Роберт приоткрыл глаза.

«Какая-то рельефная светло-бежевая поверхность», — лениво зашелестело в голове. — «Ага, это, наверное, она и есть, стенка, об которую меня только что шандарахнуло…. А почему вокруг так тихо? И из правого уха капает какая-то жидкость…. Надо поднести к уху палец, а потом лизнуть его…. Ага, солёненькая. Не иначе, кровь. Значит, рвануло качественно, даже барабанные перепонки пострадали…. Но почему же, чёрт побери, так тихо? Может, я оглох?».

Он медленно перевернулся, встал на четвереньки, стараясь не порезать ладони рук об острые стеклянные осколки, валявшиеся на полу, и осторожно потряс головой. Постепенно слух полностью восстановился.

— А-а-а! У-у-у! — отчаянно вопил хриплый мужской голос, полный нестерпимой боли и откровенного ужаса. — У-у-у! А-а-а!

А ещё пахло чем-то палёным. То есть, свежей гарью.

Роберт повернул голову на крик и непроизвольно зажмурился: ало-розовое пламя было очень ярким.

«Пламя, охватившее человеческий, отчаянно-дёргающийся силуэт», — уточнил невозмутимый внутренний голос. — «А орёт Чак Полански — словно бродячий кот, которого несмышлёные мальчишки облили бензином и подожгли…. Ещё и столик горит, и пол рядом с ним, и портфель. Как бы, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, шторы не вспыхнули…. Какая же эта Анна Сальгадо предусмотрительная и разумная особа: совершенно сознательно закрепила под столешницей бомбу с зажигательной «начинкой», чтобы и все документы-фотографии, содержавшиеся в кожаном портфеле Мистера, сгорели бы дотла. Высочайший и коварный профессионализм, так его и растак, ничего не скажешь…».

В ресторанный зал — со стороны запасного входа — ворвались телохранители в угольно-чёрных костюмах, с красно-бордовыми огнетушителями в руках.

— Ш-ш-ш-ш! — зло и отчаянно зашипела, встречаясь с пламенем, белоснежная пышная пена. — Ш-ш-ш-ш-ш…

Буквально за полминуты пожар успешно ликвидировали, а после этого Роберт был задержан, подвергнут тщательному обыску, усажен в чёрный «Мерседес» и доставлен в сиднейский офис Агентства национальной безопасности Австралии. Естественно, что и мобильный телефон у него отобрали почти сразу же.

В офисе Агентства его — сугубо наспех — осмотрел седобородый пожилой доктор и, накапав в уши каких-то вонючих капель, передал в распоряжение сердитых и недоверчивых следователей.

Состоялся двухчасовой активный и жёсткий допрос, в процессе которого Роберт рассказал «параллельным» коллегам — всё и достаточно подробно — о ключевых этапах и эпизодах расследования по «журавлиному» делу. В том смысле, что всё, кроме пикантных обстоятельств успешного побега русского капитана Алексея Тихонова из психиатрической клиники «Триест».

После этого ему дали подписать протокол допроса и отвели в одиночную комфортабельную камеру.

«Плохи наши дела, братец», — надоедливо нашептывал расстроенный внутренний голос. — «Что называется, хуже не бывает…. Нет, в тюрьму-то тебя, конечно, не посадят, потому как предъявить — по-серьёзному — нечего. Но «журавлиное» расследование теперь, поверь мне, затормозится. Причём, окончательно и бесповоротно…».

В семь пятнадцать вечера в камеру к Роберту, опираясь на чёрную массивную трость, вошёл Прокурор штата.

Вошёл, окинул подчинённого откровенно-неодобрительным взглядом и, сердито пошевелив пышными седыми усами, известил:

