– Море!

Бескрайняя голубая зыбь возникла сразу за поворотом. Они подняли верх машины, когда ветер разогнал облака и небо полностью очистилось. Они пересекли сожженный лес, громадное растительное, кладбище, потом выехали на дорогу вдоль побережья, по крайней мере, такое направление показывало разбитое панно.

Они выбрали этот кабриолет в маленьком городке, опустошенном химической атакой. Старая модель, но в приличном состоянии. Выехали они среди ночи, не предупредив трисомиков.

– Незачем огорчать их, – сказала Стеф. – Они будут искать нас день или два, потом смирятся и привыкнут, пока ими не займется санитарная служба.

– Санитары? – удивился Пиб. – Их не видно и не слышно, с чего они вдруг появятся?

– Зону, конечно, оцепили после химической атаки. В конечном счете карантин снимут, чтобы открыть местность для движения. И для грабежа.

Они проехали через многие опустевшие деревни и достигли наконец границ зараженной зоны, отмеченной светящейся лентой и черными знаменами с громадными черепами.

– Странно, – пробормотал Пиб. – Я ничего этого не видел, когда пробирался сюда.

– Ничего удивительного, ведь ты срезал путь лесом. Они как раз перекрывали подходы. Но всю зону прочесать не смогли.

– Мы могли бы подохнуть от этой отравы, если я правильно понял…

– Вряд ли. Газы уже давно рассеялись.

Они сделали около пятидесяти километров, прежде чем выехать на автостраду А20 по направлению к Монпелье. Стеф управляла машиной куда увереннее и надежнее, чем Гоги. Пиб спросил, где она научилась водить.

– Ты не могла получить водительские права, тебе еще нет восемнадцати лет…

– Никогда не ходила на курсы. Но ведь это же чистая механика, вопрос логики. И потом, откуда ты знаешь, что мне нет восемнадцати?

Возможно, ей было двадцать, сто, тысяча лет, поди узнай.

Согласно указателям, дорогой можно было пользоваться, несмотря на бомбардировки, наводнения, селевые заносы. Правда, в некоторых местах следовало проявлять крайнюю осторожность. Потрескавшийся, в выбоинах асфальт делал этот совет совершенно излишним, равно как и старые ограничения скорости – 130 в сухую походу, 110 в дождливую. Только грузовики на своих высоких колесах и с более мощными амортизаторами могли чувствовать себя относительно спокойно, и их водители постоянно давили на клаксон, принуждая других автомобилистов жаться к обочине. Автострада превратилась в поле битвы, где были позволены любые столкновения, а безопасность зависела от двух непреложных правил: не останавливаться на официальных стоянках, не привлекать к себе внимания грабителей, разъезжавших на мощных бронированных машинах. Бесполезно рассчитывать на фараонов или легионеров, которые не могли обеспечить хотя бы видимость порядка на дорогах. Заправиться и поесть можно было на частных стоянках с собственной охраной: эти люди получали огромные деньги, что, естественно, отражалось на стоимости бензина и пищевых продуктов. Ни в коем случае не следовало попадать в аварию или пускать пыль в глаза роскошной тачкой. На автостраду отправлялись, как на фронт – набычившись, поджав живот, твердо установив палец на курок пистолета или винтовки.

– Ты рехнулась, не надо было влезать в это дерьмо, – много раз жаловался Пиб.

– Тем самым мы избегаем крупных городов, – возражала она. – И выигрываем время.

Ну да, выигрыш во времени, если только шина не лопнет, попав в трещину, если не сомнет грузовик, если не прицепятся бандиты, которых полно повсюду.

