Розингс, 25 апреля, воскресенье, 12:25 пополудни
Мисс Бингли шагнула вниз на ступеньку и оглянулась, по привычке высматривая в толпе, выходящей из церкви, брата, но вспомнила, что с ним приключилось.
«Напасть какая-то, — говорила же я ему, поедем в Брайтон, нет, его повлекло в Кент», — подумала она, напрочь забыв, что сама же и уговорила брата и сестру с мужем принять приглашение леди Кэтрин де Бер приехать на пасху в Розингс. Она вздохнула, в который раз пожалела, что столько времени потратила на этого неблагодарного мистера Дарси, но тут ее взгляд наткнулся на устремившегося к ней сэра Юстаса.
«Что мне этот мистер Дарси, — Кэролайн сделала вид, что поправляет шляпку, для чего ей пришлось задержаться на месте. — Есть и другие, кто способен поддержать леди в трудную минуту…» Она нежно улыбнулась судье, отчего тот расцвел, суетливо одернул манжеты и склонился перед молодой леди в почтительно-галантном поклоне.
— Вы позволите, мисс Бингли… — он подставил ей свой локоть и медленно повел по направлению к Розингсу.
Кэролайн отметила весьма представительный и импозантный вид сэра Юстаса и кстати припомнила, что судья обладает положением, ничуть не уступающим мистеру Дарси…
— Мистер Дарси? Вы что-то сказали о мистере Дарси? — переспросил судья.
Мисс Бингли вздрогнула, спохватившись, что упомянула имя отсутствующего джентльмена вслух.
— Э-э… — замялась она, судорожно подыскивая оправдания своей рассеянности. — Я… э-э… подумала, что мистер Дарси и… гм… мистер Беннет пропустили столь проникновенную воскресную службу…
— И также ваш брат, мистер Бингли, — напомнил ей Фэйр.
— Да-да… как жаль, право… Мистер Коллинз сегодня превзошел самого себя, вы не находите?
— Вы абсолютно правы, — поддакнул ей судья, до этого дня ни разу не слышавший выступлений пастора в церкви. Он вспомнил слова проповеди, которые, как ему показались, вполне подходят для выражения собственных мыслей, и сказал:
— Признаться, не ожидал… не ожидал, что травма мистера Коллинза позволит ему столь ярко и я бы даже сказал — драматично — развить столь мудрое положение… Помните, мисс Бингли, как он сказал: «Двоим лучше, чем одному….»
Он придал своему лицу значительное выражение и, понизив голос, продолжил:
— Последнее время я задумывался… много задумывался, что… двоим лучше, чем одному, мисс Бингли…
— Вы очень верно это подметили, — подхватила мисс Бингли, все еще испытывая неловкость за упомянутое при сэре Юстасе имя мистера Дарси. И, чтобы убедить окончательно своего спутника, что это была всего лишь случайная оговорка, она воскликнула:
— Мистер Дарси, тем не менее, предпочитает быть один, замечу я. И вместо того, чтобы сегодня послушать воскресную проповедь, он…
— Мисс Бингли! — неожиданно прервал ее судья, крайне обиженный очередным упоминанием о Дарси. — Мисс Бингли, право же, зачем вам сдался этот мистер Дарси? Он еще так молод, но при этом заносчив, дерзок, я бы даже сказал — неучтив, к тому же ведет себя он весьма, весьма подозрительно… А ведь есть, есть достойные джентльмены… уравновешенные, добропорядочные, с немалым положением в обществе, смею заметить, наделенные… хм… определенной властью, облеченные, так сказать, доверием… И, если на то пошло, то и с вполне недурными доходами…
Кэролайн смешалась и даже оторопела от собственной оплошности и неожиданно пылкой речи судьи.
— О нет, сэр Юстас, — пробормотала она. — То есть… я лишь хотела сказать… гм… Ни в коем случае я не имела в виду, что… гм… упомянутый джентльмен вовсе не… Это просто мысли вслух, плоды размышлений…
— Такой хорошенькой головке не стоит утруждать себя долгими размышлениями, мисс Бингли, — судья несколько успокоился, подумав, что понять рассуждения леди — нелегкий труд.
