Они долго смотрели друг на друга.

Кьяра застыла в ожидании того, что на нее нападет страх, что зло задушит ее своим смрадом, что его красивое лицо исказится злобой, что его руки потянутся к ней, чтобы причинить боль.

Но душа ее оставалась спокойной, как незамутненная поверхность чистого горного озера. И выражение лица Луки было не злым, а обеспокоенным и изумленным.

— Я слышала, что ты обещал, — сказала она охрипшим после долгого молчания голосом.

Так как он не ответил, она вызвала в своем воображении его образ. Окружавший его свет был ярким и чистым, и Кьяра, облегченно вздохнув, закрыла глаза.

Почему же раньше так явственно была видна тьма? — спрашивала она себя. Не иначе как он снова ее испытывает. Она найдет этому объяснение, но не сейчас. Сейчас у нее нет сил даже думать об этом.

Все, что она чувствовала, было облегчение, и она не смогла сдержать слезы.

Увидев ее слезы, Лука понял, насколько уязвима эта девушка.

Прежде он знал только, что она сильная и непокорная. Даже когда отвечала на его поцелуи, в ней было больше страсти, чем смирения. Впервые в жизни у Луки возникло желание защищать, заботиться. Он даст Кьяре то, чего не давал еще ни одной женщине.

Ему захотелось сесть поближе, обнять ее, но он боялся напугать девушку и поэтому только слегка погладил ей руку.

— Я видел, как ты использовала свой дар ясновидения, чтобы сказать людям правду о них самих. Почему же ты не можешь увидеть, кто я? — Не получив ответа, он тихо сказал: — Нет, я не лгал.

Он отпустит ее, подумал он, но печаль разлилась в его душе, словно кровавое пятно на белой скатерти. Ему будет невыносимо больно, однако он сдержит свое обещание.

Кьяра не отвечала, и он подумал, что она снова ушла в свой мир, но потом ощутил, как ее рука пошевелилась под его ладонью.

Может быть, она увидела правду? Действительно заглянула ему в душу и прочла его мысли? Ему хотелось в это поверить, но его рациональный ум, привыкший к точности, подсказывал ему, что это в лучшем случае не более чем совпадение.

— Почему ты спросила, отпущу ли я тебя?

— Я тебя спросила? — удивилась она, открыв глаза.

— Ну да.

— Это твой голос меня разбудил.

— Значит, все-таки ты ясновидящая. — Ему вдруг стало легко оттого, что он признал ее дар. — Я ничего не говорил вслух. Только подумал.

— Не говорил?

— Нет. — Он нахмурился. — Почему же ты тогда сомневаешься? В первый вечер у тебя сомнений не было.

— Сомнение есть всегда, — уклончиво сказала она, опустив взор.

Она избегает его взгляда, подумал он. Лука чувствовал, как она старается отстраниться, и окликнул про себя ее по имени.

Кьяра явственно слышала его голос, точно так же, как только что слышала его обещание, и посмотрела ему прямо в глаза.

Оба замерли от удивления и глядели друг на друга, пока не почувствовали, что расстояние между ними сократилось и установилась какая-то связь.

— Ты можешь мне объяснить, почему хотела сбежать? Почему так отчаянно сопротивлялась, когда я хотел тебя удержать?

— Ты меня напугал. Ты смотрел на меня, а я чувствовала исходящее от тебя зло, твою жестокость и… — Страх неожиданно снова охватил ее, и хрупкая связь между ними оборвалась.

— Успокойся. Тебе не обязательно сейчас все объяснять.

Но ей было необходимо разобраться. Видимо, она ошибалась — это было единственным объяснением. Глаза обманывали ее. Воспоминание, отложившееся в ее голове, — обман. Не может он быть тем человеком, которого она оттащила от Донаты.

Кьяра так пристально смотрела на Луку, что ему стало не по себе. Сейчас ее взгляд снова станет отсутствующим и она погрузится в свой воображаемый мир. Но ее взгляд оставался ясным, как море в солнечный полдень.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросил он.

— Я пытаюсь понять.

— Понять что?

