27 ИЮНЯ, БЕЛЫЙ ДОМ, ВАШИНГТОН

Росс Хантингтон мрачно расхаживал по ковру, словно пытаясь вытоптать в нем дорожку. Он просматривал толстую кипу совершенно секретных документов Управления национальной безопасности, доставленных специальным курьером. Это были данные радиоперехвата. Когда Росс предложил президенту попытаться найти уязвимые места коалиции ЕвроКона, он был уверен, что этот путь к чему-то приведет. Теперь же эта затея казалась ему самым пустым и бессмысленным делом.

Он выглядел и чувствовал себя физически лучше, чем когда-либо за последние несколько месяцев. Почти две недели самой тщательной заботы и лечения, которые обеспечил ему личный врач президента, совершили настоящее чудо. Боли в груди, одышка и другие опасные симптомы уже почти прошли. В результате постоянных лечебных процедур даже показатели сердечной деятельности несколько стабилизировались, однако с каждым днем он становился все нетерпеливее и буквально не находил себе места. Конечно, гостевые апартаменты Белого дома, в которых он находился, были комфортабельны и даже роскошны, однако он устал от этого уюта, а лежание в постели наскучило ему. И хотя доктор Пардолези и прочая медицинская братия постоянно твердили о том, что улучшение состояния здоровья, которое он ощущал, было по большей части воображаемым или временным, Хантингтон продолжал чувствовать себя в неплохой форме и рвался к работе.

Пока он проводил часы в праздности, вокруг происходили разные события, и все они проходили мимо него. В постоянно меняющемся мире, балансирующем на грани глобальной войны, двенадцать дней означало чуть ли не вечность, и он отчаянно жаждал снова войти в курс дел, пока еще не было слишком поздно.

К счастью, он пока еще не совсем выпал из обоймы. Президент время от времени навещал его, кратко информируя о важнейших событиях или интересуясь его мнением по какому-либо вопросу текущей политики. И у него все еще был доступ к ежедневным секретным отчетам Совета национальной безопасности.

Хантингтон вздохнул. Взятые в совокупности, секретные отчеты Совета складывались в довольно безрадостную картину, а военно-политическая ситуация в Европе, с которой вынуждены были иметь дело Соединенные Штаты и их союзники, имела самые мрачные перспективы. Несмотря на недавние победы на море и в воздухе, США пока ничего не могли противопоставить своим противникам в Восточной Европе. На севере армии ЕвроКона глубоко вклинились на территорию Польши и продолжали продвигаться вперед, несмотря на отчаянное сопротивление поляков, силы которых стремительно таяли. Несколько американских и английских "тяжелых" дивизий отправились на театр военных действий, но ближайший морской конвой все еще был на расстоянии нескольких дней пути от Гданьска. На юге Восточной Европы половина Венгрии уже была оккупирована французскими и немецкими войсками, а Чехия и Словакия висели на волоске и вряд ли могли помочь кому-то еще.

Даже если Польша и ее союзники сумеют продержаться достаточно долго, и помощь поспеет вовремя, в этом случае Объединенные вооруженные силы, скорее всего, вынуждены будут вести длительную сухопутную кампанию, чтобы заставить ЕвроКон вернуться в свои предвоенные границы. Хантингтон знал, что потери обеих сторон исчисляются десятками тысяч. Сколько же еще человек должно погибнуть, прежде чем безумцы в Париже и Берлине опомнятся?

С учетом вчерашнего краткого сообщения резидентуры ЦРУ в Москве ситуация представлялась в еще более мрачном свете. Известие о франко-русских секретных переговорах поразило президента и его ближайших советников словно удар меж глаз. Да и было отчего растеряться. Вмешательство России снизило бы практически до нуля шансы Объединенных вооруженных сил в Восточной и Центральной Европе. Даже в своем теперешнем ослабленном состоянии Россия могла выставить около полумиллиона солдат. Ее военно-морской флот по-прежнему был вторым в мире, а ее немногочисленная авиация состояла из большого количества современнейших истребителей и весьма боеспособных истребителей-бомбардировщиков. Но хуже всего было то, что Россия сохранила у себя значительный запас стратегического и тактического ядерного оружия. Если она вступит в конфликт, мир снова окажется перед призраком неконтролируемой эскалации термоядерной войны.