Некоторые отрезки показались Пибу безнадежно долгими, скорость не выше пятнадцати километров в час, фары к фарам, удручающая процессия металла и черного дыма, злобные рожи за ветровыми стеклами, повышенное внимание к тому, как урчит мотор. Страх, что попадешь в аварию, страх, что задохнешься, страх, что тебя расплющат в лепешку. Вечный страх. Он пытался подражать Стеф. Она целиком сосредоточилась на машине, ускорялась и тормозила, не выказывая ни малейших признаков нетерпения. У нее были сандалии на высоких квадратных каблуках и со шнуровкой, доходившей до колена. Пушку она положила у бедра, прикрыв ее складками платья. Типы, которых она обгоняла, делали ей непристойные жесты и гримасы, на что она никак не реагировала. Пибу снова почудилось, что она просто странствует по этому миру, хотя по-настоящему к нему не принадлежит. Она никогда не объясняла, почему и куда исчезает, какими целями руководствуется. Просто повторяла со смехом, что она его ангел-хранитель и даст ему свободу, когда они вдвоем проделают некую часть пути. Он не хотел, чтобы она ушла из его жизни. Но однажды она исчезнет, потому что «каждый должен в одиночестве спускаться в бездны своей души, каждый должен подниматься к небу, не имея другой опоры, кроме собственных корней». Он по-прежнему не понимал, что означают эти слова, которые вместе с тем пробуждали отклик в самых потаенных глубинах его существа.

Они беспрепятственно выехали с автострады А20 и обогнули город Монпелье, изуродованный серией массированных бомбардировок. Полный бак они залили в коммерческом центре, от которого уцелело только одно здание. Чтобы добраться до заправки, пришлось лавировать между громадными воронками. Просто чудо, что не взорвались цистерны с топливом, закопанные в землю на глубине нескольких метров. Владелец бензоколонки, жуткий тип с бульдожьим лицом и бычьей шеей, взял деньги – десять евро за литр, и наливаем не всем, дефицит, что вы хотите…, – ворча, что архангелу Михаилу там, на Восточном фронте, пора бы уже задать жару этим говнюкам исламистам – исламыыстам. Что останется от нашей прекрасной Европы, если они будут швырять в нас свои сучьи бомбы? Ну, а мы-то почему не платим этим подонкам той же монетой? Мы ведь не стирали в порошок их Мекку, Багдад – Быыгдад – Бейрут, Тегеран, Дамаск? Не уничтожали их сатанинские мечети – мыычеетии – как они бомбили наши церкви? Чего ж мы ждем, чего церемонимся с ними, я вас спрашиваю? Чтобы бензина совсем не стало?

Глубокая голубизна моря омывала душу и взгляд. Стеф свернула на проселочную дорогу и примерно полкилометра ехала по пустоши, на которой выросли молодые зеленые дубки, можжевельник, морские сосны. Она остановила машину у подножья каменной стены, нависавшей над скалистой бухтой. Быстро исследовав местность, они обнаружили проход, частично скрытый кустарником.

– Купаться пойдем?

– Ты думаешь, здесь можно оставить машину? – с беспокойством спросил Пиб.

Она засмеялась, стала спускаться по крутой тропинке легким и одновременно уверенным шагом. Он устремился за ней, не поспевая, цепляясь одеждой за колючки и оскальзываясь на коварных камнях. Она разделась догола, прежде чем он успел сбежать вниз. Не дожидаясь его, она взобралась на круглую скалу и прыгнула вниз головой, не удосужившись проверить, какая здесь глубина. Тело ее исчезло в облаке брызг и прочертило прямую линию под прозрачной водой. Только через полминуты она вынырнула на поверхность: волосы ее прилипли ко лбу и щекам, глаза сверкали, словно промытые морем.

– Иди сюда!

Освободившись от солнечных очков, куртки, рубашки, носков, брюк, пушки, Пиб заколебался перед тем, как снять трусы. Хоть они и лежали в одной постели, он стыдился перед ней. Она могла заметить, что мальчик, который спал с ней, еще не мужчина, хотя волосы в нужном месте у него уже были. Он снова станет для нее ребенком, который в пижамной куртке без штанов забрался в кузов грузовика Южного Креста.

– Вода чудесная, Пиб. Чего ты ждешь?

