Джоанна заставила себя оторваться от размышлений, отложив решение до утра. Сейчас не стоило ничего предпринимать, в том числе и разговаривать с Полом. Кроме всего прочего, вряд ли он придет в восторг, узнав, что в ее жизнь вернулся Майк Филдинг. Поэтому Джоанна решила дать себе время успокоиться и все хорошенько обдумать. Похоже, Филдинг еще не забыл, за какие ниточки следует потянуть, чтобы она снова оказалась с ним заодно. И это ей совсем не нравилось. Она злилась на него с самого начала их разговора и вдруг поняла, что злится и на себя. Как она и предполагала, Пол в самый последний момент действительно уклонился от званого обеда, предоставив ей извиняться за них обоих. Она не винила его, прекрасно понимая, какой напряженный график работы у главного редактора ежедневной газеты, а идти одной ей не хотелось. В какой-то степени она была даже признательна ему за возможность остаться сегодня вечером наедине с собой.

Направляясь в Ричмонд, Джо продолжала размышлять и за рулем — теперь «БМВ». Если она сделает еще хотя бы один шаг, она рискует все-таки ввязаться в это дело, как в профессиональном, так и в личном плане.

С Филлипсами тоже было не все так просто. Честно ли с ее стороны снова ворошить их прошлое? Поблагодарят ли они ее за это, даже если удастся привлечь О’Доннелла к суду? Посчитают ли они, что овчинка стоит выделки? Джоанна вздохнула. Может, и посчитают, но наверняка никогда уже не смогут рассматривать все, связанное с этим делом, объективно. А ей необходим именно такой подход. Ведь ей тоже нелегко решиться: снова работать в связке с Филдингом, снова бояться, что репортерский зуд, какого она не испытывала уже много лет, не позволит ей вовремя прислушаться к доводам рассудка.

Существовало еще и множество подводных камней. Но, хорошенько поразмыслив, Джоанна уже ничуть не сомневалась, что Филдинг был прав, когда сказал, что хороший адвокат сможет вытянуть это дело. Когда имеешь дело с судом, действующим по нормам статутного и общего права, может случиться все, что угодно, но порох в пороховницах у нее еще был. Лазейка, позволяющая заполучить от О’Доннелла биологический материал для ДНК-анализа, похоже, находилась в Акте о правах человека. Конечно, Майк прав, что обвинение, предъявленное в частном порядке, — это событие сенсационное, ошеломляющее и просто выбивающее землю из-под ног. И «Комет» могла бы сорвать большой куш. Могла бы снести яичко, которого хватило бы не на одну передовицу. Господи, проект-то какой заманчивый!

К следующему утру Джоанна приняла решение. Она, по крайней мере, свяжется с Филлипсами и разузнает, как они отнесутся к предъявлению частного обвинения.

За завтраком с Эмили — хлопья для дочери и «пустой» чай для нее, поскольку она никогда не любила есть, едва встав с постели, — Джоанна продумала план действий. Сегодня как раз был один из ее нерабочих дней. Пол уже уехал на машине с личным водителем на утреннюю планерку. Джоанна плохо понимала, как ему удается столько работать, как он это выдерживает. Вдруг она заметила, что Эмили о чем-то спрашивает ее:

— Так можно, мам?

«О боже!» — испугалась Джо: неожиданно до нее дошло, что она не слышала ни слова из того, что уже несколько минут ей рассказывала дочка.

— Можно — что?

— Ну, мам, можно, я сегодня останусь ночевать у Элис?

Джо разрешила. Да и выбора у нее особого не было, если она даже не смогла уделить дочери немного внимания. Она накрыла своей рукой руку Эмили, стараясь загладить неловкость.

— А в субботу мы поедем с тобой за покупками, только ты и я, и, может быть, поищем ту новую компьютерную игру, которую ты так хотела получить.