Пока первые сообщения повергали официальные круги в состояние шока, Совет национальной безопасности и британское военное министерство проводили почти непрерывные совещания, лихорадочно пытаясь найти способ прервать секретные переговоры и оставить Россию за бортом событий, однако пока никакого успеха они не достигли. Если эти первые сообщения ЦРУ были точны, то французы сделали Каминову и его маршалам такие выгодные предложения в военной, экономической и политической областях, что Лондон и Вашингтон даже не надеялись, что когда-нибудь они смогут пойти на подобные уступки без риска реанимировать того самого монстра, который на протяжении почти полувека бродил под дверями свободного мира, пытаясь силой или хитростью проложить себе путь внутрь. Сдерживание имперских амбиций бывшего Советского государства обошлось Западу во много человеческих жизней и триллионы долларов. Именно поэтому никто из власть предержащих не желал рисковать повторением того же самого, но уже на заре двадцать первого века.

Часы Хантингтона тихонько пискнули, напоминая, что пора принять очередную дозу лекарств, прописанных Пардолези. Он перестал мерить шагами ковер и остановился ровно настолько, чтобы проглотить одну из оранжевых пилюль из флакона, который носил в кармане. Даже столь непродолжительное знакомство с врачом президента очень скоро убедило его в том, что только строгое и неукоснительное соблюдение всех его требований поможет ему открыть дверцу этой позолоченной клетки.

Засунув склянку с лекарством обратно в карман, Росс попытался сосредоточиться на возникшей перед ними проблеме. Имея дело с русскими, президент мог рассчитывать на советы сотен прекрасно подготовленных и квалифицированных экспертов. Таким образом, его задача сводилась к тому, чтобы ослабить Европейскую Конфедерацию изнутри.

Чувствуя нарастающее в нем разочарование, он снова пробежал глазами сводки перехваченных сигналов. После двух недель, затраченных на тщательное изучение сотен и сотен скудных крох и фрагментов разведывательной информации, его великое озарение представлялось ему больше похожим на тупик, нежели на путь к победе. Конечно, небольшие страны – члены ЕвроКона – отнюдь не были довольны своими фактическими хозяевами, скорее, наоборот. Наземные линии связи и весь радиоэфир между Парижем и столицами национальных государств были забиты жалобами на французские надменность и самонадеянность. Однако ворчание, скулеж и жалобные стоны вовсе не означали перехода к немедленным действиям, и Хантингтону пока не удалось отыскать ни одной благоприятной возможности, которой можно было бы воспользоваться. Почти ни одно из европейских правительств не питало никаких иллюзий относительно своего действительного положения в Конфедерации, однако никто не хотел рискнуть и навлечь на себя неудовольствие и гнев Парижа или Берлина, в открытую нарушив свои обязательства, тем более что исход войны пока не был определен. Похоже, большинство надеялось отсидеться, не вмешиваясь в сражения и отворачиваясь от назревающих проблем. Правящие круги ЕвроКона, по локоть увязшие в военных действиях на востоке, только одобряли подобную позицию, так как она была им весьма на руку.

Хантингтон застыл, глядя на документ, который он только что прочел. Если аналитики УНБ не ошиблись, то у него в руках была стенограмма разговора между премьер-министром Бельгии и министром обороны этой страны.

Ежедневно десятки спутников и постов прослушивания Управления национальной безопасности перехватывали огромное количество радио-, радиотелефонных, телефонных переговоров, телексных и факсовых сообщений. По иронии судьбы, проанализировать и оценить этот значительный поток информации было гораздо сложнее, чем перехватить сами разговоры. Содержание посланий и депеш, передававшихся открытым текстом, загружалось в память суперкомпьютеров, которые были запрограммированы на поиск отдельных ключевых слов и фраз. Кодированные или шифрованные передачи немедленно попадали на обработку в группы дешифровки, которые обрабатывали их своими специальными компьютерами. Тем не менее, несмотря на то, что компьютеры помогали избежать значительной части подготовительной черновой работы, тысячи специалистов разведки и экспертов по шифрам были постоянно завалены работой. Это был неблагодарный, утомительный труд, но иногда среди пустой породы им попадались и золотые крупинки.

Хантингтон еще раз, более, внимательно прочитал расшифровку стенограммы, проверяя, не подвело ли его чутье. Его брови поднимались все выше по мере того, как его воображение снабжало невыразительный, напечатанный черным по белому текст интонациями и смысловыми ударениями, расставляло акценты и выявляло скрытый подтекст. Всем своим существом он почувствовал – вот она, возможность!

* * *

ПЕРЕХВАТ РАДИОТЕХНИЧЕСКОЙ РАЗВЕДКИ – УПРАВЛЕНИЕ ОПЕРАЦИЯМИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ, РАБОЧАЯ ГРУППА ПО ЕВРОКОНУ

Станция перехвата: Отряд электронной разведки ВВС США, база Королевских военно-воздушных сил Чиксандз, Великобритания

Время: 27 июня, 12.16

Способ передачи: Микроволновая радиорелейная связь, информация защищена скремблированием.

