До дна оставалась совсем ничего. Он отчетливо видел огромное каменное плато, унизанное остриями перевернутых скал, а вокруг этого плато – огромную, безмерную черную дыру. В ней, кроме тьмы, не было ничего. Плато выглядело, как место схождения темных миров, вокруг которого было ничего, поглощающее в себя все безвозвратно, и это все разрушалось там до такой степени, что уже никогда и нигде не могло возникнуть заново. И пока никому не удалось узнать, как действует эта дыра. Спускаясь вниз, Алекс предполагал, что на такой местности он должен быстро найти того, кто хочет продать сиайру, но с чего начать свой поиск он не мог даже предположить. Спустившись по серпантину, Алекс ступил на каменистое черное плато, мерцающее, как антрацит. Пики скал, казавшиеся с высоты заточенными карандашами, у основания оказались гигантскими черными столбами, обойти которые и хотя бы осмотреть оказалось совсем не просто. Здесь все страдало сверхтвёрдостью, простотой форм и гигантизмом. Обходя основание одной из скал, Алекс подумал, что его противник свободно может идти рядом, за другой скалой, и периодически видеть его. И ходить так друг за другом они могут сколь угодно долго. Кто-то из них устанет первым, присядет отдохнуть и заснет, и еще не факт, что этим кем-то будет враг Алекса. Испытывая огромное напряжение, прислушиваясь к здешней тишине и держа руку на рукоятке меча, Алексу за короткое время удалось обойти три скалы и, к сожалению, он не обнаружил никого. Затем он обошел еще три скалы, еще и еще. И, когда жажда отдыха стала нестерпимой, преодолевая очередной каменный изгиб, Алекс заметил на изгибе противоположной скалы человека. Алекс замер на месте, рассматривая человека, сидящего спиной к скале. Ноги его были согнуты в коленях, а кисти рук расслабленно покоились на них. Голова человека была безвольно откинута назад и наклонена чуть набок, глаза закрыты, а лицо на черном фоне скалы казалось бледным и восковым. «Это он, – подумал Алекс. – Несомненно, это он, но где его клинок? И сам он изможден до крайности… Возможно, это лишь маскарад, цель которого – сбить меня с толку и заманить к себе как можно ближе».

– Эй! – крикнул он довольно громко, так, чтобы разбудить спящего, если это имело место. Человек у скалы действительно спал и на оклик, открыв глаза, быстро вскочил, как дикий кот, показывая чудеса гибкости. Откуда-то выхватил клинок и был готов сразиться. Помня о виртуозном владении незнакомца клинком и телом в бою, Алекс решил не медлить и взять инициативу в свои руки. Он пошел в наступление первым, предприняв несколько четких и правильных атак против своего противника, но тот, что было крайне странно, не нападал, а оборона его была похожа, скорее, на танец горностая – когда один горностай во время охоты танцует, выманивая из нор мышей, а другой ловит их. Вскоре, как и следовало ожидать, этот танец закончился. Алекс одержал вверх, прижал противника к скале и удерживал его острием своего меча.

«Что-то здесь не так, – думал Алекс. – Враг мой смел и вынослив, не может он сдаться вот так просто, здесь явно какая-то хитрость или обман. Он дошел до раздела миров, чтобы продать сиайру, но вновь спустился до самого дна и явно не для того, чтобы проиграть. Он устал и я тоже, – с сожалением заметил Алекс. – Идти больше некуда, да и борьба утратила всякий смысл».

– Брось клинок! Борьба бессмысленна. Давай поговорим! – призвал Алекс и чуть тверже, лишь для подтверждения своего превосходства, надавил клинком в грудь противника, ожидая ответного выпада, обострив свое внимание и глядя в глаза незнакомцу.

– А-а, – едва слышно застонал незнакомец и удивленно посмотрел перед собой на мир, как будто этот мир совершенно неожиданно для него стал ускользать или более того – исчезать вовсе. И, возможно, не веря происходящему, закрыл глаза, обмяк и стал сползать по скале, мешком рухнул на бок и замер.