Эмили прямо засияла. Как и многие современные ребятишки, она становилась сама не своя, когда дело касалось компьютера. Джо чувствовала себя немного неловко. Почему в таких случаях у нее возникало ощущение, что она покупает любовь дочери? Эмили — умная, не по годам развитая девочка, и у Джоанны иногда даже складывалось впечатление, что их дочь вполне могла бы обойтись без родителей. Смешно, конечно. Ей всего лишь одиннадцать. А если она слишком рассудительна, так это потому, что на ее характер повлиял стиль жизни родителей, которые, как говорится, летают высоко. В этом и заключалась главная причина, подпитывающая в Джо скрытое чувство вины. Она души не чаяла в Эмили, но не была матерью в классическом понимании. Чтобы окончательно загладить свою вину, Джоанна решила отвезти Эмили в школу сама, — обычно это делала гувернантка.

Вернувшись домой, она прошла в небольшую оранжерею, заменявшую ей рабочий кабинет, села за письменный стол, выдвинула самый нижний ящик и, немного порывшись в нем, извлекла потрепанную, перетянутую резинкой записную книжку в черной обложке. Это была ее старая телефонная книга, начатая в 1980 году и старательно заполненная еще до того, как появились КПК и электронные записные книжки. Да что там говорить! Задолго до того, как в газетном мире появились сами компьютеры.

Она перелистывала обтрепанные, засаленные страницы, пока не добралась до буквы «Ф». Филлипсы. За столько лет код изменился, но номер, как она и надеялась, остался тот же. К телефону подошел Билл Филлипс. Его старческий голос устало растягивал слова. Джоанна прикинула, что сейчас ему уже лет семьдесят, к тому же она знала, как сильно он сдал после потери дочери.

Конечно, пострадали все — и Филлипсы, и Джереми Томас. За годы, прошедшие после убийства его подружки, у него не раз возникали неприятности с полицией. Нападение на Джимбо О’Доннелла во дворе оукхэмптонского суда было первой из многочисленных вспышек агрессивности и вандализма, часто подогреваемых алкоголем. В конце концов однажды ночью, пьяный, он разбил очередную машину, и на этот раз для него все закончилось. Джо знала, что родители Джереми считали убийство Анжелы причиной, по которой их сын — кстати, оказавшийся и первым подозреваемым в этой трагедии — все больше и больше опускался, пока его жизнь не оборвалась.

Как Джоанна и предполагала, Билл Филлипс помнил ее. Возможно, он помнил имена всех журналистов и полицейских, имевших отношение к делу Анжелы. Филлипсы держали прессу на расстоянии, но Джо довольно часто звонила и писала им в надежде подобраться поближе.

Неудивительно, что, услышав в трубке ее голос, он не выразил радости: он помнил, что именно она брала несколько купленных интервью у Джимбо О’Доннелла после его оправдания. Тем не менее она рискнула и попросила у Билла разрешения приехать и поговорить с ним.

Он не выказал особого воодушевления, мягко говоря.

— Зачем? — спросил он бесцветным, уставшим голосом.

— Понимаете, появилось новое доказательство… — начала она. Ему не надо было объяснять, к чему относилось это доказательство. Речь могла идти только об одном.

— Тогда почему полиция нам ничего не сказала?

— Там решили, что вам говорить не стоит. А я думаю иначе.

Джоанна услышала, как он вздохнул. Она понимала, какая борьба идет сейчас в нем. Сама совсем недавно пережила ее. Захочет ли он снова бередить рану, боль от которой для него гораздо сильнее, чем для нее, и еще раз переживать весь ужас потери?

По правде говоря, особого выбора у него не было. Возможно, в известном смысле, выбора не было ни у кого из них. Слишком большую власть над ними имели воспоминания.

Она приехала на ферму «Пять вершин» примерно в час дня. Теперь здесь многое изменилось. Ферма, которую помнила Джо, была красива: аккуратно подстриженные изгороди, ухоженные сады. Сам фермерский дом блестел свежей краской. Чистые, сияющие окна. Герани в кадках у входной двери и разные прочие знаки нежной, любовной заботы, которая изливалась на милый дом. Огромные беленые ворота, подвешенные к гранитным столбам, на въезде в угодья впечатляли, как и ровно загрунтованная подъездная дорога.