«Думают одно, говорят — другое, полное отсутствие какой-либо логики в речах и поступках», — мысленно заключил он.
— Ах, да, — Кэролайн попыталась загладить неловкость и припомнить слова сэра Юстаса. — Вы упомянули что-то о недурном положении и уравновешенных доходах…
— Именно, мисс Бингли, — судья почему-то смутился и, выпятив грудь, стянутую нанковым жилетом, поправил шейный платок, завязанный причудливым бантом.
— Я с удовольствием выслушаю вас, — кокетливо улыбнулась Кэролайн. — Так что вы говорили… о добропорядочной власти… кажется?..
Сэр Юстас, потеряв дар речи, сумел только склонить голову в изящном, как он считал, поклоне.
Лейтенант Йорик вышел из церкви в прекрасном настроении.
— пропел он и весело посмотрел на стоявшую рядом со своей матерью мисс Китти Беннет.
Несмотря на то, что ему почти ежедневно приходилось исписывать не один лист показаний свидетелей, чертить планы поместья Розингс, выслушивать попреки вечно всем недовольного судьи, гоняться по окрестностям то за злоумышленником, то в поисках сбежавшей девицы Беннет, жизнь казалась ему чудесной и удивительной. Всю службу он не сводил глаз с мисс Китти, любуясь прядкой волос, выбившейся из-под шляпки и нежной щечкой, которая появлялась, когда девушка поворачивала голову. «Утешайся женой юности твоей, любезной ланью и прекрасною серною», вспомнил он фразу из проповеди и подумал, что он достаточно молод, чтобы оценить и лань, и серну в лице мисс Китти Беннет, которая может составить ему самую подходящую жену юности…
«Матушка от нее будет в восторге, мои сестры полюбят ее, как родную сестру, а я…» — он хмыкнул и решительным шагом направился к девушке, зардевшейся при его приближении.
— О, лейтенант! — воскликнула миссис Беннет и простерла к нему свои руки. — Я так растрогана проповедью! Какие прекрасные слова: «…любить и почитать ее, ибо она относится с материнской нежностью и заботой…» Именно, именно с материнской нежностью и заботой я отношусь и к моим дочерям, и к их знакомым молодым джентльменам, особенно к офицерам…
Смутившийся от столь откровенных признаний, Йорик случайно заметил, как мисс Элизабет Беннет вздохнула и покосилась на свою старшую сестру, которая обреченно слушала свою красноречивую мать. Он перевел глаза на мисс Китти, та прыснула, прикрыв ладошкой рот, а лейтенант неожиданно для себя выпалил:
— Сегодня прохладно для апрельского дня, не правда ли?
Миссис Беннет с удивлением посмотрела на него, потом на безоблачное небо, на котором во всю свою весеннюю мощь сияло солнце, обмахнулась платочком и заявила, что ей ужасно жарко.
— Да, вы правы, лейтенант, — стремясь поддержать сконфуженного Йорика подтвердила Джейн и покосилась в сторону, где сквозь просветы в листве деревьев вдали виднелись очертания Розингса.
— Абсолютно правы — довольно тепло для этого утра, — повторила она, явно размышляя не об изменчивости английской погоды.
Элизабет хмыкнула и предложила проводить мать и сестер до Хансфорда. Китти стрельнула глазами в лейтенанта и потупилась.
— Вы позволите сопровождать вас, мисс Кэтрин Беннет? — спросил он.
— О, лейтенант, вы такой галантный кавалер! — воскликнула миссис Беннет с умильной улыбкой на лице и поспешно обратилась к старшим дочерям:
— Джейн, подойди ко мне — ты мне нужна! Лиззи, я давно хотела тебе кое-что сказать…
С этими словами она подхватила девушек под руки и потащила их по дорожке, ведущей в Хансфорд.
Китти и Йорик переглянулись и медленно пошли следом.
— Я все время думаю, — наконец заговорила Китти, — только не смейтесь надо мной! — думаю о той белке… Что вы тогда хотели этим сказать?..
