Я летела где-то высоко-высоко в космосе, и мои волосы струились шелковой волной. Сверкающее красное платье облегало мою стройную фигуру, делая грудь похожей на пару мячиков. Откуда-то доносился звон серебряных колокольчиков, я обернулась на звук — и вдруг с ближайшей планеты прямо мне на макушку опустился топор, разрубив голову на две половинки.

— Черт! — Я обхватила голову руками, стараясь удержать половинки вместе, и спикировала с постели на холодный деревянный пол, ударившись лбом о прикроватный столик и смахнув по пути захлебывающийся будильник. Кружась в воздухе, он отлетел на пол за моей спиной, и несколько мгновений мы лежали затихнув, оглушенные утренней схваткой.

— О боже. Почему надо вставать, когда за окном все еще темно? Это как-то неестественно.

Я подобрала будильник. Полшестого утра.

Вообще-то я жаворонок и по утрам даже успеваю перекинуться парой слов с молочником. Но последние несколько дней мне стало трудно просыпаться и выбираться из теплой норки на безжалостный декабрьский воздух. Я чувствовала дыхание приближающегося Рождества, и зерна всеобщего безумия уже пустили ростки, хотя до сбора урожая оставалось еще двадцать два дня. Охотники за подарками и туристы внезапно заполнили все вокруг. Накануне Рождества для владельцев кафе в центре города наступает жаркая пора, но в этом году энтузиазма мне явно не хватало.

Я медленно поднялась, потирая ушибленную лодыжку.

— Вот черт! — опять ругнулась я и кинулась в ванную комнату, в одно мгновение оказавшись над унитазом.

Прочистив внутренности, я доползла до постели и набрала номер Мэгги.

— Мэг, это я.

— Что с тобой, подруга? У тебя жуткий голос.

— А чувствую я себя еще хуже. Только что освободилась от вчерашнего карри.

— Спасибо, Холли, я как раз завтракаю.

— Я действительно чувствую себя ужасно.

Она сочувственно вздохнула.

— Мне показалось, ты слегка перебрала вчера вечером, — засмеялась она. — Шучу, ты выпила лишь пару бокалов вина… хотя, может, больше, когда я отвернулась?

Я подтянула колени к груди и стала поглаживать живот, урчащий, как стиральная машина.

— Нет, это точно не алкогольное отравление, я почти ничего не пила. А ты как себя чувствуешь?

— У меня все в порядке, значит, дело не в еде. Наверно, какой-то вирус.

— Сейчас первая суббота декабря, я не могу позволить себе разболеться, — захныкала я. — Мне нужно пополнить запасы на складе и составить расписание дежурств на рождественские дни. К тому же сегодня утром я собиралась развесить новогодние украшения, не говоря уже о еде для пары сотен посетителей…

— Послушай, не унывай. Я же не зря твой заместитель — приду и начну готовить. Позвоню субботней смене и попрошу начать сегодня пораньше. Расписание и склад подождут пару дней. А если тебе повезет, может, я даже повешу пару праздничных безделушек. Заскочу через пару часиков проведать тебя. — Она говорила с такой жизнерадостностью, что я почувствовала себя еще более беспомощной.

— Ты настоящий друг… ты уверена, что сможешь заскочить? — спросила я с благодарностью.

— Конечно. А теперь возвращайся в постель и до скорой встречи! — Она повесила трубку прежде, чем я успела ответить. Я с облегчением выдохнула и закрыла глаза, благодаря судьбу за то, что энергии Мэгги хватало на нас обеих.

Мэгги Мэй была одной из моих самых близких подруг со времен средней школы. Спорили и препирались мы постоянно, но я уважала ее больше, чем кого-либо из моих знакомых.

