Карен не взяла трубку, потому что ехала в Тотнес с Джеррардом Паркером-Брауном. Он позвонил ей накануне узнать, не сможет ли она улизнуть с работы на одно утро, чтобы поехать с ним на очень необычную ярмарку антиквариата, о которой он недавно услышал.

– Я знаю, у нас немного времени, но, если мы поспеем туда к открытию, вернемся на службу где-то к полудню, – сказал он.

К своему огромному удивлению, Карен услышала, как соглашается почти без колебаний. И вот она сидит рядом с Джерри в черном «рейнджровере», старательно не отвечая на телефонные звонки. В оправдание своей неявки на работу она что-то невнятно пролепетала о важном собрании в районе. Она не могла припомнить, когда последний раз проделывала такие вещи, если вообще подобное когда-нибудь было. И прекрасно понимала, что причиной такого несвойственного ей поведения было не только посещение ярмарки, но и еще одна возможность провести время с этим мужчиной.

Он заехал за ней ровно в восемь пятнадцать, на этот раз без водителя. И она подумала, что даже в такой ранний час разговор между ними был почти пугающе непринужденным.

– Кроме всего прочего я еще коллекционирую армейские сувениры, а на этой ярмарке, похоже, должны всплыть кое-какие раритеты, – с энтузиазмом сообщил он.

Казалось, у него был неиссякаемый запас энтузиазма – качество, которое Карен очень ценила.

Они провели несколько часов на ярмарке, которая располагалась в огромном складском помещении на окраине Тотнеса. Хотя выбор армейских сувениров в некоторой степени разочаровал их, но Джерри не утратил энтузиазма, и еще Карен подивилась тому, как умело он разговаривал с продавцами.

Карен, как всегда, с огромным удовольствием бродила между прилавками, рассматривая всевозможные товары, и в тот момент, когда она раздумывала, не купить ли ей довольно красивый подсвечник девятнадцатого века, вдруг заметила, что Джерри куда-то исчез. Но не прошло и нескольких минут, как он вернулся. Он весь сиял и размахивал маленькой, очень симпатичной серебряной брошкой, которую сразу же приколол на лацкан ее пиджака.

– Я подумал, что кинжал хорошо подойдет детективу полиции, – сказал он.

– О нет, Джерри. Я не могу… – начала она.

– Не глупи, она ничего не стоит, меньше десяти фунтов. И я хочу, чтобы ты ее носила.

Она изящно сдалась. Когда они уже собирались покинуть ярмарку, ее ждал еще один сюрприз.

– Ты голодна? – спросил он.

– Безумно, – ответила она. – Но ведь у нас нет времени поехать куда-нибудь поесть. Ну, по крайней мере у меня.

Он кивнул:

– У меня тоже нет времени. Но я это предвидел и взял на себя смелость приготовить нам небольшой пикничок. Боюсь, получилось довольно грубо и спонтанно.

Завтрак оказался не таким уж грубым и спонтанным. С заднего сиденья «рейнджровера», что стоял в углу поля, отведенного для парковки машин, принадлежавших посетителям ярмарки, он достал термос с горячим кофе и сэндвичи с беконом – настоящий хрустящий бекон и свежий поджаренный хлеб. Они были хоть и холодные, но очень вкусные.

– Как ты узнал, что сэндвичи с беконом – моя любимая еда? – спросила она.

– Я не знал, но это моя любимая еда, особенно когда я рано встаю. – Он улыбнулся. – Еще кое-что общее.

Она тоже улыбнулась. Он нагнулся и нежно поцеловал ее в губы. Это казалось абсолютно естественным. Поцелуй был очень быстрым, но не просто дружеским. И всем своим существом она чувствовала, что поцелуй обещал нечто большее. От Джерри немного пахло беконом, но это лишь делало его еще более привлекательным. И у него были такие красивые глаза. В ней снова начали просыпаться чувства. Чувства, от которых она так долго отрекалась. И она не знала, сможет ли бороться с ними. И хочет ли. Он отодвинулся, слегка дотронувшись пальцами до ее щеки, и откинулся на водительское сиденье, молча наблюдая за ней. Она не пыталась ничего говорить. Ей не хотелось испортить такой момент.

– Я думаю, надо подбросить тебя до полицейского участка в Торки, иначе весь район захлестнет огромная волна преступности.

Она засмеялась и кивнула в знак согласия. Ей на самом деле можно было и не возвращаться на работу. И все же она была немного разочарована.

– Знаешь что – как насчет того, чтобы нам пообедать где-нибудь в воскресенье, когда у нас у обоих, будем надеяться, найдется свободное время?

Карен сразу же воспрянула духом. И, даже не пытаясь делать вид, что раздумывает, сразу же ответила:

– Это было бы замечательно.

