Бедная Маргарита без чувств распростерлась на ступенях. Рука низкого человека столкнула ее с порога замка; бесприютная девушка, покинутая и презренная, лежала в парке принца. Ее лучшие и святые чувства были растоптаны. Все, что она чтила как святыню, было поругано и осмеяно.

Если бы даже ее и нашел любящий отец и привел в свой замок, если бы он прижал ее к своему сердцу и отдал ей все сокровища, счастье ее жизни было разрушено навсегда.

Когда Маргарита очнулась после продолжительного обморока, была уже глубокая ночь; она приподнялась и почувствовала острую боль. Понемногу она припомнила, где находилась; все случившееся воскресло в ее памяти, и она в отчаянии закрыла лицо окоченевшими руками.

Все было потеряно! Она не имела более убежища, она должна была бежать, чтобы скрыть свой позор в глуши и уединении. Она не имела никого на свете, кто бы мог ее приютить у себя на предстоящее тяжелое время. Принц, на которого она имела священное, неоспоримое право, забыл и покинул ее — куда же ей было деваться теперь?

Вдруг Маргарита вскочила, она почувствовала, что не принадлежит более себе, глаза ее еще раз устремились на высокий замок, в окнах которого погасли огни; она подняла руку, как бы желая стряхнуть с себя последнее воспоминание, отвернулась, прошла мимо ворот и направилась в лес, по другую сторону которого было кладбище.

— Счастлив тот, кто покоится здесь! — мрачно проговорила Маргарита, глядя на занесенные снегом могилы и, сама не зная куда, побрела дальше.

Когда она снова подняла глаза, первый бледный луч утренней зари упал на покрытую снегом землю. Маргарита с удивлением огляделась и теперь только поняла, что, не замечая того, прошла парком и полями к саду, откуда начиналась Мельничная улица; напротив, на отдаленной Морской улице, находилась хижина тетки Фукс. Маргарита содрогнулась, «лучше умереть, чем опять вернуться в этот притон мучения бедных сирот!» — сказала она себе.

— У тебя есть друг, который постоит за тебя душой и телом! — послышался ей чей-то голос.

Маргарита в испуге обернулась, после всех бедствий последней ночи она ожидала только еще худшего и уже готова была снова бежать.

— Останься! — сказал тот же голос.— Я готов помочь тебе!

— Это ты, Вальтер? — прошептала Маргарита.

— Это было мое предчувствие,— продолжал Вальтер.— Я не мог спать всю ночь и встал еще до рассвета, хотя сегодня праздник.

— Праздник? — повторила Маргарита, как бы просыпаясь от тяжелого сна,— в этом одном слове выразилось все ее отчаяние.

— Откуда идешь ты, Маргарита? О, Боже, твои ноги в крови, платье изорвано…

— Не спрашивай меня, Вальтер, а то я должна бежать дальше…

— Твое милое лицо так исхудало и побледнело, твои маленькие руки окоченели, я не буду больше спрашивать: я вижу довольно и без твоих слов. Я знаю все, Маргарита, и мог предсказать это уже тогда, когда в последний раз говорил с тобой у виллы. Но ты не послушалась меня! Ты жила в счастье и богатстве, я же был бедным работником. Теперь же я имею право сказать тебе: прими мою руку, она мозолиста от работы, но сумеет охранить тебя! Не отталкивай меня, Маргарита, я буду работать для нас обоих! Если пища наша и окажется скудной, она все-таки будет добыта честным трудом. Я никогда не буду ни упрекать, ни огорчать тебя, пойдем, не мешкай, вон, слышишь ли, колокола возвещают о наступлении праздника, так пусть же этот день будет и настоящим праздником для меня! Пойдем, я понесу тебя на руках, для тебя я готов на все, потому что я люблю тебя, Маргарита!

— Твоя любовь слишком велика, Вальтер, я не достойна ее. Меня мучит твое отношение, ты слишком добр.

— Я всегда думал о тебе, Маргарита! Я часто ночами бродил возле твоего дома, но ты не слышала моей песни или не хотела слышать ее. Потом я подумал, что тебя нет более в знатном доме, я стал спрашивать и искать тебя, иные говорили мне, что ты при смерти, больна, другие же удивлялись моим вопросам. Ведь они не знали, как я люблю тебя! Теперь же сам Бог посылает тебя ко мне. Не отталкивай меня, Маргарита, я могу работать и стану еще прилежнее, когда буду знать, что работаю для тебя!

— Этого не должно быть! Пусти меня!

— Тебе некого спрашивать, кроме своего сердца. Никто не может запретить тебе сделаться моей! Ты отворачиваешься, ты дрожишь, Маргарита, что случилось?

— Не спрашивай меня, мы разлучены, я не могу принадлежать тебе! Мне нет больше спасения!

— Нет! — воскликнул он, поняв все и в отчаянии ломая руки.— Да будет проклят тот, кто похитил тебя у меня и погубил!

Вальтер закрыл лицо руками и громко зарыдал — все надежды и мечты его рушились. Но по своей сердечной доброте он решил ей простить все, все забыть. Ее несчастье глубоко тронуло его душу.