Министр обороны Бельгии (МО): Боюсь, у меня очень скверные новости, господин премьер-министр. Десо отказался принять во внимание нашу обеспокоенность по вопросу о том, как будут использованы наши войска. Он...

Премьер-министр Бельгии (ПМ): Что? Он отклонил нашу просьбу? Даже не обдумав ее?

МО: Увы, да. И не только это. Он несколько раз напомнил нам о приказе Секретариата обороны Конфедерации. У нас остается всего семьдесят два часа, чтобы привести в движение наши 1-ю и 4-ю механизированные бригады.

ПМ: Но я надеюсь, что их не бросят в бой?

МО: Нет, господин премьер. По крайней мере, не сразу. Меня уверили, что наши солдаты будут использованы исключительно для охраны тыловых баз снабжения – одна из которых находится в Меце, а вторая в Германии, под Мюнхеном. На передовой наших войск не будет.

ПМ: Однако эти базовые склады тем не менее являются одной из целей, по которым американцы время от времени наносят бомбовые удары, не так ли?

(Пауза примерно 6,5 секунд)

МО: Да, господин премьер-министр, вы не ошиблись.

ПМ: Хорошо, Мадлен. Когда вы возвращаетесь?

МО: Немедленно, сэр. Генерал Леман и я не видим никакого смысла в том, чтобы задерживаться здесь.

(Справка: Леман – предположительно генерал Александр Леман – начальник Управления кадров вооруженных сил Бельгии.)

ПМ: Понимаю. В таком случае я созову экстренное заседание кабинета министров, как только вы прибудете.

МО: Разумеется, господин премьер. Правда, я опасаюсь, что у нас нет иного выхода, кроме как подчиниться этой директиве.

ПМ: Да... Вне всякого сомнения, вы правы. И все же я предпочел бы сначала проверить все наши возможности. Желаю вам благополучно добраться, Мадлен.

МО: Спасибо, Герард.

* * *

РАЗЪЕДИНЕНИЕ ЛИНИИ

Степень точности идентификации: высокая. Голоса обоих участников разговора совпадают с шаблоном, имеющимся в досье.

Удостоверившись в том, что интуиция не подвела его, Хантингтон кивнул самому себе. В качестве главы собственной фирмы ему приходилось много раз бывать в Бельгии еще в те времена, когда Брюссель был административным центром прежнего Европейского Сообщества. Он был лично знаком со многими крупными промышленниками этой небольшой страны, с ведущими банкирами и многими влиятельными политиками. Если слегка нажать в нужных местах, эта новая демонстрация французского высокомерия может превратиться в одну из первых трещин в структуре ЕвроКона, в то самое уязвимое место, которое он так упорно искал. Однако сумеют ли Соединенные Штаты и их союзники действовать достаточно быстро, чтобы извлечь из этого выгоду для себя?

Он отложил в сторону остальные материалы сигнальной разведки и снял трубку телефона.

– Говорит Росс Хантингтон. Мне необходимо поговорить с президентом... Да-да, прямо сейчас.

* * *

ОВАЛЬНЫЙ КАБИНЕТ

Примерно час спустя Росс Хантингтон сидел в мягком кресле напротив внушительного рабочего стола президента. Слева и справа от него сидели генерал Рид Галлоуэй и Уолтер Куинн. Выслушав план своего близкого друга и советника, президент потребовал присутствия председателя Объединенного комитета начальников Штабов и директора ЦРУ, которых Хантингтон посвятил сначала в основные предпосылки своего плана, затем в умозаключения, которые он на основе этих предпосылок сделал. Оба чиновника понимали, что ставки в этой игре высоки, и были рады тому, что президент не пригласил на это совещание сверхосторожного, вечно колеблющегося Харриса Термана, государственного секретаря.

– Итак, джентльмены? – спросил президент, когда Хантингтон закончил. – Что вы думаете по этому поводу?

Галлоуэй завозился в кресле и поднял взгляд от своих больших, сильных рук.

– С военной точки зрения, то, что предложил Росс, вполне осуществимо. Конечно, из-за этого наш план бомбоштурмовых ударов на ближайшие дни полетит вверх тормашками, однако у нас определенно есть самолеты и вооружение, чтобы сделать эту работенку, и сделать ее на совесть... – его голос дрогнул и замер.