Теперь ворота, больше уже не белые, покосившись, свисали с ржавых петель, а подъездная дорога была изрыта выбоинами и ямами. Джоанне здорово повезло, что она ехала на «БМВ», а не на драгоценном старом «MG»: ей вряд ли удалось бы проехать здесь на автомобиле с низкой посадкой. Прилегающие к дороге лужайки были не подстрижены. Цветники и огороды разрослись и нуждались в прополке. Фермерский дом прямо кричал, что его давно следует покрасить заново. Джоанна поставила машину во дворе, около заброшенной конюшни. Большинство наружных дверей, ведущих к стойлам, заколочено. Но и через те, что оставались открытыми, не видно было лошадиных голов. И вообще никаких следов пребывания здесь лошадей: ни сена, ни соломы, ни навозной кучи. Джоанна слышала, что после смерти Анжелы Филлипсы продали всех своих лошадей: животные слишком болезненно напоминали об убитой молодой хозяйке, которая любила их и заботилась о них. Впрочем, Джоанна немного удивилась, почему с тех пор Филлипсы не купили новых.

Она вспомнила, что говорил Филдинг, — запустение, упадок, повсюду царившие на ферме, возможно, не всегда были связаны с переживанием случившейся трагедии. Финансовое положение Филлипсов сильно пошатнулось. Без сомнения, развившаяся по всей Британии тенденция сокращения фермерства не обошла стороной и их.

Со стороны дома к ней шел молодой человек в джинсах и футболке. Скорее всего он слышал, как подъехала машина. На долю секунды Джоанна приняла его за Роба Филлипса, но сразу же поняла, что обозналась. Сейчас Робу, как и ей, было за сорок. Смешно, как иногда время застывает в голове. Конечно, это его сын, родившийся раньше срока, всего через пару месяцев после того, как нашли тело Анжелы.

Он сказал:

— Привет, — и добавил: — Я — Лес.

Джоанна вспомнила, что мальчика назвали в честь его умершей тети — Анжелы Лесли Филлипс. Постоянное горько-сладкое напоминание для всей семьи. Бедный парень. На какое бремя обрекли его с самого начала жизни! Он не улыбнулся, когда, повернувшись, направился обратно в большую кухню фермерского дома.

Вся семья сидела вокруг стола. Билл Филлипс стал совсем сухоньким старичком. Лилиан почти безразлично смотрела в пустоту. Роб поднялся и рукопожатием поприветствовал Джоанну. Он тоже изменился до неузнаваемости. Невольно ждешь, что у фермера, которому перевалило за сорок, загрубевшая от солнца и дождя кожа и лицо покрыто морщинами, но что при этом вид у него здоровый, потому что вся его трудовая жизнь проходит на открытом воздухе. Однако Роб выглядел усталым и погасшим, почти больным. Неудачи в фермерских делах сильно отразились на нем. Ему легко можно было дать лет пятьдесят, хотя на самом деле он только недавно перешагнул сорокалетний рубеж. Его жена Мэри, которую Джо помнила как миловидную пышную молодую женщину, сильно растолстела. Она весила слишком много для своего невысокого роста. Всю ее миловидность поглотили складки жира.

Джо села за стол, стараясь ничем внешне не выдать удручающее впечатление, которое произвела на нее встреча с этой семьей. «В любом убийстве тот, кого убили, никогда не бывает единственной жертвой. Жертв всегда больше» — так когда-то сказал ей один из ее источников в полиции. Суровая правда жизни.

У Билла Филлипса, кажется, не осталось сил на любезности.

— Ладно, рассказывайте, зачем приехали. И давайте покончим с этим. Я не хочу, чтобы моя жена снова расстраивалась без очень веской на то причины. — Он обнял Лилиан за плечи, но она едва ли заметила его поддержку, продолжая потерянно и немного смущенно смотреть в никуда.

