Атомная подводная лодка медленно поднималась из глубины. Чуткие щупальца сонара осторожно процеживали поверхность, заполняя динамик привычными звуками: посвистами касаток, скрежетом мойвеных стай и приглушенным стуком далекого норвежского берега.

   - Тихо? - почему-то шепотом осведомился командир.

   - Тихо, - так же шепотом отозвался акустик.

   - Стабилизация сто метров... поехали!

   Из приоткрывшегося контейнера, к далекому солнышку, радостно рванулся пластиковый шарик, цвета бутылочного стекла, увлекая за собой тонкий стекловолоконный кабель.

   Приснувшая на зябкой волне гагара, с шумом рванулась в сторону от невесть откуда появившегося странного предмета.

   Через долю секунды сработала система самоуничтожения. Радиобуй лопнул гулким пузырем, а лишенный плавучести кабель бережно втянулся на глубину.

   Очередной сеанс связи прошел удачно. Любой командир БЧ-4, "отбарабанивший" свое с траверза Нордкапа, где все радиоволны сходят с ума, испытывает законное чувство гордости. Надежная все-таки штука - "Акула-2ДП"!

   Вслед за сигналом подтверждения, из радиоприемного устройства "Каштан", как карта из рукава шулера, с треском вылетела серая лента с прожженной посредине, черной неровной линией. Ее тот час же подхватил шифровальщик и скрылся в своей "конуре".

   - И слова доброго не сказал, паскудник, - лениво обиделся "бычок", - ну, что ж! Примерно с таким настроением и мы подпишем этому грубияну акт на списание этилового спирта.

   Никто из них пока не догадывался, что лодке приказано поменять курс, что окончание "автономки" откладывается на неопределенный срок.

   Точно такая же серая лента "всплыла на поверхность" и в Главном штабе Северного флота. Ровно через двенадцать секунд, что гораздо быстрей норматива, информация легла на стол командующего в виде расшифрованной депеши.

  Тот, не читая, пододвинул ее ближе к собеседнику и даже прихлопнул ладонью, как бы подчеркивая весомость последних слов:

   - Я все понимаю, Виктор Игнатьевич! Да, ваша просьба равносильна приказу. Звонок из Москвы был. Не станем также принимать во внимание ряд объективных причин: износ механизмов, усталость людей и прочее, прочее, прочее. Это старые песни. Я вынужден их исполнять по долгу своей службы - мы люди военные и правильно понимаем значение слова надо. Но все-таки... скажите мне просто, как человек - человеку: не слишком ли это, как бы помягче сказать... несоизмеримо? Нейтрализация атомным подводным крейсером какого-то долбанного СРТ?! Неужели у вас в Конторе нет никаких других вариантов?

   Высокий гость удовлетворенно кивнул и в очередной раз закурил без разрешения.

   - Варианты, адмирал, удел математиков. А мы - практики с творческим складом ума. Скажу даже больше, открою вам небольшую тайну. Речь идет не о каком-то, как вы изволили, выразиться, "долбанном СРТ". Речь идет о вполне конкретном человеке. О человеке, который должен быть под нашим полным контролем прежде, чем сможет оказаться на берегу. И нет у меня на сегодняшний день задачи важней.

   - Тоже мне, Штирлиц! - мысленно усмехнулся хозяин просторного кабинета, - с начала визита ни разу не удостоился назвать меня по имени-отчеству. Забыл, наверное. Интересно, как же он дальше будет выкручиваться?

   А вслух произнес:

   - Он так опасен?

   - Опасен? - как эхо повторил человек в штатском, - несомненно, опасен. Плюс ко всему, он столь же непредсказуем. Информация, адмирал, не для широкой огласки. Я посвящаю вас в суть вопроса исключительно для того, чтобы вы тоже прониклись важностью предстоящей работы...

   Виктор Игнатьевич помедлил, испытывающе посмотрел в глаза визави.

   - Представьте себе человека, который знает принцип действия "летающей тарелки", три способа лечения рака... и вообще... много чего знает. Подозреваю, что все. Представили?

   - Представил. Маленький рост, большие глаза, лысый череп, никогда не знавший растительности, телепат. Ну, что там еще? - "истина где-то рядом"!

   - Вот уж нет, товарищ командующий! Это не инопланетянин. И даже не посланник из будущего. Уникум, о котором я говорю, рожден самой обычной, земной женщиной. Если верить анкетам и метрикам - от самого что ни на есть усредненного советского гражданина. Чуть ли ни алкоголика. Он пеласг, лукумон. Еще точнее - Последний Хранитель Сокровенного Звездного Знания - так он когда-то письменно сформулировал свою данность на этой Земле. Сам до конца не знаю смысла этих понятий. Что они означают: звание, титул, национальность? Но я в это верю. Если отбросить все сверхъестественное, наш подопечный смог бы достичь вершин в любой избранной сфере человеческой деятельности. Но! Но вынужден скрывать от окружающих свой нечеловеческий интеллект.