– Но?.. – требовательно спросил президент, уловив его сомнение.

– Откровенно говоря, сэр, меня беспокоит то, что произойдет потом, – генерал кивнул в сторону Хантингтона. – Послать гражданское лицо, особенно столь высокопоставленное, так глубоко на территорию противника, значит рисковать очень многим. Я не уверен, что игра стоит свеч.

– Формально мы не находимся с Бельгией в состоянии войны, – вставил Хантингтон и поднял руку, чтобы предотвратить возражения генерала. – О, я знаю, что Бельгия входит в ЕвроКон, но мы так и не признали Европейскую Конфедерацию в качестве законного правительства. Брюссель никогда не объявлял нам войны, так что с этой точки зрения все в порядке. Я могу отправиться куда захочу совершенно законно – были бы паспорт и виза.

Галлоуэй фыркнул.

– Конечно. Правда, мы уже знаем, что наши законы для французов ни черта не значат. Если они пронюхают о том, что ты задумал, то Главное управление внешней безопасности тут же возьмет тебя в оборот, независимо от того, есть у тебя виза или нет.

Хантингтон кивнул.

– Именно поэтому только я смогу сделать это достаточно аккуратно. Штат нашего посольства в Бельгии вряд ли справится с этой задачей, так как французская или германская контрразведка несомненно следит за любыми их перемещениями, в то время как я знаю подходящих людей, с которыми можно войти в контакт и быть уверенным, что они не станут болтать.

Галлоуэя все это не убедило, однако он только пожал плечами. Обсуждать нечто невесомое и едва уловимое – это был не его стиль. Он предпочитал иметь дело с конкретными фактами.

Президент посмотрел на директора ЦРУ.

– А ты что скажешь, Уолт? Есть какие-нибудь соображения?

– Да, сэр. Я думаю, стоит попробовать, хотя риск, безусловно, присутствует, – удивил всех своей уверенностью полнотелый директор ЦРУ. Заметив выражение лиц собеседников, он пояснил: – Мы уже довольно давно играем с немцами и французами в салочки, господин президент. Они отрезали Польшу от поставок нефти и газа, а мы организовали доставку морским путем. Они потопили наш танкер – мы организовали конвой. Они нападают – мы защищаемся. – Куинн подался вперед. – Мне кажется, что пора заставить противника поплясать под нашу дудку. То, что задумал Росс, как раз может нам помочь. Если он потерпит неудачу, то мы теряем немногое – только время и дипломатическое лицо.

Президент медленно кивнул и откинулся на спинку своего просторного кожаного кресла, раздумывая над тем, что он только что выслушал. Когда он, наконец, поднял голову, его взгляд остановился на лице старого друга.

– Ну так как, Росс? Ты уверен, что справишься?

– Я чувствую себя хорошо, мистер президент, – ответил Хантингтон со всей убежденностью, которую только мог в себе сыскать. Он был полон решимости и не собирался вновь оставаться за бортом событий из-за пошатнувшегося здоровья или из страха. Он не льстил себе, считая себя незаменимым; просто он был уверен, что никто из ясноглазых мальчиков госдепартамента не владеет достаточной информацией и не обладает преимуществами неофициального статуса, которые были совершенно необходимы для того, чтобы успешно справиться с задачей.

На усталом лице президента промелькнула слабая улыбка.

– И ты можешь представить врачебное заключение, которое подтвердило бы твои слова?

Хантингтон уклончиво пожал плечами.

– Мог бы, если бы у меня было много свободного времени. Неужели ты хочешь, чтобы я именно сейчас начал облаву на твоего доктора?

Президент негромко рассмеялся.

– Пожалуй, нет. Затем его улыбка погасла, сменившись тем упрямо-решительным выражением, которое свидетельствовало: президент принял решение. – О'кей, джентльмены, я согласен. – Президент повернулся к Галлоуэю: – Издайте необходимый приказ, генерал. Я хочу, чтобы военная часть операции началась через тридцать шесть часов.

– Слушаюсь, сэр.

Президент развернулся в своем кресле и нажал кнопку селектора на своем черном телефонном аппарате.

– Марла? Мне нужно, чтобы вы сделали кое-какие приготовления для меня. Записываете? Во-первых, необходимо срочно организовать вылет самолета ВВС для мистера Хантингтона... Куда?.. В Лондон. После того как вы сделаете это, свяжитесь с Даунинг-стрит, 10. Договоритесь с ними о видеоконференции с премьер-министром по защищенному каналу связи сегодня во второй половине дня... – не отрываясь от телефонной трубки президент посмотрел на Хантингтона. – Можешь идти собираться, Росс. Ты будешь в воздухе вскоре после того, как я кончу говорить.