Джоанна сразу перешла к делу. Она рассказала о случайном аресте О’Доннелла и о совпадении результатов двух ДНК-анализов. Вероятность, что у них все получится, — один шанс на десять миллионов.

— Если отбросить в сторону все разумные сомнения, О’Доннелл виновен, — невозмутимо заключила она, — но вышел из зала суда оправданным, о чем, как я догадываюсь, вы всегда подозревали.

Она замолчала, в комнате повисла тишина.

Роб нервно взглянул на мать, которая, казалось, совсем не реагировала на происходящее, словно не слышала ни слова из того, что рассказала Джоанна. Его отец теребил чайную ложку, лежащую перед ним на столе, вертел ее так и этак. Не отрываясь, он напряженно смотрел на ложку, будто от нее зависела чья-то жизнь.

Первой заговорила Мэри Филлипс.

— Не вижу никакой разницы, — сказала она, разводя руками, и от этого жеста мясистые части ее плеч тревожно заходили ходуном. — Мы больше чем подозревали. Мы всегда знали, что этот ублюдок убил Анжелу.

— Разница в том, что теперь это можно доказать.

Билл Филлипс поднял взгляд:

— Значит, еще один суд? Так? Тогда почему полиция не сказала нам?

Джоанна покачала головой:

— О’Доннелла нельзя судить во второй раз. Во всяком случае, за убийство. Он был оправдан. — Она объяснила суть принципа, по которому нельзя судить дважды за одно и то же преступление. — В полиции решили не говорить вам, чтобы попусту не расстраивать вас. По закону они ничего не могут предпринять.

Старческий взгляд усталых покрасневших глаз Билла Филлипса впился в Джоанну.

— А вас, конечно, нисколько не волнует, что вы расстраиваете людей, да? — выпалил он ей в лицо. — Таким, как вы, наплевать, что людям больно, лишь бы вам было о чем написать статейку. Ну, какой у вас сейчас интерес? Вот что я хочу знать. В прошлый раз вы заплатили О’Доннеллу, чтобы он поболтал с вами, рассказал вам свои враки и сделал деньги на изуверстве, которое сотворил с нашей бедной девочкой. А теперь вы пришли к нам. Что такого мы можем рассказать вам, что стало бы крупным заголовком на первой странице в дрянной продажной газетенке, в которой вы работаете? — По мере того как он говорил, его голос становился громче и злее. — Что вам нужно от нас? — в конце концов заорал он на нее и тут же, тяжело дыша, обмяк: взрыв эмоций отнял у него все силы.

Джоанна заметила, как Роб взглянул на отца с тем же самым усталым участием, с каким ранее смотрел на мать.

«Вот бедняги, несчастная семейка, — думала Джо. — Вся их жизнь проходит в разговорах вокруг приключившейся с ними беды».

Она мужественно выслушала тираду Билла Филлипса. Именно об этом она и предупреждала Филдинга. Билл Филлипс действительно помнил, что «Комет» купила у О’Доннелла несколько эксклюзивных интервью и брала их Джоанна. Вряд ли он вообще был способен забыть любую самую незначительную подробность, если она связана с исчезновением и смертью его дочери. Джоанне почти нечего было возразить на обвинения старшего Филлипса. Ее всегда глубоко трогало горе этой семьи, но вряд ли Филлипсы верили в ее искренность.

— Я просто хочу добиться справедливости, — тихо произнесла она. — Поэтому и приехала к вам. Я хочу добиться справедливости ради Анжелы и знаю, что вы хотите того же. А справедливость может восторжествовать теперь только через вас, через вашу семью.

Джоанна уловила, что заинтересовала их: все взгляды обратились на нее.

Все подробно объясняя, она рассказала, что прокурор отклонил заявление полиции о привлечении О’Доннелла к ответственности за похищение и изнасилование и на каких основаниях.

