто находят кости лососей. В ту эпоху климат был значительно холоднее, и в реки входило с моря на икрометание множество лососей. Они легко становились добычей человека.

Шли тысячелетия, и продукты рыбного промысла стали играть все более заметную роль в питании людей. Особенно это характерно для населения, жившего в древности на территории нашей страны. Богатство морей привлекало и иноземцев. Археологические раскопки греческих поселений в Крыму показали, что многие приезжали сюда специально для лова хамсы. Вблизи Керчи находят засолочные чаны, большие сосуды-амфоры, в которых рыба «экспортировалась» в Грецию. Выпускались монеты с изображением рыбьей головы.

Несмотря на примитивность способов лова, обилие рыб было таково, что оно легко удовлетворяло возрастающие потребности. В реки, впадающие в моря нашей страны, в огромном количестве входили различные рыбы. Они как бы «сами шли в сети».

Но не только рыба была объектом морского промысла: с древних времен добывали соль, водоросли, раков, моллюсков, тюленей и даже китов.

Освоение морей и их речных бассейнов развивалось одновременно с расширением естественных границ нашей родины. Древние летописи повествуют о том, что предметом русской заморской торговли были и различные продукты морского промысла. Так, в X веке в Иран и Византию продавали шкуры и сало тюленей, соленую рыбу и «кость — рыбий зуб», как тогда называли моржовые клыки. Почти тысячу лет тому назад уже велся большой морской промысел на Севере и экспорт этих продуктов в другие страны.

В конце XVI века свыше 30 тысяч русских промышленников на 7500 судах ежегодно выходили с Мурмана в море. Походы новгородцев на Север и Балтику способствовали развитию русского рыболовства на этих морях. Донские казаки проявляли большую предприимчивость в использовании рыбных угодий на Дону и Азовском море; запорожские казаки — на Днепре и в Черном море.

Присоединение Астрахани представило богатейшие возможности для рыболовства на Волге и Северном Каспии. Землепроходцы открыли в сибирских и дальневосточных морях новые районы, богатые рыбой и морским зверем.

Промысел ценных пород рыб велся настолько интенсивно, что в 1703 году Петр I издал закон об охране рыбных запасов.

В 1723 году по указу Петра I было создано специальное «Кольское китоловство», которое занималось добычей тюленей, моржей и китов, причем не только в водах Мурмана, но и на Шпицбергене. Во второй половине XVIII века на Шпицбергене ежегодно промышляло до 2 тысяч русских поморов.

В XVIII веке Россия продолжала широкую эксплуатацию огромных рыбных запасов рек и мелководных прибрежных районов морей, изобиловавших осетровыми, лососевыми, воблой, лещом, судаком, сельдью. Особенно быстро рыболовство развивалось в Азовском море и на Северном Каспии.

В середине XIX века среднегодовой улов рыбы в России составлял около 300 тысяч тонн; при этом половину всего улова давал бассейн Каспийского моря, а пятую часть — Азовского и Черного.

К началу XX века добывали уже в два раза больше рыбы. Но все же большое количество сельди, трески, сардин, различных рыбных продуктов и рыбьего жира ввозилось из-за границы.

Рыбный промысел в царской России носил сезонный характер. Промышленники хищнически эксплуатировали сырьевые ресурсы внутренних водоемов, в то время как открытые моря с их огромными богатствами использовались крайне слабо. Рыбаки выходили в море обычно на небольших гребных или парусных судах, лов и обработка рыбы производились вручную. Ловцы и рабочие находились в тяжелой кабальной зависимости от рыбопромышленников и скупщиков.

* * *

Вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции исчезли рыбопромышленники и скупщики. Прошло немного лет, и на месте бедных рыбацких деревень развились богатые рыболовецкие колхозы, созданы моторно-рыболовные станции, хорошо оснащенные разнообразной техникой, крупные государственные предприятия с высокой механизацией добычи и обработки рыбы.

В море советские рыбаки отправляются на траулерах, дрифтерах, сейнерах и других судах. Только за десять предвоенных лет число паровых и моторных рыболовных судов увеличилось более чем в пять раз.

В 1913 году улов рыбы в стране составлял 900 тысяч тонн, в 1937 году добывалось уже свыше 1600 тысяч тонн. Интересно, что в 1913 году Каспийское, Азовское, Черное и Аральское моря давали 70 процентов улова рыбы, а в богатейших открытых морях Севера и Дальнего Востока добывали всего около 200 тысяч тонн. В 1937 году, наряду с ростом уловов во внутренних водоемах, резко возросла добыча в открытых морях (800 тысяч тонн), особенно в дальневосточных и Баренцовом. После Отечественной войны советские рыбаки появились в богатых районах Северной Атлантики, а китобои в Антарктике.

На XIX съезде Коммунистической партии Советского Союза А. И. Микоян сообщил интересные цифры и факты о развитии советского рыболовства:

«Улов рыбы вырос в 1952 году против 1940 года почти на 70 %. Мощность рыбопромыслового флота в 1952 году возросла против довоенной в 3,2 раза, а в 1955 году будет более чем в 4,5 раза превышать довоенную.

Улов рыбы в открытом море теперь составляет 66 процентов от всей добычи, против 48 процентов до войны.

Выросла армия отважных моряков-рыболовов, которые в любую погоду, штиль и штормы, при морозе и под дождем, борясь с морской стихией, показывают образцы героического труда, храбрость и смелость, служа Родине. Если в недалеком прошлом от большинства рыбаков требовалось умение обращаться с парусными лодками и рыболовной сеткой, то теперь от рыбаков требуется мастерство по управлению современными морскими судами, оснащенными совершенными орудиями лова. Для управления такими судами подготовлено в послевоенные годы большое количество квалифицированного плавсостава — судоводителей, штурманов, судомехаников, хотя их еще не хватает. В настоящее время обучаются из числа нашей прекрасной молодежи этим профессиям свыше 12,8 тысячи человек против 740 человек в 1940 году».

В решениях партии и правительства о расширении производства продовольственных товаров запланировано резкое увеличение добычи рыбы и морского зверя. Улов рыбы должен быть доведен в 1956 году примерно до 3,6 миллиона тонн. Это почти в два раза больше 1950 года. Особенно увеличится добыча морских рыб: сельди, тресковых, камбаловых, кильки. Значительно пополнится в ближайшие годы промысловый, приемотранспортный, рефрижераторный и обслуживающий флот. Добыча, разделка и выгрузка рыбы будет настолько механизирована, что и следа не останется от кустарных методов. Рыбный промысел превращается в индустрию моря.

Механизация всего промысла особенно важна потому, что обычно подходы рыбы — путина — очень кратковременны. На Южном Сахалине за несколько дней апреля решается успех подчас 75 процентов годового улова сельди. Рыба подходит на нерест громадными косяками; тут ее и надо ловить. После нереста сельдь разбредется на откорм по далеким морским просторам. Где тут угнаться за каждой селедкой!

Вот и применяется все больше и больше механизмов, чтобы избавить советского рыбака от чрезвычайной перегрузки, чтобы в короткий срок поймать много рыбы и хорошо ее приготовить.