– Хорошо, мистер президент.

С этими словами он встал, несказанно удивившись тому внезапному приливу энергии, который он ощущал каждой клеточкой своего тела. Ответственное задание заставило его почувствовать себя лет на десять моложе. После месяцев беспомощного созерцания того, как Париж и Берлин обрушивают разрушения и смерть на головы союзников и друзей Америки, он собирался воспользоваться предоставившейся ему возможностью, чтобы нанести свой собственный ответный удар.

* * *

29 ИЮНЯ, БАЗОВЫЙ СКЛАД ЕВРОКОНА – ФРАНЦИЯ, МЕЦ

Город Мец расположен в двухстах милях к востоку от Парижа, вблизи границы с Германией и Люксембургом. Выстроенный в долине реки Мозель, город этот располагается в северной части Лотарингии – краю неразвитого фермерства и разваливающейся тяжелой промышленности. Эта земля словно заклеймлена тысячью лет войны. На протяжении столетий рыцари в железных кольчугах и плащах, гордые мушкетеры Короля-Солнце, чеканящие шаг полки Наполеона и его стремительная кавалерия, пехота Кайзера Вильгельма в касках с остроконечными пиками, мрачные танковые армады Гитлера и бесстрашные рядовые 3-й армии Джорджа Паттона сражались и истекали кровью на всем пространстве этой французской провинции. Древний город тоже участвовал во всех этих битвах.

Теперь же целая сеть военных объектов, штабов и складов широкой дугой охватывала западные пригороды Меца. Кроме всего прочего, этот город был постоянным местом дислокации штаба 1-й французской армии и штаба французского Северовосточного района обороны.

Хотя большая часть боевых подразделений и частей ЕвроКона сражалась в Польше, Венгрии и Чешской республике, жизнь в Меце била ключом. На складах и в ремонтных мастерских почти не затихала работа, так как французские военные и вольнонаемные штатские специалисты часто трудились сверхурочно – ремонтируя и готовя к отправке на передовую оружие и амуницию, запасные части и все остальное, что могло понадобиться их товарищам на поле боя.

Их работа не была похожа на кровопролитный бой, однако каждый понимал, насколько она важна. Без снабжения и текущего ремонта любая армия, кроме разве что самой примитивной, потеряла бы способность сражаться в течение нескольких дней. И каждый человек из личного состава центра снабжения благодарил свою счастливую звезду за то, что именно ему выпала эта ответственная миссия, которая, кстати, вовсе не подразумевала неизбежной гибели от пули врага.

Конечно, случались воздушные налеты. С тех пор как воздушная война над территорией Франции набрала обороты, Мец дважды становился объектом бомбовых ударов американской авиации. Потери и разрушения, причиненные этими воздушными налетами, были относительно невелики; их и сравнивать нельзя было с потерями на фронтах. Что и говорить – французские солдаты, прикомандированные к базовым складам Меца, чувствовали себя счастливцами и баловнями судьбы, даже несмотря на то, что им иногда приходилось работать по двенадцать часов подряд. Мало кто из них обрадовался известиям о том, что их вот-вот заменят бельгийцами, чтобы отправить на фронт. Циркулировавшие по лагерю слухи утверждали, что подразделения Бельгийской армии прибудут не позднее ближайших двадцати четырех часов. Пожалуй, впервые в истории лагерные слухи были верны, однако американские летчики опередили бельгийцев.

Сирены воздушной тревоги зазвучали над городом перед самым рассветом. Боевые расчеты еще не успели занять свои места у зенитных ракет и скорострельных пушек, когда в темноте вспыхнуло пламя первых разрывов, четко обозначив силуэты бегущих людей и установок ПВО. Некоторым из обороняющихся удалось разглядеть в воздухе угловатые силуэты неслышно подкравшихся к городу штурмовиков F-117 "Блэкджет".

Незадолго до того как стихло завывание сирен, F-117 исчезли, нанеся удар по средствам противовоздушной обороны, в результате которого установки зенитных ракет и скорострельные пушки были в основном разбиты, превращены в пыль и обломки. Американцы применили бомбы с лазерным самонаведением и кассетные боеприпасы, которые буквально смели огневые средства наземной обороны, радары раннего оповещения, командные бункеры и склады боеприпасов.

