По автостраде, начиная новую рабочую неделю, двигались на восток утренние машины. Роберт Мейтланд сидел, прислонясь к округлой крыше бомбоубежища, в котором Проктор устроил себе жилище, и смотрел, как солнце играет на полированных поверхностях автомобилей, мчавшихся к центру Лондона. Было начало девятого, и прохладный воздух освежил Мейтланда после ночной лихорадки. Больную ногу он вытянул перед собой. Сустав по-прежнему не двигался, и требовалось хирургическое вмешательство, но глубокие ссадины на бедре начали заживать.

Несмотря на неспособность ходить, Мейтланд чувствовал спокойствие и уверенность. Последние признаки лихорадки прошли. Живот был набит грубым завтраком, который приготовил Проктор, — сладкий чай и на удивление вкусная каша из холодной жареной картошки, кусочков жирного мяса и овощного салата. Все это Мейтланд жадно проглотил. Вкус керосина все еще чувствовался во рту и в легких, но его забивали свежие запахи травяных джунглей.

Мейтланд смотрел, как Проктор прибирается в убежище. Эта глубокая нора, где Мейтланд провел ночь, была немногим просторнее большой собачьей конуры; стены ее были обиты кусками стеганого лоскутного одеяла. Проктор.на своей могучей спине перенес полуобморочного Мейтланда к двери и уложил на матрас, а сам принялся шастать по берлоге, как встревоженное животное. В убежище все было уложено в многочисленные деревянные ящики, накрытые стегаными одеялами и матрасами. Ночью, когда Мейтланда, силившегося исторгнуть из легких керосин, начала мучить сухая рвота, Проктор разволновался и принялся что-то судорожно искать. Он поднимал края одеял и стаскивал их, словно пытался найти какую-то забытую игрушку. Наконец он извлек неглубокий тазик и рулон обтирочного материала. Целый час бродяга сидел рядом с Мейтландом, вытирая ему глаза и рот. В отраженном свете вечерней автострады его широкое, изрезанное мириадами морщин лицо маячило над Мейтландом, словно морда встревоженного зверя. Всю ночь бродяга хлопотал по дому, занимаясь какой-то ерундой. Покрытый стегаными одеялами пол плавно переходил в стены, как будто берлога специально была так спроектирована, чтобы в нее не проникали никакие признаки существования внешнего мира.

Мейтланд наблюдал за движущимися по автостраде машинами. Ему показалось, что расстояние до откосов увеличилось, словно они незаметно отступили по всему периметру. На этом фоне остров, покрытый густой и пышной растительностью, выглядел гораздо больше. Мейтланд дрожал от утренней прохлады. В дверях убежища он увидел свой смокинг, висевший рядом с потертым трико.

Из норы высунулась голова Проктора. Он несколько секунд внимательно рассматривал Мейтланда, потом показалось все тело.

Мейтланд обхватил руками плечи:

— Проктор, мне холодно. У тебя нет пальто? Я не прошу у тебя мой смокинг.

— А-а… пальто нет, — с горестным вздохом ответил Проктор и начал сильными руками растирать Мейтланду плечи. Тот терпеливо его отстранил.

— Послушай, мне нужно что-нибудь надеть. Ты же не хочешь, чтобы у меня снова началась лихорадка?..

— Больше не надо лихорадки… Проктор посмотрел на часы Мейтланда у себя на запястье, словно их блестящий циферблат мог разрешить эту проблему. Он вытянул головку часов, переставил стрелки как попало и, довольный, показал Мейтланду. Новое положение стрелок как будто устраивало его больше.

— У мистера Мейтланда больше не будет лихорадки, — возвестил он и через мгновение шмыгнул в убежище. Порывшись под одеялами, он вернулся со старой шерстяной шалью.

Мейтланд завернул свои широкие плечи в пожелтевшую шаль, не обращая внимания на исходящий от нее сладковатый затхлый запах. Проктор переминался с ноги на ногу, словно ожидая указаний. Несмотря на внезапные приступы агрессии, бродяга был человек смирный, душевный и обладал природным чувством собственного достоинства, как большое глупое животное.

Проктор отшвырнул ногой камни, валявшиеся на траве рядом с убежищем, и занялся акробатикой, намереваясь, очевидно, произвести впечатление на Мейтланда. После неуклюжего сальто он попытался сделать некое подобие колеса, но рухнул головой на землю. Сидя на траве, он осматривал свои руки и ноги, словно удивляясь, почему же они так его подвели.

— Проктор…— Мейтланд тщательно подбирал слова. — Я собираюсь сегодня уйти. Мне нужно домой — понимаешь? У тебя здесь свой дом, а у меня есть свой. У меня есть жена и сын — я им нужен. Я очень тебе благодарен за то, что ты позаботился обо мне…

Он умолк, понимая, что в уме у бродяги отложилось только последнее предложение.

— Выслушай меня, Проктор. Я хочу, чтобы ты помог мне взобраться на откос. Сейчас!