Карен вернулась в офис раньше часа, все еще пребывая в прекрасном расположении духа. И снова Джерри не сказал ни слова о деле Алана Коннелли, но теперь и у Карен не было ни малейшего желания возвращаться к этой теме. На самом деле, к ее собственному удивлению, ей удалось выбросить из головы все дурные предчувствия относительно как самого полковника, так и его полка.

И несмотря на то что она повторяла себе: «Ты должна быть осторожной и помнить о прошлых ошибках», она, все еще в приподнятом, веселом настроении, спустя более часа наконец решила перезвонить Келли.

– Итак, чем ты там занимался, старый пидор? – весело спросила она.

Келли сразу же рассказал ей о третьей смерти в Хэнгридже, и от ее хорошего настроения не осталась и следа.

– Вот дерьмо, – сказала она. – Дерьмо.

– Я полагаю, тебе не сказали о Джослин Слейд.

– Нет. Ни черта мне никто не сказал, – ответила она.

– Но я думал, что ты просмотрела записи в суде по делам о насильственной смерти.

Карен прокляла себя. Ей и в голову не пришло, что это необходимо. По крайней мере, не на этой стадии. Даже до этих двух свиданий с Джерри она никак не думала, что командующий офицер девонширских стрелков будет намеренно сбивать ее с пути, не сообщит ей об еще одной смерти у него в части.

И теперь, особенно после утренних надежд на возможность более близких отношений с Джеррардом Паркером-Брауном и того многообещающего поцелуя, она чувствовала себя обманутой. Она постаралась сконцентрироваться на разговоре с Келли.

– Я проверила записи только о Крейге Фостере, – сказала она. – Я не просила их проверить, были ли еще смерти в Хэнгридже.

Она призадумалась.

– У них там новый клерк. Старина Реджи Ройд помнил все. Он, наверно, сам бы мне все сказал.

Она замолчала. Келли ничего не говорил.

– Вот дерьмо, – опять сказала она.

– Ага, – сказал Келли.

Карен пыталась навести порядок в своих мозгах. Решить, что ей делать дальше.

– Послушай, Келли, ты сейчас где?

– Дома.

– Ладно. Мне надо официально проверить то, что ты сейчас сказал. Это меняет все. Не лезь дальше в это дело. Хорошо? Прошу тебя, ничего не делай, пока я не перезвоню. Договорились?

– Конечно, – ответил Келли.

Келли улыбался. Он медленно ехал по тусклой, застроенной краснокирпичными домами улице, в поисках жилища Маргарет Слейд. Когда Карен ему позвонила, он уже был в Рединге. Келли знал, что она не одобрит его идею разыскать маму Джослин Слейд. Поэтому он сразу же решил ничего ей не говорить. Ложь пришла быстро и легко, и у него не было ни малейшего намерения следовать увещеваниям Карен и не делать ничего, пока она не перезвонит.

Жилище миссис Слейд оказалось квартирой над забегаловкой, где подавали рыбу с картошкой, в самой непривлекательной, по мнению Келли, части города, который, со своими зданиями-башнями в центре и отсутствием какой бы то ни было индивидуальности, был в общем и целом совершенно непривлекательным.

Келли пришлось позвонить в звонок четыре раза, прежде чем Маргарет Слейд наконец ответила. Что-то подсказывало ему, что она дома. И если необходимо, он мог простоять, нажимая на звонок, хоть до вечера. Потому что дело принимало серьезный оборот.

Женщина, которая в конце концов открыла дверь, выглядела болезненно-бледной, тряслась, ее волосы, явно крашеные (рыжевато-коричневого цвета), редкие и растрепанные, обрамляли ее белое лицо. Келли понадобилось не более пяти секунд, чтобы понять – она пьяна, хотя час был еще довольно ранний, не больше двух дня. Но это было не то пьяное состояние, которое ассоциируется с закрытием паба или уходом с веселой вечеринки. Это было состояние хронического алкоголика. И Келли узнал его в тот же миг. В конце концов, у него был большой опыт. Он вдруг понял, что алкоголизм и был той странной болезнью, о которой Крейг Фостер не рассказал своим родителям. И, вполне возможно, Джосси ему самому об этом не рассказывала.

Когда Келли поздоровался с Маргарет Слейд, она смотрела на него ничего не видящими глазами.

– Я ничего не продаю и не покупаю, не выходя из квартиры, и у вас нет никакого шанса обратить меня ни в одну из религий, какие только были придуманы человеком, – сказала она.

Маргарет стояла, прислонившись к двери, и, когда та качалась на своих петлях, она медленно качалась вместе с ней.

Он улыбнулся.

