Альцест. Едва лишь из Аврориного лона выходит Гелиос, своих овец веду я в горы по тропинкам склона; и, пастбища достигнув наконец, отыскиваю им траву по вкусу, в какой еще не хаживал косец. Послушны, смирны, недоступны гнусу — они в горах тучнеют таково, что не уесть и волчьему прикусу, [29] Акатен. А я держусь обычая того, какой у сицилийцев в обиходе — пастух толковый предпочтет его. Чем утомлять овец на переходе по горным кручам, не избрать ли дол, как более привычный их природе? И корм хорош – куда бы ни пришел, и в молоке всегда такой достаток, что не вместит удоя и котел. Ягнятам – сколько б ни толкали маток — не выпить и толику, а ведь их не перечесть в моих стадах, ягняток. А волк загубит одного-двоих — от этого я тоже не внакладе; приплод обилен на лугах моих. Овечек вывожу я по прохладе и вовсе не стегаю их прутом ни для острастки, ни привычки ради; насытившись на пастбище, гуртом они к ручью спускаются напиться и вновь пасутся, чтобы пить потом. И вам, аркадским, с нами не сравниться; у вас-то и овец наперечет, того гляди, их можете лишиться. У вас не то что корма, но и вод в достатке нет – а похвальбы немалы, — мол, вы одни – пастушеский народ. Альцест. Обильны влагой горные привалы, чиста вода ключей и родников, буравящих расселины и скалы. Твои же тянут с низких бережков водицу с илом, сколько не повадно, и мрут от корчей либо червяков. Притом они строптивы, дики, жадны, что ни попало на лугу едят, не столько травоядны, сколь всеядны; такой пастьбой они себе вредят — и молоко от этого дурное и мало чем полезно для ягнят. Но горная трава совсем иное творит образованье молока, и нет его вкусней, когда – парное; и пусть дорога на верхи тяжка, зато уж корм отменно благотворный, и трав Локусты нет наверняка. И множит плодовитость воздух горный ведь каждая вторая тяжела, и весь приплод здоровый и отборный. И коль овца всю жизнь в горах жила, то никаких укрытий ей не нужно, и солнце ей не причиняет зла. А если жарко очень уж и душно, я за свирель веселую берусь, и овцы мне внимают простодушно. И спать-то иногда я не ложусь, от ветра их ночного сберегая, и равно о любой всегда пекусь. Акатен. Ночлегами я не пренебрегаю, а вот свирель мне вовсе ни к чему и овцам тоже, так я полагаю. У них свои дела, и посему, отару поручив господней воле, я набиваю брюхо и суму. Но если приглядится кто подоле к твоим с моими – заключит впопад, что у меня овец куда поболе; забота наша – умноженье стад, а у тебя – пусть хороши, да мало, причем прибыток менее затрат. Ну, что ответишь? Видно, в цель попало сужденье очевидное мое. Альцест молчит – молчанье знак провала. Альцест. Твои слова – притворство и вранье, поэтому, тебе, же в посрамленье, бахвальство развенчаю я твое. Ты первый стал сегодня в нашем пренье богатству и скоту вести подсчет, а мы ведь о пастушеском уменье решили петь, но умный разберет, кто высказался тут по сути дела, а кто из нас невесть о чем поет. Акатен. Выходит, спору нет еще предела? Но если стадо больше, то пастух со стадом управляется умело. Альцест. С большим приплодом жди больших прорух; от волка ли, от порчи неминучей — но многие, увы, испустят дух. Мои ж числом поменьше – но живучей, и хищник на вершинах их неймет, им не страшны репьи и корм колючий, и в стороне от вредных нечистот белы они и знают превосходно меня, который их пастись ведет. Акатен. Рассказывай, приятель, что угодно, но я в долине больший прок имел, пока в горах бродил ты сумасбродно. Кто воспретил бы, если б я хотел подняться в горы, где своей скотине ты чуть не райский приискал предел? Альцест. Увы, тебе судьба пасти в долине: набив травою сорной животы, твои обжоры не дойдут к вершине. Акатен. И грубы эти речи и пусты, и обо мне болтаешь что попало, в лесах дремучих одичавший, ты. Альцест. В лесах дремучих я узнал немало, меня вскормили Музы в сердце гор, тебе ж таких кормилиц недостало. И сам ты груб и утверждаешь вздор, как тот, кто лучших доблестей не знает; умолкни же, послушай приговор тех, кто стиху неладному внимает; ведь ты свою науку здесь никак не защитил – то всякий понимает. Мир не слыхал еще подобных врак — твой замысел нехитр, хотя подспуден. Ты овцам не пастух, а главный враг и по миру пойдешь и нищ и скуден.