— Лейтенант Йорик, вас ищет судья Фэйр, — как из-под земли перед ними появился запыхавшийся лакей. — Я уж вас обыскался, а он сердитый такой…
Йорик с сожалением посмотрел на лицо девушки и вздохнул.
— Простите, мисс Беннет, я все вам объясню… в другой раз…
Поклонившись, он пошел за лакеем, а Китти в одиночестве побрела по дорожке парка.
По окончании службы полковник решился не только проводить Энн де Бер до дома, но и, пользуясь случаем, пригласить ее на прогулку в фаэтоне. Он с нетерпением ждал ее на дворе, когда из распахнутых дверей церкви выплыла леди Кэтрин в сопровождении генерала, Энн и расшаркивающегося мистера Коллинза.
— Превосходно, — говорила патронесса раскрасневшемуся от удовольствия священнику, поглядывая на Бридла, — превосходно и весьма волнующе… Я довольна — да, да! — довольна вашей сегодняшней проповедью, мистер Коллинз. Рада, что болезнь не повредила ни ни ваш ум, ни красноречие.
— Всегда! — с чувством восклицал пастор. — Всегда готов услужить вам, ваше сиятельство! И моя скромная речь была вдохновлена вашими поступками, вашим служением делу общества, как примером… — он тревожно оглянулся, — достойным подражания…
— И вот этот момент — когда призывалось услышать мои мудрые советы, ибо голос мой сладок, а лицо приятно… — я бы отметила особо, как наиболее удавшуюся часть проповеди… — добавила леди Кэтрин.
— Гррр-м, — промурлыкал генерал, — чистая фиалка — красотой, статью, цветом, ароматом… гррр-м…
Леди Кэтрин порозовела, милостиво кивнула замершему в поклоне пастору, пригласила его с женой и гостями на обед и двинулась по направлению к Розингсу, опираясь на руку генерала. Энн пошла за ними, а полковник поспешил догнать тетку и кузину.
Девушка покорно оперлась на предложенную кузеном руку, и некоторое время они прошли в молчании. Фицуильям, у которого в голове крепко засела фраза из только услышанной проповеди «если лежат двое, то тепло им…», с трудом смог сосредоточиться на настоящем моменте, напрягся, подыскивая достойную тему для разговора, кашлянул и… заговорил о переменчивой погоде в Кенте.
— Эти дни прямо-таки удивляют необычайно пасмурной и дождливой погодой, — заявил он, рукой показывая на голубое небо.
— Весьма удивляют, — вежливо подтвердила Энн и также посмотрела наверх.
— Э… — полковник подумал и сменил тему. — Царь Соломон был удивительно мудр и красноречив…
— Вы правы, — любезно ответила девушка и кашлянула.
Фицуильям почувствовал себя идиотом. «Если я немедленно не возьму себя в руки, то кузина не только не примет мое приглашение на прогулку в фаэтоне, но сбежит от меня с криками в ближайшие минуты…» — подумал он и сказал:
— Дорогая кузина… наш путь полон терний и шипов… хм… но однажды в жизни каждого солдата… божественный свет начинает завлекать его утомленные душу и тело под таинственный покров, где тепло… вдвоем…
Брови Энн удивленно поползли верх, а на щеках заиграл румянец.
Полковник мысленно выругался, крякнул и решительным голосом спросил:
— Доводилось ли вам бывать на развалинах римских построек, которые, как я слышал, находятся неподалеку от Розингса?
— Не приходилось, — с некоторым недоумением ответила Энн. Она никогда не забиралась так далеко от дома.
— Они очень живописны, — пояснил Фицуильям, даже не представляющий, как они выглядят. — Позволите ли вы, или я прошу слишком многого, пригласить вас завтра на прогулку в фаэтоне? Мы могли бы съездить к развалинам и полюбоваться видами…
Энн замялась. Ей и ужасно хотелось прогуляться с ним, но, с другой стороны, учитывая его переменчивое настроение в последнее время, она боялась, что он опять впадет в дурное состояние духа и испортит ей удовольствие, которое она могла получить от такой поездки.
— Не уверена… — начала она, но договорить не успела.