Когда Мэгги было десять лет, ее отец сбежал с одной из своих дальних родственниц и так и не вернулся. Мэгги часто говорила, что хотела бы, чтобы ее мать последовала примеру главы семейства, и, надо признаться, я не винила ее в этом. Ирэн, ярая фанатка Рода Стюарта (поэтому она и назвала свою дочь Мэгги Мэй), постоянно ставила свою дочь в неловкое положение. Она воображала себя Тиной Тернер, со своей громадной грудью, затянутой в лайковую кожу, и пила она будь здоров. Когда мы случайно встречались с ней в клубе или баре, дело часто заканчивалось позорной сценой. Прошлый вечер не был исключением. Мы с Элис и Мэгги зашли в одно местечко поесть карри. Потом в модном ночном клубе Тэмпл в центре города мы встретили Оливера, парня Эллис, и его друга Ноя (настоящего чернокожего Диониса). Не прошло и получаса, как появилась мать Мэгги в окружении стайки шлюх среднего возраста с начесанными волосами. Слишком пьяные, чтобы танцевать, они столпились вокруг нас и начали грязно клеиться к Ною и Оливеру. В тот момент, когда рука Ирэн скользнула к ширинке камуфляжных штанов Ноя, Мэгги взорвалась и вылила на мать целый поток брани. Закончилось тем, что парни скрылись в толпе, а Элис едва не рыдала, уверенная, что после этого Оливер точно бросит ее.

Если бы я знала, что буду так чувствовать себя сегодня утром, то осталась бы вчера дома с джин-тоником и маской на лице.

Через пятнадцать минут я услышала, как в кафе внизу вошла Мэгги, и мысленно пообещала себе снять колокольчик с входной двери. Кроме того, меня сводили с ума звуки, доносившиеся с кухни. Будто целый оркестр играл на моих кастрюлях, и дверь то открывалась, то закрывалась по мере появления моих поваров и официанток.

Все это — звуковое сопровождение, ставшее родным за последние четыре года моей жизни.

Когда мне было двадцать три, я вложила в кафе почти все деньги, полученные в наследство от дедушки. Родители были приятно удивлены тем, как предприимчиво я поступила с деньгами, вместо того чтобы ходить по дорогим магазинам и кататься на Канарские острова со всеми моими друзьями. Должна признаться, вторым моим острым желанием было поступить именно так, и это было непростое решение. К счастью, я подошла к вопросу серьезно. Я знала, что если хочу осуществить свою мечту и состояться в бизнесе, другой возможности может и не представиться. Внутренний голос повелел мне забыть о юном возрасте и отсутствии опыта, и это было лучшим решением в моей жизни. Несмотря на страх перед провалом и невероятным количеством всевозможных справок и лицензий (а в ресторанном бизнесе их столько, что это уже вошло в пословицы), кафе «Филин и кошечка» было все же самой долгой и страстной привязанностью в моей жизни.

Мэгги разбудила меня, подкравшись к постели с подносом.

— Который час? — сонно спросила я. Язык был шершавый, будто наждак.

— Только одиннадцать часов. Я подумала, что тебе захочется перекусить. Ты чувствуешь себя хоть немного лучше?

Я присела на постели, и Мэг пристроилась у моих ног.

— М-м-м, не волнуйся, не думаю, что меня будет тошнить снова. Во мне уже просто ничего не осталось. Как дела внизу?

Мэгги подняла широко раскрытые глаза к небесам и изобразила саму невинность.

— Неужели ты не доверяешь мне свое детище?

— Думаю, что я могу тебе доверять во всем, что не касается мужчин.

— К счастью, все твои сотрудники — женского пола. Но что касается того поставщика свежих овощей, имей в виду, что я поживилась бы его морковкой в любое время. — Она алчно облизнула губы, изображая Ганнибала Лектера, и я не смогла сдержать смех.

— Ты ужасна.

— Нет, это ты ужасна. Ты смотрелась сегодня в зеркало? Твои волосы похожи на спутавшиеся сорняки. — Она взъерошила мои волосы, потом по-деловому скрестила руки на груди. — Итак, о деле. Кафе открылось, как обычно, в десять часов. Вся еда готова. Сегодня у нас в меню… — тут она указала на малиновое пятно на своем белом фартуке: — Рататуй, — потом на желтое пятно: — Запеканка из шпината с грибами и орехами кешью, ну а здесь у нас — суп дня: ароматный бульон с тмином и мускатом. Сдоба с шоколадом разлетается, как горячие пирожки, что настораживает — ведь это и есть горячие пирожки. Шеф-повару передали уже три комплимента за твои ягодные ватрушки, а Шелли позвонила утром и сказала, что заболела, поэтому Элис пришла помочь, это сэкономит тебе пару фунтов жалованья. В общем, лучше не бывает, постучим по дереву, — заключила Мэгги и потянулась кулачком к фотографии Тома, моего парня.

