ОСКОРБЛЕНИЕ
Однажды, объезжая деревни, Сталин спросил у зажиточного мужика, почему он не дает хлеб. Тот ответил:
— Спляши ― дам.
Оскорбленный Сталин ушел со двора.
Сталин любил рассказывать эту историю, из самолюбия заменяя себя пропагандистом.
Классовая ненависть к кулакам у Сталина замешана и на личной обиде.
ДОШКОЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ
В конце 1929 мне было 4 года, и я ходил в младшую группу детского сада. Воспитательница просвещала нас:
— Дети, в нашей стране идет коллективизация. Раскулачивают кулаков ― сельских богачей. Это остатки классовых врагов. Они сопротивляются. Товарищ Сталин учит, что перед тем, как погаснуть, свеча вспыхивает особенно ярко. Сопротивление кулаков ― последняя вспышка обостряющейся классовой борьбы.
Как ребенок поколения политически и идеологически обработанного, я хорошо запомнил слова воспитательницы. Только классовая борьба не закончилась с «последней вспышкой» кулацкого сопротивления. Впереди были еще борьба с троцкистами, с бухаринцами, с оппозиционерами всех мастей, с врагами народа, с меньшевиствующими идеалистами, с вульгарными социологами, с формалистами, с вейсмонистами-морганистами, с космополитами, с врачами-убийцами и т. д.
Все мое детство я ― ребенок, росший при электрической лампочке, ― хотел проверить, правда ли, что свеча ведет себя столь странно? И все же главная странность, что этот пример убедил не только детей, но и взрослых.
ИРОДЫ И МЛАДЕНЦЫ
В конце 50-х годов, учитывая возраст и литературоведческую бесплодность, научного сотрудника Института мировой литературы Ивана Ивановича Чичерова отправили на пенсию. В этом Чичеров видел вопиющую несправедливость к нему ― старому большевику. В числе пережитого Иван Иванович вспоминал, как он, молодой коммунист, по партийному призыву поехал в деревню проводить коллективизацию. При нем был небольшой вооруженный отряд. Они выгоняли всех, кого считали кулаками и подкулачниками, из изб и отправляли в гибельную ссылку. В этих насильственных действиях, по мнению Чичерова, была жестокая классовая необходимость. Выселение сопровождалось еще более ужасным событием. Обреченные на испытания люди понимали, что младенцы не выдержат мытарств. В ночь перед высылкой матери задворками пробирались к сельсовету и клали детей на крыльцо в надежде, что их ― невинных ― вырастят односельчане , чужие люди или государство. Этих детей, рассказывал Чичеров, собирали у порогов всех окрестных сельсоветов, свозили в самую большую комнату самого крупного сельсовета и клали там на пол. Умевшие ползать ползали, не умевшие лежали на половицах в чем мать родила или в чем принесла. Послали «наверх» запрос, что делать с младенцами. Вскоре получили распоряжение: не позволять ни кормить, ни брать детей, так как, во-первых, младенцы классово чуждые, а, во-вторых, следует пресечь порочную эксплуататорскую практику кулаков подбрасывать своих детей государству или беднякам. Какое-то время дети жалобно плакали, потом уставали и лишь изредка судорожно всхлипывали и, наконец, угасали от голода. Их хоронили в общей могиле.
Именно за созерцание этого ужаса строитель нашей государственности и борец за классовые интересы Чичеров требовал к себе милосердного отношения.
ЛЮБИМЫЙ ЦВЕТ
Сталин распорядился покрасить в черный цвет загородную дачу. Его жена Надежда Аллилуева плакала, уговаривая дать даче любую другую окраску. Сталин настаивал и только благодаря уговорам Ворошилова разрешил перекрасить дачу.
