Первым делом в рождественское утро Лили выпила две таблетки тайленола, чтобы справиться с сильнейшим похмельем, мучившим ее после большого количества выпитого шампанского и водки. Позже, когда лекарство оказало свое волшебное действие, она позвонила родителям. Они только что закончили открывать подарки (в отличие от Бартоломью в ее семье было принято делать это утром, а не в сочельник) и пребывали в полном восторге от того, что прислала Лили. Она тут же решила, что нет смысла рассказывать родителям о недоразумении. Потом, когда причин откладывать эту новость уже не было, она объявила, что Роберт нашел работу.

– Выходит, вы не вернетесь к нам в ближайшее время. – Мама шмыгнула носом.

– Это в принципе невозможно.

– И почему же, хотела бы я знать? – возмутилась она.

И снова Лили не захотела ее расстраивать. Она не могла сказать прямо то, что думает о Нэшвилле, который, несмотря на все его плюсы, по сравнению с Нью-Йорком был настоящим провинциальным городком. И как бы она ни любила родителей, перспектива жить всего в нескольких милях от их дома совсем не радовала ее. Лили не была уверена, что Нью-Йорк – это ее город, но точно знала, что не хочет вернуться в Нэшвилл. Поступить так означало бы полностью замкнуть жизненный круг, а она не стремилась к этому – по крайней мере не сейчас.

– Мы живем в Нью-Йорке. Здесь у нас друзья, – наконец вздохнула она.

– Но вы привыкли бы и здесь, – настаивала мама. – Наш город – замечательное место для молодых семей. Тех денег, что вы платите за квартиру, здесь хватило бы на отличный дом с большой лужайкой. У нас очень хорошие частные школы, прекрасные рестораны, парки, магазины. Семья твоего брата живет замечательно. Они счастливы.

– Не сомневаюсь. Но сейчас, когда Роберт нашел работу в Нью-Йорке, бессмысленно даже обсуждать это. Если мы куда-то и переедем, то это будет Гринвич. – Упоминание о нем было большой ошибкой. Остаток разговора Лили рассказывала матери все, что знала об этом городе – центре сосредоточения хеджевых фондов и льготного налогообложения.

Позже в тот же день они с Робертом начали собирать вещи для поездки на Сен-Барт. Стерев пыль со старых чемоданов, которые не использовались уже целый год, Лили сложила сначала свою одежду, завернув ее в тонкую бумагу, а потом впихнула в оставшиеся промежутки все туфли, пояса, шарфы, бижутерию и туалетные принадлежности. Но даже несмотря на то что она взяла так много вещей, сумка Уилла в итоге оказалась гораздо тяжелее. Лили с трудом смогла ее застегнуть – так много там было одежды и обуви, подгузников и пляжных принадлежностей. Наблюдая, как она сражается с застежкой, Роберт заметил:

– Знаешь, там тоже живут дети.

– Неужели? – с сарказмом заметила Лили, засовывая в сумку игрушки и несколько детских кремов от солнца с разными факторами защиты. Конечно, глупо брать с собой так много вещей в недельную поездку на море, но она не хотела попасть в ситуацию, когда придется покупать упаковки подгузников по тридцать долларов. Всем известно, что цены на острове в три раза выше.

На следующее утро Лили, Роберт и Уилл сели в такси до Международного аэропорта Кеннеди. У стойки регистрации они встретились с Джозефин, Эдвардом и Колетт, которые уже что-то раздраженно высказывали друг другу – свекровь была недовольна, что Эдвард отказался зафрахтовать прямой рейс до Сен-Барта. К тому моменту как все поднялись на борт, Лили уже радовалась, что они будут тесниться в салоне эконом-класса, когда родственники Роберта начнут ссориться из-за подогретых закусок в первом классе.

– Слава Богу, мы оказались в хвосте салона, – подмигнул жене Роберт, когда они наконец нашли свои места.