Велики заслуги передовиков рыбной промышленности. Закончив лов в одном районе, они переходят в другой, с одной породы на другую, добиваясь круглогодичной работы. Всей стране известны успехи коллектива траулеров «Киров», «Косатка», «Семга», добывающего в Баренцовом море более 6 тысяч тонн рыбы в год. На Дальнем Востоке коллектив маленького судна — сейнера «Посьет» — в 1950 году добыл 1,5 тысячи тонн рыбы. На Каспийском море команда сейнера «Громкий» работает летом в северной части, а зимой — на юге Каспия.

Капитанам рыболовных судов приходится быть и хорошими моряками, — чтобы без аварий водить в любую погоду свой корабль, и хорошими знатоками жизни рыб, — чтобы не терять времени на облов таких мест, в которых рыба не собирается большими стаями. На помощь капитану приходит советская наука. Она вооружает его сведениями о погоде, температуры воды, картами глубин, грунта и течений, картами кормовых полей промысловых животных, знаниями о жизни рыб, путей миграции и мест концентрации. Большим успехом у рыбаков пользуются эхолоты, которые, кроме определения глубины, отмечают на ленте распределение в толще воды и у дна косяков рыбы.

Придет время, и советские рыбаки, используя достижения физики и биологии, будут с помощью света, звука и электричества управлять рыбьими стаями, концентрировать отдельных рыб в косяки и направлять их в сети.

Чтобы интенсивным промыслом не подорвать запасы рыбы, в СССР принимаются меры по рыборазведению. Особенно это важно для проходных рыб. Уже существует много рыбоводных заводов, еще больше строится. Новые заводы будут на Волге, Куре, Дону, Днестре, Днепре, Кубани, Амуре, а также на реках Камчатки, Прибалтики и Сибири.

На эхолотовой ленте записываются и косяки рыбы.

Вместе с рыбопромысловым флотом в море выходят рефрижераторные суда и пловучие рыбные заводы. Они освобождают рыбаков от доставки улова на берег. Кроме того, рыба обрабатывается свежей.

Одновременно выходят в море пловучие магазины. Пловучая почта развозит письма и газеты. Радио сообщает рыбакам об успехах их товарищей. Оно же связывает находящихся далеко в море людей с родной страной.

От вод, омывающих Шпицберген, до айсбергов Антарктики, от Северной Атлантики до Тихого океана самоотверженно работают труженики моря. Всех их объединяет деловая дружба людей, воодушевленных одной целью: взять из пучин моря как можно больше продуктов для советских людей.

Почти все, что живет в море, может быть использовано. Одни животные и растения идут в пищу человеку, другие — на корм домашним животным, третьи — на изготовление различных предметов домашнего обихода или в качестве сырья для фабрик и заводов, четвертые — для удобрения полей.

Главное в морском промысле — рыба. На всех морях и океанах ее вылавливают более 22 миллионов тонн ежегодно. Моллюсков, раков и других беспозвоночных промышляют свыше миллиона тонн.

Добыча китов, тюленей и дельфинов составляет около 2 миллионов тонн.

На первом месте по уловам стоит Тихий океан — около 10 миллионов тонн; затем Атлантический — 7,5 миллиона тонн; в Индийском океане ловят около миллиона тонн.

Трудно перечислить все формы и способы использования богатств моря. По старинке их называют промыслами. На самом же деле современнее использование морских животных и растений — это крупная, высокоразвитая, оснащенная техникой морская индустрия.

Добыча соли

Добыча соли из моря еще в древней Руси была крупным и доходным предприятием. Кроме использования на месте для посола рыбы, сала и шкур тюленей, соль вывозили вглубь страны. Солеварение в Белом море производилось уже в XII веке, и эта соль широко употреблялась в Новгородской и Московской Руси.

Кроме выпаривания, поморы применяли и вымораживание соли. При замерзании пресная вода превращается в лед — его выбрасывали, а полученный крепкосоленый раствор употребляли для посола рыбы или для дальнейшего выпаривания. Северные варницы существовали еще в XVIII веке. Имеются документы о «поморских варницах» времен Екатерины II.

В теплых странах по берегам морей жители уже давно добывают из моря соль. «Варницы» здесь очень простые. В выкопанные мелководные бассейны напускается морская вода. Затем допуск воды в бассейны прекращают и предоставляют «работать» солнцу. После того как вода под влиянием солнца испарится, осевшую соль собирают и отвозят для переработки.

В некоторых районах добыча морской соли имеет очень большое техническое значение. Так, на Каспийском море, в заливе Кара-Богаз-Гол существует крупный комбинат по переработке соли. Ежегодно с поверхности залива испаряется столько воды, сколько несет река Дон. Но уносится ведь пресная вода. Следовательно, раствор солей в Кара-Богаз-Голе все время увеличивается. Образующаяся здесь соль — мирабилит, или глауберова, — не годится в пищу. Но это ценнейшее химическое сырье для приготовления соды и других продуктов.

Соль, добытую из воды Каспийского моря, отправляют на стекольные заводы. Когда мы смотрим в окна нашей комнаты, то можем вспомнить о прозрачных водах Каспия!

Добыча различных солей идет и в Сиваше на Азовском море.

Промысел водорослей

Еще во времена Конфуция, более 2,5 тысячи лет тому назад, в поэзии восхвалялись вкусные блюда из водорослей. Особенно широко пользуются водорослями в странах, расположенных в районе Тихого океана. На Гавайских островах в пищу идет более 60 различных водорослей. Некоторые даже так и называются: морская капуста, морской салат и т. д. Водоросли охотно едят домашние животные.

Но главнейшее значение имеет переработка водорослей. Еще совсем недавно весь иод для медицинских целей добывался из них. По берегам Мурмана, Белого моря и на Дальнем Востоке можно было видеть небольшие постройки, в которых сжигали водоросли. Из золы вырабатывался иод. Сейчас использование водорослей для получения иода у нас прекратилось. Иод стали добывать из буровых вод на нефтяных промыслах. Зато открылись широчайшие перспективы использования водорослей для добычи различных калиевых, натриевых, фосфорных, азотистых, химических и лекарственных препаратов и удобрений.

Самое ценное в водорослевой промышленности — это агар-агар. Нет такой бактериологической лаборатории, больницы, заводов по производству различных медицинских препаратов, в которых бы не пользовались агар-агаром. Из него с добавлением различных питательных веществ приготовляют желе, на котором растут бактерии. Агар нужен в хлебопечении и производстве мороженого. Без агара нельзя приготовить хороший мармелад и пастилу. И в конфетную начинку нужно прибавить агар.

Бумага, пропитанная агаром, обладает хорошим глянцем и плотностью. С этой же целью используют агар и в текстильном производстве.

Из водорослей добывают ценную альгиновую кислоту, или альгинат. Обладающий исключительными клеевыми свойствами, альгинат находит все большее и большее применение в производстве пластмасс, прозрачного лака, прозрачной несгораемой пленки, непромокаемых тканей. Прибавляют альгинат также в бетон для придачи ему водонепроницаемости.

Из морских водорослей можно вырабатывать спирт, ацетон, краски, уксусную кислоту, средства против образования накипит в котлах и даже для закалки сталей.