Но она покачала головой. Больше она ничего не скажет. Сможет ли она когда-нибудь поверить ему до конца? А самой себе — сможет?

— Ну и ладно, — не стал настаивать Лука. — Я не буду на тебя давить.

Лука встал, намереваясь незамедлительно выполнить свое обещание. Но у него все еще оставались вопросы. А желание прикоснуться к ней было настолько велико, что он уже почти ощущал пальцами гладкость ее кожи.

— Я пришлю к тебе Дзанетту. Она принесет все, что нужно.

— Спасибо. И благодарю тебя, что ты защитил меня от своего брата.

— Прости, что тебе пришлось все это выслушать.

— Мне приходилось слышать вещи и похуже. — Она вспомнила последние слова, которые сказал ей отец. — Много хуже.

— Мне жаль. А теперь отдыхай. — Дабы не поддаться искушению обнять ее, Лука повернулся и направился к двери.

Силы покинули Кьяру. Даже закрыть глаза стоило ей труда.

Когда он собрался уходить, ей показалось, что он борется с желанием прикоснуться к ней. Видит Бог, она и сама этого хочет. Ей надо убедиться, что она и правда жива.

Неожиданно Лука обернулся и посмотрел на Кьяру.

— Эта дверь останется незапертой, и ты свободна. Можешь уходить и возвращаться, когда захочешь.

— Возвращаться?

— Не мне напоминать тебе, что мир жесток и что он полон людей, способных тебя обидеть. В этом доме ты под моей защитой. А если захочешь куда-нибудь пойти, у тебя будет телохранитель.

А кто защитит меня от тебя? — подумала она.

— Любое твое желание будет выполнено, Кьяра, стоит только попросить. Но взамен ты должна кое-что мне обещать. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день ты просто исчезла. Скажешь мне, когда решишь уйти?

— Зачем? Чтобы ты смог меня остановить?

— Нет. Я и так причинил тебе много боли. Даже заставлял силой.

— Кроме силы, есть и другие способы, — сорвалось у нее с языка, прежде чем она успела подумать.

Кровь закипела в жилах Луки, и он сделал шаг навстречу Кьяре, проклиная себя за дикие порывы.

— Кьяра, о чем ты?..

— Пожалуйста. — Она подняла руку, но тут же уронила ее на постель. — Не надо.

Этот жест подействовал на Луку больше, чем ее отчаянный шепот.

Он еще долго стоял на пороге, ожидая, пока она уснет.

Потом он тихо прикрыл за собой дверь и, хотя это стоило ему усилий, не запер ее.

Лука не появлялся в комнате Кьяры до тех пор, пока не узнал от слуг, что она достаточно окрепла, чтобы встать с постели.

Когда он вошел, она сидела за столом.

— Мне сказали, что тебе лучше. Рад это слышать.

От неожиданности она вздрогнула и поспешно прикрыла ладонью фигурки, которые слепила из хлебного мякиша. Одна фигурка упала на пол и, покатившись, остановилась у самых ног Луки.

Лука поднял фигурку и стал ее рассматривать.

— Сдается мне, что это шахматная фигура.

Кьяра сгребла фигурки на середину стола и вызывающе заявила:

— Ты не ошибся. Хотя я все еще не поправилась, мне надо чем-то заняться, если я не хочу окончательно сойти с ума.

— Могла бы о чем-нибудь попросить.

— Чтобы ты вот так, как сейчас, поднял меня на смех?

— Ничего не могу с собой поделать, не смог удержаться. У тебя столько талантов, что я не перестаю удивляться. — Лука улыбнулся и дернул плечом.

Усилием воли Кьяра постаралась не поддаваться обаянию его улыбки. Он сел напротив нее и потребовал:

— Так скажи, Кьяра, что мне принести, чтобы ты могла развлечься?

— Тебе нравится надо мною насмехаться? — Кьяра откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Я вовсе не насмехаюсь. В жизни не был так серьезен, как сейчас.

— Ладно. Если ты не шутишь, то распорядись принести шахматы, карты и книги.

— Книги? — Лука не смог скрыть удивления.