Мощная атака сравняла с землей и пункт управления огнем, не оставив ничего, кроме завалов из раскрошенного бетона и искореженного металла. Французский генерал, командовавший базой, прекрасно понимал, для чего понадобилась вся эта подготовка, и предпринял отчаянную попытку хоть как-то восстановить почти полностью уничтоженную оборону, но у него было слишком мало времени.

Несколько мгновений спустя после исчезновения F-117, над головами защитников заревели моторы сорока бомбардировщиков В-1В "Лансер". Система ПВО была разрушена, и поэтому никто не оповестил базу об их приближении. Всякий, кого их появление застигло на открытом пространстве, вынужден был немедленно броситься на землю и молиться о спасении своей души.

Огромные, ширококрылые бомбардировщики принялись плести свои смертельные узоры на равнине в пригороде Меца, где располагались военные объекты. Каждый "Лансер" нес пятьдесят шесть пятисотфунтовых бомб, которые с высоты двухсот футов можно было сбрасывать даже вручную, безо всяких приборов. Бомбы ложились со смертоносной точностью, и бомбардировщики, произведя, благодаря своей численности, страшные опустошения, исчезли столь же внезапно, как и появились. После них остались лишь дымящиеся руины складов, погрузочных терминалов и ремонтных мастерских.

Еще не рассеялся дым от разрывов, а потрясенные французы с ужасом увидели следующую волну бомбардировщиков. Это были уже не В-1, напоминавшие своим силуэтом поднявшиеся в воздух абстрактные скульптуры, а тонкокрылые и узкие В-52. Загремели новые взрывы, сравнивая с землей любое здание, размерами превосходящее будку часового. Даже водоочистные сооружения и водонапорная башня были превращены в развалины.

Немногочисленные, чудом уцелевшие пусковые установки зенитных ракет, попытавшиеся поразить бомбардировщики, были немедленно жестоко подавлены "Дикими Ласками" и другими самолетами воздушного прикрытия. Две эскадрильи истребителей F-15 присматривали за тем, чтобы никто не помешал методичному и прицельному бомбометанию, а на дальних подступах их прикрывали "Коты" подразделений морской авиации, совершая свободный облет района операции и отгоняя немногочисленные истребители-перехватчики ЕвроКона, которые пытались помешать расправе.

Когда В-52 повернули на свои аэродромы, солнце еще только показалось над горизонтом. Из развалин потихоньку выползали уцелевшие защитники. Некоторые из них тут же бросились на подмогу тем, кто был засыпан или блокирован в своих подземных щелях и норах, – остальные, одурев от грохота, бесцельно бродили по развалинам, блуждая в море огня и едкого дыма.

Примерно через час, после того как облака пыли осели, а пожары были потушены, снова завыла сирена воздушной тревоги. Выжившие, с трудом уцелевшие солдаты были слишком подавлены даже для того, чтобы спасаться бегством. Однако на этот раз никто не удостоил их атаки. В небе появился одинокий разведывательный самолет в сопровождении нескольких истребителей. Покружившись над развалинами, он только сфотографировал уничтоженные склады и базы. Те, кто наблюдал за ним с земли, с облегчением вздохнули, не забывая всячески поносить авиацию противника. Разведывательный полет после бомбового удара должен был поставить в операции последнюю точку.

Четыре эскадрильи штурмовиков Военно-морских сил США, в сопровождении четырех эскадрилий истребителей, нанесли удар по городу довольно скоро. Французские солдаты, разгромленные и деморализованные утренним налетом, с криками падали на землю или пытались бежать. Те, у кого еще оставались силы, затаскивали товарищей в укрытия.

Самолеты вторжения ВМС и "Хорнеты", действуя умеренно агрессивно, разворотили и сожгли все, что оставалось целым и могло представлять хоть какую-то ценность, пощадив только госпиталь и пространство, занятое гражданскими постройками. Через полчаса, когда и этот воздушный налет закончился, пригород Меца напоминал Хиросиму после ядерного взрыва.

Но небо недолго оставалось чистым. Защитники города лишь привычно бросились к укрытиям, когда новые эскадрильи самолетов F-15E "Страйк Игл", принадлежащие ВВС США, в безупречном строю и практически без помех освобождались от своего страшного груза. Словно засеивая свежевспаханное поле, они разбрасывали среди руин мины и фугасы замедленного действия. Эти смертоносные устройства должны были существенно затруднить любые попытки заново отстроить базу или хотя бы расчистить развалины.