– Эй, довольно играть комедию! Где твой клинок?

Клинок был там, где ему следовало быть – незнакомец сжимал его в руке, но пальцы его вдруг разжались, и клинок потерял своего хозяина. Алекс поднял клинок и с любопытством посмотрел на незнакомца, который был тих, как мышь, светлые пряди длинных волос закрывали его лицо. Алекс осторожно убрал волосы с лица незнакомца и сделал для себя совсем неожиданное открытие: перед ним было спокойное и вовсе не жестокое лицо мальчика – подростка лет четырнадцати-пятнадцати, очень худое, бледное и беззащитное, с трогательными, пухлыми губами и едва заметным пушком над верхней губой. «Почти ребенок», – подумал Алекс и положил руку на грудь незнакомца, туда, где должно стучать сердце. Оно стучало очень часто, как будто бежало из последних сил, задыхаясь.

– Жив, – облегченно выдохнул Алекс. – Эй, как тебя зовут? Я не причиню тебе вреда. Очнись! Слышишь?

Ответа не последовало… Алекс развернул незнакомца на спину, сел, прислонившись к скале, и положил голову незнакомца себе на колени. Спешить было некуда, он отдыхал и наблюдал за незнакомцем. Прошел час, а, может, два, – в этом вопросе не было ясности, Алекс давно перестал ощущать время, блуждая по мирам. Одно было неоспоримо – отдых пошел Алексу на пользу, да и незнакомцу тоже. Это было видно: дыхание его стало глубоким, а сердце билось ровно и спокойно. Очевидно, обморочное состояние плавно сменил сон. Прошло еще немного времени, и незнакомец зашевелился, да и Алексу очень хотелось сменить позу.

– Эй, открой глаза, – легко дотронувшись до плеча незнакомца, сказал Алекс. – Как тебя зовут?

Незнакомец вскочил, как ошпаренный, и принялся шарить руками вокруг себя, чего-то ища.

– Ты что-то ищешь? Я полагаю, вот это, – Алекс показал незнакомцу его клинок. – Успокойся, он у меня, сядь, нам есть о чем поговорить.

– Нам не о чем говорить, понимаешь, не о чем. Зачем ты здесь? Ты мне не нужен. Ты все испортил… если б не ты, все могло быть иначе! – раздраженно выпалил незнакомец, сел к скале и обнял руками свои колени, опустив голову.

– Да, все могло бы быть иначе… ты, возможно, продал бы сиайру. И что дальше?

– А дальше! Я жил бы вечно! Нет, не в ваших высших мирах, а всего лишь на Земле, но с одним условием – так, как желает моя душа.

– Открой тайну! Ответь, наконец: чего желает твоя душа? – жестко спросил Алекс. – Я знаю, что ты бесстрашный и жестокий убийца. Ты желаешь жить на Земле, чтобы убивать?

Незнакомец закрыл голову руками и застонал, как от мучительной головной боли, затем сквозь зубы произнес.

– Прошу тебя, не говори никогда слово «убивать»! Они предали меня, понимаешь, предали! Они знали все, но избавились от меня, как от мусора, мешающего им жить. Я был осужден ими на безжалостное уничтожение.

– Не понял? Ты убийца? Или тебя убили?

– Замолчи! Я прошу тебя, не произноси этого слова! Я расплатился за него, я прошел семь кругов ада, – незнакомец в отчаянии бросил голову на колени.

– Мне сказали, что ты смел, так имей смелость называть все своими именами.

– Ты говоришь – смелость? Кому она нужна была, эта смелость?! Эта смелость нужна была моим учителям и наставникам, для того чтобы я, и такие, как я, убивали других.

– Кого? Врагов? – переспросил Алекс.

– Нет, других. Просто других людей, которые мыслят иначе, молятся другим богам, другие в быту, семье, в дружбе, в любви. Мы должны были ненавидеть других – они были для нас врагами.

– Ты говоришь, тебя предали. Кто? «Другие?»

