Йенн вышел к краю сцены и бросил взгляд на ряды: свободных мест в зале оставалось немного, хотя лекция должна была начаться только через два часа. О приезде Ваи-Каи в Бордо не сообщали ни афиши, ни рекламные проспекты, ни газеты, но зал пустующего старинного театра будет, как всегда и везде, набит до отказа. Разношерстное, но весьма сплоченное сообщество единомышленников постепенно пришло на смену маргиналам, посещавшим первые собрания, проходившие в домах приверженцев, в сараях и амбарах, в пустующих ангарах и маленьких зальчиках, где жители отдаленных деревень обычно проводили свои праздники.

Первые публичные выступления Ваи-Каи —так колумбийские индейцы из племени десана называют Духовного Учителя—вначале заинтересовали лишь кучку поклонников стиля "техно", кочевавших, на манер "пьяных кораблей", с одного рейва на другой: основы его учения —отказ от материальных благ, возврат к идее кругового времени, провозглашение незримой связи между видами —нашли отклик в душах кочевников и бродяг новых времен.

Сам Йенн впервые услышал проповеди Ваи-Каи в одном сельском доме, далеко на юге Франции, —он тогда был студентом третьего курса "Sciences-Ро" в Эксан-Провансе. Адепты идеи линейного времени назвали бы эту встречу совпадением или чистой случайностью, он же воспринял ее как логичную закономерность, как глубинную данность. Вот так же сходятся иногда звук, танец и химические процессы, позволяя нам часами пребывать в трансе. Это ощущение —стойкое и невероятно сильное —затуманило на некоторое время его ум, заставило ненадолго забыть о вечном желании понять.

Мотор его машины начал плеваться белым дымом, когда он ехал на очередную тусовку по ровной, выбеленной жарой дороге Прованса...

Дожидаясь, пока двигатель охладится, Йенн и его тогдашняя подружка предавались ленивой любви на одеяле в тени пинии и по соседству с муравейником. Он задремал, потом встал, надел шорты, открыл капот, обнаружил, что радиатор пуст, и отправился искать жилье на каменистой пустоши, где стрекотали кузнечики и трещали стрекозы. Минут через пятнадцать Йенн заметил вдалеке большое каменное строение, обсаженное кипарисами, —явно один из тех старинных сельских домов, что так любят перестраивать для себя голландцы, англичане и горожане, решившие "вернуться к корням". Он перелез через каменную стену ограждения и спрыгнул в тенистый сад, где журчали аж четыре фонтана —небывалая роскошь в этом засушливом районе.

Йенн причалил к весьма странной компании: некий оратор, по виду —американский индеец, что-то вещал, сидя в белом кресле, обращаясь к мужчинам и женщинам, а те внимали ему —кто рассеянно, кто с жадным интересом, причем из одежды на них были только купальные костюмы (некоторые же щеголяли нагишом).

Время от времени кто-нибудь отправлялся освежиться в сине-зеленой воде огромного бассейна и тут же, не вытираясь, возвращался на свой шезлонг. Никто как будто не обратил внимания на его присутствие, и Йенн, спокойно раздевшись и сняв очки, голым —плавок у него, естественно, не было —нырнул в бассейн.

Понаслаждавшись несколько минут блаженной прохладой, он обратил все свое внимание на оратора. Тонкие черты лица, обрамленного длинными черными гладкими волосами, глубина миндалевидных глаз, светящаяся медно-загорелая кожа, изящество движений и мягкая улыбка заинтриговали, притянули его, как ядро атома притягивает к себе любую частицу. Хорошо поставленным музыкальным голосом индеец призывал всех присутствующих покинуть распадающийся, разваливающийся мир, вселенную материальных благ, собственности, заборов, границ, банковских счетов и страховок и вернуться к священному замыслу первых дней Творения —воссоздать дом всех законов и вновь открыть для себя сказочные богатства двойной змеи.

—Вы его знаете? —спросил Йенн брюнетку лет двадцати, опиравшуюся локтями о бортик бассейна.

—Это Ваи-Каи, —ответила она. —Что, кажется, означает Духовный Учитель. Он вылечил сына хозяев этой халупы от лейкемии, когда от мальчишки отказались врачи. Вот они его и пригласили —в знак благодарности.

Девушка встряхнула головой, и с намокших волос по воздуху разлетелись капельки воды, разрисовав причудливыми узорами ее плечи, руки и грудь.

—Малыша-то он вылечил, но это вовсе не означает, что они готовы вот так взять да и бросить свое богатство, —добавила она сквозь зубы, указав подбородком на сад и постройки вокруг.

