Разумеется, я давно уже не верил в Деда Мороза, однако накануне праздника все-таки поставил башмак в камин, чтобы доставить удовольствие братишке, который все еще ждал прихода доброго старичка с подарками.

Утром, проснувшись, он обнаружил рядом со своим ботинком заводной бульдозер, о котором давно уже мечтал, а я нашел спортивный свитер. Мама вязала его тайком от меня, но я как-то наткнулся на него в корзинке для рукоделия. В каждом ботинке было по пакету конфет, при виде которых братец Жео запрыгал от радости.

А моя главная радость скрывалась не в ботинке — она была у меня в сердце. У меня появилась надежда найти Кафи!

Накануне, выйдя из тупика, я побежал на площадь Сен-Поль искать друзей. Встретившись, мы долго обсуждали признание мальчишки и единодушно пришли к выводу, что Брике и Кафи наверняка живы. Мы не могли только сообразить, зачем старьевщику нужно было воровать собак. Может, он ненавидел животных и не мог выдержать их присутствия во дворе? Или продавал их за хорошие деньги?

— Ты говоришь, — Корже заставлял меня повторять это снова и снова, — что он увозил их в своем пикапе?

— Да, ездил за Фурвьерский собор и отсутствовал недолго и в первый, и во второй раз. Видно, ездил в одно и то же место.

Сапожнику пришла в голову идея. Он неожиданно вспомнил, как два года тому назад гулял с дядей по переулкам за собором. Проходя вдоль одного забора, они услышали собачий лай. Сапожник залез на забор и увидел большую площадку, заставленную клетками, в которых бились, пытаясь выбраться, множество собак. Дядя объяснил ему, что это, наверное, псарня — другими словами, что-то вроде зоопарка, который принадлежит торговцу собаками.

— Тиду, я уверен, что этот человек увез наших собак туда и продал!

Этим рождественским утром я был переполнен надеждой. Мне казалось, что сегодня непременно исполнится мое единственное желание: найдется Кафи. Сапожник обещал сходить со мной на вершину холма Фурвьер. Однако он предупредил меня: его мама, которая работала на заводе, никогда по вечерам не выходила на улицу, но в Сочельник он по традиции отправлялся с ней ко всенощной, поэтому ложился в этот день поздно. Значит, сегодня он проснется не раньше десяти.

— К тому же, — добавил он, — рождественским утром, сам понимаешь, собачник тоже не проснется на рассвете… Скажи спасибо, если мы вообще его там застанем.

Итак, мы решили пойти на Фурвьер после обеда. Сапожник зайдет за мной на улицу Птит-Люн часа в два. Каким долгим показалось мне это утро! Решив, что я томлюсь в ожидании праздничного обеда, мама со смехом спросила:

— Тиду, неужели ты вдруг стал гурманом?

Ведь я не рассказал ей ничего о том, что случилось накануне. Мне хотелось убедиться, что Кафи жив.

Я пошел к Мади, которая, конечно, сгорала от нетерпения, гадая, что произошло накануне в тупике. Я встретил ее на улице, она шла с матерью из церкви. Мади задержалась со мной, чтобы обо всем расспросить.

— Вот видишь, — сказала она, — не все мальчишки из этого двора негодяи. — И добавила: — Я тоже верю, что Брике и Кафи живы. После обеда мои родители, как всегда на Рождество, пойдут навестить старую тетушку. Меня они не заставляют туда ходить. Забеги за мной, я пойду с вами.

Сидя за праздничным столом, я был до того рассеян, что даже не замечал, что ем! Бедная мама! Она приготовила чудесный прованский обед: салат из помидоров и цесарку, фаршированную черными маслинами, которые я так люблю…

— В два часа пришел Сапожник. Он только что видел, как Стриженый, Гиль и Бифштекс садились в троллейбус. Они поехали к нашему старому другу, которого нельзя было не навестить на Рождество.

Мади была уже одета, когда мы пришли к ней на улицу От-Бют. Несмотря на волнение, она заставила нас полюбоваться часиками, которые подарила ей бабушка. После вчерашнего дождя небо прояснилось, но стало еще холоднее. Людей на улицах было мало. Лионцы любят вкусно поесть и Рождество обычно проводят дома, в кругу семьи. Я даже начал сомневаться, будет ли псарня открыта в такой день.

— Во всяком случае, — заметила Мади, — мы наверняка сможем разглядеть собак, забравшись на забор. Давайте не будем терять времени: мне нужно вернуться домой к пяти.