— Понимаете, прокурорская служба — это структура, которая содержится на деньги налогоплательщиков. Нередко они умышленно не берутся за спорные дела. Формулировка «не в общественных интересах» означает, по сути, что своей очереди ждут дела со стопроцентным обвинительным приговором. По-моему, на деле Анжелы прокурорская служба как раз и перестраховывается. И еще я считаю, что это именно та ситуация, которая требует дорасследования по заявлению частного лица. Понимаете, сейчас закон начинает меняться, и со временем все может…

Она рассказала им об Акте о правах человека, и что в октябре он вступит в силу, и как это повлияет на дела, подобные их делу. И хотя положение, по которому нельзя судить за одно и то же преступление дважды, в Европейской конвенции не действует, британские суды по-прежнему настаивают, чтобы оно неукоснительно соблюдалось.

— Хороший адвокат сможет состричь с этой овцы много шерсти, — сказала Джоанна, сама не зная, специально или нет она использовала выражение из фермерской жизни.

Джо заметила, как Филлипсы потихоньку загораются, — этот раунд она у них выиграла. В конце концов, за это ей и платят деньги почти всю ее сознательную жизнь.

— Но получится ли? Прошло уже столько времени… — усомнился Роб.

Джоанна кивнула и уже собиралась заговорить, когда Билл Филлипс весьма эффектно перебил ее.

— Нет, Роб, не получится, — решительно заявил он. Дрожь исчезла из его голоса. — Ты представляешь, сколько стоит суд по такому делу? А если мы проиграем, судебные издержки нас просто задавят. Тебе ли не знать, какие убытки мы понесли за последние несколько лет. Все, что есть у нас сейчас, — вот эта ферма… и этот мальчик, конечно. — Он с нежностью взглянул на внука. — И я хочу, чтобы наша ферма «Пять вершин» перешла ему и у него был шанс заново отстроить ее. Все остальное уже стало историей.

И снова Джоанна собралась заговорить — объяснить, чем «Комет», наверное, могла бы помочь им, но тут в разговор вмешался Лес Филлипс.

— Нет, дед, не стало! — вдруг выкрикнул он. — Всю мою жизнь меня преследует беда, которая случилась с Анжелой. Я никогда даже не видел ее, но у меня такое ощущение, что она круглые сутки всегда рядом. Иногда я даже не хочу эту ферму. Воспоминания, связанные с ней, лишают меня покоя. Давайте привлечем этого ублюдка к суду, и, может, тогда мы наконец похороним Анжелу — одновременно с О’Доннеллом.

Остальные члены семьи, потрясенные, молча смотрели на него.

Лес покраснел, — похоже, до него дошло, что он сказал и как это прозвучало для окружающих.

— Гм, простите. Как-то само вырвалось… — запинаясь, произнес он.

Дед коснулся его руки.

— Мы все понимаем, мальчик, все понимаем, — с нежностью сказал он.

Тогда очень тихо и взвешивая каждое слово заговорила Джоанна:

— Я надеюсь, мне удастся уговорить главного редактора оплатить расходы. Конечно, это нелегко, и мне придется обосновать это предложение. И вы должны мне помочь…

— Угу. И вы примете эту помощь только в одном-единственном виде. — Тон Билла Филлипса все так же оставался почти враждебным, но Джоанне показалось, что, пожалуй, он сдастся быстрее, чем другие.

Роб заерзал на стуле, словно ему было неудобно сидеть, и опять беспокойно взглянул на отца. Джоанна знала, что после суда и публикации интервью с О’Доннеллом старший Филлипс ни разу не общался с прессой. И всякий раз, когда ему предлагали платное интервью, приходил в ярость, считая совершенно неприемлемым делать деньги на мучениях дочери. И такой точки зрения придерживалась вся семья.

Интересно, останутся ли они верны своим принципам и сейчас. Теперь все складывалось по-другому. Джоанна предлагала им реальный план действий во имя справедливости. Или им покажется все это несерьезным, как раньше казалось и ей? Джо вместе с остальными Филлипсами ждала, пока заговорит Билл. Может, он и постарел раньше времени, но по-прежнему оставался главой семьи, что никем не ставилось под сомнение. Уклад этой семьи был самый что ни на есть патриархальный.

