Полицейская машина, остановившаяся возле виллы с башенками, стала для элегантной мадам Марнье весьма неприятным новогодним подарком. Догадалась ли она, что ее мужа арестовали? Была ли она в курсе его дел? Если и так, она великолепно разыграла удивление.

— Боже мой! — воскликнула она, подбегая к калитке. — Что случилось? Авария? Мой муж ранен?..

Не беспокойтесь, — холодно ответил комиссар, — аварии не случилось. Она должна была произойти, но жертвой ее стал бы не ваш муж, а другой человек.

— Я ничего не понимаю!

— Сейчас все поймете. Разрешите войти.

Пройдя через роскошный холл, мы вошли в гостиную, где вчера вечером так ярко сверкали люстры.

— Боже мой! — воскликнула мадам Марнье, заметив наручники на запястьях мужа. — Это какая-то ошибка! Эти господа, наверное, не понимают, что ты…

— Довольно! — оборвал ее комиссар. — Будете говорить когда я вас попрошу.

Человек в сером пальто был в бешенстве, он даже не взглянул на жену. Уставившись в пол* он отряхивал с полы своего дорогого пальто паутину, которая налипла, пока он отсиживался в подъезде. Курчавый с сообщником пребывали в полной растерянности. Они не думали, что когда-нибудь попадут на виллу своего «хозяина» при таких обстоятельствах.

Комиссар приказал трем арестованным встать вдоль мраморного камина; в это время Мади помогала слепому усесться в кресле. Бедный мсье Воклен! Он только что понял, что чуть не стал жертвой преступления, и весь дрожал от мысли, что перед ним, совсем рядом, стоит тот самый человек, который внушал ему такой ужас.

— Ах! — вздохнул он. — Это же надо — сказать, что нашлась моя собака, и этим заманить меня в западню!

Комиссар направился к человеку в сером пальто, чтобы немедленно начать допрос.

— Вы намеревались спровоцировать несчастный случай, чтобы избавиться от этого слепого человека. Чем он вам мешал? Подозреваемый, кажется, ничуть не смутился. Он уверенно отвечал своим гнусавым голосом:

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Ни какого несчастного случая не было.

А почему вы не остановились, когда полицейские вам свистели?

Я не заметил полицейских. Я думал, это мальчишки хулиганят.

А когда услышали выстрелы?

Я решил, что на меня напали бандиты, поэтому и убежал. На моем месте любой бы так поступил. В чем вы можете меня обвинить?

— Если бы полицейский на мотоцикле не вмешался, вы бы задавили этого человека. Более часа вы стояли в двухстах метрах от моста, выжидая удобного момента!

Я находился там в ожидании одного знакомого, которому назначил встречу, но он не пришел. В конце концов, зачем мне было сбивать этого человека? Я его знать не знаю.

Но, возможно, он скажет, что знает вас?

Разумеется, — подтвердил мсье Воклен. — Это он, его голос я узнаю среди тысячи других. Можете спросить у него, какие сигареты он курит. Я не сомневаюсь, что они иностранного производства.

По приказу комиссара человек достал пачку американских сигарет и с презрением бросил их на столик.

— И что это доказывает? — процедил он. — Многие курят иностранные сигареты. Этот человек ошибается. Где я с Ним мог познакомиться?

— У меня дома! — горячо отозвался слепой. — Вы несколько раз приходили ко мне с просьбой продать рояль!

Подозреваемый помедлил с ответом. Кажется, он решил сменить тактику.

Возможно, это и так. Я занимаюсь разными видами бизнеса и действительно когда-то интересовался старинными роялями. Но если я и приходил к этому человеку, какая может быть связь между этим фактом и покушением на убийство?

И все же связь существует, — ответил комиссар.

Какая же?

В — Вот это мы и хотим от вас узнать.

— Но это же бред! Кому могла прийти в голову такая глупость?

щ — Этим мальчикам, и мы им поверили. Человек взглянул на нас с отвращением.

Их я вообще впервые вижу. Полиция теперь верит россказням каждого сопляка?

Вчера вечером они слышали ваш разговор с сообщником — вот с этим человеком. Они наблюдали за вами через окно виллы. Разговор происходил около шести, в вашем кабинете.

Негодяй наградил нас злобным взглядом; Курчавый и его сообщник опустили головы.

— Если у вас такая короткая память, — снова заговорил комиссар, — двое из мальчиков могут слово в слово повторить все, что было сказано вами.

Человек в сером пальто на миг потерял самообладание. Снова изменив тактику, теперь он предпочел отмалчиваться. Тогда комиссар обратился к Курчавому:

— Какова ваша роль в этом деле?

Курчавый понимал, что полиции известно слишком много и провести комиссара будет трудно, но все же решил притвориться, будто знать ничего не знает.

— Я вообще не в курсе дела! Я прогуливался по набережной, когда меня арестовали — я так и не понял, за что.

Не сдержавшись, я закричал:

— А собака слепого, а моя собака? Их-то кто украл?