На набережной Соны Сапожник показал нам улицу, которая, как он уверял, была самым коротким путем на вершину Фурвьера. Однако, когда мы забрались на холм, оказалось, что он плохо помнит, в какой стороне находится псарня. Идти по дорожке направо? Или подниматься налево? Сапожник помнил только забор. Никто из прохожих не помог нам; более того, сколько мы ни прислушивались, лая не услышали.

— Но я уверен, что это где-то тут! — настаивал Сапожник. — Забор выше меня и очень длинный, кое-где проломанный, Я его помню так, как будто вчера видел.

Мы побродили наугад с полчаса, подозревая, что Сапожнику все это приснилось, как вдруг Мади показала пальцем на пустырь, на котором тут и там стояли какие-то сараи. Это и была псарня, окруженная простым проволочным ограждением, которое, видимо, поставили вместо обветшавшего за эти два года забора. К собакам нам было не пройти: они были заперты в сараях, стоящих в глубине пустыря, — но возле ворот возвышался кирпичный коттедж, где, очевидно, обитал хозяин псарни.

— Мади, постучись в дверь, — попросил Сапожник. — Девочкам охотнее отпирают, чем ребятам.

На пороге появился краснолицый мужчина с салфеткой в руке. У него был недовольный вид человека, которого оторвали от лакомого блюда.

Что вам надо?

Мы, нам… мы по поводу собаки!

Собаки?! Вы что, думаете, что моя псарня и в Рождество открыта, что ли?

— Мы пришли за украденной собакой. Может быть, она здесь… может, их даже две.

— Что? Краденые собаки?.. Что за дела? Хороший день вы выбрали, чтобы об этом сообщить!

Он яростно захлопнул дверь, однако, видимо, поразмыслив, снова ее открыл. Может быть, потому что на дворе было Рождество, а может, вид у нас был такой несчастный?

Ладно! — проворчал он уже не так сурово. — Что за собаки?

Мы ищем двух овчарок, которые потерялись, одна из них принадлежит слепому старику, другая мне. Мы думаем, что их привезли сюда.

Когда?

Первую в прошлом месяце, а мою дней десять назад.

Собачник потер лоб рукой.

— Хорошо, подождите, что ли, пару минут. Я допью кофе и покажу вам свое хозяйство.

Пара минут продлилась добрых полчаса, мы уже разуверились, что собачник вернется, как вдруг дверь отворилась. Хозяин был одет в длинную серую блузу, в которой он, видимо, ходил кормить своих питомцев. Он сказал:

— Пойдемте, что ли, поищем ваших овчарок… А вы, что ли, уверены, что они краденые? Как я должен различать, какую собаку мне привезли — ворованную или нет? Если бы они хоть свидетельство о собственности показывали, что ли… Ну, расскажите, что ли, как эти собаки выглядят!

Если бы мы так не волновались, то, наверное, не удержались бы от смеха, слушая эти бесконечные «что ли», которые он вставлял в каждую фразу. Мали рассказала сначала о Брике, потерявшемся раньше: его легко было узнать по раненой лапе.

— А, хромая овчарка! — воскликнул добряк. — Эта здесь, точно!

Он направился к одному из сарайчиков, где сидели четыре или пять собак, тесно прижавшись друг к дружке, чтобы согреться.

Эта, что ли? — спросил торговец.

Похоже, эта… Честно говоря, мы ее никогда не видели, — призналась Мади. — Мы знаем только ее кличку — Брике.

Не успела она произнести это имя, как одна из собак, прихрамывая, встала и подошла к решетке. Это наверняка был поводырь слепого! Он и вправду был немного похож на Кафи, но не такой красивый и ниже ростом.

Мади просунула руку через решетку, и Брике тут же подставил голову, чтобы его погладили. Он казался умным и добрым псом. Я спросил у собачника:

Человек, который вам его привез, был высокого роста, правда? И с кудрявыми волосами?

Точно! Он очень просил меня забрать пса, потому что, мол, собака ничья, носится туда-сюда по двору, того и гляди кого-нибудь покусает… Я не хотел ее брать, сами понимаете, каково перепродать хромую собаку. Но тот человек сказал, что если я ее не возьму, он ее утопит в Соне, чтобы только избавиться. А я вижу — пес умный, ласковый… Кстати, этот парень даже денег за нее не просил… Так вы, что ли, говорите, это не бродячая собака?

Это собака-поводырь. Тот человек украл ее у слепого… и еще другую, гораздо более красивую…

Вы уверены? Я не помню, чтобы этот тип привозил другую собаку.

Это большая собака, на лапах у нее «чулки» огненного цвета, на груди пятно. На ней был ошейник с позолоченными заклепками.

Торговец задумался.

Этот, что ли, — пробормотал он, скребя подбородок. — Рыжие лапы, ошейник с позолоченными заклепками… все точно. Его принимала моя жена, и у нас его уже нет.