Холодный ветер покусывал кожу Пиба и поднимал блестящую голубую зыбь на море. На горизонте белые облака танцевали с легкостью грез. Решившись наконец, он так поспешно стянул трусы, что чуть не расквасил лицо о камни. Он накрыл одеждой пушку – как сделала Стеф со своим кольтом – и целую вечность просидел на корточках, обзывая себя идиотом, потом вскочил и тоже нырнул в воду, которая оказалась неожиданно холодной. От изумления он камнем пошел ко дну, затем отчаянно замолотил руками и поднялся на поверхность. Едва он успел набрать в грудь воздуха, как Стеф прыгнула ему на плечи и сунула его голову в воду. Он расквитался с ней, ухватив ее за ноги и потянув на дно. Внезапно он уткнулся носом в густые курчавые волосы, и это ошеломило его. Она выскользнула, и они стали плавать между скалами, резвиться среди косяка рыб, сначала испуганных, а потом привлеченных их возней. Они играли в воде до наступления сумерек, барахтаясь, как дети, перемежая купанье с солнечными ваннами на берегу, в укрытом от ветра месте. Порывы его приносили в бухту дикие пьянящие ароматы. Много раз Пиб хотел обнять и поцеловать Стеф, но ему всегда что-то мешало: собственная робость, неуверенность в себе, страх, что его оттолкнут, как испорченного мальчишку. Прохладная вода не смогла расслабить член, напрягшийся в солнечных лучах и от близости Стеф. Тщетно он ложился на живот, поворачивался к ней спиной, принимая самые немыслимые позы, скрыть ему ничего не удавалось – особенно когда она брала его за руку, приглашая идти купаться. Оказавшись в воде, она лукаво посматривала на него, кружила вокруг и удалялась мощным брассом, едва он, осмелев от легких прикосновений, начинал тянуться к ней. Тогда он выбирался на берег, забирался на скалы, не в силах справиться с мучительным, неотступным, невозможным желанием. Не будет же он мастурбировать у нее на глазах.

Так они забавлялись, пока солнце не скрылось за горизонтом в последнем всполохе лучей. Ветер, утратив сухость, сохранил силу: он гнал теперь к земле тяжелые темные облака, грозовые облака. Голубизна моря преобразилась в грязно-серый цвет. Они поспешно оделись и стали подниматься по тропинке под первыми каплями дождя. Пиб с радостью натянул свои вещи в надежде укрыться от колдовской ласки воздуха.

Они вышли на вершину скалы в тот момент, когда их машина тронулась с места в облаках пыли.

– Эээээй!

Крик Пиба потерялся в реве мотора. С пушкой в руке он ринулся к машине, но сидевший за рулем мужчина лет сорока, с бритым черепом и седеющей бородой, рванул вперед так резко, что едва не опрокинул его в кусты. Обезумев от ярости, Пиб отпрыгнул в сторону, согнул ноги, вытянул руку и нажал на курок. Тепло рукояти разлилось по ладони и кончикам пальцев. Темная звездочка появилась на ветровом стекле, в нескольких сантиметрах от головы водителя, первые осколки разлетелись, словно клочья пены, прозрачная поверхность превратилась в сверкающий сноп трещин. Грабитель, не теряя хладнокровия, прикрыл глаза рукой и прибавил скорость, не съезжая с проселочной дороги. У поворота его слегка занесло, но он выровнял машину и вскоре исчез. Задыхаясь от гнева, Пиб старался отдышаться, втянув голову в плечи и опершись руками о колени.

– Похоже, судьба приказывает нам остаться здесь, а?

Голос Стеф подействовал на него, как электрический разряд. Обида, накопившаяся за день, прорвалась мощным потоком из нутра и из горла.

– Это по твоей вине, сучка проклятая! ПО ТВОЕЙ ВИНЕ! Я же говорил, что нельзя оставлять тачку без присмотра! Скажешь, я этого не говорил? Ты обосралась, Задница! Что же нам теперь делать?

Повернувшись, он взглянул на нее почти с ненавистью. Она ответила обезоруживающей улыбкой, невинной и безмятежной. Красота ее казалась еще более лучезарной в сумраке наступающего вечера, как будто солнце зашло в нее. Пистолет, засунутый за резинку трусиков, оттопыривал платье на боку. В руках у нее были две обоймы, которые она предусмотрительно взяла с собой.

– Здесь не так уж плохо.

– Ты забыла, что мы должны ехать на Восток?

– Пути…

– Господни неисповедимы, и пятое, и десятое!