– Я ничего не продаю и не покупаю. И уж конечно не проповедую, – сказал он.

– А-а…

Он видел, что она наконец сфокусировала свой взгляд на нем, хотя с трудом, как будто обдумывая ситуацию. Она выглядела озадаченной.

– У меня должно быть уплачено за квартиру, – продолжала она. – Отчисления идут прямо из моих социальных выплат.

Она нахмурилась, смотря на него, казалось, с каким-то недоумением. Келли ничего не сказал.

– И Майклу только что исполнилось семнадцать. Ему не обязательно ходить в школу.

Она наклонилась немного поближе, и Келли поглотило облако спертого запаха алкоголя. Келли не очень возражал. Печально, но даже старые и перегоревшие испарения алкоголя не вызывали у него отвращения. Как это бывает с бывшими курильщиками, которые получают маленькое удовольствие от пассивного курения.

– Тогда кто ты такой, твою мать? – спросила она и, не дав ему шанса ответить, добавила: – Я вас знаю?

Келли покачал головой:

– Это касается вашей дочери, миссис Слейд.

– Моей дочери? – Глаза снова стали пустыми, язык заплетался. – У меня нет никакой дочери. Больше нет.

– Я знаю. Я бы хотел поговорить с вами о ее смерти.

– Так вы из армии? – перебила его Маргарет Слейд. – Тогда можете убираться ко всем чертям. Ненавижу эту гребаную армию. Во-первых, я никогда не хотела, чтобы моя Джосс шла туда. И она, я думаю, осталась бы жива, если б послушала меня. Так что валяйте. Я вам сказала. Убирайтесь вы ко всем чертям.

Она толкнула дверь, как будто собиралась захлопнуть ее перед его лицом.

– Нет, миссис Слейд, я не из армии.

Маргарет Слейд не слушала. Дверь продолжала закрываться. Он подставил ногу. Это неправда, что журналисты всегда делают так. Келли помнил, что до сих пор он один лишь раз пытался это сделать. На этот раз на дверь давила маленькая, довольно хрупкая женщина, и процесс был по крайней мере не столь болезненным, как в прошлый раз, когда на ее месте был крупный мужчина в хорошей физической форме.

Келли решил вломиться.

– Послушайте, – сказал он в быстро сокращающееся пространство между дверью и косяком. – Есть вероятность, что ваша дочь была убита, миссис Слейд.

У него не было права это говорить. По крайней мере, на нынешней стадии расследования. У него не было серьезных доказательств. Только предчувствие. Но он был очень решительно настроен на то, чтобы добиться обстоятельного разговора с миссис Слейд. Или настолько обстоятельного, насколько позволит ее состояние. И он подозревал, что на нее может подействовать только шокотерапия.

Он почувствовал, что ее нажим на дверь ослаб. Миссис Слейд слегка отступила, перестав держать дверь, и Келли воспользовался этой возможностью, чтобы проскользнуть внутрь. Он закрыл за собой дверь.

– Так кто вы тогда такой? – спросила она.

– Я просто человек, которому не нравится ложь и утаивание.

Он чувствовал, что говорит довольно фальшиво и претенциозно, но ничего не мог с собой поделать. И, как ни странно, то, что он сказал, походило на правду.

И он сразу объяснил ей, насколько это было возможно, кто он такой и как он оказался вовлеченным в это дело.

– Этот Алан Коннелли, когда, вы сказали, он умер?

– Всего четыре дня назад.

– Четыре дня назад, – осторожно повторила она.

– Тогда выходит уже три жертвы, – сказала она после некоторой паузы.

– Я не думал, что вы знаете о Крейге Фостере, – ответил Келли.

– Крейг Фостер? Парень, с которым встречалась Джосси? Я ничего о нем не знаю. А что с ним случилось?

– Он был убит спустя лишь несколько недель после смерти вашей Джослин. Якобы несчастный случай во время учений. Он умер от пулевых ранений.

– О боже!

Маргарет Слейд выглядела искренне расстроенной.

– Он был такой милый мальчик. Они с Джосси только начали встречаться. И я никогда до этого его не видела, до ее смерти. Но он пришел на похороны, знаете. И казался таким расстроенным.

– Миссис Слейд, если вы не знали о смерти Крейга Фостера, тогда что вы имели в виду, сказав «тогда выходит уже три жертвы»?

– Что? – Теперь Маргарет Слейд казалась просто сбитой с толку. Келли будто видел, как ее мозговые клетки борются с алкоголем. – Три? Да, был парень, который погиб в Хэнгридже, где-то за пару месяцев до Джосси, я думаю.

Она остановилась. Келли чуть не упал со стула, но ничего не сказал. Новости, которые он сообщил миссис Слейд, каким-то образом протрезвили женщину. Но Келли не осмеливался давить на нее.