– Нет, не «другие», они совсем не причем. Самые близкие предали меня – мать, отец, все. Первый раз, когда убили моих друзей, второй раз, когда с гордостью позволили применить меня, как снаряд, для убийства «других». Глупцы! Они гордились тем, что вырастили героя, – незнакомец зло рассмеялся, и от этого казался старше на целый десяток лет. – Вырастили героя! Эдакую волевую личность, честную до странности, когда она, эта личность, с легкостью, не дрогнув, предаст за идею свою семью, зачастую принимает подлость за героизм, а бесчеловечность за мужество.

– Ты не глуп. Ты все понимаешь…

– Я был законченным самоуверенным фанатиком, я воображал, что истина, которую преподносили мне учителя и наставники – безупречно правильна. Я был уверен, что мы и только мы – лучшие и живем правильно, остальные ничто, только ветошь, мешающая жить. К сожалению, это я понял только по пути сюда, в эти миры. О, как я был удивлен, как я был раздавлен и обманут, как я рыдал в отчаянии… как самый последний «другой»!

– Ты понял, что попал в миры возмездия за убийство? Ты не знал законов кармы? – удивился Алекс.

– Откуда? Учитель говорил, что, стоит убить «других», играя роль снаряда – несомненно попадешь в высшие миры. Сделаешь благое дело и заодно освободишься от ненужного тебе тела, и все. Ты свободен, ты выполнил все, что мог. О, как я хотел быть свободным от их абсолютной истины, от них самих.

– Чего же ты хочешь? – тихо спросил Алекс, скрестив руки на груди.

– Я всегда хотел спокойно жить на Земле и сейчас желаю того же.

– Жить, спокойно убивая? Не выйдет!

– Нет, не убивая, а так, как я успел пожить совсем недолго, когда убегал из родительского дома. Помню, когда я был маленьким, закончил первый год учебы в школе, пришел домой, а они убили моих друзей и устроили праздник.

– Кто убил твоих друзей?

– Да как ты не понимаешь, отец их убил! – глухо отозвался незнакомец.

– Твой отец убил твоих друзей? Он убил детей?!

– Нет! Он убил двух кроликов, но они были единственными моими друзьями. Годом раньше, перед самой школой, на мой день рождения приехало много родни. Неудивительно, я должен был пойти в школу – начать другую жизнь. Родители устроили большой праздник. А меня завалили подарками – новой одеждой, карандашами, тетрадями и книжками, в которых были нарисованы дети с оружием в руках – настоящие герои, патриоты своей страны. Подарки были красивые – дорогие и похожие один на другой. Лишь один подарок разительно отличался от других – это были два живых кролика. Их подарил мне дядька из дальней деревни. Он вручил мне клетку с кроликами и, не раздавая пышных поздравлений, сказал: «Возьми их, они будут тебе добрыми друзьями! Да, и не забудь кормить. Едят они траву, овощи и фрукты… вот и все». Помню, посмотрел я на кроликов совсем не заинтересовано и забыл о них, весь день играл с новыми игрушками, примерял красивую одежду и ел сладости с друзьями. Поздно вечером, лежа в постели, я слышал, как родители на кухне обсуждают прошедший праздник. Отец подсчитывал деньги, которые дарили гости, и был всем доволен. Я объелся сладкого и засыпал, разговор их мало интересовал меня и был лишь фоном для моих счастливым мыслей. Повышенный тон моего отца, заставил меня невольно прислушаться к разговору.

– Только этот, – говорил отец, – полоумный, твой братец, подарил каких-то двух заморышей… И чего с ними делать? Супа с ними не сваришь, тощие… Брось им пару капустных листьев, а то сдохнут до утра.

Эти отцовские слова начисто отмели все мои счастливые мысли и заставили тревожно прислушаться.

– Завтра, – продолжал отец, – выпусти их во двор, пусть собаки потешатся – совсем, бездельники, нюх потеряли. Пусть потренируются перед сезоном охоты.