БОЛЬШОЙ ШУТНИК
Анастас Иванович Микоян после XX съезда в землячестве армян рассказывал:
— Спрашиваете, какой был Сталин? Умный, интересный, волевой человек, преданный партии. Шутить любил. Однажды сидим мы с Аллилуевой во время вечеринки, о детях разговариваем, а Сталин заметил и говорит: «Товарищи члены Политбюро, смотрите, Микоян га моей женой ухаживает. Если я его убью, он сам в этом будет виноват».Мне неловко, страшно. В следующий раз стараюсь сесть подальше от Аллилуевой, а она подходит и что-то спрашивает. Сталин говорит: «Видите, Микоян снова за моей женой ухаживает». И гневно говорит, так что страшно становится. Я даже когда возвращаюсь домой, все еще переживаю. Говорю однажды Аллилуевой: «Давайте вместе не садиться, не будем раздражать товарища Сталина». Она смеется и соглашается. Садимся в следующий раз совсем в разных концах стола, не разговариваем. Сталин говорит: «Видите, Аллилуева и Микоян в разных концах сели, не разговаривают ― маскируются. Убью!» Я опять переживаю. Веселый был человек!
Да, Сталин любил шутить. Только от его шуток было страшно, потому что в шутку мог и убить.
СВОИ ТРУДНОСТИ
Дача Сталина была где-то у Завидово, близ реки. Однажды Светлана и ее подруга поехали со Сталиным кататься на лодке. Через некоторое время Сталин перестал грести и застыл в печальной задумчивости. Девочки притихли. Поймав тоскливый взгляд отца, Светлана спросила: «Папа, почему ты такой грустный?» Сталин сказал: «Жизнь трудная и грустная штука».
В деспотической системе счастья нет ни у кого, даже у деспота. Вспоминается максима Ларошфуко: «Поскольку всех счастливее в этом мире тот, кто довольствуется малым, то власть имущих и честолюбцев надо считать самыми несчастными людьми, потому что для счастья мм нужно несметное множество благ».
ПРЕКРАСНЫЕ СЛОВА ВОЖДЯ
На одном из совещаний по среднеазиатским делам маленькая Мамлакат ― школьница-хлопкороб 30-х годов ― подошла к Сталину с приветствием. Он, улыбаясь, взял ее на руки. Сейчас же и Сталина, и девочку усыпали цветами, и фотографы сделали десятки снимков. Один из них обошел всю страну, сопровождаемый надписью: «Сталин ― лучший друг советских детей». У этой истории есть изнанка. Держа девочку на руках и не убирая улыбку с уст, Сталин сказал Берия по-грузински: «Момашоре ет тилиани!» Мамлакат с благоговением запомнила слова вождя, сказанные на незнакомом ей языке и хранила их в памяти многие годы, а когда подросла, узнала их значение: «Убери эту вшивую!»
ОБМЕН ФОТОГРАФИЯМИ
Сталин сказал Буденному:
— У меня нет твоей фотографии. Почему ты не даришь мне свою фотографию?
— Я, товарищ Сталин, с большим удовольствием. Сейчас. ― Буденный взял фотографию и задумался.
Сталин пришел на помощь:
— Что думаешь?! Пиши: «Создателю Первой конной армии товарищу Сталину».
Буденный сделал эту дарственную надпись.
— А теперь я подарю тебе мое фото, ― сказал Сталин, вытащил фотографию и надписал: «Действительному создателю Первой конной армии товарищу Буденному ― Сталин».
УЧИТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ «КЛАССИКА» МАРКСИЗМА
Ян Стэн был умен и философски образован. Во второй половине 20-х годов он по просьбе Сталина читал ему персональный курс лекций по философии Гегеля. Сталин многого не понимал и многое путал. На редкость темпераментный для латыша учитель хватал его за лацканы пиджака и тряс, таким не лучшим педагогическим приемом вкладывая в своего ученика положения Гегеля. В кругу друзей Стэн не раз говорил о посредственных теоретических способностях Сталина. До последнего доходили эти нелестные оценки. Во второй половине тридцатых годов Стэн был уничтожен, а Сталин провозглашен классиком марксизма.