– Ни Джосси, ни Крейга не было там, когда это случилось, – продолжала она. – И, насколько мне известно, они даже не знали об этом. В армии стараются поскорее забыть о таких вещах, не правда ли? Они не очень-то спешат сообщить новичкам о чьем-то печальном конце, да?

Келли был еще ближе к падению со стула.

– Так что же случилось с тем парнем?

– Он тоже покончил с собой. Или, по крайней мере, так сказали. Я тогда не придала этому значения. Но поневоле задумаешься.

– А как именно это произошло, по официальной версии?

– Я не знаю. Кажется, даже не интересовалась. Странно, правда?

Келли вовсе не думал, что это странно. Он видел, что мозги миссис Слейд включаются и выключаются в зависимости от количества алкоголя в ее крови. Она говорила на удивление здраво почти все время, но, с другой стороны, это свойственно многим алкоголикам. Келли сомневался в ее способности объединить какие-то факты и сделать из них выводы.

– А кто это «сказали»? Кто рассказал вам о нем?

Она выглядела совершенно отъехавшей.

– Я не знаю. Правда, не знаю, – сказала она. – Это было после похорон. Другой солдат, я думаю. Не Крейг. Нет, не Крейг. Я говорила, не думаю, что ему было об этом известно. Тот был постарше. Я немножко вела себя как дура, понимаете. Конечно, я пропустила парочку. Но дело не в этом. Я просто сломалась в тот день. Я обвиняла во всем себя.

Она широко повела рукой. Келли был настолько поглощен ее рассказом, что едва обращал внимание на что-либо еще. Своим жестом она как бы приглашала его оглядеться, что он и сделал.

Квартира была настоящей свалкой. На полу ковер весь в пятнах, стены такие грязные, что сложно понять, какого цвета они были изначально. Мебели было очень мало. Взамен у каждой стены громоздились кучи коробок и шаткие кипы старых журналов и газет.

– Я не дала своей Джослин нормального детства, как и нормального дома, – продолжала Маргарет Слейд. – Мы всегда жили черт знает как. Имейте в виду, я не давала никому, когда была замужем за своим стариком, чтобы не было неприятностей. Чертов ублюдок. Но когда мне сказали, что моя Джосси умерла, я винила во всем только себя, понимаете. Я думала, что это все моя вина.

– Вы не усомнились в ее самоубийстве?

– Нет. – Она выглядела растерянной. – А почему? Пришел этот офицер, и я поверила всему, что он сказал. Он был из таких. И я чувствовала себя так ужасно. Я хотела и себя тоже убить.

Она взяла стакан, что стоял на одной из коробок. Судя по цвету, в нем было виски. Она почти опустошила его одним глотком.

– И в какой-то степени именно это я и делаю с тех пор, – сказала она.

– Но когда вы узнали о еще одном самоубийстве, вы не задумались?

Маргарет Слейд засмеялась, сухо и невесело.

– Я вообще не очень-то думаю, – сказала она. – Я предпочитаю выпить. Вы, должно быть, это заметили.

У нее было самосознание. Понимание собственного поведения, что весьма необычно для алкоголиков, которые в большинстве случаев отрицают свой алкоголизм. Келли, по крайней мере, отрицал.

Он решил проигнорировать ее ответ:

– Миссис Слейд, ваша дочь не оставила никакой прощальной записки?

– Нет. Ничего не нашли. Словом, мне сказали, что ничего не было.

– Хм.

– Это, что, необычно?

– Вообще-то нет. В полиции вам скажут, что только двадцать пять процентов самоубийц оставляют прощальные записки. Но, разумеется, если бы она оставила, это бы все меняло. – Келли призадумался на секунду. – Расскажите мне еще о том, как вы узнали о первом самоубийстве, – сказал он.

Миссис Слейд поставила стакан и села прямо. Было видно, что она очень старается сосредоточиться. Келли показалось, что, если бы не пьяный ступор, у нее были бы довольно умные глаза.

– Это было правда странно, – сказала она. – Я точно помню, что парень, сообщивший мне об этом, услугу мне будто оказывал. Пытался убедить меня, правда, очень странно. Как я уже говорила, я была в ужасном состоянии в день похорон. Я была паршивой матерью, а отца, о котором не стоит упоминать, у Джосси вообще не было. Но я не видела, к чему идет. И от этого мне было еще хуже. Я никогда не думала, что моя дочь так несчастна, что хочет свести счеты с жизнью. И в день похорон это все просто навалилось на меня. Затем тот парень стал объяснять мне, что это все не моя вина. Сначала я подумала: да что он может знать? Но он все говорил, что армия делает такие вещи с людьми, что это случается, что молодые просто не выдерживают. Он был старше, я сказала, на несколько лет старше Джосси. Тогда я решила, что он один из инструкторов в Хэнгридже. Он сказал, что знал парня, который был в этом полку до Джосси и который сделал то же самое.