Курчавый немного подумал и, сообразив, что кража собаки не такое уж тяжкое преступление, пробормотал:

Да они вечно шастали по двору, надоели хуже горькой редьки… Вот я от них и отделался.

А кто подпилил перила на пятом этаже?

— Перила? Понятия не имею!

Конечно, зачем ему признаваться? Он ведь знал, что свидетелей не было!

Комиссар начал нервничать. Он обратился к третьему мужчине. Тот, разумеется, тоже не понимал, за что арестован. В том доме он никогда не был, а сегодня утром, спокойно гуляя по набережной, заметил слепого старика, который никак не мог перейти улицу. Как было ему не помочь?.. Он действительно проживает на улице Ансьен-Шеналь, но с Курчавым никогда не встречался.

— Я не понимаю, господин комиссар, — возмущался он, — как вы можете верить бредням этих глупых мальчишек!

Мы буквально кипели от негодования. Комиссар жестом призвал нас вести себя тихо.

А вам есть что сказать? — спросил он элегантную мадам Марнье.

Нет, — спокойно ответила она, — кроме одного: вы заблуждаетесь.

В гостиной воцарилось тягостное молчание. Неужели комиссар готов поверить этим людям? Неужели склонен предполагать, что мы все это выдумали?

Он мерил шагами гостиную, потирая лоб, а затем вдруг обернулся к своим подчиненным.

Обыщите дом. В первую очередь кабинет, потом другие комнаты, с подвала до чердака.

Нет! — запротестовала мадам Марнье. — Вы не имеете права!

— Замолчите!

Пока длился обыск, комиссар, прохаживаясь по комнате, продолжал допрос, все больше и больше мрачнея. Какова реальная причина покушения на слепого? Кому было выгодно, чтобы нашего старого друга не стало? Разумеется, это связано со старинным роялем. Да, это очень дорогой рояль; однако как бы бандиты завладели им, если бы убили старика? Тайком его не унести: слишком громоздкий предмет.

Разумеется, подозреваемые молчали в ответ на эти вопросы. Возвратились полицейские. Они были во всех комнатах, обшарили все ящики, особенно тщательно, в кабинете, но не нашли ничего интересного. Оставалась гостиная, где мы находились.

— Нет, нет! — еще яростнее возмутилась мадам Марнье. — Это моя комната, я запрещаю вам!..

С видом праведного негодования она прислонилась к стене и, скрестив руки, устремила на полицейских ненавидящий взгляд.

— Мне очень жаль, — сухо произнес комиссар и, обернувшись к полицейским, приказал: — Продолжайте работу.

Через несколько мгновений вся роскошная гостиная была вывернута наизнанку. Кафи, глядя на меня, как будто спрашивал: «Неужели все эти люди сошли с ума?»

Неожиданно женщина, все еще стоявшая со скрещенными руками на том же самом месте, потеряла самообладание. Прочтя в ее глазах внезапную тревогу, комиссар приблизился к ней.

— Отойдите в сторону!

Она отказалась сдвинуться с места. Тогда комиссар велел двум полицейским взять ее под руки и отвести в сторону, а сам осмотрел место, где она только что стояла. На стене висела картина с видом Лиона в золоченой рамке. Комиссар снял ее, провел рукой по обоям, покрытым крупными серо-желтыми узорами… Обернувшись к женщине, он бросил:

— Теперь я понимаю, почему вы встали именно здесь, у этой стены.

Резким движением руки он сорвал кусок обоев; под ними обнаружилось что-то вроде ниши, откуда комиссар извлек деревянную шкатулку.

Человек в сером пальто и его жена побледнели. При всеобщем молчании комиссар поставил шкатулку на столик и открыл ее. Денег в ней не было, одни бумаги, которые он просмотрел одну за одной, и вскоре мы увидели, как комиссар покачал головой.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Чтобы найти ключ к загадке, нам не хватало вот этой улики!

И он поднял над головой какую-то бумажку. Затем, повернувшись, торжественно прочел то, что было на ней написано:

— «Я, нижеподписавшаяся Женевьева Воклен, проживающая в Лионе, улица Сен-Бартелеми, заявляю, что в случае, если я переживу своего брата, Антуана Воклена, я отказываюсь от принадлежащего ему и завещанного мне рояля в пользу мсье Шарля Марнье, проживающего на улице Драгонн, в квартале Сент-Фуа-де-Лион, в знак признательности за бесценную услугу, которую он оказал моему брату.

Лион, двадцать третьего июля тысяча девятьсот…»

Не успел комиссар дочитать это заявление, как наш старый друг, побледнев, встал с места. Его била дрожь.

— Это подделка! — воскликнул он. — Ни я, ни моя сестра не были знакомы с этим человеком! У меня с собой одно из писем сестры. Вот, сравните почерк…

Он протянул Мади портфель, та передала его комиссару, который достал оттуда письмо, подписанное Женевьевой. Воцарилось напряженное молчание; можно было услышать, как муха пролетит. Один из сыщиков, стоявших за спиной комиссара, наклонился покачал головой.