— Ну, конечно. Раз я цыганка, то должна быть неграмотной, что ли? — саркастически парировала Кьяра. — Если я умею читать, то это не вяжется с картиной кочевой цыганской жизни, ты так считаешь.

— Я этого не говорил.

— А этого и не нужно. У тебя все на лице написано.

Лука не мог удержаться от смеха.

От ярости и унижения кровь прилила к все еще бледному лицу Кьяры. Она оттолкнула от себя стол и хотела встать, но Лука ее опередил и схватил за руку.

— Не уходи, пожалуйста.

— Чтобы ты продолжал надо мной смеяться?

— Да я не над тобой смеялся. — (Кьяра взглянула на Луку с недоверием). — А над собой.

На лице Кьяры отразилось такое высокомерие, что Лука уже не сомневался: ее отец был венецианским патрицием. Придется провести кое-какое расследование, решил он, и узнать, от кого родилось это великолепное создание.

— Знаешь, почему я рассмеялся? Я был рад, что ты поправилась и уже можешь шипеть и царапаться, как рассерженная кошка. А теперь сядь. — Когда она опустилась на стул, он сказал: — Я сейчас вернусь, — и вышел из комнаты.

Лука вернулся через несколько минут с тяжелой шахматной доской, инкрустированной слоновой костью и черным деревом. Из ящичка внизу он достал изящно вырезанные фигуры из белого алебастра и темно-зеленого нефрита и расставил их так, что белыми должна была начинать Кьяра.

— Не желаешь ли сделать первый ход? — предложил он.

— Хочешь проверить, умею ли я играть?

— Просто предлагаю тебе сыграть партию со мной и проверить, умею ли играть я, — усмехнулся он.

Не удержавшись, Кьяра улыбнулась в ответ.

— По-моему, у нас ничья, — спустя час сказал Лука.

Кьяра смотрела на доску, нахмурив брови. Ей ужасно хотелось выиграть, но и на ничью она, пожалуй, может согласиться.

— Хорошо. Пусть будет ничья.

— С удовольствием сыграю с тобой еще. По-моему, у нас неплохо получается. — Лука был рад увидеть, как заблестели ее глаза. Стало быть, она поняла намек.

Вошел Рико со стопкой книг. Сверху лежала колода карт.

— Ну вот, — сказал Лука, — карты и, — он провел рукой по корешкам, — книги. Боккаччо, Аретино, Данте, поэзия Микеланджело и Петрарки. Надеюсь, эти книги придутся тебе по вкусу.

Кьяра с жадностью посмотрела на книги.

— Спасибо. — Она погладила темно-вишневый кожаный переплет книги, лежавшей сверху, так, как это сделала бы монахиня, прикасаясь к священной реликвии. — Ты очень добр.

— Что ты! На самом деле я эгоист. Я готов отдать все, только бы ты осталась.

— Так уж и все!

— Все, что в моих силах.

— Не проси меня остаться, — тихо сказала она.

— Почему? — также шепотом спросил он. — Ты боишься саму себя? Ведь ты могла уйти, как только встала с постели. Или что-то тебя удержало?

— У меня есть на то причины.

Причины были. Ей необходимо узнать правду. Надо разобраться, откуда у нее эти противоречивые видения. Да и просто понять, кто он такой. Если он и вправду не тот человек, который изнасиловал Донату, она сможет признаться себе в чувствах, пустивших в ее сердце ростки, подобные крошечным цветочкам, пробивающимся сквозь трещины в скалах. А что, если появление этих образов было лишь испытанием, чтобы заставить ее не верить видениям, а верить своему сердцу? Может ли она доверять этому человеку?

— А у меня тоже есть причины. — Отодвинув шахматную доску, он накрыл ладонью ее руку. — Может, останешься, пока мы их не выясним?

— Не надо! — Кьяра хотела отдернуть руку, но Лука крепче прижал ее к столу.

— Боишься? — тихо, но вызывающе спросил он.

— Не надо, Лука! — крикнула она и сбросила его руку.

— Ты не сможешь увиливать от ответа до бесконечности.

— Но я могу уйти. Ты обещал.

— Это так. Но не уйдешь. Потому что ты не робкого десятка, верно?