* * *

СЕВЕРНОЕ МОРЕ, ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ США "ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН"

Адмирал Джек Уорд стоял на открытой галерее над полетной палубой "Джорджа Вашингтона", наблюдая за тем, как заканчивают посадку самолеты второй волны. Опираясь на невысокое ограждение и мужественно выдерживая громкий, пронизывающий до костей звук, адмирал с удовольствием смотрел, как самолеты грузно опускаются на посадочную площадку. Каждое приземление было хорошей новостью, удачным завершением полета для одного из пилотов. Он считал приземляющиеся самолеты и чувствовал, как его тревога постепенно уменьшается.

Сегодня был удачный день. Его ударное крыло потеряло всего две машины, подбитые зенитным огнем. Пилот одного из "Хорнетов" попал под выстрелы, пытаясь подавить одну из зенитных батарей, и, как рассказывали его товарищи, просто продолжал свое пике до тех пор, пока не врезался в землю. Французские стрелки также повредили один из самолетов вторжения, однако экипаж А-6 сумел дотянуть до Северного моря и катапультироваться. Оба пилота уже были на пути к авианосцу, подобранные поисково-спасательным вертолетом.

Когда последний самолет "Викинг" С-3, использовавшийся для дозаправки топливом в воздухе, встал на прикол, адмирал почувствовал изменение направления ветра. "Вашингтон" и "Рузвельт" поворачивали на север, двигаясь со всей возможной скоростью, которую только можно было извлечь из их мощных моторов.

Мец располагался довольно далеко от побережья, почти на две сотни миль вглубь континента, что было почти предельной дистанцией для самолетов авианосца. Желая дать пилотам как можно больше времени для обработки объекта, Уорд приказал подойти очень близко к берегу. Скрытный ночной рейд, завершившийся утренним боевым вылетом, заставил его провести бессонную ночь, однако дело того стоило. Некоторые из пилотов возвращались с задания чуть не с пустыми баками, и если бы не этот рискованный маневр, то потери могли быть гораздо больше.

Уорд крепче вцепился в ограждение. Почему вообще ему было приказано так рисковать? Расположенный далеко от побережья, в глубине вражеской территории, Мец безусловно относился к ведению ВВС, и адмирал был бы только счастлив, если бы эту задачу получили одни военно-воздушные силы. На самом деле базирующиеся на наземных аэродромах В-1 и В-2 могли без труда дотянуться до этого города, однако удар при помощи одних только тяжелых бомбардировщиков парализовал бы базу на какую-нибудь неделю.

Так почему же все-таки Вашингтон приказал использовать объединенную ударную мощь двух авианосцев в качестве одной из составляющих самого разрушительного массированного удара по городу? С военной точки зрения, в этом приказе было немного смысла.

Мец, безусловно, являлся одной из важнейших опорных баз французской армии, и потерять ее было для ЕвроКона весьма неприятно. Однако силы, брошенные против базовых складов и ремонтных мастерских, были достаточны для того, чтобы сокрушить дюжину подобных целей. В обычных условиях авианосцы, находящиеся в Северном море, могли обрабатывать в день по три, по четыре и даже по пять объектов каждый, методически и целенаправленно выполняя намеченный план. Грандиозный воздушный парад с торжественным бомбометанием задержал исполнение этого плана минимум на сутки.

Что происходило на берегах Северного и Балтийского морей, пока они громили эту единственную французскую базу? Авианосцы ВМС США нейтрализовали уже целую сеть морских портов и баз ЕвроКона, расположенных вдоль побережья, однако без постоянного давления на них, ВВС и морской флот Конфедерации могли быстро оправиться.

Уорд нетерпеливо постучал пальцами по ограждению. Благодаря приказам из Вашингтона, ЕвроКон получил двадцатичетырехчасовую передышку, и адмирал надеялся, что уничтожение Меца стоит того.

* * *

ЧЕРЕЗ СЕВЕРНОЕ МОРЕ

Освещенные послеполуденным солнцем, два вертолета "Пума" с гражданскими опознавательными знаками на борту летели низко над синевато-зелеными волнами Северного моря. Только один из них вез пассажиров, второй вертолет был резервным транспортом, снабженным подъемником и другим спасательным оборудованием на случай, если первый борт совершит вынужденную посадку на воду.

Росс Хантингтон находился в салоне ведущего вертолета. Он как раз закончил изучать фотоснимки разгромленной базы, сделанные разведсамолетом, и теперь убирал их в свой кейс. Фотографии ему вручили перед самым вылетом. Защелкнув замок, он поднял взгляд и увидел ошеломленное выражение на лице одного из двух агентов секретной службы, которые сопровождали его в этом полете.

– Господи Иисусе!.. – Агент наклонился к нему, перекрикивая стук двигателя. – Я слыхал о том, что после бомбежки некоторые места возвращаются обратно в каменный век, но не знал, что можно зайти еще дальше!