КОРИФЕЙ ВСЕХ НАУК И ФИЛОСОФИИ
После ареста Стэна Сталин без указания автора включил конфискованную у него при обыске статью о диалектике в «Краткий курс истории партии» в качестве четвертой главы, обработав и огрубив первоначальный текст. Позже Сталин присвоил авторство этой исковерканной стэновской работы.
УГАДАЛ
Во второй половине 30-х годов Сталин вызвал философа Марка Борисовича Митина и показал ему статью.
— Это написал один старый партиец и попросил меня ознакомиться. У меня нет времени, и я прошу вас посмотреть и оценить, все ли здесь правильно.
Дни и ночи с риском ошибиться изучал Митин эту работу. Наконец он сказал Сталину:
— Это гениальная работа. Она написана человеком, находящимся на вершине марксистской философии.
Сталин улыбнулся и признался, что работа принадлежит ему. Это была философская глава «Краткого курса истории партии».
Чутье царедворца не подвело Митина. Он преуспел, стал академиком и долгие годы имел целый штат людей, писавших «его» философские труды. Однако поскольку рабский труд непроизводителен, вообще, а в сфере духа-в особенности, все его работы умерли задолго до смерти самого академика.
КРУГОЗОР ОБЕЗЬЯНЫ
Сталин сказал, что когда обезьяна слезла с дерева, ее кругозор расширился от прямохождения, и она стала человеком. Один академик возразил: да, но с дерева больше видно. Его арестовали. Другой академик сказал, что его коллега пошутил. Сталин изрек: шутка ― вещь серьезная, а если не серьезная, то просто смешная. Второго академика тоже арестовали.
ВСТРЕЧИ С ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ НАЧАЛА 30-Х
В начале 30-х годов литературовед Юлиан Григорьевич Оксман оказался в гостях у Горького, когда там был Сталин. Горький, только что приехавший из-за границы, считал нужным проявлять общественную активность и говорил Сталину о необходимости коллективного руководства страной. Оксман понял, что Горькому ничего не будет за эти слова, а ему, Оксаману ― их свидетелю,― не поздоровится. И в самом деле его посадили.
ПЛАГИАТ
Виктор Шкловский рассказывал мне в мае 1971 года в Переделкино, что афоризм «Писатели ― инженеры человеческих душ» был высказан Олешей на встрече писателей со Сталиным в доме Горького. Позже Сталин корректно процитировал эту формулу: «Как метко выразился товарищ Олеша, писатели ― инженеры человеческих душ». Вскоре афоризм был приписан Сталину, и он скромно примирился с авторством.
ЗАМЕЧАНИЯ ПО ДОКЛАДУ
Горький подготовил к I съезду писателей доклад и передал его для ознакомления Сталину, который вскоре пригласил Горького и в присутствии Гронского высказал замечания: доклад слишком уходит в историю, отвлекается от актуальных проблем настоящего и современных задач писателей, не отражает связь литературы с жизнью.
Горький, независимо ― нога на ногу ― расположившись на диване, с обидой пробасил:
— А вот возьму и откажусь делать доклад. Вот и будет скандал на весь мир.
Сталин примирительно сказал:
— Ну что вы, Алексей Максимович, выступайте, как находите нужным.
ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ШТРИХИ
При том, что Горький часто болел, сообщений о его здоровье не было. В 1936 году, когда он заболел не более, чем обычно,сразу же в печати появились бюллетени. В день смерти Горького воспитательница увезла его внучек ― Марфу и Дарью кататься на лодках и долго не отпускала, даже когда дети просились домой. Лишь дождавшись сигнала с берега, она причалила к пристани. Дома дети узнали о смерти дедушки.
Было решено урну с прахом Горького замуровать в Кремлевской стене на Красной площади. Волей Алексея Максимовича было лежать рядом с сыном Максимом, и поэтому Екатерина Пешкова попросила часть праха. Однако ей отказали. Повторилась история с Бехтеревым, прах которого не дали родственникам.
