«...Но это, можно сказать, вторая часть биографии Кащея. А начинал он ее разбоями на Днепре, охотясь за рыбаками князя Владимира... Каждый лодочник, плывший вниз по течению, приставал к большому острову, расположенному в четырех днях пути от устья, и приносил жертву - хлеб, мясо, молоко, вино или медовый напиток под большим дубом, выпрашивая счастливого возвращения. Вот там-то и обосновался Кащей. Рыбаков и проезжих купцов он обращал в золотых и серебряных рыбок и уносил в свое тридевятое царство, тридесятое государство. Наконец, терпение князя истощилось, он повелел Казарину отыскать татя и наказать его. Тот выловил в глубинах Днепра щуку, заставил ее заговорить и так узнал местопребывание исчезнувших рыбаков. Набросив на щуку петлю, Казарин вынудил ее (а это был сам Кащей) освободить их...» (цит. по Снисаренко А. Третий пояс мудрости. Блеск языческой Европы, – Л.: Лениздат, 1989, с. 207-208.). Источник, к сожалению, весьма ненадежный, но больше этого сюжета автору нигде найти не удалось. Можно только предполагать, что тут пересказывается один из малораспространенных вариантов былины о Казарине или поздней сказки с участием былинных героев (однако, маловероятно, что автор популярной книги передает этот вариант с искажением, судя по тому, что другие сюжеты он пересказывает близко к первоисточникам).

Этот сюжет имеет два любопытных штриха:

1.Упоминание о Днепре. О том, что это – не позднейшая вставка, говорит упоминание о жертвоприношении на «большом острове» (Хортице) под «большим дубом», то есть то, о чем писал Константин Багрянородный: в X веке русы приносили жертвы именно после порогов, идя вниз по Днепру.

2.Щука, превращающая купцов в золотые и серебряные рыбки и уносящая их, естественно ассоциируется с пиратским судном (или флотилией), охотящимся за золотыми и серебряными монетами у проезжавших по Днепру купцов. Следует напомнить, что «черняховцы» широко торговали хлебом с Империей. Крупнейшим торговым путем должен был быть Днепр (на его берегах было два крупных «сгустка» черняховских поселений – среднее Поднепровье и большая излучина [Рыбаков 2001: 24]). С другой стороны, Днепр служил границей между славянами и готами [там же], а готы (в том числе, вероятно, и остроготы) в III-IV веках прославились пиратскими набегами [Моммзен 1995 т.5: 170] на южное и западное побережья Черного моря. Какие есть основания полагать, что на Днепре они вели себя иначе?

Если же данный сюжет – не позднейшее творение, а наоборот – почти «вымерший» архаический вариант, то ценность его в том, что это – единственный фольклорный сюжет, не связывающий Кащея с амурными делами. Остальные – это или он кого-то похищает, или наоборот – у него увозят невесту (в былине об Иване Годиновиче). Получается, что этот персонаж когда-то играл более важную роль в фольклоре, и только впоследствии эта роль была средуцирована к образу неудачливого любовника. А то, что Кащей в данном былинном варианте – действительно тот персонаж, который нас интересует, а не его тезка (например, Н.В.Новиков [1974: 193] пишет о сказочных сюжетах, где Кащей дублирует других отрицательных персонажей), видно из сходства рассматриваемого варианта с другими сюжетами, в которых исконность Кащея несомненна. Его пиратское корыстолюбие находит свою параллель в «первой» сказке. То, что пирату пришлось побывать в руках у Казарина «на положении пленника» сходно с коллизией «второй». А с былиной об Иване Годиновиче аналогично место действия – Днепр (Иван дрался с Кащеем где-то между Черниговом и Киевом).