С этой минуты я не мог спать, я лежал и ждал, пока все успокоиться. И, когда это произошло, я тихо перенес клетку с кроликами к себе в комнату, и с тех пор я с ними не расставался. Я кормил и поил их с рук, разговаривал и играл с ними. Однажды я выпустил их из клетки, но они не разбежались по сторонам, а – что удивительно – везде следовали за мной: по дому, во дворе и на улице. Спокойно пощипывали траву на лужайке, пока я играл с мальчишками. Из школы я бегом возвращался домой, чтобы встретиться с моими друзьями. Так случилось, что эти два кролика стали моими настоящими друзьями, они умели слушать, быть ласковыми и верными, я отвечал им тем же. Вот, наконец, прозвенел последний звонок. Я окончил первый класс на «отлично» и спешил домой лишь с одной мечтой о том, что на каникулах смогу много гулять со своими кроликами. За зиму кролики выросли, стали очень большими и пушистыми. Лишь переступив порог дома, я почувствовал неладное. Зайдя в свою комнату, я не обнаружил кроликов.

– Мама, где кролики? – едва сдерживая тревогу, спросил я.

– Какие кролики… Такой сегодня праздник, такой праздник, мой сын закончил первый класс, садись за стол, все уже ждут тебя! – не умолкая, повторяла мать.

– Где кролики? – настаивал я.

– Марш за стол! – над самым моим ухом прогремел голос отца, не допускающий никаких возражений. – Или ты забыл, как следует уважать отца и мать?

Я понуро побрел к столу, сердце мое бешено стучало… Стол был полон – пирожки, сладкие булочки, фрукты, конфеты и прекрасное жаркое украшали его.

– Чего грустишь, сынок? – спросила мать. – Полон дом твоих друзей, они пришли поздравить тебя с окончанием первого класса. Поешь! Все очень вкусное.

И она положила мне в тарелку большой кусок мяса – целую большую лапку, которая показалась мне подозрительно знакомой.

– Что это? – спросил я.

– Мясо, ешь, – бегло ответила мать, помогая маленьким гостям подкладывать еду в тарелки.

– Вижу, что мясо. Из кого это мясо? – не унимался я. И, что бы как-то успокоить свое сердце, спросил: – Это же курятина, да?

– Какая курятина? Мы давно такой вкуснятины не ели! Это крольчатина! – Ответил соседский мальчик, с которым мы часто и весело играли.

– Нет, нет, не может быть! – взвизгнул я. – И откуда тебе знать об этом?!

– Твоя мама сказала: «Ешьте жаркое из крольчатины, такое вы нигде не попробуете». И правда, очень вкусно, попробуй, пальчики оближешь.

Помню, я как ошпаренный выскочил из-за стола и побежал в свою комнату – кроликов там не было, не было там и клетки. Я почувствовал, что задыхаюсь и не в силах двигаться, так бывает во сне, когда грозный враг настигает тебя, а ты не можешь сдвинуться с места. Ты понимаешь, что ужасный конец неминуем, паника, ужас и отчаяние ядовитой смесью заполняют твою душу и – о счастье! – ты просыпаешься, но твое сердце еще долго не может успокоиться. Как я хотел проснуться! Но это был не сон… Переступая непослушными ногами, я вернулся в гостиную.

– Где мои кролики? – спросил я, не узнав своего голоса.

– Вот, – ответила мать, указывая на жаркое. – Сынок, к чему такие волнения – это всего лишь животные, они предназначены для этого. И потом, они быстро стареют и становятся ни к чему не пригодны…

Но я не слышал ее доводов, схватил джинсовую крутку и побежал к выходу.

– Куда ты, сынок? Нехорошо так… полный дом гостей, – сетовала мать. – Постой, успокойся!

– Пусть бежит, покапризничает и придёт, а мы продолжим. Ешьте, дети! – сквозь зубы процедил отец.

Я зачем-то остановился у самой двери и в отчаянье закричал:

– Кроликов не ешьте! Это мои друзья! Как вы можете?!!

