Женщина жила в XIV округе, на улице Алезиа, и находилась под постоянным наблюдением. Матиас за пару минут вычислил четверых легавых —они дежурили в двух машинах рядом с ее домом.

Он увидел свою дичь в высокой арке ворот: женщина в огромном ямайском тюрбане на белокурых волосах выглядела лет на десять старше, чем на снимке Романа, лицо было морщинистым, осунувшимся, ожесточившимся.

Ее сопровождали два телохранителя —парни явно работали на частную охранную фирму. Если эти гориллы вообще с ней не расстаются —а так оно, скорее всего, и есть, —ему, возможно, придется убить одного из них, а то и обоих: в таком случае сто пятьдесят штук, предложенные Романом, не такая уж выгодная работенка.

Дом будущей жертвы Матиаса стоял во внутреннем дворе: с тыла его прикрывал небольшой сквер, где росло штук двенадцать окаменелых деревьев. Проинспектировав почтовые ящики, Матиас быстро выяснил, что женщина живет на шестом этаже. Чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, Матиас один раз поднялся по широкой витой лестнице, устланной пушистым ковром, осмотрел лестничные клетки, отметил для себя стальные двери и наличие в каждой второй квартире охранной сигнализации.

Матиас обошел и седьмой этаж —комнаты для прислуги, где нашел люк, ведущий на крышу. Пылинки танцевали в луче света, проникавшем через дощатый потолок и освещавшем коридор: двери давно пора менять, как и позеленевшую от времени раковину с проржавевшим краном. Задыхаясь во влажной духоте мансарды, Матиас убедился, что омерзительно-грязная крышка легко поддается, после чего спустился этажом ниже и сел в узкий боковой лифт с решетчатой дверью, чтобы попасть на первый этаж.

Он столкнулся со своей целью у входной двери —ее по-прежнему сопровождали мордовороты-телохранители.

Вот кретины —думают, им платят не только за охрану, но и зато, чтобы носили за бабой ее бебехи. Грубейшая ошибка: вытащи сейчас Матиас свой глок, они не успели бы среагировать. Телохранителю выносливости и ловкости требуется ничуть не меньше, чем наемному убийце: руки должны быть свободны —всегда, следует быть начеку —всегда необходимо пребывать в боевой готовности, чтобы опередить соперника хоть на мгновение, —всегда. Эти двое, с их тупыми звериными лицами, тяжелыми кулачищами и угодливостью мальчиков с высшим образованием, не заметили бы подкравшуюся смерть, если бы не спустившаяся в этот самый момент по лестнице пожилая пара: они направились к женщине, приветствуя ее громкими восклицаниями.

На долю секунды жертва встретилась взглядом с Матиасом в тусклом свете холла, но он успел поймать выражение ужаса в серо-голубых глазах. Выражение затравленного зверя, который в каждом человеке, в каждом незнакомце видит хищника, палача. "Да-да, старушка, —пробормотал себе под нос Матиас, —ты угадала, правильно все просекла, именно я влеплю тебе пулю в лоб..." Он не знал, по какой причине боссы Романа решили устранить эту тетку. Да это и неважно, так или иначе, баба им насолила: возможно, она следователь прокуратуры, или адвокатша, или стукачка, или раскаявшаяся шлюха, знающая достаточно, чтобы держать "на крючке" кое-кого из крупных шишек.

Всю вторую половину дня он шатался по округе, купил в книжном магазине два комикса и видеокассету с мультфильмом, поздно вечером поужинал в маленьком китайском ресторанчике, пропитавшемся запахом сои. У Матиаса не было ни четкого плана, ни даже мысли о том, как он будет действовать, зато точно знал когда —конечно, ночью, вернее, в тот странный, зыбкий час, когда умирающая ночь и нарождающийся день сливаются воедино в грязно-сером объятии, когда даже самые внимательные и цепкие расслабляются, когда любая мысль сама собой превращается в сон, в мечту.

Он был настоящим сыном ночи, существом, питающимся мраком, так что решение выплывет из темноты, как подарок его матери и любовницы. Она ни разу его не предала, всегда уберегала от безумств и ошибок, скрывая от глаз людей и света их фонарей. Она предупредит его, когда настанет час великого потрясения, когда она решит задуть могучим дыханием огонь жизни на Земле.

Он устроился в кафе, заказал минеральную воду, почитал, поиграл на автоматах, увидел, что легавые отбыли с дежурства, —наверняка считают, что ангелы смерти, как и они сами, работают в строго отведенное для этого время, в одиннадцать, оставив деньги за содовую на столе, гибкой тенью скользнул во внутренний двор и затаился в темноте поблизости от двери на лестницу D, закрытой на кодовый замок. Ждать ему пришлось недолго —не прошло и часа, как перед дверью оказалась парочка, явно живущая в доме. Оба были возбуждены до невозможности и, полагая, что никто их не видит, принялись обжиматься, шаря жадными руками по одежде друг друга. Просто невероятно, до чего громко могут звучать в ночи вздохи, шуршание шелка и нейлона, чмоканье поцелуев и шлепки потных ладоней по влажной от возбуждения коже! Матиасу даже показалось, что перевозбудившийся мужчина, сопящий, какумирающий от жажды пес, овладеет своей спутницей прямо на улице, у стенки, но женщина возмущенно закудахтала, одернула юбку, запахнула полы блузки и начала набирать код.