В ПОЧЕТНОМ КАРАУЛЕ
Поэт Александр Прокофьев вспоминал:
― Умер Горький. Вызвали меня из Ленинграда и прямо в Колонный. Стою в почетной карауле. Напротив Погодин, рядом Федин. Слезы туманят глаза. Вижу: Федин слезу смахивает, Погодин печально голову понурил, насупился. Вдруг появляется Сталин. Мы все встрепенулись и зааплодировали.
«ПОКАРАУЛЬТЕ МОИ СОСИСКИ...»
Писатель Владимир Поляков рассказывал:
— Было это в 1936 г. Я, никому не известный литератор, очень хотел попасть в Колонный зал на похороны Горького. Попросил Зощенко достать пропуск. Иду по Москве к Колонному залу, и вдруг ― продают горячие сосиски в пакетиках. Зачем мне сосиски? Новинка ведь! У меня привычка: покупать новые, даже ненужные вещи. Я купил пакетик с сосисками и довольный вошел в Колонный зал. Думаю, где-нибудь в гардеробе оставлю. Но у меня пропуск оказался такой ― проводят сразу в круглую комнату за сценой. Вижу: за столом сидят Ворошилов, Молотов, Калинин, другие вожди и вокруг много известных писателей. Вскоре меня вызывают по фамилии. Военные надевают мне на руку траурную повязку и ведут на сцену ― стоять в почетном карауле. А у меня сосиски, значит, я первому попавшемуся, полуобернувшись, говорю:
― Пока я там откараулю, покараульте мои сосиски...
Оборачиваюсь, чтобы передать сосиски в надежные руки. Человек с трубкой внимательно смотрит на меня...
― Не беспокойтесь, ваши сосиски будут в полной сохранности.
Тут меня окружают военные и вместе с другими ведут в почетный караул. Стою ― волнуюсь. Откараулив, возвращаюсь. Подходит ко мне военный в больших чинах ― с ромбами, отдает честь и рапортует:
— Ваши сосиски, товарищ Поляков, в полной сохранности.
НЕ ПРОШЕЛ!
Исаак Бабель напоминал мудрого и доброго сома: толстая, плохо поворачивающаяся шея, большие веки. Он очень хотел встретиться со Сталиным и попросил об этом Горького. Тот однажды позвал писателя к себе в дом у Никитских ворот. Бабель оказался за столом с Горьким, Сталиным и Ягодой. Пили чай. По собственному признанию Бабеля, он очень хотел понравиться Сталину.
«Вы же знаете, я хороший рассказчик, а тут я еще очень старался. Вспомнил встречу с Шаляпиным в Италии. Шаляпин после выступления вытирал с огромного, прекрасного и уже постаревшего лица грим. Я у него спросил: «Не хотите ли вернуться в Россию?» А он мне ответил: «Большевики отняли у меня дом и автомобиль. Что мне делать в России?»
Сталин слушал молча, а тут начал громко размешивать сахар в стакане, ложечка так и зазвенела о стекло. И сказал Сталин:
— Мы, большевики, строим дома, наш автозавод начал выпускать автомобили. А Шаляпин все равно гордость и голос народа.
Тогда я стал стараться еще больше и рассказал о моей поездке в Сибирь, на Енисей. Очень красочно расписал сибирскую ширь реки ― Европе и не снились такие просторы и такая несказанная красота...
Слышу, ложечка опять недовольно заходила по стакану и Сталин сказал:
— В Сибири реки не в ту сторону текут.
Смущенно покашливая, Горький встал из-за стола, вышел в другую комнату и, откашлявшись там, вернулся. А Ягода уставился на меня сорочьими глазами и долго не мигая смотрел. И я понял, что провалился».
ВПРОК ЛИ!
Андрей Платонов написал повесть «Впрок». Дол прочитать ее Фадееву на предмет публикации. Тот прочел и подчеркнул ряд мест, с его точки зрения, идеологически ошибочных.
