Полз как-то Уж в лунную ночь мимо капустника бабушки Агафьи и слышит: где-то совсем рядом воровством пахнет. Остановился. Принюхался. И впрямь за плетнём жуликовато похрупывает:

«Хрум-хрум…»

Пауза.

И опять:

«Хрум-хрум…»

Протиснул Уж в щель плетня голову, заглянул на капустник — и высунутый раздвоенный язычок его затрепетал от возмущения. Сидит на капустной грядке заяц Рваный Бок и безобразием занимается.

Сорвёт маленький — с кулачок — капустный кочан, поднесёт к уху, пожмёт лапками, прислушается, как хрустит: сочно или не сочно? Подмигнёт луне, улыбнётся, надкусит немножко — хрум-хрум, — положит рядом.

И снова: сорвёт молоденький кочан, поднесёт к носу, понюхает, как пахнет: вкусно или не вкусно? Подмигнёт луне, надкусит — хрум-хрум, — положит рядом.

А когда нарвал кочанов этак пять или шесть, положил в мешок, взвалил на плечо, перемахнул через забор и зашагал по тропинке в лес.

Посмотрел ему вслед Уж и вспомнил, как по этой самой тропинке бабушка Агафья, опираясь на костыль, воду из речки на коромысле носила кочаны поливать. Жалко ему её стало.

«Жулик! Узнал, что бабушкин костыль не стреляет, и безобразничает!» — подумал Уж, а вслух побоялся сказать: больно любил Рваный Бок «барыню» на ужах отплясывать.