Водоросли находят применение и в сельском хозяйстве. Их можно вносить в землю в качестве зеленого удобрения. Особенно важно присутствие в них калийных солей. В золе водорослей содержится до 35 процентов калийных солей. С небольшого участка берега, заросшего донными водорослями, можно получить сотни тонн калийных удобрений.

Широко используются водоросли в восточной медицине. В китайских «Основах медицины», относящихся к VIII веку, описывается применение водорослей в лечебных целях. В последнее время в Китае, Японии и Корее препараты из водорослей употребляют как средство от зоба, склероза, цынги, ревматизма и кишечных заболеваний. Кроме того, в водорослях много витаминов. Морская трава употребляется для набивки матрацев, мягкой мебели. Из морской травы и водорослей можно приготовить бумагу.

Во многих приморских странах добыча водорослей является важной отраслью промышленности. Так, в Японии заготовляют 500 тысяч тонн водорослей в год. По весу это составляет 17 процентов всех добываемых в Японии рыб и других морских продуктов.

Морские водоросли извлекают с помощью шестов, на конце которых имеются металлические прутья. Водоросли зацепляют прутьями и втаскивают в лодку. Много водорослей добывают драгой или тралом. Существует даже специальная машина с транспортером, подающим на судно срезанные водоросли. Промысел ценных видов водорослей местами привел к тому, что приходится принимать меры к искусственному их разведению. В Японии на мелких местах втыкают в дно связки бамбука. На них осаждаются споры водорослей и создается подводный быстро растущий «огород».

Промысел губок и кораллов

Давно славятся греческая губка и благородный красный коралл. Первая служит для мытья, из второго изготовляют украшения — ожерелья и браслеты.

Губки ловят в Средиземном море, у берегов Вест-Индских островов, у Флориды и берегов Австралии. Много благородного коралла добывают в Средиземном море. Ловцы губок и кораллов ныряют с лодок на дно моря. Обычно промысел идет в мелководной прибрежной области. Но храбрых ныряльщиков не останавливают и двадцатиметровые глубины.

Губку очищают от органического вещества. Остается мягкий «роговой» скелет: губка-мочалка и является этим скелетом.

Благородные кораллы не образуют больших скоплений, как те кораллы, которые создают подводные рифы и острова. Они растут в виде отдельных кустиков. Поднятую известковую веточку очищают от органического вещества, остается розового или красного цвета «скелет» — продукт отложения коралловых полипов. Из этих веточек изготовляют бусы, брошки и другие красивые вещицы.

Промысел планктона

Пока только в Китае имеется промысел планктона. Рыбаки выходят на лов ночью, когда планктон — особенно мелкие рачки — подымается к поверхности моря. Черпаками с сетяным дном собирают массы мелких рачков. На берегу планктон промывают пресной водой, затем сушат на солнце. Из него готовят суп, начинку для пирогов и другие кушанья. Эта «крупа» идет в пищу и домашней птице. В Китае ловят и медузу-ропилему, которую тоже употребляют в пищу.

Развитию промысла планктона пока препятствует неразработанность техники вылова большого количества планктона. Кроме того, нет еще достаточных знаний, где находятся скопления планктона.

Стоит ли возиться с такой «мелюзгой», как планктон? Однако вспомним про гигантов-китов, которые питаются именно мелкими организмами.

Если использовать приливы и отливы и сделать поворачивающиеся в обе стороны большие сети, то десять таких сетей за 12 часов могут выловить 267 килограммов (в сухом весе) планктона. Питательная ценность собранного планктона равна суточному рациону более трехсот человек!

Использовать планктон целесообразно не только вблизи берегов, но и в открытых просторах океанов. В районах стыка теплых и холодных вод, в районах, называемых «полярным фронтом», много и растительного и животного планктона.

В недалеком будущем суда, оборудованные мощными насосами и фильтровальными аппаратами, уйдут в далекое плавание, и лов планктона станет обычным делом для мощной морской индустрии.

Промысел иглокожих

Большинство иглокожих не представляет пищевой ценности. Объектом промысла служат только некоторые голотурии. Под Владивостоком, в Корее, в Китае и Японии добывают голотурий, называемых в продаже трепангами. Их собирают водолазы, бродящие по дну моря с острым прутом, конец которого загнут крючком. Завидев голотурию, рыбак-водолаз накалывает ее острием и опускает в проволочную сумку. Много трепангов ловят и тралами. Провяленные трепанги очень ценятся в странах Восточной Азии.

Во многих приморских странах добывают также морских ежей. Их вылавливают более 10 миллионов штук в год.

Иглокожих употребляют в качестве известкового удобрения.

Промысел моллюсков

Промысел моллюсков по сравнению с добычей других беспозвоночных стоит на первом месте. Мировой улов моллюсков превышает 750 тысяч тонн ежегодно.

Среди всех моллюсков промысел устриц и мидий наиболее важный. По сути дела, добыча устриц и мидий в мировом масштабе может быть сравнима только с промыслом некоторых видов рыб. Они живут громадными скоплениями на мелководных участках. Кроме освоения естественных отмелей — «банок», на которых поселяются мидии или устрицы, во многих странах их разводят искусственно.

Миллионы личинок устриц плавают в планктоне прибрежной области моря. Однако срок их планктонного образа жизни очень мал. Через несколько дней личинки вырастают настолько, что им необходимо для развития осесть на какой-нибудь твердый предмет. К этому времени на устричном заводе выставляют в море штабели твердых пластинок и ждут, когда личинки осядут на них. Затем эти пластинки переносят в выростные бассейны.

Устрицы употребляются в живом, соленом и маринованном виде. Из них приготовляют бульон и мясные кушанья. Вокруг устричного завода образуются холмы из пустых раковин. Внешне такой завод похож на шахту, около которой высится гора выброшенной породы. Мировой промысел устриц дает более 160 тысяч тонн в год.

Мидии ценятся меньше, чем устрицы. Из мяса мидий изготовляют главным образом питательную муку для птиц и домашних животных. Мидиевые «банки» занимают большие площади в советских морях. Ежегодно вылавливают 110 тысяч тонн мидий.

Многие другие виды двустворчатых и брюхоногих моллюсков также съедобны и служат предметом промысла и разведения в разных странах.

Съедобные двустворчатые моллюски: устрицы, мидии (на бревне), кардиум и гребешок.

За некоторыми моллюсками охотятся ради их раковин. Из раковин делают перламутровые пуговицы и вырезают красивые рельефные изображения — камеи. Особенно привлекает отважных морских добытчиков красота натурального жемчуга.

В экспедиции Азово-Черноморского института рыбного хозяйства на судне «Грот», во время работ в Каркенитском заливе, на обед были приготовлены пирожки с мясной начинкой из мидий. Каково же было удивление обедающих, когда в начинке обнаружили мелкие жемчужины. Действительно, жемчуг образуется у различных двустворчатых моллюсков, но только редко и мелкий.

Морская раковина-жемчужница обладает замечательной особенностью. Песчинка, попадающая на ее мантию, обрастает известковым покрытием чудесного серебристого блеска.