— Вы, старший инспектор Ремарк, являетесь большим, бесстыжим и гадким свином. Причём, однозначно являетесь, без малейших сомнений…. Это же надо — приплести сюда безвинную Монику Вермблум, которая и мухи не обидит. Я, конечно, уже ознакомился с протоколом допроса, подписанного вами. Необузданная, воистину, фантазия…. Впрочем, все мы — время от времени — склонны к случайным заблуждениям. Бог вам судья, господин «маньячный» инспектор…. Кроме того, у Моники по всем «журавлиным» эпизодам имеются железобетонные и непробиваемые алиби. Да и женщин она на дух терпеть не может, всегда сокращая общение с ними до внешне-приличного минимума. Чего, кха-кха, не скажешь про мужчин…. Ладно, «прокурорские» своих в беде никогда не бросают. Я уже обо всём договорился с «параллельными» ребятами, можете, Ремарк, ехать домой.… А, вот, «журавлиное» дело — будем закрывать. Будем, не спорьте. То есть, передавать его — в официальном порядке — Агентству. После сегодняшней бездарной гибели Чака Полански наши позиции выглядят просто отвратительно. Практически ничего сделать нельзя.

— Босс, дайте мне ещё недельку! — взмолился Роберт. — Ведь уже две трети пути пройдено, если не больше. Осталось-то — совсем чуть-чуть…

— Двое суток, — грозно сведя лохматые брови к переносице, решил Питер Модильяни. — И ни часом больше. А сейчас, старший инспектор, отправляйтесь-ка домой. Примите душ, покушайте, выпейте свежего пивка и, главное, хорошенько выспитесь. Вот, ваш мобильный телефон, держите. Завтра-послезавтра пообщаемся более подробно…

Оказавшись на улице, Роберт поймал такси, устроился на заднем сиденье и, назвав водителю адрес своего дома, погрузился в тягостные размышления.

«И откуда, спрашивается, коварная Анна Сальгадо узнала о моей сегодняшней встрече с Чаком Полански в «Синем слоне»?», — тревожно и настойчиво зашелестело в голове. — «Откуда и как? Откуда и как? Откуда и как?».

А потом, где-то на уровне подсознания, «всплыло» имя — «Инэс Сервантес».

Имя «всплыло», а бедное сердце, наоборот, «рухнуло» — в холодную и бездонную пропасть.

«Инни Сервантес — и есть — Анна Сальгадо?», — непринуждённо поинтересовался вкрадчивый внутренний голос. — «А что, братец, очень даже элегантный и нетривиальный поворот, надо признать…. Может, поменяем маршрут, а? В этом раскладе не стоит торопиться и горячку пороть. Надо всё хорошенько — на ясную голову — обдумать. И мобильный телефон обязательно отключи, чтобы никто не мешал мыслительному процессу…».

— Отвезите меня в ирландский паб, который расположен в квартале от Сиднейской оперы, — велел таксисту Роберт. — Домой, пожалуй, ещё успеется…

— Это точно, — не оборачиваясь, понимающе хохотнул шофёр. — Дом, как известно, не волк. И в лес не убежит. В том смысле, что жена не даст. Или же просто — любимая девушка.

«Просто — любимая девушка?», — засомневался подозрительный внутренний голос. — «Если бы…. Как выясняется, любимая девушка — это совсем даже непросто…».

Он расплатился с таксистом, прошёл в паб, располагавший в полуподвальном помещении старинного викторианского особняка, и занял свободный столик.

— Вам, мистер Ремарк, как и всегда? — на всякий случай уточнил подошедший молоденький официант. — Двухлитровый кувшин тёмного ирландского эля и двойную порцию горячих охотничьих колбасок с жареным луком?

— Нет, Джон, мы, на этот раз, поступим по-другому, — вымученно улыбнувшись, решил Роберт. — В вашем славном заведении найдётся качественный ямайский ром?

— Конечно. Кажется, шести марок. Или же семи…. Вас интересует какая-то конкретная?

— Ага, самая дорогая. И самая крепкая, если, конечно, так можно выразиться. Притащи сразу целую бутылку, чтобы не бегать туда-сюда. Ну, и стаканчик не позабудь…. Охотничьи колбаски? Пожалуй, не надо. Принеси блюдечко с орехами: фундук там, арахис, миндаль, кешью…

Через пять-шесть минут официант расставил на столешнице всё запрошенное и, пожелав «доброго вечера», удалился.

Роберт наполнил стаканчик на две трети, выпил. Поморщился, вновь наполнил стаканчик, выпил. Бросил в рот пригоршню орешков. Прожевал их. Закурил сигарету.