Ярость Пиба испарялась в злобных репликах. Прежде ему понадобилась бы неделя, чтобы прийти в себя, свой гнев он бы холил и лелеял, словно ядовитое растение, постепенно преображая его в ненависть.

– Классиков ты знаешь.

– Некоторых знаю. Черт возьми, Стеф, ты что, ничего не воспринимаешь трагически?

– Страдания человечества не оставляют меня равнодушной. Иногда я плачу, но слезы мои не имеют значения, они ни на что не влияют. В любом случае, сегодня я не вижу никаких причин для терзаний.

Не так уж она была не права, на берегу Средиземного моря было совсем неплохо. Запахи пустоши, сосен, морской соли были куда лучше, чем вонь бензина и перегретого мотора.

Сквозь нависшие облака блеснула молния, послав электрический разряд в море.

– Причина жаловаться, и весьма основательная, у нас появится, если мы быстро не найдем какое-нибудь убежище.

Она вытянула руку, показав на побережье.

– Мне показалось, что там виднеется крыша.

Виллу содержали в образцовом порядке: расчищенные дорожки в саду, ставни и черепичная крыша в прекрасном состоянии.

– Как ты думаешь, тип, который увел у нас тачку, имеет какое-то отношение к этой халупе?

– Не исключено. Посмотри отсюда.

Забравшись на скалистый выступ, она показала на бухту внизу. Несмотря на дождь и темноту, Пиб узнал место, где они купались. Если вор следил за ними, то, конечно, заметил, как он сдрейфил, как не посмел даже прикоснуться к своей подруге, а ведь она была обнаженной, сама предлагала себя. Лицо у него вспыхнуло от запоздалого стыда. Он благословил наступившую ночь, скрывшую от нее, как горят у него щеки. Грохот разорвал небо, и хляби небесные открылись. Они побежали под навес, где грудой лежали два десятка спасательных жилетов, валялись пластмассовые стулья и рыболовные сети. Дождь молотил по крыше, усиливаясь с каждой вспышкой молнии, с каждым раскатом грома. Во время кратковременного затишья они попытались проникнуть в, виллу. Их встретили бронированные двери, герметичные ставни, слуховые окна, забранные вертикальными прутьями. Настоящий бункер. Смирившись, они вернулись под навес, соорудили подобие матраса из спасательных жилетов и легли в обнимку, чтобы согревать друг друга.

Дыхание Стеф на затылке, прикосновение ее рук к животу вновь пробудили у Пиба желание. Побежденный усталостью, он все же задремал, временами просыпаясь, как от удара. Будили его раскаты грома и вспышки молнии: на мгновение он зачарованно вглядывался и вслушивался в грозу, потом равномерный стук дождевых капель и спокойное тепло Стеф успокаивали его, усмиряли.

Он вновь открыл глаза. С предчувствием опасности. Дрожа от холода. С напряженными до предела нервами. Гроза ушла дальше, оставив за собой сломанные ветки деревьев и усыпанное звездами небо. Он ощупал рукой матрас возле себя. Стеф исчезла. Тревога волной поднялась от живота к горлу. Куда она делась?

Негромкие голоса, скрип гравия на дорожках. К вилле подходили какие-то люди. Не вполне проснувшись, он вскочил, потерял равновесие на неустойчивых жилетах, успел вовремя ухватиться за один из столбов навеса. С бешено бьющимся сердцем стал искать пушку в кармане куртки. Чья-то рука схватила его за плечо. Вздрогнув всем телом, он резким движением вывернулся и, не помня себя от ужаса, выхватил пистолет.

– Спокойно, это я.

Белое платье, бледное лицо и улыбка Стеф. Не снимая судорожно сжатый палец со спускового крючка, Пиб шумно перевел дух, постарался унять дрожь.

– Черт, Стеф, ты меня до смерти перепугала!

Жестом она велела ему успокоиться и говорить шепотом.

– К нам гости, – тихо сказала она. – Около пятнадцати человек. Мужчины и женщины.

– Надо смываться! Чего мы ждем? – выдохнул Пиб.

Она смотрела на него с той непроницаемой улыбкой, которая всегда сопровождала самые безумные ее идеи.

– Их.

– Что значит, их?

– Мы ждем их.