Издательство приняло вещь в производство, и вскоре появилась верстка, в корректуре подчеркнутые места были набраны курсивом. В таком виде повесть попала к Сталину. Он прочел, возмутился, квалифицировал Платонова как кулацкого писателя и высказался: «Эта вещь впрок автору не пойдет». После этих слов Платонов оказался в тени, в полуизгнании, в забвении. Его на многие годы перестали печатать. И то счастье, что остался жив.
СТАЛИН И БУЛГАКОВ
Году в 44-м в доме моего приятеля Аркадия Кеслера я познакомился и потом иногда встречался с молодым человеком лет двадцати двух ― двадцати трех. Был он то ли актером МХАТа, то ли студентом Школы-студии МХАТ. Он переживал какие-то актерские неудачи и, по словам Аркадия, нервничал и иногда пил. Звали его Сергей. Аркадий тогда мне рассказал, что это пасынок писателя Михаила Булгакова, сын Елены Сергеевны Шиловский. а его отец крупный военный.
От Шиловского непосредственно, а отчасти через Аркадия, а также от профессора логики Павла Сергеевича Попова, у которого я учился, будучи аспирантом МОПИ, и в доме которого неоднократно бывал, я слышал историю взаимоотношений Булгакова со Сталиным. Мне сейчас трудно отделить, кто что говорил, и трудно понять, где кончалась реальность и начиналась знаменитая игра Булгакова, любившего писать письма Сталину, но не отправлять их, а самому отвечать себе от имени Сталина. Трудно понять, что тут было от легенды и фантазии, что от истории. Перескажу все, что осталось в моей памяти от этих рассказов (старая моя запись исчезла, как Коровьев слизал).
В начале 30-х годов Булгакова не печатали и не принимали на работу. В отчаянии он отправил письмо Сталину, в котором говорилось: поскольку его ― писателя ― не печатают на родине, он просит спасти его от голодной смерти и вынужденного литературного молчания, равного погребению заживо, и просит выслать его за границу, ибо это вторая по жестокости мера наказания после смертной казни, которую над ним совершают.
Через некоторое время пришел краткий ответ, в котором Булгакова просили позвонить товарищу Сталину и сообщался номер телефона. Булгаков позвонил из автомата, так как личного телефона у него не было. Пока Булгакова соединяли со Сталиным, очередь у телефонной будки стала проявлять нетерпение. Когда же Булгаков объяснил, что он разговаривает со Сталиным и просит чуть-чуть подождать, ему стали кричать: «Кончай издеваться! Не ври! Повесь трубку!» Булгаков вынужден был поведать именитому абоненту о ситуации, и ему сказали: идите домой ― вам позвонят.
«Как позвонят, когда у меня нет телефона?» ― поду-мал раздосадованный Булгаков и отправился домой. Вскоре пришли какие-то военные, протянули временную связь и установили телефон, а еще через некоторое время раздался звонок. Неторопливый голос с грузинским акцентом спросил:
— Товарищ Булгаков?.. Вы нам писали?
— Да, товарищ Сталин, писал... Понимаете, меня не печатают... меня не принимают...
— И вы решили уехать... за границу?
— Нет, товарищ Сталин. Я много думал и решил, как бы ни было трудно, я не уеду, даже если мне суждено на родине умереть от голода. Место русского писателя в России.
— Вы... правильно...
Сталин говорил с большими паузами между словами и с еще большими паузами между фразами. Булкакову казалось, что голос исчезает, что его разъединяют. Писатель начиная нервничать и дуть в трубку, пока не понял, что это манера говорить. Через минуту разговора он научился терпеливо ждать следующее слово и следующую фразу вождя:
— Вы... правильно... решили... товарищ... Булгаков... Не следует... писателю... покидать родину...
— Да, я остаюсь. Однако у меня большие трудности. Маня никуда не принимают на работу.
— А вы... попробуйте...
— Пробовал ― не берут.
— А вы... попробуйте обратиться... во МХАТ... Почему бы вам не стать заведующим литературной частью МХАТа?.. Разве это плохая работа?..