«Ну, вот, в голове слегка прояснилось. Совсем другое дело», — одобрил многоопытный внутренний голос. — «Теперь можно и порассуждать — вдумчиво, въедливо, без суеты и спешки. Только, братец, договоримся сразу, что называется, на берегу.… Давай-ка позабудем (на время, конечно же), о всяких тонких и лирических штучках, а? Ну, о том, что на этом Свете существует любовь-морковь, а также всяческие безумные переживания и душевные терзания? Так, поверь мне, будет гораздо продуктивнее. Мол, мы ребята ужасно хладнокровные и толстокожие, готовые рассмотреть любую ситуацию беспристрастно, позабыв про все нервные эмоции, вместе взятые…. Договорились? Без обид? Вот, и отлично…. Итак. Обратимся к некоторым фактам и обстоятельствам. Первое. В наше время можно «выправить» — за деньги — практически любые документы. Если, конечно, знаешь, куда и к кому следует обращаться…. Второе. Возраст у девушек (если это, конечно, не одна и та же девушка), практически одинаков. Третье. Обе они являются сиротами. Четвёртое. Трудно отличить — по визуальным внешним признакам — уроженку Чили от уроженки Никарагуа. Особенно, если в жилах обеих девиц имеется приличная доля индейской крови…. Пятое. Инни — очень крепкая барышня, даже полтора года отработала (по её же собственным словам), гимнасткой в бродячем никарагуанском цирке. Но и Анна должна отличаться тем же, так как — по утверждению покойной матушки Феофаны — все дети из последней смены лагеря «Добрый приют» были очень крепкими и физически-развитыми…. Шестое. Инэс, бесспорно, понимает толк в сексе. А Анна, вообще, начала им заниматься с одиннадцатилетнего возраста. Седьмое. Артистизм — в этом деле — играет, отнюдь, не последнюю роль. Как, впрочем, и умение гримироваться…. Восьмое. Стать любовницей «маньячного» инспектора — высший шик. Для маньячки, имеется в виду, шик. Убиваешь потихоньку и — при этом — постоянно находишься в курсе хода расследования. Очень удобно, знаешь ли, для своевременной корректировки тактических и стратегических планов…. Девятое. Злоумышленница, позвонив по телефону (там, в «Синем слоне»), и рекомендовав отойти в сторону, спасла тебе жизнь. Почему она это сделала? Может, потому, что любит (не смотря ни на что), одного старшего инспектора первого раздела Прокуратуры штата? Короче говоря, пересечение на пересечении и пересечением же погоняет. Братец, накапай-ка ещё рома. Типа — для пущей пользы и обострения восприятия…. Ага. Спасибо большое. Ну, с Богом…. До чего же ароматный и приятный напиток. Божественно, право слово. Орешки? Пренебрежём…. Переходим к следующему важному разделу. Если ли у Инни Сервантес железобетонные алиби по всем эпизодам, моментам и происшествиям «журавлиного» дела? Здесь с выводами торопиться не стоит. Будем последовательны, внимательны и осторожны…. Эпизод первый, смерть Томаса Смит-Осборна. Считается, что в это время Инэс находилась в Новой Зеландии и вернулась в Сидней — вместе с театральной труппой — только на следующий день. Но это только считается. А если она улетела из Веллингтона самостоятельно, часов на пятнадцать-двадцать раньше? Этот момент, безусловно, необходимо тщательно проверить. Кроме того, у Инни (то есть, у Анны), мог быть и сообщник. Или же сообщница. И на эту роль идеально подходит Джуди Смит-Осборн. Во-первых, соседки по подъезду всегда могут найти общий язык и общие интересы. Во-вторых, унаследовать крупный и успешный кондитерский бизнес — для молоденькой вертихвостки — вещь привлекательная. Ты, братец, считаешь, что мисс Джуди была полностью откровенна во время последнего разговора? Ну, там, в Институте головного мозга? А с чего, собственно, ты так решил? С каких таких подгоревших коврижек? Нельзя же, честное и благородное слово, быть таким доверчивым. Уже, чай, не мальчик…. Эпизод второй, смерть миссис Эстель Трапп. Казалось бы, что и в этом случае с алиби у мисс Сервантес всё в полном порядке. А если разобрать ситуацию, что называется, по косточкам? Вы, соскучившись друг по другу, до двух часов ночи занимались активным сексом и пили ямайский ром. Потом ты, притомившись, уснул. Причём, мертвецким сном. Теоретически возможна (подчёркиваю, пока лишь теоретически), следующая картинка: Инес одевается, выходит из подъезда, садится в машину, едет в «Голубую лагуну», настраивает медвежий капкан, подбрасывает в собачью будку мобильник, в нужный момент (спрятавшись где-то рядом), звонит на него, дожидается, когда капкан сработает, возвращается в Сидней, раздевается и пристраивается под твоим тёплым боком. Можно всё это сделать за четыре с половиной часа? Теоретически — да. Сложно, но можно. Опять же, Анна