Как только запахи изысканных яств долетели до Кьяры, она едва удержалась, чтобы не броситься к столу и не начать пригоршнями запихивать себе в рот еду. Если не считать куска хлеба с сыром, съеденного еще на барже, которая доставила ее в Венецию, и яблока, украденного с лотка уличного торговца, она уже три дня ничего не ела.

Девушка была просто зверски голодна, но заставила себя чинно сесть за стол и взять лишь кусок хлеба.

Лука наблюдал, как она отламывает маленькие кусочки, и понял, что такая размеренность свидетельствует либо о страшном голоде, либо об умении сдерживаться.

Он подошел к ней сзади и накинул на нее покрывало, на сей раз позволив своим рукам немного задержаться на ее плечах.

— Здесь все еще холодновато. В этой комнате давно никто не жил.

Кьяра подтянула покрывало.

— То есть ты не каждую ночь приводишь сюда женщин? — бросила она через плечо.

— Нет. — Лука сел за стол и, чтобы чем-то занять руки, взял кусок сыра. — Будь ты и впрямь ясновидящей, ты бы меня об этом не спрашивала.

— Я не растрачиваю свой дар на то, что не имеет значения.

— Понятно. — Усмешка тронула его губы. — Стало быть, узнать о жизни нескольких праздных господ было для тебя важно.

— Мне нужны были деньги.

— Для чего?

Для моей сестры. Для Донаты, которую ты изнасиловал и лишил разума! Эти гневные слова чуть было не сорвались с языка Кьяры, но она лишь пожала плечами.

— Расскажи, что еще ты делаешь за деньги?

От Кьяры не ускользнули издевательские нотки в его тоне, и ее пальцы невольно крепче сжали кусочек хлеба. Если она сейчас поднимет глаза от стола и взглянет на него, то уже не сможет сдерживаться.

— Я никогда не ложилась в постель с мужчиной за деньги, — тихо сказала она.

— Когда-то надо начинать.

— Но не с тобой. — Она все же подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

Только она вымолвила эти слова, как в ужасе замерла, вспомнив видение, промелькнувшее перед ней, когда он ее поцеловал. Если видение было верным, она ляжет с ним в постель не за деньги. И не из мести.

Дьявол ее побери, подумал Лука, с ее гордостью, с ее умением напустить холодность! Ведь он знал, чувствовал, что она к нему неравнодушна!

Лука плеснул вина в два бокала и тут же осушил свой.

— Ты будешь моей. За деньги или без них. Ты сама этого захочешь. — Голос был мягким, но настойчивым. — Давай выпьем за это.

— Нет, спасибо.

— Пей!

Что-то в голосе Луки насторожило Кьяру, а в его глазах мелькнула ярость, которую она уже видела раньше. Она почувствовала, что он изо всех сил старается обуздать свой гнев.

Она подняла бокал, сделала несколько глотков и поставила его обратно.

— Не нравится вино?

— Оно превосходно.

— Тогда почему ты не пьешь? Боишься, что потеряешь голову? — И, как бы бросая вызов, он залпом осушил свой бокал.

— Ты угадал, — осторожно ответила она и чуть отодвинула свой стул от Луки.

— Но почему? Надеешься удрать?

Она даже пытаться не станет, подумала Кьяра. Она здесь по воле судьбы. И она сможет отомстить. Какой бы высокой ни была цена.

— Я знаю, что не могу сбежать.

— Вот и умница. Тогда зачем же ты стараешься сохранить трезвую голову? Боишься, что от вина станешь более сговорчивой?

— Вино может сделать меня слабой, но оно никогда не сделает меня сговорчивой. Ничто не может сделать меня сговорчивой.

— Ошибаешься. Я могу, и мы оба это знаем.

Он придвинулся к ней, и она ощутила его дыхание на своих губах. Ее тело стало слабеть. Он и вправду может. Кьяру охватило отчаяние. Он может овладеть ее телом!

Но ее душой — никогда!

Как будто читая мысли цыганки, он улыбнулся:

— Вот видишь. С каким бы жаром ты это ни отрицала, я могу заставить тебя подчиниться. — Встав, он обмотал вокруг руки часть покрывала, так что и ей пришлось встать.