— Товарищ Сталин, да меня и в дворники туда не возьмут, не то что в заведующие литературной частью.
— А вы попробуйте... Очень вам советую... попробовать.
— Я попробую, но не уверен в успехе.
— Ничего. Мы вам... немного поможем... в этом деле. Кое-какое влияние у ;нас есть.
— Спасибо, товарищ Сталин.
— Какие еще у вас проблемы?
― Не печатают. Цензура ничего не пропускает.
И тут Сталин, то ли забыв историю, то ли наоборот, подражая известному прецеденту, повторил фразу, сказанную Николаем I Пушкину:
― Я буду вашим цензором. Присылайте мне все ваши произведения.
На этом разговор закончился. Булгакова сразу же приняли во МХАТ заведующим литературной частью. Вскоре он написал пьесу «Кабала святош» и биографический роман о Мольере. В этих произведениях Булгаков пытался смоделировать отношения великого художника с абсолютным монархом. Получалась концепция: абсолютная власть спасает художника от произвола тупой толпы, но мучает его и губит собственным произволом. Такова диалектика власти и искусства. Для защиты от черни художник нуждается в покровительстве монарха и одновременно страдает и в конце концов гибнет от его своеволия. Этими произведениями Булгаков искренне пытался примириться с диктатурой Сталина, осознать его как самодержца, найти свое место в системе абсолютной власти и выстроить с ней терпимые для творчества взаимоотношения.
Однако Сталин не одобрил эти произведения, они вызывали ненужные ассоциации и сопоставления с современностью и высвечивали его фигуру как деспота. При этом Сталин не объяснил, чем не понравилось ему произведения Мастера. Спектакль о Мольере после нескольких постановок был снят.
Булгаков трудно переживал неуспех этой работы и задумал написать пьесу непосредственно о Сталине, чтобы не путем аллюзий, а путем прямой характеристики этой фигуры добиться расположения монарха. Драматург написал пьесу «Батум» о детстве Сталина, представив его выдающимся ребенком, имевшим замечательные задатки. Произведение было послано на цензурный просмотр Сталина. Создавая эту пьесу, Булгаков впервые совершал насилие над собой, что потребовало известных нервных напряжений, их усугубляло томительное ожидание решения великого цензора. Ответа все не было, а из ЦК от Жданова стали доходить неблагоприятные сведения, предвещающие запрет на постановку пьесы.
Булгаков заболел. Ожидание, неясность, безнадежность усугубляли его состояние. Тогда мхатовцы написали Сталину письмо, которое, кажется, подписали и крупные артисты других театров (помнится, называлось имя Яблочкиной). В письме говорилось о болезни Михаила Булгакова и о том, что он нуждается в помощи. Только вы, товарищ Сталин, писали актёры, вашим авторитетом поддержав Булгакова, можете вернуть ему надежды на творческий успех, поддержать в нем веру в жизнь, и спасти от гибели. Зная о вашем гуманизме, о том, что вы являетесь лучшим другом советского театра, мы просим вас помочь в трудные минуты его жизни замечательному драматургу Михаилу Булгакову. Это вернет ему силы и поставит его на ноги. Примерно так писали актеры Сталину. Однако Булгаков был уже не нужен.
Повторилась история с Мандельштамом. Диктатор стремится сломить художника, заставить его написать восхваление божественной особы вождя. Это восхваление войдет в историю или как отражение реальных достоинств, или как свидетельство всемогущего тирана, способного подчинить своей воле любого Поэта и любого Мастера. Когда восхваление написано ― дело сделано. И Поэт, и Мастер теперь могут умереть. И не только могут, но и должны, ибо неровен час, опамятуются и найдут в себе силы отречься от невольничьих строк, И Булгаков умер, умер, не отрекшись от пьесы «Батум» и не воплотив ее в сценические образы. Никакого ответа на письмо актеров по поводу Булгакова от Сталина не последовало. Срезу после смерти Булгакова раздался запоздалый звонок Сталина, возможно, нарочно запоздалый: «Правда ли, что писатель Булгаков умер?» Неясно, что в этой истории от реальности, что от легенды, в которой, по словам Булгакова, всякий великий писатель нуждается.