Сальгадо считалась — в своё время — «самой-самой перспективной»…. Кстати, помнишь, как наша смуглолицая красавица манерно просыпалась в то утро? Мол: — «Разбудил, противный мальчишка…»? Так что, и с этим алиби надо разбираться…. Чего скис, приятель? Рома-то ещё глотни — для пущей бодрости духа…. Молодец. Эпизод третий, убийство Майкла Поспишила. Здесь, вообще, всё просто. Ты, Габов и Танго отправились к излучине реки Лаклан на машине. Причём, по классическому и полному бездорожью. А наша фигурантка, оставшаяся в Сиднее, доехала на такси до водоёма, где был «припаркован» гидромотодельтаплан, взлетела, долетела до нужного места, успешно приводнилась на речной поверхности, выбралась на берег, дошагала до коттеджного посёлка, застрелила из арбалета — через оконное стекло — немецкую овчарку, залезла в дом, перерезала пьяному в стельку Поспишилу горло, «смастерила» колумбийский галстук, после чего вернулась к реке и улетела восвояси. Ничего, по большому счёту, хитрого…. Ещё момент, связанный с кражей коллекционного арбалета из квартиры доктора Висконти, совершённой через балкон четвёртого этажа. Согласись, что вор — в этом конкретном случае — должен был обладать определёнными гимнастическими навыками…. Эпизод четвёртый, труп Сильвио Висконти. Напоминаю ход развития событий. Ты отвёз даму своего доверчивого сердца к метро, так как ей — якобы — нужно было попасть в театр на читку новой пьесы. Через некоторое время Сильвио позвонил на мобильник Танго и назначил ей встречу в итальянском ресторане, расположенном на территории торгово-развлекательного комплекса «Мега». И что — первым делом — предприняла наша талантливая российская коллега? Правильно, отзвонилась Инни, чтобы узнать — где находится вышеупомянутый комплекс. Понимаешь, к чему я клоню? Вот-вот…. А помнишь — присмертную радостную улыбку покойного? Что же его — за пару-тройку секунд до меткого выстрела — так обрадовало? Вполне возможно, что лицо одной известной театральной актрисы, с которой он познакомился несколько часов тому назад. И вовремя откинуть капюшон монашеской рясы — дело, априори, нехитрое…. Кстати, католическая монашка, заснятая камерами видеонаблюдения офисно-банковского комплекса, опиралась на трость ладонью левой руки. И Инни, как раз, левша. Очередной камушек, заложенный в фундамент наших с тобой небеспочвенных, ей-ей, подозрений…. Эпизод пятый, пуля, пронзившая сердце голубоглазой матушки Феофаны. И эпизод шестой, сгоревший заживо гениальный нейрофизиолог Чак Полански. Здесь, собственно, и говорить-то нечего. Нет у Инэс — в обоих этих случаях — ничего похожего на алиби. Более того, в шестом эпизоде только она (кроме тебя, братец, Кота и нескольких его телохранителей), обладала полной информацией. И Танго ничего не знала о намеченной встрече, и Питер Модильяни. А, вот, Инни знала — и место, и время. Причём, она заранее всё это узнала, из письма Полански, практически за шесть часов до начала данного рандеву. За это время — знающему и хорошо обученному человеку — многое можно успеть…. Ещё рома? Не стесняйся, старина. Наливай…. Вот, очередная характерная нестыковочка. Помнишь ваш визит в психиатрическую клинику «Триест»? Освежаю — на всякий случай — некоторые обстоятельства. Зашёл разговор о людях, сбежавших (или же попытавшихся сбежать), из сумасшедших домов. Сильвио рассказал о беглянке, которая попыталась покинуть территорию «Триеста» через подводную бетонную трубу. И здесь Инэс разволновалась, занервничала и даже начала слегка заикаться…. Что это было? Естественная реакция утончённой и ранимой психики? Или же «всплыли» малоприятные личные воспоминания? Конечно, не всё так просто. Например, возникает закономерный вопрос, мол: — «Если Инни Сервантес — это и есть Анна Сальгадо, то почему же доктор Висконти не узнал её?». Во-первых, три года, проведённые на свободе, могли серьёзно изменить внешность бывшей узницы — новая причёска, косметика, положительные эмоции, разгладившие морщины, и так далее. Во-вторых, не стоит забывать и о существовании пластической хирургии…. А потом, покинув клинику «Триест», вы отправились на прогулку к реке — слегка посовещаться. И во время этого разговора неожиданно выяснилось, что наша мисс Сервантес достаточно неплохо разбирается в некоторых аспектах психиатрии. Помнишь эту симпатичную фразу, мол: — «На самом краюшке её спящей памяти…»? То-то же…. Инэс тогда делилась специфическими знаниями, почерпнутыми из Интернета? Или же собственным жизненным опытом? Вот, в чём вопрос…. Ром заканчивается. Надо будет официанта побеспокоить. Пусть ещё притащит бутылочку. Лишним, по крайней мере, не будет…».