Почти весь полет от Нью-Йорка до острова Сен-Мартен Лили дремала, а Уилл спал у нее на руках. Когда они оказались в аэропорту и ждали багаж, чтобы зарегистрироваться на свой рейс, вокруг царил настоящий хаос. Зал выдачи багажа был заполнен потными туристами, которым не терпелось как можно скорее отправиться к пункту назначения. Несколько аборигенок в балахонах ярких расцветок, увешанные килограммами золотых украшений, медленно продвигались сквозь толпу, предлагая наивным путешественникам тканевые сумки и другие дешевые сувениры Карибских островов. Легкий ветерок, влетающий в открытые окна, практически не спасал от удушающей жары и влажности.

В тот момент, когда Лили уже собиралась сесть на грязный, покрытый линолеумом пол, появились их сумки – все пятнадцать. Роберт позвал носильщика, чтобы помочь с багажом, но вещей было так много, что каждому – за исключением Джозефин, которая заявила, что ее спина не выдержит нагрузки большей, чем ее забитая до отказа сумочка «Биркин» от «Гермес» – пришлось везти за собой минимум один чемодан. Спортивную сумку с вещами Уилла Лили повесила себе на плечо, в левую руку взяла свой чемодан, а в правую – Уилла и сумку с запасными подгузниками. Она шла к стойке регистрации, спотыкаясь, и упала бы прямо на ребенка и разбила себе лицо, если бы не быстрая реакция служащего авиакомпании. Торопясь успеть на ближайший рейс, никто из семьи Бартоломью, похоже, не заметил происшедшего.

Они сели в маленький двухмоторный самолет, которому, вероятно, был уже не один десяток лет: виниловое покрытие на сиденьях потрескалось, в салоне стоял отвратительный запах. Полет продолжался меньше двадцати минут, но самолет так трясло и было так душно, что, казалось, прошел целый час. Лили никогда не видела, чтобы Уилл потел, но на этот раз вся его одежда была мокрой насквозь. Во время приземления, когда самолет резко нырнул носом вниз, к узкой полоске между пляжем и зелеными холмами, Лили едва не вырвало от страха.

Оказавшись на земле, она почувствовала себя гораздо лучше. Пока Роберт и Эдвард оформляли бумаги на арендованные машины и устанавливали детское сиденье в одну из них, Лили с Уиллом присоединились к Колетт и Джозефин, которые пили эспрессо на открытой террасе в кафе аэропорта. Кофе оказался крепким и горячим – не хуже того, что подают в парижских кафе, – а с океана долетал сильный бриз. Глядя на двух серфингистов, взлетающих на блестящих голубых волнах, Лили удовлетворенно вздохнула:

– Мне уже здесь нравится.

– Ах как хорошо отдыхать, n’est-ce pas? – вздохнула Джозефин, делая глоток кофе.

– Ты ведь только и делаешь, что отдыхаешь, – фыркнула Колетт.

Лили усмехнулась, прикрыв губы чашкой.

Джозефин громко выдохнула и быстро поднялась из-за стола.

– Пойду поищу твоего отца, – коротко сказала она дочери и бросила на стол пригоршню монет.

Роберт появился в кафе, когда девушки допивали по второй чашке кофе.

– Поехали, – сказал он, хлопнув в ладоши. Посадив Уилла на плечи и взяв сумку с его вещами, он добавил: – Вперед, быстрее.

Арендованный джип-кабриолет, в который они погрузились, мчался по длинной набережной вдоль череды пляжных клубов, открытых кафе и маленьких элитарных бутиков. Роберт остановился у пекарни с большой стеклянной витриной и купил несколько сандвичей, бутылку розового вина и коробку шоколада. Потом они обогнали компанию тинейджеров, совершающих ежедневное паломничество к пляжу, и семью из четырех человек с мороженым в вафельных рожках. Вскоре Роберт свернул на боковую улицу, которая поднималась в горы, – здесь стояли скрытые заборами частные виллы. Наконец показался дом семьи Бартоломью, из окон которого открывался вид на Сен-Жан – песчаную бухту, где располагалось несколько небольших элитарных курортов.