Я выбежал из дома и помчался к калитке, но краем глаза, около маленького сарая, заметил пустую клетку – на ее крыше лежали два пушистых хвостика. Странный звук вырвался у меня из груди и слезы хлынули из глаз сами собой. Я несся по улицам поселка, не разбирая дороги, как ветер. И вскоре пересек виноградник и кукурузное поле. Нежданная усталость набросилась на меня, и я упал в траву у самой кромки кукурузного поля лицом вниз и плакал, свободно, не боясь своих слез. Горе мое было страшным и непоправимым. Я долго всхлипывал и не мог унять слез, а потом, незаметно для себя, уснул здесь же, в траве. Проснулся я от прохлады, тянувшей от мелкой горной речушки, которая журчала своими водами совсем рядом. Была ночь, но я не испугался, – повернулся на спину и обнаружил в небе полную луну и бесконечное множество ярких звезд. Их красота покорила меня, хотя видел я их и раньше, но в ту ночь они сияли особенно маняще. Я вдруг понял, что мир огромен и жизнь в нем бьет через край – журчит река, какие-то мелкие птички снуют, попискивая в камышах, трава наполнена громким стрекотанием насекомых. Природа встретила меня ликующим единством. Огромная вселенная вдруг открылась для меня и если не прекратила, но ослабила мои мучительные переживания. И вскоре я снова уснул, как дитя в колыбели, укрывшись курткой, тихо и ровно дыша. Проснулся я поздним утром, солнце пекло мою щеку, а ногам моим было прохладно в густой росистой траве. Я сел, оглядываясь по сторонам. Я искал свою обувь и не найдя, решил, что убегая из дому, забыл надеть ее. Я посетовал, как же я буду жить здесь без обуви, но успокоился и пошел к реке умыться и попить воды. Я был один, свободен и открыт всему новому. Сделав шаг, я почувствовал, как трава щекочет мои ноги, и понял, это не случайно – трава играет со мной, щекочет мои пятки и смеется, и я засмеялся в ответ. И несколько мгновений спустя уже ничего не мешало мне представлять ветер большим, ласковым существом, играющим со мной в пятнашки, гладкие валуны у реки превратились для меня в больших черепах, кукурузное поле – в непролазную тропическую сельву. Мир заговорил со мной множеством голосов и красок. Природа приняла меня, она непостижимым образом откуда-то знала, что я ребенок, она играла со мной и охраняла меня. Меня, наверное, искали, но возвращаться домой я не желал. И, когда, вдоволь наигравшись, я захотел есть, я пошел к реке – ловить раков. Их было здесь огромное множество. Стоило зайти в воду по щиколотки и отвернуть любой камень, как под ним оказывался рак. Поднимать камень необходимо было очень медленно, одной рукой, а другой рукой очень быстро хватать рака сверху за туловище, иначе рак пулей выскакивал из под камня хвостом вперед и исчезал в воде. Я не первый раз ловил раков, и моя первая попытка сразу увенчалась успехом. Рак был крупным и я привычным движением, занес руку, чтобы швырнуть его в прибрежную траву, но черные глаза рака пронзительно и печально смотрели на меня и я вспомнил своих кроликов.

– Живи, – сказал я и бросил его в воду и рак мгновенно исчез.

Я вышел из реки и побрел к кукурузному полю, наломал зеленых кукурузных початков, развел костер, спички и нож, всегда были со мной, – так учили наставники, и запек початки на углях. Мне казалось, что ничего вкуснее я не ел. Но радовался я недолго, по дыму от костра меня быстро нашли и привели домой. Как только я переступил порог дома, я вдруг понял, что хочу жить так, как я прожил эти сутки, и что я не хочу убивать «других», а точнее – никого не хочу убивать. Наставники внушали мне, что мы сильный народ и наше государство лучшее, а вождь наш непогрешим. И поэтому лучший народ должен иметь для жизни лучшие места на земле. А слабые народы нужно подвинуть, запугать и использовать, как работников, потому что места под солнцем всем не хватит.