— Я хочу перенести все с тобой вместе, я прощаю тебя, приди ко мне!

Но в эту минуту Маргарита скрылась от его взора, она не хотела принять его жертвы, решившись в одиночестве нести свою горькую долю.

Вальтер звал ее, но напрасно. Бледное зимнее солнце, проступившее из низких облаков, осветило поля и дороги, но бесприютной девушки нигде не было.

Добежав до дороги, Маргарита бесцельно, словно преследуемая какой-то неведомой силой, поспешила дальше. Крестьяне, празднично одетые, спешили в церковь, они с удивлением смотрели на молодую девушку, силы которой, по-видимому, совершенно истощились. Утомленная и изнуренная, она тащилась дальше и достигла какой-то деревни, в которой добрые крестьянки дали ей поесть и приготовили постель.

Конечно, все желали знать, кто она и откуда, но Маргарита упорно молчала; когда крестьянки поняли, что она скрывает свое прошлое, то отказали ей в приюте, полагая, что она преступница. Одна крестьянка, сжалившись над одинокой девушкой, дала ей тайком на прощание кусок хлеба, которым Маргарита питалась целый день, а чтобы утолить жажду, она разламывала щепкой лед в лужах и канавках и пила эту зловонную, грязную воду.

Холодные ночи она проводила в лесу под деревьями, а если слышался лай собак, что указывало на близость деревни, то она отыскивала какой-нибудь сарай на окраине и тайком пробиралась туда.

Так бродила она, преследуемая какой-то непонятной тревогой, и сама того не замечая, после нескольких дней очутилась на том самом месте, откуда отправилась,— недалеко от замка принца Вольдемара. Тут силы окончательно оставили ее и, изнемогая от боли, она упала на землю.

Была морозная январская ночь. Ветер завывал в ветвях деревьев и с шумом бился в окна высокого замка и бедной сторожки возле кладбища Святой Марии неподалеку; сучья с хрустом падали на мерзлую землю, и к полуночи ветер превратился в ураган, который с корнем вырывал большие деревья и срывал крыши домов. Темные серые тучи неслись по небу, снег чередовался с крупным градом.

В предместьях и одиноких домиках заблестели огоньки; разбуженные ураганом жители молились и читали евангелие; даже кладбищенский сторож, с дома которого ветер с грохотом сорвал оконные ставни, разбудил своих рабочих и вместе с ними начал молиться.

В эту минуту из-под густой тени деревьев выползла сгорбившаяся женщина и побрела к дороге, что вела к замку принца; ветер играл ее развевающимися волосами и бедным черным платьем. Женщина что-то держала в руках; прерывисто и тяжело дыша, она с трудом дотащилась по снегу до решетки; глаза ее лихорадочно сверкали, грудь высоко вздымалась.

Женщина остановилась и прислушалась: завывание ветра заставило ее вздрогнуть — оно звучало, как раздирающие душу крики ребенка. Но вокруг никого не было.

Она потащилась дальше, видно было, как тяжел был для нее каждый шаг, наконец женщина достигла ограды; ветер разорвал серые тучи, в просвет выглянула бледная луна и осветила высокий замок и одинокую женскую фигуру.

Лицо женщины было обращено к окнам дворца; отчаяние светилось в ее глазах, полных страдания и страха. В своих дрожащих руках женщина держала двух маленьких существ, тщательно завернутых в худенькое платье.

Вдруг женщина отвернулась от замка, где ее никто не слышал и не видел, отчаяние отразилось на ее бледном лице, страшная мысль мелькнула в ее воспаленном от мук мозгу. Исполненная страха и тревоги, она поцеловала этих двух крошечных существ, которым только что дала жизнь, и, желая оказать им благодеяние, тут же хотела привести в исполнение свой ужасный приговор.

Что происходило в эту минуту в душе этой бедной женщины? Неужели она думала, что окажет благодеяние, если лишит новорожденных жизни? Или, забыв в своем горе, что теперь зима и все дороги занесены снегом, Она хочет бросить этих невинных созданий на произвол судьбы в надежде, что их подберет какой-нибудь добрый прохожий и даст им кров, чего не может сделать их бесприютная мать?

Она забывает, что станет тогда убийцей,— крошечные существа не перенесут холода. Ослепленная, близкая к умопомешательству, она берет одного ребенка, плотнее заворачивает его в тряпки, судорожно прикасается к нему губами, кладет на дорогу подле кустарника и быстро убегает.

Но вдруг она начинает прислушиваться, ей кажется, что приближаются шаги; она немного отходит, кладет второго ребенка под тень старого ветвистого дерева, также бессознательно целует его и, пробравшись сквозь кусты, пускается бежать, словно гонимая фуриями.

Сквозь лесную чащу с воздетыми к небу руками мчится бедная Маргарита, будто ночное привидение, все дальше и дальше, как бы желая убежать от самой себя; ее когда-то прекрасные, теперь же впалые глаза тревожно озираются кругом, шаги ее становятся все меньше и меньше, и наконец, испустив крик, она падает на землю.

Но вот буря мало-помалу улеглась, засияли звезды, выглянувшая из-за туч луна осветила бледное, безжизненное лицо детоубийцы.