—А вы смогли бы от всего отказаться?

Вопрос Йенна подействовал на нее как укус шершня.

Она напряглась и бросила на него взгляд, в котором были гнев и отчаяние одновременно.

—Если я чем и владею, так только этим! —И она кивнула на свое золотисто-загорелое тело. —Я здесь, потому что состою в любовницах одного из их друзей, а этот ублюдок заявился с женой.

—Ничто не заставляет вас...

—Спать с ним? Оставаться здесь? Конечно, вот только я пока не нашла другого источника средств к существованию!

—Короче, вы и сами не готовы отказаться.

Она одарила его злобным, почти ненавидящим взглядом, но губы ее тут же сложились в горькую усмешку.

—А разве возможно отказаться от чего-то, чем, по сути дела, не владеешь?

Сидя по пояс в воде, они замолкают, чтобы послушать Ваи-Каи.-Кое-кто из гостей морщится, хмурится, встает и удаляется прочь от бассейна по аллеям, посыпанным красно-коричневым вулканическим песком.

Йенн узнает некоторых в лицо —теле- и кинознаменитости, писатели, творцы высокой моды, журналисты...

Эти люди —одетые или голые —могли бы разом осчастливить всех папарацци нашего мира.

Вскоре рядом с Ваи-Каи остаются лишь хозяева дома: обоим лет под сорок, и они явно разрываются между светскими обязанностями и благодарностью к своему гостю. Муж —он вот-вот проиграет в неравной схватке с жировыми отложениями! —встает и начинает переходить от одной группки друзей к другой, бормоча извинения и успокаивая. Жена —крашеная платиновая блондинка —остается лежать в шезлонге: ее загорелое обнаженное тело прикрыто купальной простыней, на губах застыла улыбка. Она усердно играет роль счастливой матери, боготворящей спасителя ее ребенка. Она, безусловно, предпочла бы, чтобы Духовный Учитель ограничился ролью целителя страждущих. Она наверняка надеялась, что он продемонстрирует изумленной аудитории несколько чудес (среди гостей есть люди, которые могли бы оказаться весьма полезными ее мужу-продюсеру!), но он с самого своего приезда Только вещает, обличая весьма жесткими —даже экстремистскими! —словами торгующих в храме, законы рынка и материальную выгоду. Его речь, больше похожая на политический манифест экологической партии, чем на духовную проповедь, весьма сильно раздражает влиятельных гостей и может окончательно погубить так тщательно подготовленный прием. Женщина не может выставить за дверь спасителя своего сына, так что ей остается лишь ждать, скрывая нетерпение, когда он наконец заткнется и отвалит, и надеяться, что ее мужу удастся умаслить и задержать в доме гостей, от которых напрямую зависят его карьера и их благополучие.

* * *

Заметив, что у него осталось всего трое слушателей —мать исцеленного ребенка, Йенн и его соседка по бассейну, —Ваи-Каи умолкает, встает и, не одарив хозяйку на прощанье ни словом, ни взглядом, направляется своей воздушной походкой к выходу из владений.

Йенн поворачивается к девушке.

—Сейчас или никогда. Отречься или сохранить.

Он выпрыгивает из воды, хватает шорты, очки, кроссовки, две бутылки минеральной воды со стола и кидается следом за Ваи-Каи. Почти догнав целителя, Йенн внезапно слышит у себя за спиной взрыв голосов:

—Тебе придется поискать другую шлюху, Джеральд!

Я смываюсь! Да, да, мадам, я обращаюсь именно к вашему мужу, Джеральду Месселье! Меня зовут Мириам Азерле! Вот уже восемь месяцев ваш драгоценный великий муженек трахает меня! Мерзавец обещал протолкнуть меня на кабельное телевидение: оставляю вас наедине —вам наверняка найдется что сказать друг другу!

Йенн видит, как растрепанная темноволосая красавица бежит к нему, держа в руке платье и босоножки, хозяйка дома окаменела от ужаса у фонтана, ее муж с сокрушенным видом трет подбородок, теребит нос, нервно почесывает яйца, Джеральд Месселье, высокий седой телеведущий, лежащий в кресле рядом со своей дородной женой (его облик так хорошо знаком всей Франции!), стремительно превращается в кисель, остальные гости дружно изображают Каменного гостя, короче, худшие опасения устроителей приема сбываются.