– Какая лицемерная болтовня, – не выдержал Алекс, внимательно, не прерывая того, слушавший незнакомца. – Какой бред, – продолжал возмущаться он. – Бред дикарей и, что удивительно, высоко цивилизованных дикарей! И эти дикари думают, что мощь дает их народу только права, а простые смертные не имеют никакого права… Дикари, они не понимают, что сила дает только дополнительные обязанности. Вот и все! И никакой себялюбивой замкнутости… Не уничтожать, а просвещать и поднимать отсталых, исцелять больных и накормить голодных – вот истинная миссия сильных народов. Об этом мне поведал наставник воинов Света, – Алекс возбужденно прошелся из стороны в сторону и добавил: – Тебя воспитали во лжи. Ты осознал это?

– О, да! Все было ложью! Эта ложь – одно из отвратительных предательств. Я им верил безоговорочно, но они поступили со мной так же, как и с моими кроликами, они безжалостно воспользовались мною в своих интересах – всего лишь извлекли мелкую, ничтожную выгоду! В масштабах страны… да что там страны! – в масштабах нашего селения она не стоила ничего. Мои наставники лишь еще раз проверили на мне свои методы воспитания и с умилением выяснили степень моей самоотрешенности в угоду их интересам. О, а если бы я отрекся от всего и просто осмелился жить так, как мечтал – это было бы равносильно преступлению, – незнакомец криво улыбнулся, запрокинул голову и с темным зловещим весельем рассмеялся. – О, тогда моя участь была бы печальна и страшна одновременно! И никакого будущего. Ничего.

– О чем ты мечтал? – тихо спросил Алекс.

– Жить на Земле, – прозаически ответил незнакомец и, вздохнув полной грудью, добавил: – Да просто дышать освежающим ветром где-нибудь у реки, чтобы рядом жили кошка, собака, может, еще кто-то… не знаю. Чтобы был дом, поле, солнце и тишина… лишь звуки природы. Не переношу громких криков людей… да и животных тоже. Я хочу быть лишь сыном Земли, другом ее зверей, птиц, травы… Я хочу говорить с ветром, солнцем, с морским прибоем, и я точно знаю – они отзовутся любовью и дружбой. Я знаю. Я испытал это. И не однажды… Я взрослел и все чаще и чаще убегал из дому, жил наедине с природой и чувствовал эту любовь и дружбу. Меня находили, наказывали и держали взаперти. Но я убегал! – радостно воскликнул незнакомец.

– А я был биороботом, точнее я так думал долгое время, будучи человеком. Мне запрещалось мечтать, видеть сны, любить кого-то! Иначе – утилизация…

– Что это такое? – спросил незнакомец.

– Не знаю, – пожал плечами Алекс, – но в чем я уверен точно – после этой утилизации еще никто не вернулся.

– Их убивали?

– Не уверен. Но меня тошнит от всякого насилия и подавления чужой доброй воли. Я полюбил дружелюбие и радость после того, как однажды побывал в высших мирах.