Одноэтажный дом, выкрашенный в белый цвет, стоял в окружении банановых деревьев, кустов гибискуса, тропического жасмина и бугенвиллеи. Медовый аромат экзотических цветов проникал через входную дверь в гостиную, обставленную минимальным количеством мебели. Здесь было очень уютно: мягкие белые диваны с парусиновой обивкой, стулья и небольшой бар, уже заполненный закусками и напитками. В каждой из трех спален стояла большая двуспальная кровать под москитной сеткой. И из каждой был выход в отдельную туалетную комнату и небольшое патио. Позади виллы раскинулся бассейн, дальний край которого визуально сливался с небом, рядом с ним – широкий настил с шезлонгами, столом из тикового дерева и тремя большими зонтами от солнца. Роберт предупреждал, что дом нельзя назвать роскошным, но если эта вилла считается простоватой, что семья Бартоломью сказала бы о старой лачуге ее деда в Смоки-Маунтинс?

Лили распаковала чемодан, собрала дорожную кроватку Уилла и, покормив малыша молочной смесью из бутылочки и хлопьями сухого завтрака, уложила спать. Сбросив кроссовки, она упала на кровать рядом с Робертом, который лег сразу после приезда.

– Дорогой, Уилл заснул. – Она нарисовала пальцем большой круг на спине у мужа.

– Ммм? – Он застонал, повернувшись на бок, и посмотрел на Лили.

– Ты не хочешь, гм… заняться любовью? – спросила она, сожалея, что не относится к тем женщинам, которые, предлагая заняться сексом и обсуждая все, что с ним связано, не стесняются и не чувствуют себя глупо.

– Я не против! – Он тут же стал расстегивать рубашку.

Лили сняла блузку и стянула джинсы. Они не были близки уже несколько месяцев. Отчасти проблема была в том, что они ложились спать в разное время: то Лили допоздна писала статью, то Роберт общался в городе с нужными людьми. А они не относились к тем парам, которые могли внезапно заняться сексом посреди ночи. По крайней мере, больше не относились. Однажды, прочитав статью «Прибавьте обороты в спальне сегодня вечером», она решила разбудить Роберта, сделав ему минет. Но стоило ей потянуться к ширинке на его трусах-боксерах, как он резко перевернулся и ударил ее коленом в нос. Лили потеряла равновесие и упала с кровати. Полуголая, она сидела на полу в спальне, потирая разбитый нос и ушибленный копчик.

Забравшись под белое одеяло, Роберт притянул ее к себе, и Лили почувствовала его твердый член. Проведя руками по ее ягодицам, он запустил пальцы под трусики-танга из «Косабелла». Спустив их до колен одной рукой, другой он принялся расстегивать бюстгальтер. Она почувствовала его губы на груди – он осторожно сосал и покусывал сосок, продолжая ритмично двигать рукой между ног. Потом, к огромному удивлению Лили – Роберт не делал этого уже очень давно, – он опустился ниже и, раздвинув ей ноги, кончиком языка принялся описывать небольшие круги вокруг клитора, постепенно усиливая нажим, пока она не возбудилась.

– Ну как? – шепотом поинтересовался он.

– Как в раю, – прошептала Лили и, не осознавая, что делает, задрожала и застонала.

Прощайте проблемы с «сухостью влагалища». Такой мокрой она не была уже очень давно. Роберт снял с нее трусики, перевернул на живот и, раздвинув сжатые ноги, вошел внутрь. Его грубость возбудила Лили, и она застонала от удовольствия. Ей пришлось закусить губу, чтобы не закричать. Он снова перевернул ее на спину, подняв бедра вверх так, что ее ноги оказались за головой, и вошел в нее. Она отвечала на каждый толчок, пытаясь, правда, безуспешно, вспомнить, когда в последний раз у них был такой потрясающий секс. Наконец Роберт кончил, успев вынуть член прямо перед эякуляцией. Он зажал его в руке, и струя молочно-белой спермы ударила ей в живот и в грудь.

– Потрясающе, – прошептал он, целуя Лили в губы и ключицу, и протянул ей упаковку салфеток.

Она смотрела, как он встал с кровати и направился в ванную. Ноги мужа показались ей такими же красивыми, как и в первый раз, когда она увидела его во всем обнаженном посткоитальном великолепии. Он смыл с себя сперму в раковину, а Лили вытерлась салфетками и, проверив, не осталось ли в кровати мокрого белья, расправила одеяло от «Пратеси» так, чтобы не было ни единой складки. (Джозефин оставила в комнате записку, что, если они с Робертом решили «смять простыни» в середине дня, заправить постель – обязанность Лили, а не прислуги.)