Я звонко шлепнула ее по руке.

— Эй, — она вскрикнула, отдергивая руку.

— Пока ты этого не сделала, я собиралась сказать тебе, какая ты умница, — буркнула я.

— В любом случае можно обойтись без насилия, самая мирная вегетарианка планеты, — произнесла она саркастически.

Я сделала глоток чая, который она мне принесла, и впилась в теплый сырный тост.

— Вот это да! — сказала я, вытирая масло с подбородка. — Сейчас я определенно чувствую себя лучше. Элис повеселела после вчерашней ночи? Мэгги неодобрительно сморщилась:

— Страдает, как героиня Джейн Остин. Больно смотреть. Оливер не звонил, я сказала ей: было бы из-за кого убиваться, — но ты знаешь, какая она, — уверена, ей нравится выступать в роли мученицы.

Я пила чай маленькими глотками, хмуро поглядывая на нее.

— Ты могла бы проявить хоть немного сочувствия. Она по-настоящему любит его, а ему просто нравится ее помучить. Но мы не знаем, что с ними происходит, когда они остаются одни.

Она схватилась за живот:

— Ой, мне плохо, подвинься, я прилягу.

Я сделала вид, что не услышала.

— Пожалуй, я сейчас встану и помогу вам внизу.

— Ни за что! Сегодня у тебя выходной. Мы сами со всем справимся.

— Но я чувствую себя виноватой, ведь сейчас у меня все в порядке.

Она встала, разгладила складки на черной юбке и погрозила мне пальцем:

— Твоя проблема в том, что ты слишком сознательна. Ничего, если мы с Элис заглянем к тебе после работы? Может быть, разговор с двумя трезвомыслящими людьми пойдет ей на пользу.

Я улыбнулась и откинулась на подушки:

— Постараюсь сделать все возможное.

Как только Мэгги вышла, я потянулась за фотографией Тома и нежно протерла ее рукавом пижамы. Смахнула какую-то волосинку, которая выглядела как царапина на лице Тома, и в очередной раз восхитилась цветом его кожи, приобретенным за время бесчисленных походов. И сейчас он может находиться в любой точке земного шара. По сравнению с Томом Тур Хейердал — домосед. Я получила от Тома единственную открытку из Нью-Йорка, откуда началось его путешествие; он отправил ее на следующий день после прибытия в город. С тех пор прошел уже месяц. Каждое утро я бросалась на почтальона, как умирающий с голоду спаниель в ожидании завтрака. Я нетерпеливо перебирала конверты, но находила только счета и письма от благотворительных организаций, начинающиеся словами «Дорогой друг». Казалось, всем было до меня дело, кроме одного-единственного человека. Ждать его целый год оказалось труднее, чем я предполагала. Я откинула одеяло и на ватных ногах направилась в ванную. Мне было необходимо длительное отмачивание, чтобы облегчить душевную боль.

В четверг утром я проснулась и осторожно открыла один глаз, чтобы оглядеться. К счастью, комната не плыла, и мне удалось сфокусироваться на картине Энди Уорхола, висящей передо мной. Затем я открыла второй глаз, сильно щурясь на свет. Опять ничего особенного. На удивление, мебель стояла неподвижно. Перед тем как позвонить Мэгги, я встала и приготовила себе тост и чашку чая.

— Привет, Мэг, это я.

— Пожалуйста, не говори мне, какого цвета это было. Мне это неинтересно, — жалобно сказала она.

Я хихикнула и жадно откусила кусок тоста.

— Все хорошо. Меня не тошнило сегодня утром. Я думаю, что все прошло.