Миссис Слейд замолчала. Келли думал, что она опять возьмет стакан с виски, но она этого не сделала. Несколько секунд она просто сидела и смотрела на него в полной тишине. Келли видел, что она сосредоточивалась, стараясь собраться с мыслями. И хотя мысли эти почти постоянно туманил алкоголь, Келли подозревал, что она могла быть довольно сообразительной в те редкие моменты, когда была совсем трезва. Если бы только их поймать, эти моменты.

– И от этого мне стало легче, – вдруг сказала она. – От того, что он сказал, мне стало легче. Но я никогда не видела здесь связи со смертью Джосси. Никогда. Никогда не думала, что это странно – что два человека в одном и том же лагере убили себя таким образом. Я никогда не задумывалась над этим.

Потом она взяла стакан с виски, но не стала пить, а просто держала стакан в руке и смотрела на то, что в нем осталось.

– Это неудивительно, на самом деле. Алкоголь убивает в вас всякое желание задавать вопросы, понимаете. Вот что мне в нем нравится.

Голос ее умолк.

– Я знаю, – мягко сказал Келли.

Впервые за все время она посмотрела ему прямо в глаза.

– А-а, – сказала она.

Келли сменил тему. В конце концов, он здесь по делу. И, как обычно, он предпочитал не говорить о себе.

– Миссис Слейд, Джослин что-нибудь вам говорила о дедовщине в армии или о сексуальных домогательствах? Вы же слышали, что в армии такое бывает. Мне просто хотелось бы знать.

– Нет, не говорила. Но, если посмотреть, она вообще мало о чем мне говорила. И не могу сказать, что я виню ее.

Келли призадумался.

– Солдат, что на похоронах Джосси говорил вам о другом самоубийстве, – продолжил он, – не называл ли он вам имени?

– Он сказал мне его имя. Да, сказал.

– И вы его помните?

Она устало улыбнулась.

– Да, я хорошо его помню. То же имя, что и у моего поганого бывшего мужа, поганого отца Джосси. Тревор. Молодой Тревор – так он его называл.

– Спасибо, – сказал Келли. – Вы мне очень помогли.

И это было правдой.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила миссис Слейд.

– Я собираюсь из кожи вон вылезти, но пробиться сквозь военную бюрократию и постараться выяснить, как такое возможно, что четыре молодых человека, предположительно здоровых, которые проходили службу в Хэнгридже, умерли менее чем за год. Вот что я собираюсь сделать, миссис Слейд, – сказал Келли.

– В самом деле?

Самообладание миссис Слейд – поразительное, учитывая количество выпитого, – казалось, исчезло. Она глотала слова, момент сосредоточенности и ясности ума, видимо, прошел. Затем она в один глоток выпила остатки виски.

– Я не знаю, откуда у вас силы, – сказала она и плюхнулась обратно в кресло.

Келли понял, что шансов добиться от нее еще чего-либо больше нет, даже если она и знает что-то еще, в чем он, честно говоря, сомневался.

– Послушайте, может, вы оставите мне свой номер телефона? – рискнул он.

Глаза Маргарет Слейд оставались закрыты. Какое-то время Келли думал, что ответа не будет.

– Мой номер есть в справочнике, – в конце концов пробормотала она, так и не открыв глаз.

Келли полез в карман пиджака за визиткой, прислонил ее к бутылке виски и направился к выходу.

Карен пребывала в шоке от новостей, которые ей сообщил Келли. Ее просто трясло от ярости. С этим надо было что-то делать.

Почти сразу после разговора с Келли она набрала номер Хэнгриджа. Джерри наверняка должен был уже вернуться на работу. Но как только чей-то мужской голос ответил, она сразу бросила трубку. Нет. Лучше не по телефону.

Одним махом она выключила компьютер, схватила свое пальто и, никому не сказав, куда идет, выбежала из офиса.

Ее мозги бешено работали, пока она ехала через торфяники. Голову переполняли мысли о Джеррарде Паркере-Брауне и о том, что она начала к нему привязываться. Она была в равной мере зла и расстроена. Но ей следовало приложить все усилия, чтобы забыть о своих чувствах и проявить здравый смысл. Келли уже намного опередил и ее и полковника, что, следует отдать ему должное, было в его стиле, если он брался за расследование. И ей это не нравилось. Ей казалось, она выставила себя полной дурой. И особенно было обидно, что Джерри Паркер-Браун все это время водил ее вокруг пальца. Это был уже не первый случай в ее жизни, когда она была обманута красивым представительным мужчиной, и она ненавидела себя за слабость.