Вы его уже продали?

Ну подумайте сами, такая великолепная собака!

Не в силах сдержаться, я закричал:

— Это была моя собака. Моя собственная собака! Торговец опечалился.

— Ну что же я могу поделать, бедный мальчик, откуда мне было знать? Кроме того, кто докажет, что это была твоя собака?

Я едва сдерживал слезы.

— Но вы хоть знаете, кому ее продали? У вас есть адрес?

— Увы! У вас спрашивают, как вас звать, когда вы покупаете пару башмаков или удочку?

Как можно сравнивать Кафи с башмаками?!

Все, что я могу вам сказать, — добавил торговец, — это то, что собаку продали в субботу человеку лет сорока. Он был с женой, оба такие элегантные.

Они не сказали, в каком районе живут?

Нет, но мне показалось, что им нужна сторожевая собака. Так что скорее всего они живут в пригороде. — Собачник снова поскреб подбородок, силясь еще что-нибудь вспомнить. — И еще, мне кажется… Он, что ли, или его жена все спрашивали, не перескочит ли собака через стену палисадника, который окружает дом. Они добавили, что будут водить пса на прогулку вокруг старой крепости или на стадион, это у них рядом. Вот все; что я могу вам сказать. Мало, конечно, но вы же понимаете… — И, вздохнув еще раз, закончил: — В любом случае забирайте этого, хромого. Я вам его задаром отдаю, потому что все равно никто его не купит.

Брике, кажется, догадался, что мы его забираем. Он бегал вдоль решетки, не отрывая от нас глаз. Когда собачник открыл дверцу, Брике сразу бросился к Мади — видно, потому, что она первая назвала его по имени.

— Держи покрепче веревку, — предупредил торговец, — а то он может убежать.

Он привязал веревку к ошейнику и протянул другой конец Мади. Чувствовалось, что собачнику не терпится с нами расстаться. Наверное, он разволновался из-за этой истории с крадеными собаками, кому же раскаивался, что наговорил лишнего. Он проводил нас к выходу.

Счастливый от обретенной свободы и еще больше — от того, что нашел человека, который будет о нем заботиться, Брике радостно махал хвостом и все время оборачивался, глядя на нас благодарными глазами. Он прихрамывал, но хромота его не казалась уродством — наоборот, она делала бедного пса еще милее для нас.

Мади не скрывала радости от того, что мы нашли поводыря нашего старого друга. Я тоже был счастлив, но, признаюсь, чувствовал, что сердце мое щемит от зависти. Мади это понимала. В конце улицы она остановилась и молча взяла меня под руку, давая понять, что разделяет мое несчастье… Приближался вечер. Мади вдруг вспомнила, как далеко нам еще идти.

— Не хочу вас утомлять, — сказал она. — Давайте я побегу одна с Брике. Он поживет у «меня. Мама сварит ему отличную похлебку с куриными косточками, которые остались после обеда.

Сапожник был готов пойти с ней, а у меня не было желания возвращаться домой. С места рядом с собором, где мы стояли, был виден весь город. Я представлял, как Кафи сидит под одной из этих крыш и плачет по-собачьи, потому что ему грустно без меня… Я шепотом повторял слова, сказанные нам хозяином псарни: «Они будут гулять с ним вокруг старой крепости или по стадиону, который рядом».

И тут я схватил Сапожника за руку.

— Твоя карта!.. Она у тебя с собой? Сапожник всегда носил в кармане старую карту

Лиона и окрестностей, она частенько помогала нам в наших походах. К счастью, хоть он и был в праздничном костюме, карту он прихватить не забыл.

— А что ты думаешь там найти? Место, куда увели Кафи?

Сапожник расстелил карту на земле, но уже смеркалось, и нам пришлось перейти поближе к фонарю.

— Вспомни, Сапожник: женщина сказала собачнику, что собирается гулять с собакой рядом с домом, возле старинной крепости или на стадионе. Помоги мне найти это место!

Стоя на коленях, я изучал левую половину карты, пока Сапожник исследовал правую. Старые крепости, которые когда-то защищали город, были обозначены маленькими коричневыми пятнышками в черных кружках. Их количество меня потрясло: я никогда не думал, что Лион был так укреплен.

Парки, скверы и стадионы были обозначены зеленым цветом. Я водил пальцем по карте, пока наконец…

— Сапожник, вот тут коричневый и зеленый значки стоят рядом!

Дйа маленьких пятнышка располагались на холме Сент-Фуа, продолжении холма Фурвьер, все над той же поймой Соны.