Йенн предлагает Ваи-Каи и Мириам подвезти их. Они возвращаются к его машине, срезав путь через пустошь, но стервозный радиатор отказывается заводиться, несмотря на две вылитые в него бутылки воды. Им остается только пройти пешком шесть или семь километров по извилистой дороге до ближайшей деревушки. Ваи-Каи идет легким шагом —он словно бы совершенно не страдает от немыслимой жары, лицо его остается сухим, пот не проступает на одежде —белой тенниске и своего рода холщовой набедренной повязке.

Мириам, подружка Йенна и Ваи-Каи располагаются на тенистой веранде кафе, а он отправляется искать механика. Тремя часами позже Йенн возвращается, сменив термостат радиатора, и снова предлагает индейцу и Мириам свои услуги перевозчика, чем вызывает явное недовольство подружки —она возмущается и требует, чтобы они немедленно отправились на рейв. К превеликому удивлению компании, Духовный Учитель вдруг объявляет, что тоже хотел бы послушать музыку и потанцевать.

—Но, это... это же "техно"! —предупреждает Йену.

—Ничего, был бы классный ди-джей! —успокаивает Мириам.

Временная подружка Йенна кидает на новую спутницу подозрительный взгляд: сначала она решила, что Мириам —баба этого индейца с невыговариваемым именем, но что-то не складывается в ее теории —то ли потому, что индеец похож одновременно на мужчину и женщину, то ли из-за взглядов, которыми эта красивая мерзавка пожирает Йенна.

Они доехали до места сбора тусовки по пыльным дорогам, то и дело сверяясь с копией карты, присланной организаторами фестиваля вместе с приглашением.

Фары машин, припаркованных на каменистой площадке, служили им маяками в ночи. Добравшись наконец до места, они кинулись к холодильнику, набитому бутылками содовой, разжились таблетками странного ядовито-розового цвета по десять евро за штуку и словили кайф —все, за исключением Ваи-Каи, который удовольствовался глотком воды. Ураган децибелов обрушился с неба, почти оторвав их от земной тверди. Они с головой погрузились в танец, они купались в трансе рядом с вопящими, жестикулирующими, размалеванными, переодетыми, раздетыми, экстравагантными, блестящими, потеющими тенями, и так продолжалось до восхода солнца под звуки яростного биения огромного "техносердца".

Как это всегда случалось с ним на музыкальном сборище, Йенн закрыл глаза и поплыл в океане басовых нот, разорвав связь с реальностью. Открыв же их на следующее утро, он увидел лежавшую рядом девушку —не ту свою случайную подружку (она наверняка смылась с кем-нибудь другим!), но Мириам. А он ведь помнит, что лежал рядом с ней —но не вместе! Или он ошибается? Во всяком случае, оба они были одеты. Свет утра освещал царившее вокруг пакостно-унылое разорение, столь характерное для "послевкусия" любой тусовки: недвижимые человеческие тела среди груды мусора —банок, бутылок, оберток и осколков.

Ваи-Каи терпеливо ждал, сидя на капоте машины и подняв глаза к небу, успевшему разогреться до белизны.

Он не произносил ни слова, но вокруг него собралась небольшая группка людей. С того самого дня Йенн и Мириам решили посвятить свои жизни Учителю. И выжидали еще пять дней, прежде чем стали любовниками.

Позже к ним начали присоединяться другие ученики —не только маргиналы, но и мужчины и женщины, перебиравшие одно учение за другим, но так и не нашедшие истины. В их сообществе, базировавшемся в Позере, было человек тридцать постоянных членов, они организовывали поездки Ваи-Каи с лекциями, проводили семинары в Мэньри —старинном замке, который реставрировал для них один из благодарных, чудом исцеленных Учителем пациентов. Семеро ближайших учеников, в том числе Йенн и Мириам, повсюду сопровождали Духовного Учителя. Общество "Мудрость Десана" открыло собственный сайт в Интернете, но стремительность, с которой слух о Ваи-Каи распространялся по Сети, удивила Йенна и всех остальных: более тридцати сайтов на разных языках мира были открыты исцеленными, о феномене Ваи-Каи яростно спорили, сведения о датах и местах проведения лекций распространялись со сказочной, даже пугающей скоростью, по цепочке, каждый уверовавший пользователь брал на себя труд известить как минимум десятерых своихзнакомых. Прозвища и неверно переданные варианты имени Учителя множились, как web-страницы: Вахи-Кахи, Вике, Мессия новых времен, Христос из Обрака...

