Мишель медленно досчитал до двадцати, Возле ателье не было никакого движения, никаких звуков. Спина и промежность Мишеля были мокрыми от пота, во рту пересохло. Он медленно выпрямился, и тут у него на боку забормотала рация.

– Мишель? Что там происходит?

Голос диспетчера уже не был нетерпеливым и снисходительным. Что-то в нем появилось новое.

– Не знаю, сэр. Стреляли. Иду туда. – Он почувствовал запах гари и увидел мерцание пламени.

Рация замолкла в ожидании. Мишель приблизился к телам, скорчившимся в осколках стекла, по темным волосам текла кровь. Над ними в стенах ателье безмолвно клубилось пламя. Дыма становилось все больше. Рация что-то вякнула.

– Что ты сказал, Мишель? В кого стреляли?

Мишель мог их и не поворачивать, он и так знал, что их лица обезображены. Он не хотел этого видеть. Шагнул в сторону, чтобы не наступить в кровь, и мелкие осколки стекла хрустнули под его больными ногами.

– Они мертвы, сэр.

– Кто? – Голос сорвался, в нем явно сквозила паника.

Мишель пристально вгляделся в ателье, как будто где-то там находился ответ. Он видел человека со спортивной сумкой и пистолетом в руке. Этот человек сейчас, возможно, целится в него, готовится выстрелить. Этот человек скрылся в ателье, в огне. Может, он там? В пожаре? Мишель осторожно прошагал по осколкам плексигласовой стены и вошел.

Барри, хозяин ателье, лежал внутри, рядом с двумя разбитыми сторожевыми манекенами. Во время ежедневных визитов в «Мак-доналдс» Мишель часто видел этого мужика. У Барри на виске зияло черное пятно, а лицо было сморщенным, сердитым. На животе и на ногах виднелись небольшие отметины. Кровь уже не выливалась из дыр, растеклась лужей.

– Трое убитых, сэр. Двое полицейских и владелец ателье. А в ателье пожар.

– Мишель, что ты там говоришь? Помедленнее, я ничего не понимаю! Говори по-английски!

Мишель взглянул в глубь магазина. Как желто-красные бесенята, языки пламени бегали по вешалкам с одеждой. Горящая блестящая синтетика отрыгивала клубы траурного дыма. Мишель позволил себе роскошь подумать: как приятно, наверное, было работать в таком месте. Каждый день хорошо одеваться, общаться с людьми, помогать им сделать правильный выбор. Интересно, сколько тут платили. Рация крякнула.

– Мишель… что там? – Голос босса становился все тревожнее.

– Ателье горит, сэр.

– Так, Мишель, жди там. Я вызвал подкрепление.

Мишель начал ждать. На трупы он не смотрел. Он много раз видел трупы. Он знал, что тела зверски убитых излучают вредное колдовство. В таком трупе – ядовитое послание, и если задержишь на нем взгляд дольше, чем на пару секунд, яд выйдет из трупа и просочится тебе в душу. Мысль о хрупкости жизни сжала внутренности и сдавила сердце.

Мишель вспомнил женщину в белом – она танцевала, бормотала тарабарщину обряда. Он вспомнил, как все боялись мертвых, не успокоившихся в своих могилах. Заклинания, кровавые жертвоприношения, запах пота, кружащиеся танцовщицы – все это вдруг навалилось на него. Он захотел, чтобы здесь оказалась маман, чтобы он мог уткнуться своей коротко стриженной головой ей в юбку, как тогда. Мертвые не уснут, пока их не заставишь. Он знал, что их души – здесь и смотрят на него. Мишель зашептал молитву господню.

Мужчина со спортивной сумкой – где-то там, в глубине. Возможность его остановить испарялась так же быстро, как смокинги в ателье. Мишель чувствовал мертвецов за спиной, они взывали к справедливости. Если он еще секунду помедлит, их пальцы ухватятся за него и…

Мишель сгреб с полки парадную рубашку, разорвал целлофановую упаковку, скомкал розовую накрахмаленную ткань и закрыл лицо. Он прошел дальше в ателье, к двери в подсобку. Смертоносный дым висел в воздухе, как черный занавес, ждал его. Мужчина со спортивной сумкой – там, дальше, Мишель его найдет.

– Мишель, оставайся там, слышишь? Ничего не делай. Я сейчас пришлю Джоя. Ничего не трогай.

– Да, сэр.

Мишель аккуратно выключил рацию и положил ее на стол, рядом с квадратными прозрачными пластиковыми коробочками – в каждой лежал галстук-бабочка. Зеркала на всех стенах наполнились ярким пламенем, и темный дым окутывал лампы.

Мишель пригнулся и шагнул во мрак, где плясали оранжевые пятна. «Вот так, наверное, чувствуют себя грешники, которых сатана ведет по аду», – подумал он. Мужчина с квадратной челюстью, одетый в серо-синий официальный костюм, улыбнулся с блестящего плаката. Улыбка превратилась в гримасу, бумага съежилась и скорчилась в огне.

В подсобке не было огня, чтобы прогнать тьму. Мишель ощущал сквозняк со стоянки. Тянуло из открытой задней двери. Мужчина со спортивной сумкой испарился.

Мишель с кристальной ясностью понял, что он должен делать. Найти мужчину. Остановить мужчину. Не давая себе передумать, он произнес эти слова, пытаясь вспомнить их как можно точнее: – Atibô-Legba, l'uvri bayé pu mwé, agoè! Papa-Legba, l'urvi baye' pu mwk, pu mwe pasé.

Если здесь требовалась черная магия – так тому и быть, пусть лоа помогут ему.