Она неуверенно хмыкнула:

— Точно? Это случалось уже несколько раз. Может, просто с утра тебе лучше.

— Нет, я уверена, что сегодня чувствую себя лучше, чем за всю эту неделю. Я собираюсь спуститься вниз и приступить к работе.

— Ты хочешь, чтобы я снова пришла пораньше?

— Да нет, спасибо. Скорее всего, сегодня я буду понемногу наверстывать упущенное. Если ты придешь около десяти, будет замечательно.

— Ну ладно, если ты настаиваешь, подруга, тогда договорились. До скорого.

Я повесила трубку и начала одеваться, довольная, что снова возвращаюсь к работе. Мне было даже немного обидно, что дела в кафе и без меня идут превосходно. В глубине души я надеялась, что меня периодически будут вызывать вниз для решения каких-нибудь проблем. Но меня оставили в полном покое, наедине с унитазом, доносившимися снизу вкусными запахами, обрывками разговоров и суетой посетителей. Мое присутствие было не так уж необходимо. Я была так же легкозаменима, как бумажные салфетки.

Я сбежала по ступенькам вниз и открыла тяжелую дверь в кафе. Здесь было как-то непривычно холодно и тихо; я включила обогреватель, зажгла свет и присела за дубовый стол.

Отец Тома, Маркус Деланчи, был талантливым дизайнером интерьеров. Я отыскала его через «Желтые страницы» и пригласила прийти посмотреть помещение, которое я купила, — в надежде получить бесплатный совет, даже не догадываясь, сколько может стоить персональный дизайнер. Не знаю, почему я ему понравилась. Может, напомнила ему его самого, своей верой в то, что единственный способ быть по-настоящему счастливым в работе — это рискнуть, отказаться от стандартной офисной карьеры в пользу любимого дела и сделать так, чтобы тебе еще и платили за это. В моем случае любимым делом была кулинария, в его — дизайн. Когда мы разговаривали тем утром, он услышал в моем голосе упрямую решительность, страсть и сильный страх от собственного риска. В конце концов мы договорились значительно уменьшить стоимость его услуг взамен на бесплатное использование моего кафе в качестве рекламы его работы. Когда я показала свои наброски, ему пришла в голову идея заинтересовать местную прессу открытием кафе, что гарантировало нам обоим бесплатную рекламу. Честно говоря, я не думаю, что он занялся этим ради денег, скорее из желания по-отцовски помочь мне.

Я отметила про себя его прекрасные физические данные. Он был эффектным мужчиной, такого же типа, как Джордж Клуни. Я размечталась, как буду видеть его за работой каждый день в свободном строительном комбинезоне, с капельками краски на лице. Именно в этот момент он повернулся и пригласил меня вечером к себе домой, чтобы обсудить окончательный план действий и познакомить с женой и детьми.

Оказалось, его обоим детям было уже за двадцать, и внешне они были даже лучше своего отца. Вот тогда я впервые и встретила Томаса Деланчи, и наши отношения начались.

Я встречала Тома в пабах, куда мы заходили выпить с Элис и Мэгги. Мы могли часами стоять с ним у стойки бара и болтать, пока кто-нибудь из друзей не оттаскивал нас друг от друга. Спустя несколько месяцев мы были уже знакомы настолько, что усаживались за отдельный столик и разговаривали до самого закрытия паба. Мало-помалу все наши друзья перезнакомились, и вскоре мы все вместе ходили в клубы. С самого начала Том был для меня хорошим другом. Он не был похож на всех других мужчин, с которыми я общалась в пабах, которым только и нужно было затащить девушку в постель, — ему просто нравилось весело проводить время, без всяких осложнений.

Я не удивилась, когда узнала, что Том увлекается альпинизмом и серфингом, это очень шло ему. У него было тело серфингиста: высокое и худощавое, мышцы рельефные, но не как у профессионального спортсмена. По субботам он часто приводил своих друзей на обед в мое кафе. Иногда я присоединялась к ним и смеялась над их веселыми историями, иногда была слишком занята и только проходила мимо, временами ловя его взгляд или усмешку. Очень часто по вечерам я заходила к нему в гости. Мы сидели у него в комнате, пили пиво и смотрели видео. Если мне не нужно было на следующий день рано вставать, я оставалась у него. После секса мы любили в шутку побороться, и он ерошил мне волосы, — но никогда не говорил о своих чувствах. Мы никогда не были слишком романтичны и называли друг друга «приятель».