Леди Кэтрин, которая, казалось, всецело была занята разговором со своим спутником, оглянулась на дочь и громко заявила:
— Глупости! Если не будет дождя, то лучше такой поездки и придумать нельзя! Фицуильям, Энн с удовольствием поедет с вами, так что не забудьте отдать распоряжения насчет фаэтона.
Леди Кэтрин одобрительно посмотрела на племянника, догадавшегося пригласить ее дочь на прогулку. Пока Дарси находится в Лондоне, для Энн будет полезно проводить время в обществе своего кузена, потому как в Розингсе толпилось слишком много молодых офицеров, способных вскружить голову любой юной девице. И хотя среди них были и вполне достойные джентльмены, вроде этого капитана Шелли, — леди Кэтрин не могла позволить, чтобы Энн увлеклась кем-нибудь другим, в то время как Дарси хлопочет о специальном разрешении на венчании — хотя она сама была категорически против спешки в столь деликатном деле.
«Не позволю им пожениться раньше, чем через месяц», — вывела мысленный вердикт леди Кэтрин и вдруг с ужасом представила, как Дарси ранним утром — пока все спят — выводит ее дочь из дома и везет в ближайшую (кроме Хансфорда, конечно) церковь.
«Придется за ними проследить», — решила она, неожиданно подумав, как это может быть романтично — на заре мчаться в церковь с возлюбленным… Она вздохнула и распрямила плечи, напомнив себе о своем высоком положении в обществе, и обратилась к генералу:
— Итак, вы говорили…
— Гррр-м… — Бридл подкрутил усы. — Сижу я в засаде с ружьем…
Фицуильям тем временем посмотрел на кузину, которая лишь пожала плечами. Энн вполне устраивало повеление леди Кэтрин, отправившее ее на прогулку с кузеном, тем самым избавив от необходимости самой решать, принять или не принять приглашение полковника.
— В таком случае, завтра утром я буду иметь честь сопровождать вас к римским развалинам, — довольно воскликнул он, предвкушая наслаждение, которое принесет ему эта поездка.
Розингс, 25 апреля, воскресенье, 14:10 пополудни
«24–25 апреля 18** года», — записала в своем дневнике Энн, удалившись в свою комнату сразу после ленча.
Она задумалась, осторожно пожевала кончик пера, и продолжила:
«Вчера я не смогла даже раскрыть дневник, поскольку с утра произошли все эти неприятности с мистером Бингли, а потом мама, страшно разгневанная тем, что лошадь Фицуильяма потоптала клумбы с любимыми фрезиями покойной бабушки (или дедушки), обрушилась на всех и вся, и нам с Джорджианой пришлось скрываться от нее то в музыкальном салоне, то в зимнем саду, то еще где…
Кстати, сегодня, отправляясь в церковь, мистер Тинкертон сорвал единственную уцелевшую фрезию на клумбе, чтобы вставить ее в петлицу своего зеленого сюртука. Должна признать, что фиолетовый цветок смотрелся очень красиво на изумрудном фоне — у мистера Тинкертона отменный вкус в одежде. Ах, если бы мама позволяла мне носить яркие платья!..
Но мама, на чьих изумленных глазах была сорвана последняя фрезия, была крайне недовольна нашим сыщиком, смерила его возмущенным взглядом, а мне заявила, что у него совсем нет никаких представлений о хорошем тоне и что по всему видно, что он — не джентльмен. Это самое страшное обвинение в устах мамы, хотя, как мне кажется, она несколько погорячилась.
Хорошо, что тут появился генерал Бридл, отчего мама сразу забыла и о фрезии, и о мистере Тинкертоне и пришла в самое благодушное настроение.