Когда их тела соприкоснулись, Кьяра испытала потрясение такой силы, что, казалось, на мгновение словно потеряла сознание. Но придя в себя, ощутила, как чувства Луки волнами накатывают на нее.

Зло все еще не покидало тело Луки, но Кьяра чувствовала, как оно постепенно уступает место желанию, сильному и жаркому, и еще чему-то глубокому и мощному. Тому, что возникает между мужчиной и женщиной, когда они становятся нужными друг другу.

Потрясенная, ошеломленная, Кьяра тряхнула головой. Как ему удается так ловко скрывать таящееся в нем зло? Как может такой человек столь глубоко чувствовать?

А Лука наслаждался прикосновением ее груди, биением ее сердца. Он заметил эмоции, промелькнувшие в ее глазах. Потрясение, сменившееся смущением и удивлением.

Господи, как же он ее желал! Еще ни одна женщина не была ему нужна так, как эта. Не в силах совладать с собою, он опустил голову, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась, и поцелуй достался щечке.

Кьяра замерла, но он не попытался найти ее губы. Он лишь погладил большим пальцем лицо и стал целовать ее ухо.

На какую-то долю секунды Кьяра забыла, где находится и кто этот человек. Но мысли о Донате заставили ее прийти в себя.

— Отпусти меня.

Он так быстро ее отпустил, что она еле удержалась на ногах. Разноречивые чувства — облегчение, удивление, гнев — терзали ее. Она была сердита на Луку. Но еще больше сердилась на себя.

— Как пожелаешь, дорогая.

— Весьма благодарна вам за великодушие, — съязвила она.

— Принимается. Хотя, поверь, было бы очень легко оставить без внимания твою просьбу и сосредоточиться на твоих соблазнительных вздохах и стонах.

Он насмешливо поднял брови. Кьяра не ответила, но почувствовала, как кровь прилила к лицу. Не только щеки — все ее тело горело от его тихого смеха, от его близости.

— Возможно, ты считаешь их слабостью. Возможно, мне не следует этого говорить, но на самом деле в них большая сила. Понимаешь ли ты, какую власть приобретаешь над мужчиной, когда реагируешь подобным образом? Даже если это происходит против твоей воли.

Он провел пальцем по ее шее.

— Да имеешь ли ты представление о том, как чувствует себя мужчина, если знает, что может заставить сильнее забиться сердце женщины? Пусть даже и оттого, что она собирается воткнуть в него нож?

При упоминании о ноже Кьяра невольно взглянула туда, где из-под расстегнутого ворота рубашки была видна нанесенная ею рана.

— Тебе следует сделать примочку, чтобы рана не воспалилась. — Слова вырвались у нее сами собой, и она тут же прикусила язык.

— Тронут твоей заботой.

Кьяра лишь передернула плечами. Мужчина погладил пальцем ямку у основания ее шеи, и она невольно вздрогнула от удовольствия.

Лука почувствовал это. Ему страшно захотелось прижать ее к себе, но именно поэтому он опустил руку и отступил на шаг.

— Ах, Кьяра! Что мне с тобой делать? У тебя есть какие-нибудь предложения? Просьбы?

— Никаких.

— Тогда я пожелаю тебе спокойной ночи. — Помолчав, он добавил: — Надеюсь, тебе не придет в голову соорудить лестницу из простыней? Твое окно охраняется.

— Не волнуйся. Я не собираюсь сбегать. По крайней мере, сегодня, — поспешила добавить она, заметив удивленный взгляд Луки.

— Какой хитрый план зреет в твоей цыганской головке? Посмотри на меня.

Она нехотя повиновалась, но не ответила.

— Я все равно выясню.

Конечно, выяснишь, подумала Кьяра. И за все заплатишь.

— Не в моем характере так грубо обращаться с женщинами, — сказал он, целуя синяки у нее на запястье. — Со временем ты сможешь в этом убедиться.

Лука вышел из комнаты, даже не обернувшись.

Должно быть, такое сверхъестественное самообладание — следствие союза с Высшим Злом, решила Кьяра. Кровь все еще стучала у нее в висках. Она опустилась на колени и начала молиться с отчаянием и надеждой. Она просила Всевышнего послать ей силы, чтобы противостоять злу.