Жемчуг издавна славится как дорогое украшение. Достают его водолазы-ныряльщики. Они тренируются с детства. Без всяких приборов и костюмов эти прекрасные пловцы ныряют на глубину в 10–15 метров. Для того чтобы дольше быть под водой, искатели жемчуга соблюдают особую диету, натираются растительным маслом, перед нырянием затыкают уши ватой, пропитанной воском, ноздри сжимают шпилькой. Для скорости водолаз опускается на канате с грузом в 12 килограммов. На дне он быстро, за одну минуту, собирает жемчужницы в сетяной мешок. Редко успевает собрать более 10 раковин.

Тяжелый и опасный труд ловцов жемчуга плохо оплачивается. Возвращающуюся с промысла лодку ждет на берегу хозяин, которому принадлежит и лодка и даже канат, на котором опускаются ловцы в море. Промысел этот связан с большим риском для жизни. Бывают случаи, когда ныряльщики становятся жертвой акул и других хищников.

Жемчуг в раковине попадается редко. Ученые нашли способ искусственно получать натуральный жемчуг. Делают это так: вырезают кусочек из складки кожи одной жемчужницы и прикрепляют его к коже другой. После этого жемчужницу опускают в море на облавливаемый участок. Через некоторое время вокруг кусочка образуется известковый налет, а к моменту вылова в каждой раковине будет находиться столько крупных, прекрасных жемчужин, сколько было прикреплено к ее мантии кусочков.

В теплых водах океана ночью видны стаи кальмаров, стремительно несутся они к борту освещенного корабля. Кажется, сейчас разобьются эти удивительные существа. Но, не доходя метра до борта, они с такой же скоростью отплывают назад. Им для этого не надо повертываться: они могут направить струю воды вперед и назад и тем самым сразу изменить направление движения. Количество кальмаров бывает огромно. В желудках убитых кашалотов находили более 3 тысяч этих головоногих.

В сушеном, соленом, маринованном виде кальмаров можно найти в продовольственных магазинах Китая, Кореи, Японии и других стран Тихого океана.

Другие головоногие не встречаются такими большими стаями.

Промысел осьминогов ведется также преимущественно в Тихом океане, у берегов Азии. Обычно осьминоги прячутся или в подводной расщелине, или сидят на дне среди камней. Они зорко следят за плавающей рыбой и набрасываются на нее. Завидя осьминога, водолаз-охотник приближается к нему на такое расстояние, чтобы осьминог, пытаясь схватить его, обязательно оторвался от скал или камней. Это важно, иначе осьминог вцепится в водолаза и притянет его к своей «норе», к которой он присосался частью своих щупальцев. Водолазу надо быть смелым и расчетливым. Бой будет опасный. Как только осьминог подплывает к водолазу и уже готов схватить его, охотник ударяет хищника по голове острым концом железного прута или кинжалом. Раненый осьминог продолжает хватать водолаза и крепко присасывается своими присосками к водолазному костюму. В это время водолаз подает сигнал к поднятию и всплывает вместе с осьминогом на поверхность. Тут моряки подхватывают водолаза с висящим на нем осьминогом, обрубают щупальца моллюска и освобождают храброго охотника. Это, понятно, весьма своеобразный способ лова. Обычно осьминогов добывают ловушками. Вылавливают кальмаров и других головоногих моллюсков около 170 тысяч тонн в год. Мясо их по вкусу напоминает мясо раков и крабов.

Промысел крабов и раков

Почти все ракообразные могут итти в пищу, но большинство из них столь малы, что не имеют промыслового значения. Крупных раков и крабов на всех морях и океанах вылавливают около 360 тысяч тонн в год. В наших водах особенно велик промысел камчатских крабов. Большие корабли — пловучие заводы отправляются из Владивостока к берегам Камчатки и Курильских островов. Советские краболовы у берегов Камчатки вылавливают около 10 миллионов крабов. Немало советских береговых крабовых заводов и в Японском море.

На каждом судне-краболове находится около 10 больших моторных шлюпок. Ловцы крабов отплывают от судна-матки и опускают на дно сети. Крабы запутываются в сетях, и их вытягивают на палубу. Здесь же, на судне, происходит разделка крабов. Для консервов идет мясо ног. Панцырь и внутренности используются только на приготовление кормовой муки для домашней птицы или на удобрения.

Камчатский краб.

Ловят еще краба-плавунца, краба-магистра, стригущего, волосатого и китайского крабов, но даже все вместе они дают улов меньше камчатского.

Основной центр крабового промысла — воды Тихого океана.

Наиболее ценны среди морских ракообразных (не считая крабов) омары и лангусты. Это относительно крупные животные, в 30–45 сантиметров длиною и весом до 500 граммов. Ловят их у берегов Западной Европы, в Средиземном море и в Америке.

В Советском Союзе распространен промысел креветок. Это более мелкие раки, до 10 сантиметров длиною, живущие стаями. Особенно много их обитает среди зарослей морской травы и водорослей прибрежных вод наших дальневосточных морей.

Рыбный промысел

Когда летишь над морем, видишь, как от берега вглубь уходят «ставные невода». Они разной конструкции и величины, но все представляют собой сетяной забор, который перегораживает рыбе ход вдоль берега. Идя по забору, рыба попадает в сеточный двор, в конце которого находится «касса». Отсюда рыба уйти не может. Здесь ее и вычерпывают. Советские ученые разработали особые штормоустойчивые невода. Им не страшны бушующие громады волн.

В прибрежном промысле широко пользуются закидными неводами. На моторной лодке сеть отводят далеко в море, а затем лебедкой, стоящей на берегу, вытягивают.

Как ни богаты рыбой прибрежные воды, но часто большие скопления рыб находятся далеко в море. Рыболовство открытого моря широко развивается в нашей стране.

Существует очень много способов лова сельдевых рыб, и в каждом море у рыбаков свои излюбленные методы. Расскажем о некоторых, наиболее интересных из них.

На особых кораблях — дрифтерах — имеется длинная сеть. Часто она бывает более километра длиною, а иногда достигает даже трех километров. В море сеть держится на поплавках, вертикально, и стая сельди, двигаясь, натыкается на эту преграду. Ячея сети такого размера, что голова рыбы проходит в нее, а туловище — нет. Когда сельдь пытается освободиться и пятится, нитки сети заходят под жаберные крышки рыбы, и она повисает в ячее.

Дрифтерные сети выставляют в открытом море с вечера на всю ночь. Ночной лов сельди наиболее добычлив: рыба не видит сети, а кроме того, в это время в поверхностных слоях скапливается сельдь, питающаяся планктоном, который обычно поднимается вечером кверху. Прежде чем опустить в море огромную дрифтерную сеть, хорошо взять пробу планктона. Если в планктоне изобилуют рачки-калянусы, значит для сельди здесь много корма и можно ожидать хорошего улова. На рассвете начинают выбирать сеть, стряхивая добычу на палубу или прямо в трюм.

Дрифтерная сеть.

При лове сельди кошельковым неводом судно выходит в море тоже обычно ночью. Зависев в море косяк рыбы, его обметывают. Затем веревкой, которая проходит вдоль нижнего края невода, стягивают сеть и весь улов собирают как бы в кошелек. Постепенно его суживают, и рыбу можно черпать сачком и даже рыбонасосом.