   - Он нарушил Закон?

   - Обошлось, слава Богу, без уголовщины. Но сам факт его бытия - это полное отрицание всех существующих в мире законов, в том числе - и физических. План утвержден, сбоев быть не должно. В противном случае, как ни цинично это звучит, я б предпочел, чтобы этот самый хранитель был похоронен на дне Норвежского моря. Пусть даже вместе с тем самым "долбанным СРТ" и его ни в чем не повинным, экипажем. Да, товарищ командующий! Есть у меня полномочия отдавать и такие приказы. Но что-то заставляет уйти от столь радикальных мер. Что-то, или кто-то...

   Чокнулся, - подумал, вдруг, адмирал, - точно чокнулся! Меньше всего он был готов к разговору на столь скользкую тему и совершенно не представлял, как вести себя дальше.

   - Можно вопрос? - произнес он после некоторых размышлений, - если не положено, можно не отвечать...

   - Почему же? - улыбнулся человек в штатском. Он, видимо, хорошо представлял, что творится в смятенной душе адмирала. - Вам, - и еще раз подчеркнул, - вам постараюсь ответить.

   - Вы сами... встречали его когда-нибудь, так сказать, лично?

   - Мы не просто встречались. Мы долгое время сотрудничали. Наши дороги плотно пересеклись

  на одном из торговых судов. Он был тогда практикантом. Подрабатывал матросом-уборщиком. А я... наша "фирма" предпочла морской способ доставки людей для выполнения одной деликатной работы за рубежом. Честно признаюсь, он нас тогда очень и очень выручил. А мне, лично, вылечил радикулит. Похоже, навсегда вылечил... тьфу, тьфу, тьфу!

   Московский гость трижды постучал по столу костяшками пальцев и для чего-то добавил:

   - Его, кстати, зовут Антон.

   - Расскажите! - в глазах командующего наконец-то прорезался интерес.

   Виктор Игнатьевич достал очередную сигарету, с удовольствием прикурил ее от фирменной зажигалки "Зиппо", откинулся на спинку мягкого кресла и взял в руки пепельницу, выполненную в виде диковинной рыбы, раскрывшей огромную зубастую пасть.

   - Насколько я понимаю, адмирал, - начал он после некоторой паузы, необходимей для выполнения всех вышеуказанных манипуляций, - симптомы этой поганой болезни, вам хорошо известны. Так вот, приступ был одним из самых жестоких, случавшихся со мной за все прожитые годы. Я лежал пластом в корабельной каюте, как говорится, в полной апатии. Тело мое, даже в бессознательном состоянии, никак не могло избрать для себя положения, при котором боль не так ощутима. Его попросту не было. По малой нужде, стыдно признаться, "ходить" приходилось в раковину умывальника. И то, ценою долгих страданий. Умывальник, кстати, был в полуметре от койки.

  Похожий на воробья судовой эскулап едва успевал пожимать плечами. Его "гремучие" мази, уколы риоперина, мешочки с горячей солью и прочее колдовство не только не действовали - мне, наоборот, становилось еще хуже. Старший группы уже поставил вопрос о моей эвакуации самолетом из ближайшего порта, чем сильно озадачил Москву.

   По "судовой роли" - официально заверенным спискам экипажа - я числился мотористом-газоэлектросварщиком, и уборка моей каюты не входила в обязанности матроса-уборщика. Но, учитывая мое беспомощное состояние, Антон пришел сам. С пылесосом, ведром и тряпкой.

   - Ваша каюта буквально кричит от боли, - заявил он с порога, - а я знаю одно очень старинное народное средство. Такое, что через час будете прыгать. Если хотите, можно попробовать.

   Я вышел из коматозного состояния только лишь для того, чтобы взглянуть на эдакого нахала. С виду - обычный парень. Как у нас говорят, "без особых примет". С такими внешними данными без проблем допускают к экзаменам в разведшколу. Ну, может быть, лоб чуточку высоковат, да глаза слишком умны.

   - Ну что ж, попытайся, - сказал я без всякой надежды в голосе, - глядишь, у тебя и получится...

   - В чем, лично я, сомневаюсь! - закончил он за меня и весело рассмеялся.

   Без особых усилий он поднял меня, как ребенка и бережно поставил на ноги в самом центре каюты, где, как он пояснил, "проходит силовой кабель электропитания грузовых механизмов". Потом опоясал куском медного провода, "в качестве заземления" и отступил к двери.

   Я оказался напротив иллюминатора и не мог проследить за дальнейшими манипуляциями. Помню только, что хрюкнул от смеха, представив себе, как это делалось "в старину": крепостных мужиков с самодельной динамо-машиной, медные пояски... и вдруг!!!

   Вообразите себе мое состояние: вдруг я почувствовал, как теплые сухие ладони, минуя мою черепную коробку, мягко обняли полушария мозга! Мне тогда показалось, что я начинаю сходить от боли с ума.