У Карен создалось впечатление, что внезапные посетители в Хэнгридже – это большая редкость. На этот раз она едва взглянула на молодого человека, который стоял на посту. Она просто отметила, что это не тот симпатичный юноша, которым она так любовалась в прошлый раз. Но теперь ей было не до этого. Ей не терпелось поскорее пройти все эти формальности. Она просто сидела в машине и нервно тарабанила пальцами по рулю, пока солдат регистрировал ее в караульной кабине и делал какие-то звонки.

Ей пришлось подождать еще несколько минут, что привело ее в некоторое раздражение, пока наконец молодой солдат не подошел к ее машине. Он нагнулся, чтобы поговорить с ней через открытое окно.

– Мне сказали, что вы можете ехать. – Вид у него был слегка удивленный. – Вам надо проехать к центральному административному зданию, – продолжал он, указывая в нужном направлении.

– Я знаю, – сказала она. – Я здесь уже была.

– Да, мэм, – сказал солдат, как будто не слыша ее слов. – Парковка для посетителей справа.

– Я знаю, – снова сказала она и рванула на своей машине вперед, прочь от караульного, который начинал действовать ей на нервы. Сегодня она была не расположена терпеть всю эту военную бюрократию.

Она быстро припарковалась и направилась к главному административному зданию. Еще один караульный поприветствовал ее сразу, как только она вошла. Открыв дверь, Карен увидела улыбающегося Джерри Паркера-Брауна, который выходил из своего офиса, чтобы встретить ее.

– Какой приятный сюрприз – увидеть моего любимого полицейского дважды за один день. Почему бы нам не…

Она резко оборвала его речь.

– Хватит, Джерри, – выпалила она. – Ты мне врал, не так ли?

– Я не знаю, о чем ты, – ответил он.

– А я думаю, прекрасно знаешь, и если ты полагал, что наше милое совместное времяпрепровождение смягчит меня, ты ошибался. Это не так.

– О чем ты говоришь, Карен? – спокойно спросил он, с выражением лица, слегка насмешливым.

– Я говорю о том, что играм, в которые ты решил поиграть со мной, пришел конец. Сейчас. В эту самую минуту. Все, что я хочу от тебя, – это узнать, что же на самом деле происходит здесь, в Хэнгридже.

– Я тоже хочу этого, Карен. Каждый день я говорю себе: вот сегодня я все-таки разберусь, чем занимается каждый маленький засранец. Но…

– Нет, Джерри. Я же сказала. Игра окончена. Твои жалкие шутки больше не пройдут. Мне известно о смерти Джослин Слейд. Ты обманул меня, Джерри, и мне очень хочется знать почему.

Она видела, что сержант, который сидел за своим рабочим столом в приемной, перестал печатать на своем компьютере и уставился на нее.

Джерри взял ее за руку, при этом сжал ее чуть сильнее, чем обычно, и повел в свой офис.

– Тогда, я думаю, тебе лучше войти, – сказал он.

Как только они вошли, он плотно закрыл дверь и пригласил ее сесть. Карен выбрала единственный высокий стул в комнате, не считая того, что был у стола. Она не хотела давать ему преимущество смотреть на нее сверху вниз. И подозревала, что, выбери она одно из двух удобных низких кресел, он не сел бы с ней рядом на второе, как во время их прошлой встречи. Разумеется, он сразу направился к своему крутящемуся офисному стулу и сел очень прямо. И в его голосе не было и следа добродушного подшучивания, когда он наконец заговорил.

– Я тебя не обманывал, Карен, – сказал он очень спокойно. – Я помню, что ты спрашивала меня, не умер ли кто-то еще из солдат в результате несчастного случая. Я рассказал о Крейге Фостере. И мне кажется, был абсолютно откровенен, рассказывая тебе, как он умер, не так ли? Смерть Джослин Слейд не была несчастным случаем. Или ты действительно думаешь, что самоубийство – это несчастный случай? Конечно же нет. Слейд сама решила покончить со своей жизнью. Это была личная трагедия, и я не видел необходимости рассказывать о ней тебе. Я могу лишь извиниться, если ты думаешь, что я нарочно тебя обманул. У меня не было такого намерения.

Ловко, как всегда, подумала Карен. Она чувствовала, как ярость переполняет ее. И изо всех сил старалась держать себя под контролем.

– Прекрати это, Джерри, – выпалила она. – Ты прекрасно знал, что меня интересует любая внезапная смерть в Хэнгридже. Я могла допросить тебя в неформальной обстановке, но я именно что пришла к тебе официально, а ты решил скрыть от меня информацию, которая крайне важна для полицейского расследования. Кроме всего прочего, полковник, это оскорбление.