— Я подумаю, — наконец произнес Билл. — Нам надо поговорить без посторонних, — добавил он.

Джоанна поняла намек и вышла.

Через два дня Роб Филлипс позвонил ей на мобильный.

— Мы согласны, — сообщил он. — Но вот что я вам скажу от себя: если мы проиграем, отец этого не переживет.

— Не проиграем, Роб, я не допущу, — тут же откликнулась Джоанна.

Она сразу же принялась воплощать план в жизнь. Сначала ей пришлось убеждать Пола — и на это ушло немало сил, — чтобы газета подключилась к организации частного обвинения. Он нисколько не сомневался в ценности информации по реанимированному делу Филлипсов, но потребовал гарантий, что дело не будет проиграно. Ни одна газета никогда не согласилась бы платить за проигрышное дело. Также он потребовал гарантий, что Филлипсы выполнят свои обязательства по отношению к «Комет» и Джоанна будет полностью контролировать их контакты с прессой.

«Если уж мы ввязываемся в это дело, мне бы совсем не хотелось, чтобы стало известно, что мы взяли расходы на себя, — сказал он. — Это бросит тень на нашу беспристрастность в освещении событий, а также, если я хоть что-то понимаю в наших среднестатистических присяжных, возможно, повлияет на исход дела. Они все жутко не любят национальные ежедневники, и ты знаешь об этом не хуже меня».

Джо заверила его по всем пунктам, даже по тем, по каким и сама не была уверена, но так почти всегда поступают все журналисты, пытаясь втюхать своим главным редакторам рискованную затею. Факт, что она жена этого главного редактора, обычно не играл никакой роли и не влиял на принятие решений по вопросам, к которым она тоже имела отношение. Но позже она все-таки спрашивала себя, не сделал ли Пол в данном случае исключение из правил. Пол знал, как этот момент всегда волновал ее.

«Ладно, возьмемся за это дело, — наконец согласился он, — но прежде всего надо изучить юридическую сторону вопроса. Запишись на прием к Найджелу Наффилду».

Сердце Джоанны запрыгало от восторга. С Наффилдом она никогда не встречалась лично, но много слышала о его деловой репутации, означавшей практически стопроцентный успех. Лучшего адвоката пожелать было нельзя. Сам он видел себя в качестве ведущего защитника прав человека или, по крайней мере, всеми силами поддерживал этот имидж. Джоанна не верила в его искренность, как, в сущности, не верила в искренность любого адвоката, с которыми ей приходилось иметь дело. Но Наффилд — знаменитость, своего рода артист и просто умница. К тому же сам не свой до громких дел. Его коньком была защита неправедно осужденных. Добиться справедливости для пострадавшей стороны в деле с такими необычными обстоятельствами — нечто совершенно новое в его практике. И не только в его. В том-то все и дело.

Джо не видела оснований, почему бы Наффилд отказал им.

Наффилд назначил ей встречу буквально на следующий день, чему Джоанна совсем не удивилась: скорее всего, его заинтересовало бы любое дело, за которым стояла такая газета, как «Комет», а уж дело Анжелы и подавно.

С большим удовлетворением Джо отмечала его реакцию на ее рассказ. Она сидела в кресле, которое на несколько дюймов было ниже, чем кресло самого Наффилда, — она ни секунды не сомневалась, что не случайно, — в апартаментах знаменитого адвоката в отеле «У Линкольна». На стенах, отделанных дубовыми панелями, висели в позолоченных рамах английские пейзажи. Джо была почти уверена, что одна из картин — подлинный Констебл. Вдоль стен стояла мебель — вся как на подбор дорогой антиквариат. Искренне или неискренне боролся Найджел Наффилд за права человека, это еще предстояло выяснить, но вот то, что он всегда следил, чтобы на его куске хлеба был толстый слой масла, не вызывало сомнения.