Он протянул руки Проктору, но бродяга в смущении посмотрел на разрушенный кинотеатр.

— Помочь мистеру Мейтланду… но как? Мейтланд болеет.

Мейтланд с трудом сдерживал злость.

— Проктор, ты достаточно силен, чтобы меня вынести. Помоги мне, и я не скажу полиции, что ты здесь. Если ты и дальше будешь держать меня здесь, тебя уведут отсюда и посадят в тюрьму. Ты же не хочешь провести остаток жизни в тюрьме?

— Нет! — бешено взвизгнул Проктор. Он опасливо осмотрелся, словно испугавшись, что какой-нибудь проезжающий водитель его услышит. — Не надо Проктора в тюрьму.

— Не надо, — согласился Мейтланд. Даже этот короткий разговор был для него утомителен. — Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму. В конце концов, ты помог мне, Проктор.

— Да…— энергично закивал бродяга. — Проктор помог мистеру Мейтланду.

— Ладно, — Мейтланд поднялся, опершись на костыль, и покачнулся, так как кровь отхлынула от головы. Он попытался ухватиться за плечо Проктора, но тот отступил назад. Мейтланд направился к автостраде. На западной ветке машин почти не было, но по другую сторону разделительной полосы машины в три ряда ехали в центр Лондона.

— Проктор, сюда! Дай мне руку! Бродяга стоял на месте, тихо качая своей огромной изуродованной головой.

— Нет…— выговорил он наконец, глядя на изможденную оборванную фигуру Мейтланда и словно не узнавая его. — Мисс Джейн…

Прежде чем Мейтланд успел что-либо возразить, Проктор повернулся и, пригнув голову, нырнул в высокую колышущуюся траву.

Ободренный свежим воздухом, Мейтланд поплотнее закутался в шаль и направился к откосу один. Отказ Проктора помочь и очевидный страх бродяги перед молодой женщиной не были для него неожиданностью. Он воспринял это как часть все того же нелепого заговора, благодаря которому он оказался на этом острове и пребывал здесь уже пятый день. Мейтланд стал хлестать траву перед собой, отождествляя пышную поросль со всеми своими мучениями.

Даже это короткое путешествие лишило его сил. После скудного завтрака из объедков он уже снова зверски проголодался. С каждым днем силы его убывали. Густая трава толклась со всех сторон, словно враждебная толпа. Неуверенно ступая, Мейтланд заковылял по центральной низине. Добравшись до автомобильного кладбища с полукругом ржавых машин, он так устал, что с трудом узнал свой разбитый «ягуар».

На небе над головой сгущались тучи, и сквозь меркнущий солнечный свет посыпался мелкий дож— дик. Мейтланд забрался на заднее сиденье, служившее ему домом в первые дни на острове. Пытаясь растереть одеревеневшие плечи, чтобы хоть немного согреться, он напряженно думал о Прокторе и Джейн Шеппард. Так или иначе он должен найти средство, чтобы получить власть над ними. Ведь они в любой момент могут потерять к нему всякий интерес и бросить его в этом обгоревшем автомобиле. Мейтланд взглянул на откос — тот стал не только круче, чем ему казалось раньше, но и футов на двадцать выше.

Прежде всего нужна взятка. Выбравшись из машины, Мейтланд вытащил ключи. В картонке оставалось три бутылки белого бургундского. Он спрятал одну под шаль, закрыл багажник и направился к берлоге Проктора.

На двери в убежище висел замок. Переводя дух после путешествия по острову, Мейтланд стоял под моросящим дождем, опершись на костыль. Бродяга сидел на корточках у канавы рядом с откосом примыкающей дороги, терпеливо наполняя жестяное ведерко водой, капающей с указателя направлений в семидесяти футах над головой.

Увидев Мейтланда, он поспешил к убежищу, пробираясь сквозь траву, как гигантский крот. На поясе у него болтались два котелка. В правой руке бродяга сжимал с полдюжины пружинных капканов, из которых свисали две небольшие крысы; их длинные хвосты раскачивались в такт ходьбе. Увидев их, Мейтланд вспомнил раненую крысу, пробежавшую по его ноге. Вероятно, Проктор дополнял свою постную диету этими полевыми грызунами. И все же он имел доступ к какому-то другому источнику пищи. Открыв его, Мейтланд обретет более надежную власть над островом.

— Проктор, мне нужно поесть. Я скоро умру, если чего-нибудь не съем.

Бродяга посмотрел на него с опаской. Он поднял капкан с крысами, но Мейтланд отрицательно покачал головой.

— Еды нет, — сухо проговорил Проктор.

— Ерунда — мы же завтракали. Мясо, картошка, салат — где ты их раздобыл?

Проктор отвел глаза, словно потерял интерес к разговору. Мейтланд вытащил из-под шали бутылку вина.

— Вино, Проктор. Вино за еду. Давай меняться. Он протянул бутылку бродяге, тот поднес к носу пробку и понюхал фольгу.

— Хорошо. Проктор возьмет тебя туда, где еда.