Карен знала, что, когда ситуация требует этого, у нее очень неплохо получается говорить резко. А сейчас естественная злоба вкупе с чувством личной обиды еще добавляли ей язвительности.

Но Джеррард Паркер-Браун не был ошеломлен.

– Да ладно тебе, Карен, нам же далеко до настоящего полицейского расследования, – сказал он спокойным, утешающим тоном.

– Между прочим, Джерри, думаю, мы очень близки к тому, чтобы начать формальное расследование прямо с этого самого момента, если ты, конечно, не убедишь меня, что в этом нет никакой необходимости, в чем я очень сомневаюсь. Ты помнишь, что смерть Алана Коннелли произошла за пределами территории части, что дает мне достаточные права на ее расследование, а это может повлечь за собой и расследование других смертей, произошедших в Хэнгридже.

– Я думал, что наши отношения намного лучше, Карен, – ответил Паркер-Браун. – И то, что мы всего лишь немного друг друга не поняли, не означает, что мы не можем решить все наши вопросы.

Карен не могла избавиться от чувства, что все так называемые отношения между ними были не чем иным, как попыткой Джерри Паркера-Брауна умаслить ее так, чтобы она больше не лезла в дела девонширских стрелков. Но она не собиралась с этим мириться. Ну уж нет.

– Я не думаю, что это небольшое недоразумение, Джерри, – сказала она. – И я не думаю, что у нас с тобой есть какие-то отношения, которые вообще стоит упоминать, и уж тем более такие, которые могут помешать мне начать полное полицейское расследование этих смертей. Если я посчитаю это необходимым, а именно это и происходит. Итак, ты можешь сказать что-нибудь, что могло бы изменить мое мнение?

– Теперь я понимаю, в каком я положении, не так ли, детектив?

В его глазах все еще был блеск. Джерри Паркер-Браун терпеливо верил, что он может очаровать этот мир, и уж тем более очаровать женщину-полицейского из приморского участка.

Карен в самом деле не собиралась позволять ему дальше играть в эти игры.

– Послушай, если ты не настроен воспринимать меня всерьез, тогда мне придется попросить тебя проехать со мной в полицейский участок Торки, где мы сможем продолжить нашу беседу со всеми формальностями, – выпалила она.

– Ты, наверное, шутишь.

– Нет. Я не шучу. Для начала, и это действительно твой последний шанс облегчить свое положение, я хочу точно знать, почему ты не рассказал мне о смерти Джослин Слейд?

Паркер-Браун вытянул обе руки ладонями вверх, что походило на мольбу.

– Джослин Слейд застрелила себя, когда была на посту, – начал он. – Это был ужасный шок для всех, кто ее знал. Что касается меня и моих подчиненных, я знаю, что у нее не было абсолютно никаких проблем со службой. Она была хорошим молодым солдатом, и впереди у нее была блестящая карьера. Но я точно знаю, что у нее были определенные проблемы в личной жизни. Сложности в семье – больная мать вроде бы, но я не знаю подробностей.

– Джерри, семейная жизнь Джослин Слейд – это совсем другой вопрос. Хотя, конечно, скорее всего, раньше или позже нам придется заняться ей, но пока всё, что меня интересует, и всё, что я хочу услышать от тебя, касается только армии, – сурово сказала Карен. – И ты не ответил на мой вопрос. Само собой разумеется, ты знал, что случилось с Джослин Слейд. И я не верю, что ты думал, будто меня не заинтересует подобная информация. Так почему же ты не сказал мне, Джерри?

– Я и в самом деле думал, это не имеет отношения…

– Ради бога, – резко перебила его Карен. – Не надо считать меня совсем уж безнадежной дурой.

– Очень хорошо.

Он откинулся на стуле, открыл верхний ящик стола и достал большую сигару.

– Ты не возражаешь? – спросил он.

Карен помотала головой. И с нетерпением смотрела на то, как он прикуривает и пускает идеальной формы кольца дыма в воздух. Когда он заговорил, Карен подумала, что голос звучит очень примирительно и терпеливо, на грани снисходительности.

– Карен, ты, наверное, помнишь, что армия – это семья, – начал он. – И, как и любой другой семье, нам не нравится выставлять напоказ свое грязное белье. На самом деле это наш долг перед теми замечательными юношами и девушками Хэнгриджа, которых, без сомнения, ждет блестящая карьера на службе нашей стране. И я абсолютно честно говорю: я не думал, что ты спрашивала меня о самоубийствах, так же как я абсолютно верю, что случившееся в Хэнгридже, по крайней мере за то время, что я здесь, не заслуживает полицейского расследования. Мы, военные, действительно любим держать наш дом в порядке.

