Крис МакГрегор родился в сельском Транскее, где его отец-шотландец был миссионером. Помешанный во времена своей юности на Дюке Эллингтоне, Крис вырос в самого авантюрного джазового пианиста Южной Африки. В начале шестидесятых он сформировал смешанный в расовом отношении ансамбль The Blue Notes, который бросал вызов режиму аппартеида, выступая от Кейптауна до Претории. Часто их гастроли были кошмаром — травля со стороны полиции, ограничения закона о паспортах, висячие замки на дверях залов и насилие в тауншипах. В этом горниле ненависти, репрессий и равнодушия МакГрегор и его ансамбль — Дуду Пуквана, Монгези Феза, Луис Мохоло и Джонни Дияни — создали музыку необычайной мощи и красоты.

Когда в 1964 году их пригласили на Antibes Jazz Festival, южноафриканские власти с радостью выдали им паспорта в надежде, что обратно они не вернутся. В Антибе The Blue Notes выделялись как оригинальностью своей музыки, так и нерафинированностью своих личностей. В отличие от американских джазменов, они не ориентировались на искушенность европейской джазовой среды. Ансамбль привлекал громадные толпы, играя каждый вечер в антибском баре ТamТam, но, несмотря на то, что многие к ним подходили, конкретных предложений так и не последовало. Промоутеры не могли отнести музыкантов к какой-либо категории, а то, что они выпивали и кричали друг на друга на языке коса, людей нервировало.

В конце концов The Blue Notes добились двух недель выступлений в клубе Ронни Скотта в Лондоне и удостоились там замечательного приема. Но Британский союз музыкантов не позволил бы им стать его членами до тех пор, пока они не проживут в Британии год. А работать МакГрегор и его ансамбль не могли, пока их не примут в Союз. Как им было выжить?

Ближе к концу того года, который музыканты провели в ожидании, я столкнулся с ними в Old Place на Джеррард-стрит. Единственный их заработок составляли те деньги, которые посетители бросали в стоявшее у дверей ведро. В тот момент, как я услышал то, что они играли — смесь Эллингтона, хоровой музыки Южной Африки и фри-джаза, — они обратили меня в свою веру.

Я устроил ансамблю контракт с фирмой Polydor (дизайн конверта сделал Дэнни Холперин), кроме того, мое агентство взяло на себя задачу организовывать им выступления. Для меня было совершенно очевидно, что МакГрегор с товарищами играют музыку более живую, чем кто-либо еще на британской джазовой сцене, но именно это и оказалось частью проблемы. Находясь в Южной Африке, они мечтали об Англии, где протесты против аппартеида были постоянным явлением и воцарилось расовое равенство. Они представляли себе, как будут встречаться с американскими и британскими музыкантами, играть совместные джемы и обмениваться идеями. Но британцы, как только осознали, что это музыкальное многоцветье не просто пробудет в Лондоне две недели и тут же уедет обратно в Африку, почувствовали угрозу. Как и британские джазмены, The Blue Notes изучили классический американский канон, но на этом не остановились, а стали без всякого стеснения вносить в музыку свою собственную южноафриканскую культуру. Поэтому большинство британских джазовых музыкантов того периода по сравнению с ними звучали вторично. (Дэнни Томпсон был единственным, кто вообразил себе сплав танца моррис и джаза, но об этом помалкивал.) Приезжавшие американцы были не намного лучше — большинство отклоняло просьбы поджемовать. Исключением были, конечно же, The Ayler Brothers, которые тусовались с южноафриканцами неделями. МакГрегор и его товарищи отчаянно тосковали, что были так далеко от дома, и их состояние проявлялось в поведении, которое все только усложняло: музыканты напивались, опаздывали, кричали на промоутеров. На учтивой британской сцене нетерпеливость и невоздержанность оставались без вознаграждения. С другой стороны, обратной дороги в Южную Африку не было: законы аппартеида ужесточились, что сделало гастроли, которые они устраивали в начале шестидесятых, невозможными. В результате Крис начал работать сольно и со своим многонациональным биг-бэндом Brotherhood of Breath. Джонни перебрался в Копенгаген и подсел на героин. Потом Монгези заболел туберкулезом: считается, что современная медицина может справиться с этой болезнью, но вылечить тощего Монкса оказалась не в состоянии, и он умер.