Переодевшись в лимонно-желтый купальный халат и белую хлопковую тунику с разрезами на бедрах, она просунула голову в приоткрытую дверь туалета:

– Я иду к бассейну.

Сидящий на унитазе Роберт улыбнулся ей:

– Хорошо, дорогая, встретимся там.

Выйдя на улицу, Лили удовлетворенно вздохнула. Горячее полуденное солнце светило прямо в лицо. Она видела, как вдалеке, с наружной стороны бухты, разбиваются о скалу волны с белыми «барашками» наверху. Положив полотенце на шезлонг, Лили сняла тунику.

– Привет, – сказала Колетт и уселась на шезлонг рядом с Лили.

На ней было бикини, состоящее из нескольких треугольников на завязках, и Лили в своем купальнике тут же показалась себе старомодной.

– Боже мой, я тебя ненавижу, – сказала она, скосив глаза на Колетт и сморщившись на ярком солнце. – На твоем теле нет ни грамма жира.

– Думаю, когда ты была в моем возрасте, у тебя его тоже не было, – ответила Колетт, отправляя в рот картофельные чипсы.

– Если ты хочешь сказать мне что-нибудь приятное, попробуй еще раз. – Лили рассмеялась и, выхватив чипсы из руки Колетт, легла на шезлонг.

– Может, это тебе стоит постараться, – поддразнила ее Колетт, забирая упаковку назад.

– Она права, дорогая, – раздался голос Джозефин, которая подошла к ним, стуча каблуками туфель без задников от Диор. На ней было черное бикини и соломенная шляпа с широкими полями. Лили ахнула, увидев живот свекрови – такой же подтянутый, как у ее дочери.

«Это и есть шесть кубиков рельефного пресса?»

Колетт взглянула на мать, округлив глаза.

– А я сбросила тринадцать килограммов, – сообщила Лили, не сдержавшись.

– Молодец, это заметно, – улыбнулась Джозефин. – Не знаю, девочки, как это у вас получается: то набирать вес, то худеть. Это ведь должно плохо отражаться на фигуре?

– Могу только сказать – это было нелегко. И в следующий раз…

– В наши дни мы так много не набирали. Ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь поправился на пятьдесят или шестьдесят килограммов, – перебила Джозефин. – Я прибавила семь, когда носила Роберта, и девять с Колетт. Нет необходимости в лишних килограммах, это всего лишь жир, – заметила она, откинувшись в шезлонге и скрестив ноги.

– Что ж, вы правы. И я никому не желаю повторить мой опыт. Забеременев, я вовсе не собиралась становиться толстой. Просто так случилось.

– Прошу тебя, не говори глупости. Никто не набирает вес без причины. Ты просто слишком много ела. Это так просто. Думаю, именно поэтому у нас в Соединенных Штатах сейчас эпидемия ожирения. Сидя в машинах, люди набивают себе животы гамбургерами и молочными коктейлями, а потом удивляются: «О нет, как я мог так поправиться?» Для такого поведения есть даже свой термин: обжорство.

Лили открыла было рот, но что тут можно было возразить? Это правда: в беременность она очень много ела. А еще правда – она не унаследовала от родителей гены высшего качества: грациозное тело и естественную грацию. Все это досталось ей с большим трудом. Представив, что их небольшая компания у бассейна участвует в известной передаче «Улица Сезам» (только в более сложной, взрослой версии) и невидимый хор призывает зрителей выбрать что-то одно (в корне отличающееся от остального), Лили поняла, что она все-таки чужая в этом мире. И, несмотря на все усилия, изменить ничего нельзя.

Солнце обжигало плечи, и, встав с шезлонга, она нырнула в бассейн с головой. Оставаясь под водой максимально долго, Лили вынырнула, только когда заболели легкие и начали путаться мысли.

– Вот и моя девочка, – едва показавшись на поверхности, услышала она слова Роберта. – Я уж думал, мне придется прыгать в воду и спасать тебя.

«Ты и так меня спасаешь».

Лили подплыла к бортику, у которого, склонившись над водой, сидел улыбающийся Роберт, и протянула руку, чтобы он помог ей выйти.