Кошельковый невод.

Рыб, живущих в поверхностных слоях, как сельдь, салака, килька, хамса, сардина, легко приманивать светом. На судне-«светолове» имеются большие конические сети. Их опускают в воду вместе с электрическими лампами, прикрепленными к каждой сетке. Когда зажигают свет, то в освещенной зоне быстро скапливается рыба, тогда сеть подымают на судно. Несколько лет тому назад это были только интересные опыты, но уже в 1952 году с помощью «светолова» было поймано на одном только Каспийском море около 50 тысяч тонн главным образом кильки.

Разработаны новые типы тралов для лова рыбы в поверхностных слоях воды со световой приманкой. Употребляются лампы от 500 до 1000 ватт, при тралении свет делается мигающим.

Темной ночью по тихой глади Адриатического и Ионического морей двигаются светящиеся точки. Это вышли на промысел албанские рыбаки. Но странно — в лодках нет сетей или крючков. Чем же они промышляют? Оказывается, здешние рыбаки тоже широко пользуются стремлением некоторых рыб к источнику света. На лодках подвешены мощные бензиново-керосиновые фонари. Вокруг источника света собираются большие стаи рыб. Лодка начинает двигаться и приводит стаю в невод, укрепленный на дне моря. Этот невод называют «сардинный завод». Массы сардины и анчоуса, следуя за лодкой, скапливаются в «кассе» невода, откуда они уже уйти не могут.

Донных рыб ловят иначе, чем сельдевых. Для этого употребляют большие тралы, отчего и специальные суда для лова называют траулерами, или тральщиками.

Трал представляет собой большой сетяной мешок из прочной, просмоленной бечевки. Чтобы трал держался в воде раскрытым, на двух концах «горла» сетяного мешка прикреплены два щита из досок, так называемые распорные доски. К этим доскам крепятся стальные тросы, тянущие трал. При движении корабля распорные доски становятся под углом к воде. Ударяясь о доски, вода распирает их, открывая тем самым вход в трал.

Траулеры ловят рыбу на ходу, и трал тащится за судном по дну открытым. Чтобы нижняя часть мешка не зарывалась в ил, между досками по нижней «подборе» протянут толстый трос, на который надеты катушки — «бобенцы». Они катятся по дну, как колеса. Чтобы верхняя часть мешка не спадала вниз и трал был бы раскрыт полностью, к веревке, поддерживающей верх трала, прикреплены поплавки — пустые стеклянные шары, оплетенные толстой сетью. Распорные доски, кроме своего прямого назначения — поддерживать трал открытым, играют еще другую важную роль: они как бы «сгребают» всю рыбу с большой площади в середину, где она и попадает в мешок трала. Через определенное время корабль останавливают, специальной лебедкой подтягивают трал к борту. Рыбу вываливают на палубу корабля и тут же приступают к ее обработке. Тело рыбы идет в камеру для замораживания или в посол, а из печени вытапливают рыбий жир.

Трал сгребает рыбу со дна.

На палубе рыбу сортируют, очищают от чешуи и потрошат. Затем рыба поступает на разделочные столы. Здесь большие куски без костей — филе — снимают, промывают, расфасовывают, обертывают и замораживают. Пакеты замороженного филе укладывают в картонные коробки и траспортером подают в охлаждаемый трюм. На рыбозаводе рыба используется всесторонне.

Отходы, включая и внутренности, поступают в утилизационный цех, где их перемалывают и под давлением сепарируют для выделения жира. Обезжиренную массу сушат. Получается рыбная мука.

Из голов, хвостов, костей, чешуи, плавательных пузырей вырабатывают клей. Чешуя рыб ценится и как сырье для гуанина. Очищенный гуанин смешивают со спиртом и этиловым эфиром уксусной кислоты. Полужидкой массой — жемчужным патом — покрывают стеклянные бусы для получения искусственного жемчуга.

Используют и кожу рыб. Она употребляется в галантерейной промышленности и идет на отделку обуви.

Китовый промысел

Вместе с ростом городов Европы в средние века возрастал спрос на масляные лампы и свечи, которые тогда употребляли для освещения. Цены на жир были очень высоки, и бедные семьи вынуждены были обходиться лучиной. Поэтому издавна старались добывать китов. Ведь один кит давал так много жира, что заменял 8 тысяч баранов или 1500 свиней!

Кроме жира, интерес представлял и китовый ус. Эти роговые пластинки были необходимой частью туалетов богатых дам.

В 1703 году Петр I издал указ об учреждении китобойной компании на Кольском полуострове. В задачу этой компании входил не только промысел китов, но и тюленей. Компания должна была бороться с иностранными промышленниками, хищнически истреблявшими зверя. Но за четыре года компания добыла всего 4 китов, в тех же водах иностранцы добыли 5637 китов!

Неудачи «Кольского китоловства» объясняются тем, что гарпунерами и капитанами были иноземцы, не заинтересованные в развитии этого выгодного для России промысла. Иностранные компании подкупали их.

Развитие китоловства за рубежом началось с Бискайского залива, где еще в IX веке шел промысел. Гладкие киты были скоро выбиты. С падением промысла у берегов Западной Европы китоловы стали продвигаться на север. В XVI веке промысел велся у Ньюфаундленда и Исландии; однако и здесь киты скоро были истреблены.

В XVII веке промысел китов был перенесен к Шпицбергену. Англия, Голландия и Дания направляли сюда большие флотилии.

В 1614 году голландцы послали на Шпицберген 14 промысловых и 4 военных корабля. В 1618 году Голландия отправила на Шпицберген для охраны китобоев целый флот из 23 вооруженных кораблей. В сражении с английским флотом голландцы победили. Побережье Шпицбергена было поделено между странами, и здесь возникло много поселений. Голландцы получили остров Амстердам, где возник город Смеренбург, что означает «сальный город».

В сезон китового промысла в этом городе жило от 12 до 15 тысяч человек. На зиму жители покидали город. Значение Смеренбурга для Голландии было так велико, что многие сравнивали торговые обороты «вонючего жирового города» с «благовонной Батавией». Интенсивный промысел привел к тому, что в 60-х годах XVII века прибрежные стада гладких китов в Северной Атлантике были выбиты. Промысел переместился в открытое море.

Китоловы занялись освоением Берингова, Охотского морей и северной части Тихого океана.

Особенно много гладких китов били в Охотском море американцы. Плававший на русском корвете офицер В. Збышевский сообщал: «С 1847 года китам Охотского моря не было ни одного года отдыха: янки брали с нашего моря дань ежегодно, они истребляли их эскадрами в двести судов». За 14 лет американцы продали жира и китового уса на 130 миллионов долларов.

Организованная в середине XIX столетия Российско-Финляндская китоловная компания успешно действовала в дальневосточных морях, но, встретив большое сопротивление американских и других иностранных компаний, скоро прекратила работу. Энтузиаст русского китобойного дела капитан Линдгольм с горечью писал: «В Охотском море развились тысячи китов, которые представляли собой миллионы денег; почему, спрашивал я себя, если такие богатства дали возможность построить города в различных частях света, — почему России не построить свой Смеренбург, только с большими удобствами для мореплавателей, нежели голландцы на покрытом льдом Шпицбергене?»