Матиас запомнил комбинацию, она несколько раз сбилась.

Привычка: когда он в одиннадцать лет стал членом своей первой банды, ему поручили запоминать —на взгляд —коды входных замков.

Он подождал еще полчаса, пока не погас свет на лестнице, а когда теплый ветер загнал тучи на серпик молодой Луны,проник в дом.

Матиас бесшумно поднялся по лестнице — металлический скрежет лифта мог бы насторожить горилл, охраняющих блондинку. Он без помех, сохраняя полное спокойствие, дыша ровно и бесшумно, добрался до шестого этажа. Матиас знал, что пути назад нет, жребий брошен. Дичь, обезумевшая от страха, впавшая в паранойю, немедленно узнает его при следующей встрече и поймет, что он бродит поблизости, чтобы убить ее. Тогда он утратит преимущество неожиданности и может провалить контракт. Этого нельзя было допустить: малейший промах станет для него знаком немилости, опалы, он почувствует себя отвергнутым, кроме того, в его профессии безупречная репутация —залог регулярной и достойно оплачиваемой работы.

Он сунул руку в вырез тенниски и вытащил медальон с изображением Богоматери на старинной серебряной цепочке. Он принадлежал его бабке, русской по происхождению, бывшей балерине, которая во времена железного занавеса ухитрилась попросить во Франции политического убежища, приехав на гастроли с труппой Большого театра. Отец и две старшие сестры Матиаса погибли под пулями банды отморозков, работавших на русскую мафию —на одну из многочисленных "русских мафий", конкурировавшую с "нанимателями" главы семьи. Матиасу было тогда тринадцать лет, но он выжил в море смертоносного огня: выпрыгнул из окна своей комнаты под крышей, вывихнул лодыжку и растворился в ночи, своей покровительнице и защитнице.

Матиас любил ощущать на губах круглое, нежное лицо Пречистой Девы. Ему всегда казалось, что он вновь обретает мать —тоже русскую женщину, белокурую красавицу с изумительно белой кожей: однажды —мальчику тогда не исполнилось и семи лет —она просто исчезла из дома и из его жизни навсегда. "Она отправилась на небо", —пробормотал отец, заливаясь слезами. Вот как? А с каких это пор матерям позволено покидать своих детей? А отцам кто разрешил рыдать на глазах у сыновей?

Матиас пылко поцеловал медальон, спрятал его под майку, вытащил глокиз кобуры, навинтил глушитель, сунул оружие в карман брюк стволом вниз, поднялся на несколько ступенек и приклеился к стене, уставившись на дверь квартиры. Ожидание в полумраке не было ему в тягость —тишина успокаивала, наполняла волшебной пустотой, в которой исчезали, таяли все лишние мысли и чувства. Лучшие решения находились именно в эти минуты чистого, ничем не замутненного, собранного бдения, когда казалось, что время перестало существовать.

Да, ожидание было одной из самых захватывающих особенностей его работы.

* * *

Около четырех утра Матиас услышал, как в квартире зазвенел телефон и началась дикая суета. Он снял глок с предохранителя, не выпуская из поля зрения лестничную площадку: его беспокоило, как бы вырванные из сна обитатели квартир с нижних этажей не заявились сюда, чтобы выразить протест. Но люди пошумели и успокоились, в доме снова стало тихо.

Через несколько секунд Матиас совершенно отчетливо услышал, как скрипнула тяжелая металлическая дверь. В квартире его будущей жертвы подняли тревогу —звонивший явно предупреждал, что в дом проник неизвестный.

Матиас увидел, как на площадке появился один из телохранителей в белых шортах и майке, босой, с огромным автоматическим пистолетом в руках. Он размахивал им перед собой, напряженно вглядываясь в темноту, как герой дурацкого полицейского сериала. Матиас ощутил его лихорадочное возбуждение —так нервничает резко разбуженный среди ночи человек, чьи мозг и нервная система никак не могут стряхнуть с себя остатки сна. Матиас стоял совершенно неподвижно, чтобы не обнаружить своего присутствия, а когда громила оказался на линии его огня, нажал на курок. Яростная вспышка разорвала темноту, и телохранитель упал —как осенний лист с дерева, в полной тишине, даже не взмахнув руками, словно стараясь, последним усилием воли, ни в коем случае не потревожить сон обитателей квартиры. Полный мудак. Никогда в жизни уважающий себя профессионал не стал бы так подставляться, выскакивая среди ночи из квартиры.