Нет, — пробормотал он, — почерк идентичен. Оба документа написаны одной и той же рукой, и подписи совпадают.

Но это невозможно! Совершенно невозможно! — в отчаянии повторял наш старый друг, снова упав в кресло. — Или моя сестра стала жертвой гнусной махинации…

Сжав голову руками, он задумался.

— Какое там число? — спросил он наконец. — Каким числом, вы говорите, подписано заявление?

— Двадцать третьим июля прошлого года.

Слепой повторил эти слова таким голосом, будто они имели какое-то особое значение, и неожиданно воскликнул: —Ах, кажется, я понял! Да, я понял… Дорогая моя, бесценная моя сестрица! Она сделал это для мое го спасения. Прошлым летом я был тяжело болен. Чтобы обеспечить мне лучший уход, сестра отказалась положить меня в городскую больницу и устроила меня в частную клинику. Я не хотел этого, я знал, что мы ограничены в средствах… Тогда она сказала мне, что тайком скопила немного денег. Скопила!.. Нет, у нее ничего не было, но я был так болен, что поверил ей не раздумывая. Теперь я уверен, что этот человек предложил ей мерзкую сделку. Считая, что я смертельно болен, он заплатил ей, чтобы она подписала эту бумагу…

Старик не мог продолжать: слезы душили его. Комиссар обратился к так называемому бизнесмену:

— Я полагаю, теперь вы не осмелитесь отрицать свою вину? Вот еще один документ, еще одна неопровержимая улика. Вы обещали рояль Ференца

Листа правительству родины музыканта. Согласно этому документу, Венгрия предлагает вам за него огромную сумму, целое состояние. В ярости от того, что болезнь не сломила этого человека, вы, имея на руках заявление его сестры, которое равносильно завещанию, хладнокровно замыслили убить его. Теперь все четверо преступников потеряли остатки высокомерия. Подавленные, они избегали наших взглядов. Комиссар продолжал допрос человека в сером пальто. Он хотел узнать еще кое-какие подробности.

— Вы прослушали показания мсье Воклена. Теперь отвечайте: как вы узнали о существовании этого бесценного рояля?

Преступник замялся, однако теперь он уже не мог уйти от ответа. Чуть слышно, не поднимая головы, он рассказал, как повстречал сестру слепого у ростовщика, у которого она хотела занять денег. Но, не в силах заложить рояль своего брата — единственную ценность, которой они обладали, — она ушла с пустыми руками. Тогда человек в сером пальто договорился с ней встретиться на следующий день и предложил сделку, на которую она была вынуждена согласиться, тем более что рояль забрали бы у нее лишь в случае смерти брата.

Сделав это «доброе дело», вы рассчитывали быстро разбогатеть, — проговорил комиссар, — ведь этот человек имел мало шансов выжить. Сколько денег вы ей заплатили?

Очень много!

Точнее?

Я уже не помню, но много.

Нет, — откликнулся мсье Воклен, — не может быть! К счастью, я быстро пошел на поправку и провел в клинике всего несколько дней. Несмотря на это, после смерти за сестрой остался долг, долг, который я до сих пор не выплатил до конца.

Комиссар задал еще несколько вопросов, на которые трое мужчин и женщина отвечали безучастным тоном. Однако один вопрос комиссар забыл задать. Он был, конечно, не так уже важен для полиции, но очень важен для нас, потому что касался Кафи. Почему моя собака, которую продали на псарню на холме Фурвьер, оказалась в Сент-Фуа, у того самого человека, который приказал ее украсть?.. Ответ мы получили от женщины. Боясь, как бы Кафи не купил кто-нибудь из жителей Сен-Бартелеми, ее муж счел благоразумным забрать собаку себе. Тщетная предосторожность, потому что Кафи все равно нашел способ удрать!

— Да, — процедила мадам Марнье сквозь зубы, — от этих поганых собак одни неприятности.

Теперь комиссару все стало ясно, да и нам тоже. Он приказал полицейским:

— Везите-ка этих молодцов и даму в участок… А вы, ребята, еще раз можете прокатиться с нами, мы вас подбросим на Сен-Бартелеми вместе с мсье Вокленом.

Четверо злодеев в наручниках последний раз прошли по коврам в гостиной, по коврам, купленным на Бог знает где добытые деньги!

Мади вывела нашего старого друга в прихожую. Он все еще не мог прийти в себя от пережитого потрясения.

Ах, дети мои, — бормотал он, — я вам обязан многим… Нет, я вам всем обязан!

Что вы, не стоит об этом, — отозвалась Мади. — Подумайте лучше о Брике. Я приведу его к вам, и вы снова будете вместе.

Когда мы подходили к полицейской машине, появился поваренок в белом фартуке и колпаке, с тортом в руках. Он застыл, разинув рот, увидев странную процессию.

— Можешь нести обратно свой баварский торт с вишневым ликером, — рассмеялся Сапожник. — Господа сегодня завтракают в городе!