Домой он вернулся уже за полночь.

— Робби, это ты? Наконец-то! — тут же обрадованно зачастила Инни. — Как же я напереживалась за этот долгий день…. По телевизору передали, что в ресторане «Синий слон» произошёл мощный взрыв, мол, даже все витринные стёкла разлетелись — мелкими осколками — по сторонам. Позвонила тебе на мобильник, тишина. Что думать? Что делать? Решила побеспокоить Питера Модильяни, ты же сам, милый, снабдил меня его телефонными координатами…. Господин Прокурор штата заверил, что уже в курсе всех обстоятельств происшествия. А также сообщил, что ты жив, здоров и невредим, просто временно задержан австралийским Агентством национальной безопасности. Ну, для выяснения всех обстоятельств, а также для осуществления всяких формальных и бюрократических процедур…. Ладно, жду, что будет дальше. Час жду, второй, третий. Нервничаю, переживаю…. Потом позвонил Модильяни и вновь успокоил, мол, так и так, межведомственные договорённости достигнуты, и старшего инспектора Ремарка сегодня непременно отпустят домой…. Ура, конечно. Ужин приготовила. Жду. А тебя всё нет и нет. И мобильный телефон не отвечает…. Робби, ты выпил? Причём, по-взрослому? Нет-нет, ничего такого. Я всё понимаю и ни капли не осуждаю. Переживания всякие. Да и полученный стресс надо было срочно сбросить…. Очень устал? Даже кушать не хочешь? Ну, и не надо…. Робби, а ты меня любишь?

— Люблю.

— А как — любишь?

— Как оголодавший индийский мангуст — вкусную и питательную кобру, — отчаянно борясь с вязким алкогольным туманом в голове, промямлил Роберт.

— Ого. Это что-то новенькое…. Ладно, иди в спальню. Раздевайся и ложись. Я минут через пять подойду. Займёмся восстанавливающей сексуальной терапией. То бишь, релаксацией…

Но с релаксацией, как, впрочем, и с терапией, ничего не получилось. Вообще — ничего. Впервые — за два с половиной года совместной жизни.

«Любимая девушка — это совсем даже непросто», — засыпая, успел подумать Роберт. — «Совсем…».

— Милый, — раздался над ухом вкрадчивый и грустный голос. — Проснись, пожалуйста.

Он открыл глаза и сел на кровати.

«В первый раз вижу такую нетипичную Инни», — подумалось. — «Очень строгое выражение лица. Глаза — задумчивые-задумчивые. А ещё и очень печальные. Макияж почти отсутствует. Одежда тёмных тонов…. Образ, отражающий внутреннее настроение-содержание? Разлукой — так и пахнуло…».