Кьяра проснулась от звона посуды и дразнящего запаха горячего шоколада. Вспомнив, где находится, она быстро села в постели.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — улыбнулась Кьяра в ответ на приветствие служанки.

— Вставайте. Завтрак накрыт. Через час придет белошвейка.

— Белошвейка? — удивилась Кьяра, подойдя к столу. — Это еще зачем? — Она с жадностью отломила хрустящую корочку свежего хлеба.

— Дон Лука приказал, чтобы вам сшили новую одежду.

— Мне не нужна новая одежда, у меня есть своя. Кстати, где она?

— Дон Лука велел ее сжечь.

Кьяра вскочила, готовая разразиться гневной тирадой, но, увидев, как девушка в страхе отступила, поняла, что нет смысла обрушиваться на ни в чем не повинную служанку, да и горевать о том, чего уже не поправишь, тоже было глупо. Она снова села и принялась за еду.

— Вам еще что-нибудь нужно? — робко спросила служанка.

Кьяра покачала головой, а потом спросила:

— Как тебя зовут?

— Дзанетта.

— Сядь, Дзанетта, и расскажи мне о… доне Луке.

Девушка бросила взгляд на дверь, а потом присела на краешек стула.

— Разве вы его не знаете? Весь дом только о вас и говорит.

— Представляю себе.

Кьяра откусила кусок хлеба с маслом и медом и закрыла глаза от удовольствия.

— Рико сказал, что вы гостья синьора. Некоторые перешептываются, полагая, что вы его любовница. Дворецкий слышал, как дон Лука спорил с доном Алвизе и синьорой Эмилией, — единым духом выпалила Дзанетта.

— А они кто?

— Старший брат дона Луки и его жена. Он хороший хозяин, но очень строгий. — Подумав, служанка добавила: — Он сказал, что не потерпит присутствия в своем доме порочной женщины.

Именно с этими словами отец выгнал из дома ее мать, с болью подумала Кьяра.

— А ты, Дзанетта, что думаешь?

— Не знаю. — Служанка нервно теребила фартук. — Но если вы его любовница… — тут Дзанетта хитро улыбнулась, — то, по-моему, вы выбрали красавца. Не такого, как…

За дверью раздался шум шагов, и служанка вскочила.

— Мне нужно идти. — Поклонившись, Дзанетта шмыгнула в дверь, которую Кьяра вчера не заметила, но успела разглядеть за ней длинный коридор. Ей захотелось посмотреть, куда он ведет, но девушка уже захлопнула дверь, и Кьяра услышала, как в замке повернули ключ.

Значит, слугам отдано распоряжение ее запирать, поняла она.

Вскоре дверь снова отворилась, и вошла Дзанетта в сопровождении пожилой женщины в строгом коричневом платье. Следом шла вереница служанок с ворохами платьев и рулонами разных материй.

— Снимите ночную рубашку. Я должна снять с вас мерку, — приказала старуха. — Наденьте это, да побыстрей. У меня мало времени.

Кьяра начала было протестовать, но передумала. Ей же надо во что-то одеться, раз ее собственное платье сожгли. Она сняла ночную рубашку и надела тонкий чехол. Служанки между тем суетились вокруг нее, снимая мерки.

— Наденьте вот это желтое, — приказала Кьяре белошвейка.

Кьяра взглянула на кринолин из желтого шелка и жесткий корсет и замотала головой.

— Вы правы, — одобрительно кивнула белошвейка. — От желтого тускнеют ваши краски. Попробуем голубое.

— Нет, — снова возразила Кьяра.

— Это почему? Вам очень идет голубой цвет.

— Я не стану выряжаться в это.

— Мне некогда с вами препираться. Меня ждут. Я обшиваю половину Венеции. Эти платья сшиты по последней моде и из самых дорогих тканей. Чего вы еще хотите? — Белошвейка бросила платье одной из служанок и, отвернувшись, пробормотала: — Цыганское отродье!

— Повторите, что вы сказали! — Кьяра схватила женщину за руку.

Та в испуге выдернула руку и произнесла заикаясь:

— Что? Я… я ничего не говорила.

Дзанетта хихикнула, и уже старуха повернулась, чтобы отчитать ее, но тут из двери, ведущей в соседнюю комнату, появился Лука.