Матиас скатился по ступенькам и ринулся к оставшейся приоткрытой двери. Второй телохранитель и женщина теперь наверняка начеку. У него почти не осталось времени —через пять минут здесь будет полиция, но действовать все равно надо. Пружина развернулась, придав ему ускорение. А идеальных условий все равно не существует...

Матиас, не колеблясь, переступил порог квартиры, застыл на несколько мгновений в прихожей, прислушиваясь к шумам и шорохам. В ноздрях у него стоял запах пороха.

Приглушенный стон справа. Он пошел по коридору, опустив руку с пистолетом вдоль бедра, и оказался перед гостиной с круглым столом, стульями, угловым диваном, книжным стеллажом и большим квадратным телевизором.

Второй парень, скорее всего, рванул прямо в спальню к женщине, пока его напарник проверял лестничную клетку.

Матиас подошел к двери единственной в квартире спальни, приложил ухо к деревянной панели и снова услышал сдавленные всхлипы женщины, не способной справиться со своим ужасом. Телохранитель не зажег свет, совершив непоправимую ошибку: темнота всегда на руку агрессору, тому, кто бьет первым.

Рассчитав, что дверь они наверняка закрыли на замок, Матиас даже не пытался повернуть ручку, вытащил свой крошечный черный, но очень мощный фонарик и одним ударом плеча вышиб дверь. Она сразу же поддалась, Матиас кинулся на пол и покатился по густому ковру. Над головой Матиаса просвистели две пули, не вставая, он нажал на кнопку фонарика: луч света выхватил из темноты присевшего на корточки у кровати телохранителя и вжавшуюся в матрас женщину. Воспользовавшись мгновенным ослеплением, он поднял пистолет, выстрелил мужчине в шею, под челюстью, потом сделал контрольный выстрел в лоб.

Одетая в короткую майку женщина со стоном ужаса выскочила из кровати, кинулась в ванную и попыталась запереть дверь, но Матиас, успевший подняться на ноги, подставил плечо и колено и мгновенно протиснулся следом.

Луч фонарика заплясал на гладко-белом фаянсе стен, высветил тело скорчившейся за унитазом жертвы.

Майка, задравшаяся до пупка, обнажила густую поросль вьющихся волос на лобке —неожиданно роскошных для ее истощенного, измученного тела. Она была не в силах отвести взгляд выпученных глаз от пистолета Матиаса и только глухо стонала сквозь стиснутые зубы. Она даже не кричала, дрожа всем телом, как загипнотизированный змеей маленький сурок.

Он улыбнулся ей, прежде чем нажать на курок. Пусть хорошо вспоминает его, оказавшись по "ту" сторону.

Когда пуля вошла в ее сердце, женщина на мгновение застыла, потом на белой футболке расплылось пурпурное пятно, она качнулась назад и опрокинулась в ванну.

Ее голова ударилась о металлический бортик, и в воздухе прозвенела нежная металлическая нота, словно где-то ударили в гонг. Одна ее нога, полусогнутая в колене, вызывающе торчала из ванны носком вперед, как будто она позировала для рекламы чулок.

Матиас даже не подошел к ней, уверенный, что сразил эту жертву наповал, как и двух ее телохранителей.

Он все разыграл как по нотам. Теперь нужно затеряться во тьме города, выждать два-три дня, а потом отыскать Романа и получить вторую часть вознаграждения. И все-таки что-то беспокоило Матиаса, у него было ощущение незавершенности, отвратительное чувство, что им с самого начала манипулировали из тени могущественные хозяева Рыси. Он подобрал фонарик, стремительно пересек квартиру, не заботясь о бесшумности. Матиас чувствовал, что легавые уже заняли внутренний двор, лестницу и лифт, решил бежать по крышам и выскочил из прихожей на лестничную клетку.

Щелчки взводимых курков. Свет десяти зажегшихся одновременно фонариков ослепил Матиаса.

—Не вздумай дергаться, жалкий ублюдок!

Ослепленный, ошеломленный, Матиас вдруг осознал, что его мать и хозяйка Ночь предала своего сына.

Он нарочито медленно положил пистолет на пол, чтобы не дать полицейским шанса прибить его как собаку, выпрямился и поднял руки. Двое полицейских, светя фонариками, медленно приближались к нему, а Матиас думал, что наверняка получит пожизненное с правом освобождения не раньше чем через тридцать лет —максимальное наказание во Франции. Он ненавидел тюремный мир с его теснотой, духовным убожеством и сексуальными извращениями. Он убьет —зацарапает до смерти или загрызет —первого, кто попытается коснуться его грязными лапами. На мгновение ему захотелось кинуться на фонарики, чтобы полицейские пристрелили его. Но у тех, кто, подобно ему, вырос на улице, слишком силен инстинкт выживания —они никогда не теряют надежды.