— Мне пора, — отведя взгляд, сообщила Инэс. — Рой выгулян и накормлен. Завтрак на плите. Если остынет, то подогрей в микроволновке.

— А ты куда? — спросил Роберт. — В театр?

— Нет. По делу. Надо встретиться с одним человеком и попросить о срочной помощи.

— О помощи — кому?

— Мне. Тебе. Нам…. Всё, я побежала. Пока…

Громко процокали каблучки. Хлопнула входная дверь. Звякнула-щёлкнула «собачка» замка.

«Надо было, братец, задержать её», — напомнил о своём существовании приставучий внутренний голос. — «До выяснения всех обстоятельств и завершения проверок алиби, я имею в виду. А теперь — что? Ищи ветра в поле…. Куда пойти? Куда-куда? Понял, обиделся и уже иду. Сам разбирайся, раз такой грубый и упёртый…».

Роберт покинул кровать и, слегка покачиваясь, прошёлся по квартире: посетил туалет и ванну, прошёл в гостиную-столовую, ласково потрепал по холке Роя, взял со стола свой мобильник, а потом, так и не надумав ничего путного, вернул его на прежнее место.

Во рту — после вчерашних «ромовых» посиделок в ирландском пабе — было кисло, противно и гадко, в голове назойливо гудело, в висках болезненно покалывало, пальцы рук слегка подрагивали.

«Так не пойдёт», — решил Роберт. — «Хватит нюни распускать. Пора привести себя в норму и заняться делами. Под лежачий камень, как известно, и вода не течёт…».

Он сделал зарядку — серьёзную, на сорок пять минут, до седьмого пота. Потом принял душ — ледяной-ледяной.

«В принципе, что делать дальше — понятно», — усердно растираясь мохнатым полотенцем, рассуждал Роберт. — «Можно поехать в аэропорт Сиднея и, предъявив служебное удостоверение, выяснить, когда и каким рейсом Инэс вернулась из Новой Зеландии. Неплохо также посетить театр, в котором служит мисс Сервантес, и ознакомиться с графиком её пребывания — за последние дни — в этом заведении. Наверняка, там действует пропускная система с магнитно-цифровыми карточками, фиксирующая время прихода-ухода…. Самое, конечно, простое — просмотреть записи всех видеокамер, установленных рядом с нашим подъездом. Мол, когда Инни выходила из него, и когда потом входила…. Ещё можно наведаться, предварительно заручившись поддержкой господина Питера Модильяни, в офис австралийского Агентства национальной безопасности. Мол: — «У ваших особенно-доверенных агентов — по словам покойного Чака Полански — на руках имеются детские и подростковые фотографии Анны Сальгадо. Дайте, добрые дяденьки, взглянуть — хотя бы краешком глаза…». Почему же я не тороплюсь — приступать к активным следственным действиям? Почему валяю дурака и беззастенчиво (включая это откровенно-затянувшееся растирание), тяну время? Почему? Наверное, потому, что очень люблю Инни Сервантес. Очень-очень-очень. И очень боюсь убедиться в том, что именно она и является разыскиваемой маньячкой Анной Сальгадо. Боюсь…. А что делать, если, всё же, это так и есть? Что — тогда — делать? Как дальше жить? Во что верить? Не знаю…».

Он оделся и прошёл на кухню.

На плите стояла сковорода без крышки.

— Яичница с беконом, помидорами и зелёным луком, — задумчиво усмехнувшись, пробормотал Роберт. — Классический завтрак, по словам Танго, всех путешественников, авантюристов и прочих законченных романтиков…. Танго. Вот, к кому следует обратиться за советом…

Зазвонил «домашний» телефон.

Он снял трубку с аппарата:

— Старший инспектор Ремарк слушает. Говорите.

— Ик! — оповестила трубка. — Ик-к…. Ты что же, Ремарк, только что вспоминал про меня?

— Ага, вспоминал, — признался Роберт. — Причём, сугубо добрыми словами.

— И это не может ни радовать. Ик! Подожди, жидкости чуток хлебну…. Ага, вроде отпустило.

— Кипяточка хлебнула?