Йенн находил эту неумеренность излишней и, следовательно, опасной: это могло выпустить на волю неконтролируемые силы, но обуздать происходящее не было никакой возможности. С каждым новым чудом, сотворенным Ваи-Каи, процесс разрастался вширь и вглубь. Газеты уже публиковали убийственно-разгромные или язвительно-ироничные статьи, обвинявшие Иисуса из Обрака в шарлатанстве, —и это несмотря на живых свидетелей из числа исцеленных! И Ассоциация врачей Франции уже требовала в передовой статье "Вестника медицины" привлечь к суду псевдоцелителей за то, что они пользуются доверчивостью народных масс, как это делали до них двадцать лет назад филиппинские хилеры. Йенн, проведя "разведку боем" в кругах медиков-онкологов, точно понимал, что все эти идеи и суждения —только прелюдия, "артподготовка" перед решающим наступлением, призванная подогреть общественное мнение. Их сообщество находилось под пристальным вниманием фискальных органов и должно было со всей возможной тщательностью расходовать пожертвования, которых с каждым днем становилось все больше.

* * *

—О чем ты задумался, Йенн?

Он так глубоко ушел в свои мысли, что не услышал шагов Мириам за своей спиной. В глубине сцены техники проверяли микрофоны и освещение. Маленький театр был теперь практически полон, толпа с боем брала балконы, хотя владелец, по соображениям безопасности, категорически запретил пускать туда публику.

—О нас, —ответил Йенн. —О нашей встрече.

На мгновение он снова увидел Мириам в бассейне, в саду дома в Провансе: намокшие волосы, пухлые щеки, округлые плечи —чувственность, от которой перехватывает дыхание.

—Я хочу задать тебе вопрос...

Мириам собрала свои темные волосы в конский хвостик —прическа открывала тонкие черты ее лица, подчеркивала красоту зеленых, с золотыми крапушками, глаз. За те годы, что она повсюду сопровождала Духовного Учителя, Мириам похудела, перестала быть похожей на свежеиспеченную булочку, но Йенну она казалась теперь еще красивее. Она почти никогда не говорила о своей прежней жизни —не вспоминала ни о подростковых безумствах, ни о неприятностях с законом, ни о родителях-алкоголиках, ни об "увлечении" кокаином и героином, ни о попытках свести счеты с жизнью, ни о яростных сражениях за место под солнцем, когда она продавалась самым щедрым, ни о своих связях со знаменитостями обоих полов, ни о тех грязных гнусностях, на которые соглашалась, надеясь хоть на миг согреться в лучах чужой славы.

Мириам обвела широким жестом крошечный зал забитого людьми театра.

— Если бы я тебя попросила... мог бы ты... мог бы отказаться от всего этого?

Давая себе время подумать, Йенн привычным жестом поправил очки. Ее вопрос был начисто лишен смысла: если тебе выпала немыслимая удача —жить рядом с самым великим человеком, родившимся на Земле за последние две тысячи лет, —ты и на рдно мгновение не задумываешься о том, чтобы уйти, ты упиваешься его словом —и не можешь утолить жажду, ты питаешься самим его присутствием, его смехом, его гневом, ты остаешься в его тени, пока его свет не ослепиттебя, пока его огонь не поглотит тебя...

—Почему... к чему этот вопрос? —наконец произнес он.

—Однажды ты спросил меня о том же. И я ответила, что человек не может отказаться от того, чего еще не имеет.

—Но я говорил о другом...

—Ответь мне!

Он не успел погрузиться в бездонную зеленую глубину глаз Мириам. Шум и гвалт вокруг вынуждал их повышать голос, и Йенн опасался, что зрители, сидящие в первых рядах, услышат этот разговор. Он не собирался создавать у публики превратное представление о ближайшем окружении Ваи-Каи, справедливо полагая, что не должен подставлять Учителя, ибо люди судят о нем в том числе и по его ученикам и сподвижникам.

—Мы только учимся самоотречению и...

—Не засирай мне мозги всей этой хренью! —вспыхнула Мириам. — Собственнический инстинкт проявляется не только в жажде материальных благ. Труднее всего разрушить невидимые стены!

—Что ты хочешь этим сказать?

Она вздохнула, пожала плечами, повернулась и исчезла в кулисах. Он хотел было кинуться следом, успокоить ее поцелуем, объятием, но остался стоять, где стоял, наблюдая за толпой, ожидавшей Духовного Учителя.

Внезапно из сумятицы его мыслей выплыл ответ на вопрос Мириам: если бы ему и правда пришлось делать выбор, он без тени сомнений отказался бы от нее.