Дай руку мне, товарищ добрый мой, Путём одним пойдём до двери гроба, И тщетно нам за грозною бедой Беду грозней пошлет судьбины злоба. Ты помнишь ли, в какой печальный срок Впервые ты узнал мой уголок? Ты помнишь ли, с какой судьбой суровой Боролся я, почти лишённый сил? Я погибал – ты дух мой оживил Надеждою возвышенной и новой. Ты ввёл меня в семейство добрых муз; Деля досуг меж ими и тобою, Я ль чувствовал её свинцовый груз И перед ней унизился душою? Ты сам порой глубокую печаль В душе носил, но что? Не мне ли вверить Спешил её? И дружба не всегда ль Хоть несколько могла её умерить? Забытые фортуною слепой, Мы ей назло друг в друге всё имели И, дружества твердя обет святой, Бестрепетно в глаза судьбе глядели. О! верь мне в том: чем жребий ни грозит, Упорствуя в старинной неприязни, Душа моя не ведает боязни, Души моей ничто не изменит! Так, милый друг! позволят ли мне боги Ярмо забот сложить когда-нибудь И весело на светлый мир взглянуть, По-прежнему ль ко мне пребудут строги – Всегда я твой. Судьёй души моей Ты должен быть и в вёдро и в ненастье, Удвоишь ты моих счастливых дней Неполное без разделенья счастье; В дни бедствия я знаю, где найти Участие в судьбе своей тяжёлой; Чего ж робеть на жизненном пути? Иду вперёд с надеждою весёлой. Ещё позволь желание одно Мне произнесть: молюся я судьбине, Чтоб для тебя я стал хотя отныне, Чем для меня ты стал уже давно.

1821?