Он замолчал, довольно нервно куря сигару, которая, казалось, не хотела гореть. Карен поняла, что раньше не видела, чтобы он курил. И не могла не задуматься, случайно ли это. Он выглядел каким-то другим. Или, скорее, он стал другим с того самого момента, как она перешла в атаку. До этого он был по-обычному приветливым и беззаботным.

– И я думаю, ты узнаешь, что твое начальство это уже поняло, – бросил он небрежно, пуская облака дыма.

Она насторожилась. На что намекал Паркер-Браун? Это точно была не фраза, сказанная невзначай. Вряд ли Паркер-Браун был человеком, который когда-либо бросал слова на ветер. Мог ли он говорить о какой-то уютной сделке, сделке, которую они, возможно, заключили в клубе, обшитом дубом? Карен уже сталкивалась с такими вещами. Все занимающие хоть какой-то пост в полиции с этим сталкивались. И она это ненавидела. Все мальчики заодно, что бы ни случилось.

Карен чувствовала, как ее гнев растет. Она не любила, когда ею пытались манипулировать, и чувствовала, что последняя фраза Джерри Паркера-Брауна была лишь еще одной попыткой управлять ею. Она чувствовала это все сильней и сильней с первого дня их встречи. И это ее убивало. Однако если он пытается делать именно это, то он в ней сильно ошибся. Карен совершенно не одобряла эту связь старых друзей, эту сеть, которая, как она знала по своему личному опыту, охватывала не только полицию и армию, но и практически все коридоры власти, от национального правительства до церкви.

Карен внимательно посмотрела на Джерри Паркера-Брауна. Он сидел откинувшись на своем стуле и глубоко затягивался толстой сигарой, которая после его первых нервных затяжек наконец хорошо раскурилась.

Он и сейчас не был похож на обычного армейского офицера, и Карен все еще нравилось его общество, что просто приводило ее в бешенство. Ну да, она уже была на грани того, чтобы позволить их отношениям зайти куда дальше. Он был не только очень привлекательным мужчиной, но и очень беззаботным, веселым и легким в общении. Или, по крайней мере, таким казался. Но она начинала думать, что все это только игра, а вне ее он был солдатом до мозга костей, солдатом, который готов на все, лишь бы не дать своей военной лодке затонуть.

Он смотрел на нее не мигая. Старый актерский трюк. Она все больше и больше убеждалась в том, что он хороший актер. Она подумала: он бы мог даже быть чертовым масоном. Как и многие из таких. И она начинала верить, что в этом и есть вся сущность Джерри Паркера-Брауна. Приятная маска современного военного, а под ней – настоящий офицер-службист, чьи истинные взгляды едва ли изменились со времен Веллингтона.

– И почему ты решил, будто мое начальство понимает то, что ты имеешь в виду? – спросила она, стараясь, чтобы ее лицо не выдавало никаких эмоций.

Он пожал плечами:

– Просто такое выражение, Карен, вот и все. Я просто пытался убедить тебя, что на самом деле нет никакой необходимости начинать расследование относительно Хэнгриджа. Мы – британская армия, Карен, и это делает нас с тобой союзниками. Девонширские стрелки – прекрасный полк, который имеет все основания гордиться своей историей. Мы защищали страну и королеву еще во времена наполеоновских войн. Мы хорошие парни. И тебе на самом деле лучше заниматься ловлей настоящих бандитов, чем тратить здесь время и деньги налогоплательщиков. Это мой совет, и тебе лучше к нему прислушаться.

Он улыбнулся, чтобы смягчить сказанное, и в его словах не было никакой угрозы. Но все же она чувствовала, что ей угрожают. Или уж, по крайней мере, если это не угроза, то предупреждение.

– Я никогда не прекращаю ловить бандитов, – сказала она, резко поднимаясь со стула.

И в этот же момент она отстегнула свою брошку в виде кинжала от пиджака и как бы между делом бросила ее на стол перед Джерри:

– Думаю, это твое.

– Но, Карен, нам было так весело сегодня утром. – Он поднял брошку и подал ей. – Ты, конечно, можешь сохранить этот маленький сувенир.

Она не отреагировала и пошла к выходу. У двери она повернулась.

– И забудь о воскресеньи, – сказала она через плечо. – Я думаю, мне не стоит и дальше компрометировать себя.

Он широко открыл глаза, и лицо его было воплощением самой невинности.

– Да ладно тебе, Карен.

Она быстро вышла из комнаты, с шумом открыв и закрыв дверь. Просто оборвав его речь, она уже испытывала какое-то чувство удовлетворения.