Сэр Юстас, кажется, подозревает всех в отравлении Буцефала, а я чуть не упала в обморок при мысли, что это покушение на Фицуильяма… Если с ним что-нибудь случится — я этого не переживу! А едва вспомню, как он вчера вскочил и обуздал разъяренного коня… Джорджиана уверяет, что кузен похож на Ромуальда, я же считаю, что Ромуальду никогда не сравняться с полковником. Хотя бы потому, что Фицуильям не наделал бы таких глупостей, как этот хваленый рыцарь, который пробыл наедине с Гортензией целых два часа и даже не попытался ее поцеловать… Эти рыцари из романов все же перебарщивают со своими рыцарскими манерами. Впрочем, я могу в чем-то понять Ромуальда, поскольку мало бы кто решился поцеловать эту плаксивую Гортензию, ожидая, что она или свалится в обморок, или устроит истерику, пуская слезы в три ручья…
Впрочем, я отвлеклась. Итак, дома у нас по-прежнему тревожно. Мама считает, что злоумышленник охотится за ней, а также уверена, что Дарси сделал мне предложение и отправился в Лондон за специальным разрешением на венчание. Вчера за обедом она усиленно намекала на это мисс Бингли и миссис Херст, отчего первая чуть не изодрала в клочья свою салфетку, а вторая разразилась речью о созвездии какого-то Креста, о Сатурновом поле, углублении и разделении Близнецов. В итоге мистер Херст выпил бренди в два раза больше обычного, мистер Бингли, который зачем-то спустился к обеду, — вернее, его внесли лакеи на стуле, — мрачнел на глазах и выпил почти полбутылки кальвадоса, припрятанного мистером Херстом за шторой в гостиной.
Мне страшно подумать, что будет, когда Дарси вернется в Розингс без разрешения, а мама выяснит, что наша помолвка — плод ее воображения. Как я не пыталась ее убедить, что Дарси не делал мне предложения, она мне не верит. Почему-то она считает, что я не могу отличить предложение руки и сердца от обычного разговора о погоде.
Кстати, о погоде. Фицуильям последнее время о ней слишком часто упоминает, и меня это начинает тревожить. Еще меня беспокоит то, что он много времени проводит с мисс Элизабет Беннет. Джорджиана с многозначительным видом рассказала мне историю из какого-то романа, в которой некий мистер Онегсон, дабы привлечь к себе внимание леди Татинны, танцевал с ее сестрой леди Олганой, чем, правда, только вызвал ревность поклонника Олганы мистера Ленски, и все это для всех закончилось весьма печально…
Кузина также постоянно намекает, что мою несчастную миссис Дженкинсон захватили разбойники, орудующие в окрестностях Розингса. Она также считает, что эти негодяи не остановятся на достигнутом и, вероятно, собираются похитить одну из нас, или обеих сразу. Мне в это как-то не верится, но Джорджиана весьма основательно готовится к суровым условиям заточения у разбойников: зашивает сухари в подол прогулочного платья — голубого с серыми полосочками (ей не жалко портить это платье, потому как она считает, что оно ей не слишком идет), спит на одной подушке, а сегодня за ленчем тренировала волю, отказавшись от второго куска пирога с паштетом и десерта.
Сегодня мистер Коллинз был великолепен, поразив слушателей своей проповедью, а особенно Джорджиану, которая доказывала за ленчем, что леди по прозвищу «Голубица» жила не между скалой и ущельем под кровом утеса, а, напротив, под скалой на утесе. Мама сердилась, а капитан Шелли только улыбался… Он ужасно снисходителен к кузине… Интересно, если я начну пересказывать все прочитанные романы Фицуильяму, он также внимательно будет меня слушать, как это делает капитан Шелли, когда Джорджиана вспоминает случаи из романов на все случаи жизни?.. Завтра на прогулке можно будет проверить терпение Фицуильяма — если я доживу до нее… Мне кажется, я умру от ожидания…»
Скрипнула дверь, Энн вздрогнула и посадила кляксу на раскрытую страницу тетради. С ужасом понимая, что уже не успеет достать второй дневник, она медленно повернулась и… увидела МакФлая, который с независимым видом протрусил к ее кровати, сунул под нее голову и вскоре появился, держа в пасти огромную кость.
— МакФлай! — воскликнула перепуганная девушка. — Во-первых, нужно стучать, а не врываться без спроса…
Пес нахально ухмыльнулся и исчез за дверью. В коридоре послышалось дробное клацанье его когтей по паркету.
— Во-вторых, — облегченно вздохнув, пробормотала Энн, — никто тебе не разрешал зарывать кости под моей кроватью…