Наши друзья поддразнивали нас, подмигивая и смеясь, когда мы уходили из паба домой вместе. Они говорили о нас: «Им хорошо вдвоем» или «Ну разве они не идеальная пара?», а мы только смеялись вместе с ними. Я в шутку называла Тома неряхой или братом, которого у меня никогда не было, а он говорил про меня «трусливая деловая женщина, у которой не находится пары свободных часов, чтобы разделить с парнем его хобби».

Однажды он уговорил меня потренироваться в альпинизме на скалодроме в Бристоле. Я была поражена его ловкостью, когда он, как паук, взбирался на стену. Когда настала моя очередь, мне удалось сделать только пару первых движений, так как единственное, о чем я думала тогда, это как выглядит моя задница, максимально подчеркнутая снаряжением. Чтобы я не упала, Том придерживал меня снизу руками, но я выскользнула и повалилась на мат. Я была уверена, что все пялились на мой зад, перетянутый ремнями, и смеялись над ним. Позже в раздевалке я обнаружила на каждой ягодице два четких, белых от талька отпечатка ладоней Тома. Я была настолько смущена, что больше никогда не возвращалась в это место, несмотря на все уговоры Тома.

У нас были легкие отношения. Мы были хорошими друзьями с самого начала. Слишком серьезные намерения могли только все испортить, а я не думаю, что кто-то из нас двоих этого хотел.

Я громко выдохнула, стараясь прогнать мысли о Томе.

Сидя за столом, я любовалась творением Маркуса. Он проделал фантастическую работу. На потолке и стенах он нарисовал теплое голубое небо с пушистыми белыми облаками и беспорядочно разбросанными между ними маленькими серебряными звездочками. В углу кафе была устроена уютная ниша с резными деревянными панелями — для посетителей, любящих уединение. Здесь небо было сумрачным, позолоченные облака гармонировали с розовыми и красными закатными тенями. Элис мечтательно называла его «уголок влюбленных», а Мэгги — «сладкий уголок».

На потолочном бордюре Маркус написал несколько строк из стихотворения «Филин и кошечка». Они обвивали комнату серебристым плющом, а две большие резные панели возвышались за барной стойкой как почетный караул. Одна из них изображала филина, с круглыми, как блюдца, глазами, вторая — гибкую черную кошку, укутавшую хвостом мягкие лапы. Клюв и кошачий нос были слегка поцарапаны посетителями, которые ковыряли их в ожидании заказа. Мне это не очень нравилось; но посетителям казалось, что это приносит удачу, что-то вроде местного суеверия.

В каждом свободном углу стояла пышная зеленая пальма. Остальная часть кафе была простой, в несколько скандинавском стиле. Мебель и половицы из дерева, покрытого лаком, а на огромных, от пола до потолка, окнах висели белые муслиновые занавеси. Весь интерьер был выполнен с таким вкусом, так необычно и современно, что мне даже иногда хотелось ущипнуть себя, потому что не верилось, что все это принадлежит мне.

В интерьере и кухне я сознательно старалась отойти от существующих стереотипов вегетарианского ресторана. У меня не было сосновых столов, глиняных чашек и ирландской музыки, никаких коричневых тарелок и никакой коричневой еды! Я была уверена, что отсутствие мяса не означает отсутствие запаха и вкуса. Мне всего лишь хотелось готовить еду, которая была бы вкусной и не слишком специальной, какие-то блюда, которые я могла бы предложить не вегетарианцам и они не чувствовали бы себя обделенными. И кажется, мне это удалось. Я была удивлена, когда узнала, что многие мои гости, не будучи вегетарианцами, оставались довольны моим кафе. Мне всегда было страшно, когда посетитель писал что-то в книге отзывов. Я панически боялась потерять чье-то расположение, превратиться в «старую перечницу» из «старой любимицы».