   - Успокойтесь, - сказал он тихо и буднично, - ничего страшного не произошло. Сейчас я аккуратно обойду мозжечок и вплотную займусь вашими болячками. Для начала уберем соляные наросты с шейных позвонков. Вы слышите, как они осыпаются?

   Я все отчетливо слышал. Слышал, как чуждые руки хозяйничают в недрах моего тела. Это даже покруче, чем стоять под ножом. Потрясение было столь велико, что боль отошла на второй план.

   Это ж надо, - сказал я себе, - сопливый мальчишка, играючи проникает в тренированный мозг разведчика! А есть ли гарантия, что он не прочтет в нем столь же легко то, что тщательно скрыто даже от себя самого? В любом случае - это опасность!

   Он был наивен, очень наивен. И еще не постиг главного: нельзя в этом мире жить и делать добро, не нажив по пути сотню-другую лютых врагов. Но ему было только лишь девятнадцать...

   - Сейчас будет очень больно, - заранее предупредил мой "народный целитель", - я буду освобождать нерв, ущемленный между семнадцатым и восемнадцатым позвонками.

   Боль вспыхнула в голове огненным шаром, но уже через миг лопнула, как радужный, мыльный пузырь.

   - Вот и все, - констатировал он, не без гордости. - Эта операция называется "разрез". И я что-то не слышал, чтобы кто-либо после нее произносил вслух слово "радикулит".

   - Спасибо тебе, парень! Как ты все это делаешь? - психологически контратаковал я.

   Он заметно смутился, пробормотал под нос что-то нечленораздельное, типа "на вахту пора" и вышел вон, позабыв про ведро, тряпку и пылесос.

   - Вот вкратце и все, - Виктор Игнатьевич ввинтил в пепельницу окурок, дотлевший до самого фильтра, глянул в глаза собеседника. - Впечатляет?

   - Не то слово! Вот бы задействовать этого... экстрасенса еще на один сеанс!

   - А что, товарищ командующий? - это мысль! В случае успеха протекцию гарантирую. А что для этого надо? Правильно: дисциплина. А именно - точность и полнее отсутствие всяческой отсебятины. Как говорил товарищ Андропов, "дурак - это еще не беда; беда - коль дурак с инициативой!"

   "В чем - в чем, а в отсутствии инициативы тебе не откажешь!" - мысленно отпарировал адмирал. А "рыцарь плаща и кинжала" целым рядом направленных телодвижений показывал, что уже собирается уходить.

   - Если вопросов нет, будем прощаться! - вслух подтвердил он свои намерения. - С головой окунаюсь в рутину, которую на языке рапортов принято называть "дополнительным обеспечением запасных вариантов". Вам также рекомендую все прочие дела оставить на потом. А на досуге, если на таковой останется время, вот! Ознакомьтесь!

   На стол легла тонкая стопка соединенных скрепкой листов, которую с самого начала беседы старый разведчик так и не выпустил из рук. Как ружье, что в конце первого акта не может не выстрелить.

   - Эти бумаги изъяты при тщательном обыске одной из московских квартир, - пояснил он уже на ходу, предвосхищая запоздалые вопросы командующего. - Там наш объект останавливался, приезжая в столицу. Это, разумеется, копии. И, к сожалению, только лишь то, что удалось восстановить нашим специалистам. Судя по содержанию, он сам еще до конца не постиг всех возможностей своего феномена. Но сколь далеко он шагнул сейчас, можно только догадываться.

   - Дурдом какой-то! - думал адмирал, сопровождая посетителя до дверей. Перестройка, ускорение, гласность! Теперь вот, пеласги, хранители, экстрасенсы, ведьмаки, колдуны... рушится страна!

   Он проводил неприятного гостя до порога приемной. Сдал, как положено, с рук на руки сопровождавшим того серым личностям. Облегченно козырнул на прощание. Попутно успел удивиться предрасположенности человека к мимикрии. Можно, оказывается, быть совершенно невидимым, если, даже, со всех сторон, ты окружен флотскими офицерами в парадной форме, выдержанной в черных и желтых тонах.

   - Под паласом они сидели, что ли? - вслух удивился командующий, когда гости вышли на улицу.

   Вернувшись в свой кабинет, он долго сидел за рабочим столом, обхватив руками седую голову.

   - Черт бы побрал этих гэбэшников! - выпалил он в сердцах. - Это же надо! Беседовали не более часа, а устал, как будто вагон кирпичей разгрузил! И, главное, не поймешь, то ли Ваньку валяет, то ли, в самом деле, что-то серьезное...

   Перевалив все, что связано с этими мутными делами на широкие плечи начальника особого отдела, дополнительно подтвердив его полномочия, командующий, наконец, остался один. Рука сама потянулась к рукописи, оставленной гостем на краешке рабочего стола. Через мгновение он скользил внимательным взглядом по волнам легкого, убегающего почерка.