Успешные попытки многих русских людей наладить китобойный промысел в морях Дальнего Востока так и не были прочно закреплены. Не получая серьезной поддержки царского правительства, которое вообще относилось к развитию русских владений на Тихом океане «с прохладцей», китовый промысел давал ничтожные результаты.

Охота за китами представляла ранее чрезвычайно опасное предприятие. К киту надо было подплыть осторожно на лодке, бросить в него ручной гарпун и затем долгие часы носиться по океану на поводу у раненого гиганта. Нередко при этом кит обрывал канат, связывающий застрявший в его теле гарпун с лодкой, или опрокидывал лодку. Часто случалось, что кит быстро уходил вглубь моря. Тогда приходилось выбрасывать канат, чтобы не быть опрокинутым, и затем опять подкрадываться к раненому животному, чтобы вонзить второй гарпун. Иногда это продолжалось много раз, пока кит не погибал. Убитого кита нужно было притащить на буксире к берегу, чтобы разделать его.

Как ни трудна была охота за китами, как ни страшно было вступать в единоборство с морскими гигантами, но жадных предпринимателей, строивших суда, и бедных людей, которых нужда заставляла итти на опасный промысел, было достаточно. Целые флотилии китобойных судов бороздили северные воды, в которых водились гладкие киты.

Гладкие киты в те времена были главным объектом промысла.

Они настолько жирные, что, будучи убитыми, не тонули. А ведь это было очень важно: тогда не знали еще способа накачивания воздухом убитых китов. Гладкие киты привлекали и своей относительной тихоходностью.

Промысел шел с вельботов и парусных кораблей, то-есть судов, двигавшихся сравнительно медленно. Они не могли угнаться за быстроходными полосатиками.

В середине XIX века в северном полушарии гладкие киты были почти повсеместно выбиты.

В 1867 году была изобретена гарпунная пушка, а затем способ накачивания воздухом полосатиков после убоя. За китами стали охотиться на паровых судах. Наступил второй этап в развитии китоловства. Стали промышлять различных китов, включая и быстроходных. Промысел к концу века развился в южном полушарии и даже в антарктических водах.

В 1906 году наступает третий этап промысла, ознаменовавшийся строительством крупных пловучих баз. На современных китобойных матках сделаны на корме отверстия — слипы; через них кита поднимают на палубу. Тушу кита на палубе разделывают при помощи механизмов. Внутри корпуса судна располагается целый завод, на котором вытапливают жир и приготовляют различные продукты.

Китобойная матка заменяет в океане береговую разделочную базу. Китобойцам не надо терять много времени на буксировку добычи к удаленным берегам. Пловучий завод движется вместе с китобойцами при перемещении промысла из одного места в другое.

Раньше промысел в Антарктике был сильно затруднен из-за отдаленности берегов от места охоты.

В Антарктике в отдельные годы работает более 40 пловучих баз. Каждую такую базу обслуживают десяток, иногда даже 20 судов-китобойцев.

Дорого стоит постройка громадных кораблей-маток водоизмещением в 45 тысяч тонн и содержание флотилии китобойцев. Неужели оправдываются затраты на них? Оказывается, да.

Жир усатых китов идет преимущественно для выработки маргарина и различных медицинских препаратов. Жир зубатых китов используется в мыловарении, парфюмерии, для жировки кож, пропитки канатов, отбелки тканей (тонкие моющие вещества), смазки машин и на другие технические цели.

Один грамм печени кита содержит 200–400 тысяч (и до 700 тысяч) международных единиц витамина «А». Из поджелудочной железы вырабатывают инсулин и специальный препарат «оропон», необходимый для выделки кож.

Мясо усатых китов пригодно в пищу, из него делают консервы, а также заготавливают в мороженом виде.

Советские технологи научились из соединительной ткани, находящейся в подкожном слое сала кашалотов, вырабатывать кожевенное сырье. Подкожный слой сала разделяют на несколько пластин — от 7 до 20 миллиметров толщиной. Эти пластины обезжиривают с помощью вальковых прессов. Получается «кожа», пригодная для различных нужд. Большой кашалот может дать такой «кожи» для 7 тысяч подошв. Даже китовый ус, который после усиленного спроса в средние века потерял своего потребителя в лице великосветских дам, начали теперь использовать при изготовлении матрацев, искусственных страусовых перьев и щеток. Из него делают также тонкие нити для приготовления искусственных волос и тканей.

В год добывают около 50 тысяч китов. Это дает более полумиллиона тонн китового жира, что составляет свыше 5 процентов мировой добычи всех жиров — животных и растительных.

Промысел теперь сосредоточен в антарктических водах, где добывают 67 процентов всех китов. Промысел у берегов Южной Америки дает 8 процентов, в северной части Тихого океана — 6 процентов, причем промышляют китов преимущественно у советских берегов. Столько же ловят в австралийских водах, немного больше — у южных берегов Африки. В Атлантике и Арктике добывают только 4 процента всего количества китов.

На первом месте по добыче стоят синие киты и финвалы — до 70 процентов общего улова, затем — горбачи, далее — кашалоты. Все остальные китообразные, вместе взятые, составляют 5 процентов общего мирового промысла.

Из советских портов отправляются за китами специальные суда — пловучие заводы. Китобойная матка «Слава» имеет водоизмещение в 28 715 тонн. Длина судна — около 150 метров, а ширина — около 22 метров. В сутки на этом заводе можно переработать свыше 30 китов. «Алеут» значительно меньше «Славы».

Успех охоты на кита зависит от умения гарпунера. На носу китобойца установлена настоящая пушка, но стреляет она не простым снарядом, а гарпуном. Рядом с пушкой лежит аккуратно свернутый канат. Один конец через сложную систему блоков и мощных амортизаторов накрепко закреплен в трюме китобойного судна, другой привязан к кольцу гарпуна. Гарпун не простой: его наконечником служит разрывная граната. Она взорвется в теле кита. Назначение же гарпуна — не поразить морского гиганта, а удержать его на привязи.

Гарпунная пушка.

На высокой передней мачте находится бочка — «воронье гнездо». В ней сидит наблюдатель — часто капитан или сам гарпунер, — осматривающий в бинокль горизонт. Обнаружить китов на далеком пространстве — дело нелегкое. Часто этому помогают птицы, которые вьются над скоплениями рачков или стаями мелкой рыбы, ведь те и другие служат пищей не только птицам, но и китам. Завидев стадо китов, стараются быстро подойти к нему, да так, чтобы гарпунеру было удобно стрелять. Гарпунер нажимает спусковой механизм. Надо быть очень метким, чтобы с качающегося на волнах суденышка попасть в плывущего кита.

Даже после удачного выстрела китобоец еще долго идет на поводу у раненого кита. Затем убитого гиганта подтягивают к борту. И чтобы кит не утонул, специальным насосом по шлангу накачивают воздух. В тушу втыкают флажок с номером корабля, поразившего кита, и продолжают охоту. Всех добытых животных буксируют на корабль-матку для разделки.