— Я уверен, что это здесь, на Сент-Фуа. В общем, посмотри, не слишком далеко отсюда. Поэтому те люди и обратились в эту псарню, а не в какую-нибудь другую!

Сапожник, обычно такой находчивый, даже присвистнул от восхищения.

— Старик, ты гений!

Я был слишком взволнован своим открытием, чтобы радоваться комплименту. Большим и указательным пальцем я сверил расстояние между нами и Сент-Фуа с масштабной линейкой и вычислил, что оно не превышает трех километров. Я взглянул на часы.

Десять минут шестого! Время у нас есть!

Четверть часа назад у меня не было никакой надежды, зато сейчас словно крылья выросли. Я мог бы обежать весь Лион, если бы это потребовалось. Еще минута на то, чтобы найти по карте самую короткую дорогу, — и мы отправились в путь.

Через полчаса мы были в Сент-Фуа, холмистом районе с бесконечными подъемами и спусками, где большие здания подавляли своей высотой одноэтажные домики, разбросанные по склонам. Дорога шла вокруг старой крепости, у подножия которой, как а было показано на карте, находился стадион. Вокруг многих домов были сады и дворы, окруженные стенами. Я останавливался перед каждым домок и звал Кафи — сначала тихо, потом громче.

— Кафи!.. Кафи!

Я даже осмелился дунуть в свисток. Он издавал необычный свист, очень пронзительный, и Кафи его прекрасно знал. Подзывая Кафи, я свистел два раза подряд, а после короткой паузы еще дважды. Услышав этот сигнал, пес со всех ног мчался ко мне, а если почему-либо не мог этого сделать, то лаял в ответ.

Но, увы, на этот раз все мои попытки остались безрезультатными.

— Та женщина сказала, что ее дом рядом с крепостью и стадионом, — заговорил Сапожник, — но это нельзя понимать буквально. Женщины не умеют определять расстояния. Однажды моя мама сказала, что вокзал находится в километре от Круа-Русс, а когда я посчитал по карте, оказалось три. — И еще добавил: — К тому же на Рождество эти люди могли пойти в гости, прихватив с собой Кафи.

По кривым горбатым улочкам он потащил меня дальше, к центру Сент-Фуа. Там тоже было полно домиков, окруженных стенами. Мы останавливались перед каждым из них, и я снова и снова звал Кафи. Однажды какая-то собака подняла яростный лай, и Сапожник вскарабкался на забор, чтобы заглянуть в сад. Увы, там он увидел злющую шавку, размером чуть больше кошки; она переполошила жителей домика, и нам пришлось спешно ретироваться.

Вскоре на колокольне прозвонило семь часов.

— Уже поздно, — расстроенно сказал Сапожник, — давай лучше придем сюда завтра. Если нужно, будем стучаться во все двери!

Но я заупрямился. Ведь мы прошли ее не по всем улицам; дом, который мы ищем, может находиться где-то рядом… Я снова потащил Сапожника за собой.

Но уж когда церковный колокол прозвонил половину восьмого, мне пришлось смириться — надо было срочно идти домой. Когда мы спускались по пустынной улице, я в последний раз свистнул в свой свисток. Ответа не было.

Мы уже покидали Сент-Фуа, когда я неожиданно почувствовал, что за мной кто-то бежит. Я не успш обернуться, как чуть было не упал под тяжестью лап, которые обрушились мне на плечи. Кафи! Это был Кафи!..

Откуда он прибежал? Как смог освободиться? Почему он не лаял в ответ на мой свист?.. На одной из рыжих лап виднелась кровь. Наверное, бедняге пришлось приложить неимоверные усилия, он даже поранился, чтобы вырваться на волю. Не помня себя от радости, он скакал вокруг нас, хватал зубами за одежду, облизывал руки… Я прижал пса к себе, плача от радости.

— Видишь, Сапожник, он вернулся на Рождество!

Но вскоре меня охватило беспокойство. Кафи сбежал. Имею ли я право его уводить? Не обяжут ли нас вернуть его тем, кто его купил?

— Вернуть?! — возмутился Сапожник. — Вернуть собаку, которая принадлежит тебе? Да эти люди по крайней мере должны были лучше заботиться о нем… Смотри, как плохо за ним ухаживали, даже шерсть не расчесывали! Когда они обнаружат пропажу, то скорее всего пойдут к собачнику. Это его оплошность. Он должен был думать, когда покупал ворованную собаку!.. Тиду, не беспокойся, мы все это уладим. Да и как узнать, откуда убежал Кафи? Не думаю, что он нас туда отведет!

Сапожник был прав. Я еще раз расцеловал молодчину Кафи, и мы втроем побежали в сторону Круа-Русс, далекие огни которого мерцали словно звезды.