– А я не сомневался, что мне будет подарена радость после того, как я убью себя и прихвачу с собой «других». И вскоре такая возможность представилась. К нам в дом пришел старейшина и сказал моему отцу: «Твой сын жаждет Рая на земле, так дадим ему истинный Рай. Отпустим его, пусть идет. Выполнит задание и уходит». Никто не проронил и слова против такого предложения, даже мать. И вот мой час настал. Обвешанный взрывчаткой и с кнопкой в руке, ранним утром я отправился на базар, чтобы выполнить задание. Я шел очень медленно, понимая, что с каждым шагом я все дальше ухожу от своей мечты, но пути назад у меня не было. Просто снять взрывчатку и скрыться без посторонней помощи я не мог. И не привести ее в действие я тоже не мог – в случае моей нерешительности мне должны были помочь люди, заботливо наблюдавшие за мной. Взрывчатка была радиоуправляемой, и могла быть приведена в действие наблюдавшими. Я шел, не осознавая себя, как зомби. Я не могу даже сейчас вспомнить, как я дошел до рынка, но, войдя в его ворота, я увидел, что по странному стечению обстоятельств рынок был почти пуст. Торговцы только выставляли свой товар на витрины – овощи, фрукты, пряности, сладости и многое другое. А «других» здесь было всего двое – молодая женщина и маленькая темноволосая кудрявая девочка лет пяти, которую женщина крепко держала за руку; я не спеша подошел к ним и встал у прилавка, разглядывая фрукты. Женщина разговаривала с продавцом, делая покупки. Но ни продавец, ни покупатель не удостоились моего внимания, лишь мельком я взглянул на них. Все мое внимание, чего я больше всего не желал, занимала маленькая девочка. Она открыто оглядывала меня и молча улыбалась, сжав в кулачок свою левую ручку и держа ее за спиной, как будто в этом маленьком кулачке прятался большой секрет. Я заставил себя быть равнодушным к ее маленькому кулачку, и хотел было холодно отвернуться, но девочка вдруг радостно улыбнулась и достала свой кулачок из-за спины. Она как будто спрашивала: «А ты хочешь узнать мой секрет?», ее взгляд был полон доверия и симпатии ко мне. Я потерял равновесие, что-то испуганно сжалось у меня внутри… а девочка радостно разжала кулачок и выставила свою ладошку на обозрение. Она делилась со мной своей радостью, своим большим секретом. «Смотри!» – говорили ее глаза. А на ее ладошке сияла в утренних лучах большая белая бусина. «Жемчужина!» – радостно, про себя, откликнулся я и замер. В этот момент я вдруг понял, зачем я здесь. Внутри меня что-то больно и тоскливо заныло, и я попятился назад. «Нет! – кричало что-то внутри меня. – Пусть я, но не они, не эта девочка! Бежать!! Надо бежать…» Но ноги мои, как заколдованные, прилипли к земле, я мог лишь хватать воздух открытым ртом, как рыба. И все же я успел сделать несколько шагов в сторону. Но мне помогли произвести взрыв. Яркая вспышка выбросила меня вверх, и я увидел под собой груду разбитых фруктов. Истошный крик невыносимо резал мой слух. Я обернулся и увидел – это продавщица кричала, сидя на земле, закрыв лицо руками… Я не переношу громких криков людей, да и животных тоже, – повторился незнакомец и продолжил: – Невыносимая духота заставила меня метнуться вверх, и я понял, что мой путь к радости и счастью открыт, свершилось то, что должно было произойти. «Теперь только вперед, – думал я. – И будь, что будет!» Я был уверен, что путь мой лежит куда-то вверх, и я задрал голову, чтобы увидеть его. Меня охватило удивление, которому, казалось, не наступит конца. Вверху, прямо над собой, я увидел «других» – уже знакомую мне женщину и девочку с бусинкой. Женщина по-прежнему крепко держала девочку за руку, и лицо ее выражало безмерное удивление, сравнимое лишь с моим удивлением, а девочка все продолжала улыбаться, показывая мне свою драгоценность. Для нее ничего не произошло, и она продолжала с неизменным доверием держать женщину за руку, а со мной делиться своим секретом. «Она как я… – подумал я. – Она как я в детстве, она доверяет своей матери, она не заботится о пути, она доверяет окружающему миру, она уверена – мир полон радости и света. А плохое рядом с ее светом просто невозможно. В детстве я точно был в этом уверен». Свет действительно был рядом, необыкновенно белый, яркий, он струился на них, и какая-то непреодолимая сила вела их нему. Мои грустные мысли прервало смутное ощущение того, что я вовсе не следую за девочкой, а удаляюсь от нее, погружаясь в липкую тьму. Меня охватила паника, но я быстро успокоился, увидев под собой, чуть в стороне, яркий желтый свет. «Какой я глупый, – успокаивал я себя. – Путь к моей радости лежит через золотой свет. Я, несомненно, достоин великой радости и счастья, отличного от простенького счастья «других». Как я мог подумать, что мой путь и их может соприкасаться. Нет сомнений – мне и им уготованы разные пути».