Высокий, элегантный красавец с густой седой шевелюрой — результат регулярного подкрашивания серебристым оттеночным шампунем, как предположила Джоанна, — носил волосы зачесанными назад, оставляя открытым высокий ученый лоб. Портрет дополняли очки в золотой оправе. Он излучал обаяние и самоуверенность итонской выделки. О его тщеславии ходили легенды. Найджел был особенный во всех отношениях, и он это знал. Решив, что она не очень приглянулась ему, Джо сделала вид, что ей все равно: для намеченной работы лучшей кандидатуры, конечно, они не найдут. Приближаясь сейчас к своему шестидесятилетнему юбилею, Найджел Наффилд обитал на олимпе своей профессии уже более двадцати лет.

«Это дело станет настоящей сенсацией, — вскользь заметил он, не подозревая, что фактически повторяет слова Филдинга. — Разумеется, права потерпевшей стороны достойны того, чтобы за них боролись. Я, пожалуй, возьмусь за это дело. Если устроить так, чтобы к его рассмотрению приступили после второго октября, к слушаниям будет совершенно иное отношение. По-моему, у нас есть реальный шанс выиграть процесс. Передайте Полу, что это мое обоснованное, твердое мнение».

Джоанна тут же помчалась обратно в Кэнери-Уорф, получила окончательное добро Пола и засела за статью, знакомившую читателей с намерением Филлипсов в частном порядке выдвинуть обвинение в похищении и изнасиловании против человека, которого они с самого начала считали убийцей Анжелы. Какими бы ни были причины, по которым муж позволил ей ввязаться в эту авантюру, он не мог не почувствовать удовлетворения от результата, хотя бы на этом, первом этапе. Разумеется, ее статья стала главной темой номера.

Если уж Пол Поттер принимал решение, он доводил дело до конца и мужественно отстаивал свои убеждения, — незаменимое качество, делавшее его таким ярким редактором. Передовица, написанная самим Полом, требовала изменений в британских законах — особенно положения, запрещавшего повторно судить человека за преступление, по которому его уже судили и оправдали, — и включения четвертой статьи седьмого протокола Европейской конвенции о правах человека в британский Акт о правах человека. Разумеется, эти требования были невыполнимы, поскольку процесс изменения законодательства шел трудно и не предусматривал стремительных действий, но это был отличный ход, чтобы привлечь внимание общественности. Передовица также требовала реалистического, конкретного и современного пересмотра положений, касающихся ДНК-анализа в качестве доказательства в британском судопроизводстве.

Внутри газеты помещалось душераздирающее интервью с матерью Анжелы, которое Джоанна, пока дожидалась окончательного одобрения, взяла у Лилиан. «НИ МИНУТЫ НЕ ПРОХОДИТ, ЧТОБЫ Я НЕ ДУМАЛА О МОЕЙ ДЕВОЧКЕ, О МОЕМ АНГЕЛЕ», — кричал заголовок на центральном развороте, рассчитанный на то, чтобы ничьи глаза по всей стране, где бы за завтраком ни развернули газету, не остались сухими. «ЕЕ УБИЙЦЕ МЕСТО В АДУ» и «МЫ ПРОСТО ХОТИМ СПРАВЕДЛИВОСТИ» — заявляли другие заголовки.

Накануне вечером Поттер вместе с юристами газеты сосредоточенно обдумывал и тщательно взвешивал каждую фразу. О’Доннелла судили и оправдали, и они явно подставляли себя под удар с его стороны. Но Джоанна знала, что муж просматривал газету до глубокой ночи и лег спать очень довольным: «Комет» удалось далеко продвинуться в убеждении читателей, что О’Доннелл виновен с головы до пят, и не сказать об этом ни единого слова открытым текстом.

На следующий день поднялся настоящий шум. Все другие средства массовой информации — пресса, телевидение, радио, Интернет — подхватили тему, поднятую «Комет».

Около полудня Джоанне позвонил Филдинг.

— Я знал, что ты не удержишься, — сказал он, к ее крайнему раздражению. И добавил: — Но как классно получилось. Ты — гений. На этот раз мерзавец пойдет на дно. Я нутром чую.

Если бы Филдинг соблюдал политкорректность, он перестал бы быть Филдингом.