ЛУЧШИЙ ДРУГ СОВЕТСКОГО ТЕАТРА
Станиславский был педантичным и импульсивным человеком. Однажды во время репетиции ему понадобилась веревка, а в реквизите театра ее не оказалось. Станиславский вспылил:
— Невозможно работать в такой неорганизованной обстановке...
В приливе чувств он бросился к телефону.
— Товарищ Сталин, нет никакой возможности вести работу: нужна веревка ― в театре нет веревки.
Сталин спокойно и терпеливо выслушал его и спросил:
— Сколько вам нужно веревки?
— Метра три, ― ответил растерявшийся от конкретности вопроса Станиславский.
— Хорошо, товарищ Станиславский, работайте спокойно.
Через два часа к театру подъехал грузовик с трехтонной бухтой веревки.
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ
Уже на процессах начала 30-х годов для многих была очевидной невиновность подсудимых, которых заставляли давать ложные показания. Один из старых большевиков обратился за разъяснением к Сталину. Для чего нужны эти аресты специалистов?
Сталин ответил:
— А чем мы хуже медиков? Они же делают маленькую прививку, чтобы избежать большой болезни.
НЕ ОТСТАВАТЬ ОТ «НИХ»!
Сталин выдвинул идею: нельзя гуманно относиться к политическим арестованным и к подозреваемым в шпионаже. Буржуазная полиция применяет к революционерам все способы насилия. Мы не можем быть в этом вопросе либерально-мягкотелыми, иначе предадим дело революции.
ОТРАБОТКА МЕТОДОВ СЛЕДСТВИЯ
В 1931 году Сталин в связи с делом меньшевиков Суханова, Громана, Шери и других сказал начальнику Экономического управления НКВД: «Навалитесь ни них и не слезайте до тех пор, пока они не станут сознаваться!"
ЗАКОННОСТЬ ВНЕ ЗАКОНА
Старейший революционер, один из основателей партии, сидевший на I! съезде в президиуме рядом с Лениным, Петр Ананьевич Красиков в 1921 году стал заместителем наркома юстиции, в 1924 году прокурором Верховного суда, а в 1933 году Красикова назначили заместителем председателя Верховного суда СССР. Вскоре домашние заметили в нем перемену: он бывал то нервно возбужден, то задумчив, а то начинал заговариваться или разговаривать сам с собой. В остальном вел себя нормально.
Однажды Красикова пригласил к себе Сталин, и юрист в лучшем костюме отправился на аудиенцию. Во время беседы он сказал Сталину, что ему приходится подписывать много протоколов и приговоров по несправедливым обвинениям и часто уже постфактум, когда человек расстрелян или сослан, судя по делу, невинно. Сталин спросил: «Вы так думаете?» Красиков подтвердил. Тогда Сталин на его глазах вычеркнул его из списка членов ЦИКа. Красикова и его семью переселили из привилегированного правительственного дома. В 1939 году ему предложили поехать в санаторий, где Красиков и умер при странных обстоятельствах.
РОКОВОЕ ОПОЗДАНИЕ
Поэтесса Инна Лиснянская рассказала, что в детстве, летом 34-го года, она присутствовала при разговоре Саркисова, Кирова и Микояна. Впрочем, Микоян читал газету и молчал. Саркисов говорил:
— Как мог всплыть Берия? Во время революции выяснилось, что он ― провокатор. Его поймали, посадили. Однако Багиров его выпустил. А теперь Берия с помощью своей Нинки-подстилки делает карьеру. (Лиснянская говорила, что долго и тщетно пыталась выяснить у домработницы, что значит «подстилка». Имелось в виду, что Берия свою молодую и красивую жену Нину передавал Сталину). Киров сказал:
― Теперь об этом поздно говорить.
Для Кирова действительно было поздно говорить об этом: 1 декабря 1934 года его убили.