Хантингтон мрачно кивнул в ответ. Ему еще ни разу не приходилось чувствовать себя лично ответственным за смерть и разрушения, да еще в таких масштабах, и теперь он обнаружил, что это ощущение вовсе ему не по вкусу. Всю свою жизнь он только созидал и строил, разрушать ему прежде не доводилось.

В его наушниках зазвучал новый голос:

– "Пума-1", говорит "Стражник". Вижу четыре борта, приближаются к вам. Индекс 095, дистанция около сорока миль.

Пилот вертолета, уорент-офицер в форме Авиационного корпуса Королевских Вооруженных Сил, подтвердил получение информации от системы "Авакс" и обернулся к Хантингтону.

– Вот и они, сэр. Если бельгийцы играют честно, то это наш почетный эскорт через коридор, где нас не тронут их зенитные ракеты. Если нет... – он пожал плечами. – До Англии плыть довольно далеко.

Минуты через три четыре самолета F-16 с опознавательными знаками бельгийских вооруженных сил на борту вынырнули из-за горизонта и стремительно приблизились к вертолетам. Промелькнув над ними, они развернулись и, значительно снизив скорость, подлетели к вертолетам сзади, чтобы произвести визуальное опознание.

Хантингтон выглянул в бортовой иллюминатор и увидел в кабине ближайшего истребителя голову пилота, повернутую к ним. Из-за опущенного забрала шлема голова казалась лишенной лица. Второй пилот "Пумы" замигал навигационными огнями, передавая сообщение азбукой Морзе, не решаясь без крайней нужды вступать в радиопереговоры в опасной близости от воздушного пространства Франции.

Удовлетворенные осмотром, пилоты истребителей вернулись к нормальной крейсерской скорости и пристроились чуть выше и чуть сзади, то уносясь вперед, то возвращаясь, но не теряя из вида тихоходные британские вертолеты. Вся процессия двигалась на восток, к далекому бельгийскому берегу, серому и едва различимому под растущими облаками.

* * *

ДЕ ХААН, БЕЛЬГИЯ

Вертолеты на высокой скорости миновали береговую линию, сначала опустившись совсем низко над широким песчаным пляжем, затем поднявшись чуть выше, чтобы миновать несколько рядов раскрашенных яркими красками домиков и коттеджей, которые в мирное время принесли Де Хаану славу одного из самых популярных курортов. Примерно на протяжении минуты вертолеты, все еще в сопровождении истребителей, удалялись от побережья, летя над ровной, как стол, долиной, крест-накрест пересеченной узкими каналами, по берегам которых были высажены аккуратные деревца. Впереди замаячил замок из серого камня, окруженный широкими, аккуратно подстриженными лужайками.

Хантингтон вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть место назначения. Однажды он вместе с семьей провел в этом замке очень приятные две недели, будучи в гостях у одного крупного бельгийского промышленника. Замок стоял уединенно, и его было довольно легко охранять, что делало его подходящим местом для секретной встречи.

Снизив скорость, британские вертолеты приземлились неподалеку от главного здания. Их тут же окружили солдаты в пятнистой форме и темно-бордовых беретах элитного полка пара-коммандос Бельгийской армии. Они действовали настороженно, но не враждебно.

Хантингтон, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул, а затем сдвинул в сторону боковую дверцу и ступил на бельгийскую территорию. Сразу за кольцом солдат он разглядел небольшую группу гражданских лиц, ожидавших его. С облегчением он узнал среди них своего старого друга, Эмиля Дембло, высокопоставленного чиновника из Министерства внешней торговли.

Дембло бросился ему навстречу.

– Росс! Очень рад видеть тебя живым и здоровым.

– Спасибо, Эмиль, – Хантингтон пожал протянутую руку. – Мы вовремя?

Дембло кивнул.

– Да, все готово.

С бьющимся сердцем Росс Хантингтон проследовал за своим другом в замок. Агенты секретной службы, солдаты-бельгийцы и остальные гражданские лица следовали за ними на почтительном расстоянии.

Дембло подошел к толстой дубовой двери и торжественно распахнул ее перед Хантингтоном. За дверью обнаружился небольшой, элегантно обставленный кабинет.

– Прошу вас, друг мой.

Хантингтон почувствовал удовлетворение, когда узнал аккуратно одетого, подтянутого человека, который дожидался его внутри. Премьер-министр Бельгии сам прибыл на рандеву.

Это означало только одно – первая трещина в Конфедерации расширялась.