Китобоец буксирует улов.

Мощные лебедки втаскивают тушу через слип на палубу судна. С помощью лебедок и крупных ножей с кита снимают сало и мясо. Кости распиливают паровыми пилами. Через специальные люки куски сала и кости поступают в громадные котлы — салотопки. Мясо идет в консервный цех. В специальных цехах вырабатывают экстракты гормонов и витамины, кормовую муку и удобрительные туки. На «Славе» занято более 300 рабочих.

Советский китобойный промысел начался 25 октября 1932 года, когда флотилия «Алеут» добыла первого кита. С тех пор «Алеут» промышляет в северной части Тихого океана и Берингова моря. На Курильских островах работают береговые базы. В далекую Антарктику ежегодно отправляется китобойная флотилия во главе со «Славой».

До 1938 года на «Алеуте» были иностранные гарпунеры — норвежцы. Они не хотели передавать свой опыт советским морякам. Самостоятельную охоту на китов первыми начали вести советские капитаны-гарпунеры П. А. Зарва и А. Н. Пургин. Советские гарпунеры развеяли легенду об исключительных природных дарованиях норвежских гарпунеров. Более того, они оказались значительно талантливее иностранных специалистов. Многим китобойным капитанам и гарпунерам, во главе с капитаном-директором флотилии «Слава» А. Н. Соляником, за большие достижения присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Развитие китового промысла привело к угрозе полного истребления ценных животных. Настала необходимость принять международные меры по регулированию промысла. Советский Союз принял деятельное участие в разработке норм выбоя китов в Антарктике и других районах, где китов еще порядочно, и полного запрета промысла там, где их количество ничтожно.

Для восстановления стада гладких и серых китов промышленная добыча их запрещена повсеместно. Охота на них разрешается только местному населению.

Чукчи и эскимосы и по сие время охотятся на китов с вельботов и парусно-моторных ботов. Добыча даже одного кита — большой праздник. Это значит, что селение обеспечено пищей для людей и для собак, а также отоплением и освещением.

Прежде, пока крупных китов было достаточно, на дельфинов обращали мало внимания. А в некоторых местах дельфины водятся во множестве. Охота на косаток вдвойне полезна, поскольку сокращалась бы численность этих прожорливых хищников.

Ловят мелких китообразных — дельфинов и белух — чаще всего большими неводами и с помощью гарпунных ружей. Когда подходит стадо, рыбаки стараются окружить сетью весь косяк. Затем невод или подтягивается к берегу, или же стягивается в открытом море. Крупных зверей бьют пулей и гарпуном. Разделка туш идет на небольших береговых заводах.

В Советском Союзе белух промышляют на Севере и на Дальнем Востоке. Дельфина-белобочку ловят на Черном море. Дельфины дают жир и мясо. Особую ценность представляют кожи. Кожа косатки по своим качествам ценней бычьей. Северные народы справедливо считают, что ремни из шкуры белухи являются самыми лучшими, — они не твердеют даже при сильном морозе.

Рыбы-переселенцы

Издавна известно, что многие виды морских животных распространяются пассивно, прикрепляясь к днищам судов. Так, при переводе мелких судов из Черного моря в Каспийское в 30-х годах нашего века были занесены рачки-леандеры и моллюски-мотиластеры. За 20 лет они сильно размножились и вошли в пищевой рацион осетровых и других рыб Каспия.

С судами, приходящими из китайских вод в Европу, занесен китайский краб — опасный вредитель рыболовства: он объедает рыб, попавших в сети.

Каналы, соединив океаны и моря, открывают возможность для стихийного расселения организмов. Некоторую роль в этом отношении уже сыграли Панамский и Суэцкий каналы. Соединение бассейнов рек различных морей также открывает путь для поселения новой для данного моря фауны. 25 июля 1953 года в Кандалакшском заливе, вблизи устья реки Умбы, был пойман балтийский осетр тринадцатилетнего возраста. Находка эта очень интересна. Ведь в Баренцевом море балтийского осетра нет. Следовательно, в Белое море он проник после постройки Беломорско-Балтийского канала.

Около Киева в Днепре попадаются угри. Сюда они могут приходить из Черного моря, но там их очень мало. Зато, пользуясь шлюзами Огинской системы, соединяющей реку Припять с Западной Двиной, в Днепр проникают угри из Балтийского моря. Наукой установлено, что многие полезные организмы, отсутствующие в данном море в силу исторических причин, могут с успехом жить в нем. Поэтому советские ученые изучают условия существования ценных промысловых рыб для переселения в другие водоемы. На наших глазах исправляются «исторические ошибки» природы.

Первые успешные опыты были проделаны осенью 1930 года. В Каспий из Черного моря переселили два вида кефали. В далекий геологический период, когда Черное море соединялось с Каспийским, кефаль не жила в этом обширном водоеме. Позднее кефаль пришла в Черное море из Средиземного. В это время Каспий уже отделился от Черного моря.

Кефаль, испугавшись, часто выпрыгивает из воды.

Однако многие районы Каспия весьма подходят для откорма и нереста кефали. Этим решили воспользоваться советские ихтиологи.

Осенью 1930 года в районе Новороссийска выловили мальков кефали. В бочках с черноморской водой необыкновенных пассажиров отправили по железной дороге в Махачкалу и там выпустили в море. В первый год было доставлено 35 тысяч мальков кефали. В последующие годы мальков перевозили в специальных живорыбных вагонах. За четыре года в Каспийское море было выпущено около 3 миллионов мальков кефали.

Через три года кефаль стала уже попадаться в сети. Но промысловый лов ее был разрешен только в 1947 году. Кефаль размножилась настолько, что каспийские моряки частенько любуются поверхностью моря, на которой резвится множество этих быстрых пловцов. Промысловый лов каспийской кефали дает стране ежегодно сотни тонн рыбы. Кефаль хорошо прижилась на новой родине. Она значительно крупнее и более плодовита, чем черноморская. Каспийская кефаль одного возраста с черноморской весит вдвое больше.

Каспийское море так изобилует рыбой, что для прокормления ее необходимо много пищи. Но в нем почти не было морских червей, а ведь это прекрасный корм для рыб.

Честь разрешения этой задачи принадлежит Л. А. Зенкевичу, А. Ф. Карпевич и другим советским биологам. В 1939–1940 годах в Каспийское море были завезены из Азовского 65 тысяч червей-нереисов.

Червь-нереис.

Нереисы — излюбленный корм осетровых. Возможно, каспийские осетровые и растут медленнее азовских, так как им не хватает этого питательного корма.

Переселенные в Каспий нереисы отлично прижились на новом месте. В 1948 году их количество только в северной части Каспия определялось уже почти в 2 миллиона центнеров. Черви расселились в Северном Каспии на площади в 30 тысяч квадратных километров. Нереисы не стали конкурентами другим каспийским животным. «Илоедов» в Каспии до этого было мало.

Удобряя заливы и бухты, мы можем добиться более пышного развития в них планктона. Это создаст очень благоприятные условия для развития рыб.