— За кого ты меня принимаешь? — обиделась Танго. — За кисейную барышню с мелодраматическими тараканами в голове? Кипяточка? Не дождёшься, даже и не мечтай. Пиво «Кильмес-Кристаль», аргентинская классика…. А теперь, Ремарк, слушай сюда. Причём, очень внимательно слушай. Я уже приступила к решению ваших с Инни проблем и усиленно навожу справки. Так что, срочно выброси из головы все глупости. Срочно. И все…. И вообще, сиди дома, никуда не выходи и никому не звони. Так, на мой аналитический взгляд, будет лучше…. Всё ясно?

— Более или менее…. А о каких справках, если не секрет, идёт речь?

— О каких надо, о таких и идёт. Всё, не отвлекай меня. Инэс, будучи девушкой умненькой и сообразительной, уже догадалась обо всех твоих подозрениях (которые, между нами говоря, действительно, не беспочвенны). А догадавшись, обратилась за помощью ко мне. Так что, теперь сиди и жди. Через пару-тройку часов буду у тебя. Поговорим. До встречи.

— Понял. Сижу и жду…

На сердце, конечно, слегка отлегло и потеплело. Более того, даже появилась призрачная надежда на то, что все вчерашние измышления являются полным и законченным бредом.

— Танго, понимаешь, пивком балуется, — открывая холодильник, проворчал Роберт. — А я чем, собственно, хуже? Да ничем. Тоже — пару баночек — себе позволю…. Но каким, всё же, образом Анна Сольгадо узнала о моей вчерашней встрече с Чаком Полански? Откуда? Это и есть — ключевой момент всего нашего расследования.

Он, никуда не торопясь, покончил с яичницей и c содержимым двух пивных банок, после чего минут двадцать-тридцать бесцельно послонялся по квартире: поиграл с Роем, протёр пыль на мебели и подоконниках, застелил постель. А потом, чтобы хоть как-то убить время, снял с книжной полки томик Агаты Кристи, вернулся на кухню и углубился в чтение. Естественно, в компании с бутылкой ямайского рома…

Танго прибыла в четырнадцать тридцать пять. Сразу же прошла на кухню, положила на край стола тощую картонную папку и, оглядевшись вокруг, констатировала:

— Нормальный такой вариант: фигурант читает детективный роман и алкоголем избыточно не злоупотребляет, бутылка с ромом опустела только на одну четверть. Следовательно, адекватен. То бишь, находится в здравом уме и трезвой памяти.

— В здравом, — подтвердил Роберт. — И полностью адекватен.

— Тогда посмотри, вот, на это, — напарница достала из внутреннего кармана летнего светло-салатного пиджака несколько фотографий. — Похожа ли эта одиннадцатилетняя девчушка (по имени — «Анна Сальгадо»), на Инэс Сервантес?

— Не очень. Скулы совсем другие. И лоб более низкий…. А откуда у тебя, соратница, взялись эти фотки? Из здешнего Агентства национальной безопасности?

— Это точно.

— То есть, их отобрали у «особо-доверенных агентов» и отдали тебе? А почему? С каких таких праздничных пирожков?

— В Агентство позвонили из Москвы и вежливо попросили отдать.

— Генерал Громов попросил? — заговорщицки подмигнув, уточнил Роберт.

— Он самый. Громов Виталий Павлович, — одобрительно улыбнувшись, согласилась Танго. — Ужасно авторитетный — в международной среде рыцарей плаща и кинжала — человек…. А ты, Ремарк, оказывается, наблюдательный молодой человек. Значит, внимательно вслушивался в мой разговор со старцем Амвросием?

— Ага, вслушивался. Профессиональная привычка, знаешь ли…

— Молодец, хвалю…. Перехожу к делу. В этой картонной папке находится подробное досье на Инэс Сервантес. С документами, конечно, ты потом ознакомишься — вдумчиво и неспешно. А сейчас я тебе всё объясню «на пальцах». То есть, на словах.

— Кто составлял это досье?

— Кубинская служба безопасности.

— Кубинская? — опешил Роберт. — Как такое может быть?