В ранние годы существования The Blue Notes наибольший восторг публики вызывала игра на саксофоне Дуду Пуквана Насколько Крис сочетал дух Эллингтона с роялем в стиле госпела, Бартоком, Монком и анархией Сесила Тейлора, настолько же Дуду смешивал тауншип-джайв с Джонни Ходжесом и Альбертом Эйлером. Оба создавали музыку, в которой сильно чувствовались транскейские корни. Я проводил вечера в квартире Дуду рядом с Кингз-кросс, слушая его пластинки с записями музыки мбаканга и квела; у него были все хиты Споукса Машияне. Мы с Дуду замыслили сплав тауншип-джайва и рока, который занял бы место, ныне принадлежащее альбому Graceland, на добрых пятнадцать лет раньше него. Дуду научил Ричарда Томпсона и Саймона Никола играть зулусские гитарные ритмы, кроме того, мы завербовали изгнанных южноафриканских звезд Manhattan brothers для вокальных партий. Результат работы не всегда нас устраивал, но продвижение определенно было. И мы решили взять пластинку в том виде, в каком она была, в Йоханнесбург. Там у меня появилась бы возможность внимательнее послушать и лучше понять эту музыку, а Дуду смог бы познакомиться с тем, что появилось на местной сцене за время его отсутствия. Вдобавок мне, возможно, удалось бы продать права на издание альбома в Южной Африке.

В 1970-м Южная Африка в точности соответствовала той славе, что шла о ней по миру. Я видел, как белые водители грузовиков, остановившихся на красный свет, плевали на черных пешеходов, переходивших дорогу перед ними. Однажды, когда я пошел в кино, то увидел чернокожих пассажиров, ожидавших на остановке автобус на Соуэто. Когда я вышел из кинотеатра, они все еще были на том же месте, в то время как пустые автобусы для белых проезжали мимо один за другим. Фильм назывался «Поторопи закат», в нем рассказывалось о том, как белые и черные бедняки на американском Юге действовали сообща Либеральная публика освистала тот момент, когда из фильма были неуклюже вырезаны объятия Джейн Фонды и Дайан Кэрролл, и приветствовала оптимистический финал, полный расовой гармонии. А потом прошествовала мимо нищих снаружи кинотеатра, едва бросив на них взгляд.

Я не смог получить разрешение посетить Соуэто, но мы с Дуду каждый день встречались в Dorkay House, штаб-квартире «Союза черных музыкантов», и я играл в снукер и настольный теннис в клубе Bantu Men’s Club, находившемся рядом. Театральная и музыкальная сцена подвергались давлению, поэтому клуб был полон безработных актеров и музыкантов. Я никогда не забуду, как ко мне подошли мужчины в лохмотьях и спросили, видел ли я новую пьесу Гарольда Пинтера в театру «Рояйл Корт» или слышал ли новую пластинку Майлза Дэвиса.

Я предоставил лицензию на выпуск альбома Дуду человеку из фирмы Trutone Records, прочитавшему мне лекцию о певице по имени Мириам Макеба, «изменнице», что опозорила свою родину и которая в один прекрасный день «приползет обратно на коленях». Как только я получил чек, в ту же минуту взял напрокат машину, забрал нескольких друзей из Dorkay Hotise и отправился в Свазиленд. Выносить Йоханнесбург я больше не мог.

Мы с Дуду так никогда и не завершили наш проект. Я уже отсчитывал дни до своего отъезда в Калифорнию, оставалось еще много пластинок, работу над которыми нужно было закончить, и времени не хватало. А Дуду много пил и мог провести в студии целый вечер, играя худшие соло из всех, которые я когда-либо от него слышал. Ленты с незаконченными записями до сих пор лежат в подвале.

Крис и его жена Мэксин переехали на мельницу в Гаскони, где и растили своих детей. В джазовом мире Франции Крис нашел более гостеприимную атмосферу. Дуду упорно пытался пробиться в Лондоне, играя с группой, исполнявшей сплав квела и джаза. Иногда он добивался маленьких триумфов, толстел и пил все больше и больше. Джонни Дияни умер в 1986-м в Дании от передозировки. В 1988-м я помог Крису записать Country Cooking, прекрасную пластинку воссозданных brotherhood of breath, для выпуска на фирме Virgin. Вскоре после этою он почувствовал себя плохо, и врачи обнаружили у него раковую опухоль по всему телу. Крис полетел домой, в долину реки Ло, лег на свою кровать, окруженный семьей, друзьями и светом свечей, и за несколько дней угас. Через два года от инфаркта умер Дуду.

Крис был выдающимся человеком, с присущим ему акцентом сельского жителя Транскея, изощренным музыкальным мастерством, черным юмором и смешением африканской и европейской манер вести себя и одеваться. Он так и не добрался до Америки, но, по крайней мере, французы полюбили его музыку, и целое поколение европейских и африканских джазовых музыкантов преклоняется перед ним.

Из всего оригинального квинтета в живых остался только Луис Мохоло: сейчас он дает мастер-классы для барабанщиков в новой Южной Африке. Из остальных никто не дожил до того, чтобы увидеть, как Мандела выходит из тюрьмы и входит в президентский дворец. Какая бы причина ни была указана в свидетельстве о смерти, их настоящим недутом было изгнание и вызванная им ностальгия. А потенциальное лекарство, каким мог бы стать радушный прием усыновившей их родины — Британии, им так никогда и не предложили.