Заселение Арала ценными каспийскими рыбами имеет большие перспективы. Сейчас не редкость встретить в Аральском море каспийскую севрюгу. Икру каспийской севрюги доставляли на Сыр-Дарью самолетами. Ее помещали в ящики-инкубаторы и сплавляли вниз по реке. Во время этого путешествия из икры выклюнулись личинки. Затем выросли мальки. К этому времени инкубаторы доплыли до дельты реки. Здесь выпустили рыбок в специальные водоемы для роста. Подросшие севрюги уплыли в Аральское море. На морском приволье они достигли зрелости, а когда пришло время метать икру, возвратились в реки.

В Аральском море относительно много планктона, но мало планктоноядных рыб. Следовало бы поставить вопрос об акклиматизации там рыб, питающихся планктоном.

Очень сходно по своей природе с Аралом озеро Балхаш. Однако прежде здесь ловили только сазана, маринку и окуня. Но вот в реку Или было выпущено около 300 аральских шипов. Шипы — ценные осетровые рыбы. Молодые рыбы вскоре стали попадаться ловцам. Теперь шип распространился по всему озеру и в реке. Шипы хорошо растут в бассейне Балхаша. Уже ловятся рыбы в 30–40 килограммов весом. На новой родине изменилась и биология шипов. В Аральском море они питаются обычно моллюсками, а в Балхаше и Или их пищей является преимущественно мелкая рыба.

Больших успехов добились ученые Казахстана и в разведении леща. Его привезли на Балхаш совсем недавно, а теперь лещ стал промысловой рыбой. Самая ценная рыба Балхаша — сазан — тоже отправилась путешествовать: рыбоводы перевезли балхашского сазана в озеро Зайсан.

Успехи рыбоводов, достигнутые на наших южных морях, открывают огромные перспективы и для переделки фауны других морей. Замечательный фонд для переселения представляют многие обитатели дальневосточных морей. Котики, морская выдра — калан, лососевые и камбаловые рыбы, камчатский краб, устрицы и другие промысловые животные могли бы акклиматизироваться в Баренцовом, Белом, Черном и Балтийском морях.

Жизнь многих ценных промысловых рыб связана с реками или наличием больших опресненных районов в море. В результате гидростроительства в бассейне наших южных рек и разбором воды на орошение уже сейчас увеличивается соленость вод Азовского моря и в предустьевых районах Черного, северной части Каспийского и в Аральском море.

Эти изменения чрезвычайно отразятся на живом населении морей. Условия существования морских обитателей улучшатся. Зато население опресненных районов окажется в тяжелом положении. Осолонение прибрежных мелководных районов изменит условия откорма и нереста для многих рыб, как живущих здесь, так и приходящих с моря и рек. Плотины преградят путь тем рыбам, которые идут метать икру в реки. Да и в самих реках изменятся условия обитания: реки станут глубже, появятся громадные водохранилища, трудно будет нереститься проходным рыбам.

Представим себе, как отразится строительство волжских гидростанций на рыбном населении Каспийского моря.

Сталинградская плотина отрежет от мест нереста белорыбицу, осетра, белугу, сельдь-черноспинку. Меньше станет пригодных мест для нереста севрюги и волжской сельди.

Измененный сток реки повлияет на условия нереста рыб, предпочитающих для этого нижнее течение реки. Вобла, лещ, сазан, судак мечут икру во время весеннего паводка, когда ильмени превращаются в безбрежное «море». Здесь среди водных зарослей и происходит их нерест. Выклюнувшиеся личинки и подросшие мальки находят в теплой мелкой воде дельты Волги обильный корм и хорошо растут. Вместо всего этого рыбного приволья будут глубокие протоки с быстрым течением или глубокие водохранилища.

Чтобы строительство плотин не отразилось пагубно на запасах проходных рыб, будут созданы условия, благоприятные для икрометания и развития икры и мальков, организована охрана естественного размножения, построены мощные рыбоводные заводы.

Советские рыбоводы имеют богатый опыт разведения проходных и полупроходных рыб. В бассейне Каспийского моря разводят каспийского лосося, белорыбицу, осетра, севрюгу, судака, кутума, жереха, сазана, леща; в бассейне Азовского и Черного морей — черноморского лосося, осетра, севрюгу, белугу, рыбца, шемаю, судака, леща и сазана; в бассейне Аральского моря — шипа; в бассейне Балтийского моря — лосося, кумжу, ряпушку, сигов; в бассейне Белого и Баренцова морей — семгу; в бассейне наших дальневосточных морей — кету, горбушу, нерку (красную), чавычу, кижуча.

В Советском Союзе выпускают ежегодно в реки, озера и пруды миллиарды икринок, личинок и мальков.

Как ни велики эти цифры сами по себе, но это только начало громадного развития рыбоводства.

В новых водохранилищах можно будет развести ценные породы рыб. Куйбышевское море будет иметь площадь около 5 тысяч квадратных километров, а Сталинградское — и того более. Объем каждого из этих двух водохранилищ будет более 50 миллиардов кубических метров, Цимлянского — около 13 миллиардов кубических метров.

В этих водохранилищах будут жить такие быстро растущие виды рыб, как судак, сазан, лещ, стерлядь, гибриды стерляди и осетра, жерех и другие.

Для создания проходным рыбам естественных условий нереста советские гидротехники строят в плотинах специальные рыбоходы, по которым взрослые рыбы могут пройти вверх по реке на нерест, а молодь — спуститься вниз к морю.

Рыбоходы бывают различной системы. Когда разность между нижним и верхним бьефами небольшая (5–6 метров), устраивают лотковый рыбоход. Это небольшой канал, соединяющий реку над плотиной с нижней частью. Если высота больше, строят прудковый рыбоход. Это система небольших прудов, соединенных каналами. При высоте более 10 метров между бьефами сооружают водяную лестницу. Такая лестница на реке Туломе поднимает рыбу на 19 метров. Она состоит из 57 бассейнов, каждый из которых выше предыдущего на 30 сантиметров.

На Цимлянской гидростанции работают лифты-рыбоподъемники. Зашедшую в них рыбу лифт подымает наверх, в Цимлянское море. Обратно рыба сплавляется через водослив.

Рыбу можно пропускать даже через турбины. На Волховской ГЭС проводили опыты с лещами в 35–37 сантиметров и с судаками в 27–37 сантиметров. Почти все рыбы прошли через турбины неповрежденными.

Американский ученый Дарлинг писал: «Плотины неизбежно приводят к биологическим пустыням». Действительно, в капиталистических странах обычно так и бывает. У нас же благодаря плановому хозяйству количество рыбы должно возрасти. Мы не только можем заселять моря новыми видами рыб и увеличивать кормовую базу моря, но и переделывать природу морских организмов. Уже выведены гибриды осетровых рыб, которые всю жизнь будут проводить в реках и водохранилищах.

Водная фауна в нашей стране развивается не стихийно, а под воздействием человека. Это воздействие нужно сделать еще более направленным. Ведь добывая ценные породы рыб, необходимо вылавливать и малоценные, иначе в водоеме возникнут особо благоприятные условия для их размножения.

Перед морскими биологами и рыбаками открываются чудесные перспективы управления жизнью моря, обогащения морей ценными видами и выведения новых пород рыб.