— Так и может. Слушай сюда, заслуженный «маньячный» инспектор…. Инни всем рассказывает, что её родители погибли от рук жестоких «сандинистов». Но это, как выяснилось сегодня, совсем не так. Её отец и мать — Хуан и Марго Сервантесы — являлись, наоборот, пламенными и убеждёнными революционерами, а также ближайшими соратниками-сподвижниками знаменитого Даниэля Ортеги . Они погибли в далёком 1997-ом году, в период, когда Ортега в очередной раз находился в оппозиции, и тамошние реакционеры — при поддержке подлого американского ЦРУ — проводили в стране массовые «зачистки». После этого верные друзья родителей переправили десятилетнюю Инэс на Кубу. Там она росла и посещала специальную школу, предназначенную для детей погибших революционеров…. Почему Инни скрывала и скрывает эти факты? Во-первых, во многих буржуазных странах (в том числе, и в консервативной Австралии), к революционным повстанцам (а также и к членам их семей), принято относиться откровенно недоверчиво и с прохладцей. Что, в свою очередь, может помешать карьерному росту. Например, театральному. А, во-вторых, были и другие уважительные причины…. Продолжаю. В шестнадцатилетнем возрасте Инэс вернулась в Никарагуа и устроилась гимнасткой в бродячий провинциальный цирк. Зачем — вернулась? Для того, конечно, чтобы отомстить убийцам своих папы и мамы. Через полтора года операция была успешно завершена, злодеи уничтожены, мисс Сервантес переехала в США, закончила во Флориде местную Театральную школу, а после этого перебралась в Австралию…. Всё это подтверждено документально. Так что, приятель, Инни Сервантес и Анна Сальгадо — это, без всяческих сомнений, разные барышни…. Доволен? Широко и радостно улыбаешься?

— Конечно, рад. Только, вот, э-э-э…. Получается, что Инэс до сих пор работает на Фиделя Кастро?

— Это вряд ли, — усмехнулась Танго. — Просто, понимаешь…. В российском ГРУ, например, не существует такого термина, как — «отставник». Зато присутствует такое многогранное понятие, как — «действующий резерв». Подозреваю, что и на Кубе заведено что-то аналогичное. И, конечно же, если Инни позвонят из Гаваны и любезно попросят о какой-либо пустяковой помощи, то она не сможет отказать. Диалектика спецслужб, так сказать…. Тебя это обстоятельство смущает?

— Ни капли, — признался Роберт. — Солдат солдата — всегда поймёт и поддержит.

— То-то же. Поэтому и досье Инэс — после прочтения и старательного изучения — необходимо уничтожить. Лучше всего — сжечь, а пепел развеять по ветру.

— Сожгу и развею. Не сомневайся…

— Тогда плавно переходим к следующему акту нашего детективно-любовного спектакля, — Танго, предварительно нажав указательным пальцем на несколько кнопок, поднесла к уху брусок мобильника: — Привет, подруга. Поднимайся и заходи, входная дверь не заперта…

Чуть слышно проскрипели дверные петли, процокали каблучки, и на кухню вошла Инни.

«Совсем-совсем другая», — позабыв про недавнюю смертельную обиду, сообщил наблюдательный внутренний голос. — «Пропала куда-то — из внешнего облика — вся утренняя строгость. И в глазах больше нет ни печали, ни душевных терзаний…. А что же есть? Только светлая умиротворённость…».

— Хотите, птенчики, дам вам дружеский совет? — предложила Танго. — Разрешаете? Спасибо…. Так вот, рекомендую — узаконить ваши сердечные отношения узами официального брака. Вы, на мой частный взгляд, уже полностью созрели для данного наиважнейшего действа…. Ладно, пойду, не буду вам мешать. Миритесь. Причём, старательно, усердно и — обязательно — в постели. Раз пять-шесть, не меньше. Можно и десять. Хоть до завтрашнего утра. Не провожайте…

Хлопнула входная дверь. Щёлкнула-звякнула «собачка» замка.

— Ты меня любишь? — спросила Инэс.

— Люблю, — ответил Роберт.

— А как — любишь?

— Как маленький мальчик — из бедной фермерской семьи — сливочные ириски.

— Замечательно сказано…. Пошли мириться?

— Пошли.

— Гав! — отметился Рой, мол: — «Бог вам в помощь, голубки влюблённые…».