Примерно раз в неделю кто-нибудь из посетителей спрашивал меня, готовлю ли я рубленый бифштекс или: «А вам не жалко бедную морковь?» Обычно я лишь сдерживала зевоту и бросала на него невидящий взгляд. То же самое я слышала от людей в пабах или на вечеринках. Когда они узнавали, чем я занимаюсь, они принимали удивленный или заинтригованный вид и шутили над тем, что заставило меня отказаться от мяса, как будто я должна была оправдываться перед ними. Много лет назад мне даже нравилось это. Нравилось привлекать их внимание и горячо спорить, думая, что этим смогу изменить мир, но в итоге мне надоело быть мишенью и снова и снова выслушивать все те же аргументы. Сейчас я говорю, что я — это я; и больше ничего. Такая позиция, похоже, нравилась посетителям, так как они поняли, что я не собираюсь никого агитировать или заставлять чувствовать себя виноватым; мое кафе было просто местом для отдыха.

Первые лучи солнца начали пробиваться сквозь занавески. Они упали на пол и засверкали на хромированных частях барной стойки. Я поняла, что наступил новый день, и стала включать технику, начав с кофеварки.

Мэгги появилась часом позже, когда работа шла полным ходом. Входя, она перевернула табличку на дверях на «Открыто».

— М-м-м, как вкусно пахнет, — сказала она, прямиком направляясь за чашкой к посудному шкафу, чтобы налить себе большой эспрессо.

Я выглянула из-за кухонной двери:

— Экономь продукты, жадина.

Она пила кофе маленькими глоточками с таким явным наслаждением, что можно было подумать — она сидит на приеме в королевском дворце.

— Одно из преимуществ работы, — сказала она с усмешкой и добавила: — Или я должна сказать — почестей?

— Это ужасно, — простонала я.

Оглядев меня с головы до ног, она отметила:

— Черт меня побери, а ты выглядишь гораздо лучше.

— Ты имеешь в виду, что я не ползаю на четвереньках, умоляя прикончить меня?

— Если бы я увидела тебя сегодня в таком состоянии, то отправила бы к врачу, — ответила она серьезно, откидывая назад свои кудрявые черные волосы.

— Я избавила тебя от беспокойства. Мне сегодня хорошо как никогда. Рвусь в бой, — сказала я, для убедительности прыгая на месте и по-боксерски ударяя кулаками воздух.

Мэгги присоединилась ко мне на кухне, надела фартук и начала мыть овощи для супа.

— Как думаешь, ты сможешь пойти на вечеринку в субботу вечером?

— Можешь на меня рассчитывать. Где она будет?

Она изобразила усмешку Элвиса.

— Итак, переходим к плохим новостям. Вечеринка состоится у Оливера, в его чудесном доме. Элис очень хочет, чтобы мы пришли, думая, что три пары глаз смогут лучше присмотреть за ним. Но зато там точно не будет моей мамочки, и будут все остальные, включая Саймона и Чарли, которые оба тебе безусловно понравятся, так что выбирай кого захочешь.

— Ну да, — осадила я ее, — Саймон — брат Тома, а Чарли — его друг. Тебе не кажется, что было бы немного опрометчиво с моей стороны переспать с кем-нибудь из них, даже если он будет не против?

— А ты надеешься, что Том будет хранить тебе верность? — спросила она, с удивлением подняв брови.

— Даже если не будет, я уверена, что он не выберет для этого кого-нибудь из моих родственников или друзей на Катманду или там, где он, черт его возьми, сейчас находится. — Я была взбешена ее бесчувственностью. Мэгги за всю жизнь ни разу не была привязана ни к одному мужчине. Она считала это признаком слабости. Я пыталась скрыть свои чувства к Тому и проглотить обиду, чтобы она не заметила моих страданий.

Зазвенел колокольчик, возвещая о приходе посетителя. Это спасло меня от дальнейших обсуждений: Мэгги ушла принимать заказ.