Багдад, апрель 2003 года

Брат как-то говорил ему, что нет ничего легче, чем сбыть в Багдаде краденый товар. Достаточно лишь пустить правильный слух и в правильном направлении. Тогда, мол, купцы объявятся сами. Так, мол, было даже при Саддаме, а уж теперь-то и подавно. Но он не стал обращаться к брату. Рискованно. Тот начнет расспрашивать, а потом обязательно проболтается жене, а та — его жене. Ни к чему это.

Абдель-Азиз аль-Аскари решил все сделать сам. Главное ему было известно — адрес кафешки, что спряталась позади фруктового базара на улице Мутаннаби. Все обремененные ценностями люди шли туда, а он чем хуже?..

Абдель-Азиз занял один из пустовавших столиков в глубине заведения. Это был очень удобный наблюдательный пост, с которого открывался отличный обзор на входные двери. Он крикнул, чтобы ему принесли мятный чай, который подавался здесь обжигающе горячим и в узких высоких стаканчиках. Посетителей в кафе было не так уж много. Трое играли в чеш-беш, еще трое тянули кальян, а самая большая группа собралась перед телевизором, по которому в очередной раз прокручивали запись сноса памятника Саддаму. В эти дни это был самый популярный сюжет. Люди, собравшиеся в кафе, говорили на чуть повышенных тонах, но никто из них и не думал громко восторгаться тем, что он видел. Хотя уж казалось бы… свобода, долгожданная свобода, падение диктатора… Абдель-Азизу почему-то думалось, все должны петь и танцевать от зари до зари в эти дни, обниматься друге другом, носиться по улицам с восторженными воплями…

Так вот — ничем таким и не пахло. Люди осторожничали. На всякий пожарный. Каждый держал в голове предательскую, скользкую мысль: «А ну как вдруг…» А ну как вдруг сюда сейчас ворвется тайная полиция и ее агенты заорут, что американцев с помощью Аллаха выгнали из города и что тех, кто поддерживал их режим хотя бы даже улыбкой, повесят на главной площади без суда и следствия? Никто не верил, что Саддама вот так просто убили. Он где-то скрывается и что-то затевает. Телеканал «Аль-Арабия» вроде даже показывал кадры с его искромсанным телом, но это явно была фальшивка. А может, даже инсценировка агентов тайной полиции, которые специально хотели понаблюдать за реакцией простых людей. А ну как Саддам вдруг вернется?..

Посетители кафе, как и большинство багдадцев, держались настороже и языки не распускали. Даже сюжет о сносе памятника Саддаму вызвал у них лишь нейтральные реплики вроде: «Историческое событие, что и говорить…», «Наверно, это сейчас показывают во всех странах. Интересно, что там думают о наших делах?»

И каждый наверняка был готов добавить к сказанному, что снос памятника — показательная акция сионистов и контрреволюционеров, по которым давно плачет хорошо просмоленная веревка.

Абдель-Азиз прихлебывал чай, поминутно ощупывая школьный рюкзачок Саляма, в котором был упрятан заветный пенальчик. Он находился в кафе уже около получаса, когда в дверях показался молодой человек, веселый и уверенный в себе.

— Добрый вечер, уважаемые! — воскликнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Как ваши дела, как дома?

Молодого человека приветствовали почтительными кивками. Кто-то полез к нему с рукопожатием.

— Добро пожаловать, Махмуд!

Махмуд… Абдель-Азиз приготовился. Конечно, это был он. А кто же еще. Теперь главное — поймать момент, чтобы поболтать с ним наедине.

Но Абдель-Азиз слишком долго размышлял. Махмуд уже приметил в углу кафе новичка и решительно направился к нему сам. На нем была роскошная кожаная куртка и несколько серебряных браслетов на запястьях обеих рук.

— Добро пожаловать в наш скромный уголок, друг. Ты, похоже, кого-то ищешь?

— Я ищу Махмуда…

— Давай позовем его вместе, а? — Молодой человек стал театрально озираться по сторонам и громко закричал: — Махмуд! Эй, Махмуд, куда ты запропастился, сукин сын? Тебя давно ждут важные гости! Ой, а вот и он! Эй, друг, Махмуд стоит прямо перед тобой, так что выкладывай скорее свое дело, а то у Махмуда мало времени!

Молодой человек весело подмигнул Абдель-Азизу и красноречиво скосил глаза на школьный рюкзак.

— Я слышал, что ты…

— Про меня много разного болтают. Не верь всему, что ты слышишь, друг.

— Люди говорят, что…

— Назови мне имена этих людей, и я расправлюсь с клеветниками!

Абдель-Азиз окончательно смутился.

— Извини. Наверно, я обознался…

Он поднялся было со своего места, но Махмуд решительно усадил его обратно и сам сел рядом. Абдель-Азиз невольно отметил про себя, что его собеседник, несмотря на худобу, обладает недюжинной физической силой. Да, такого лучше не злить…

— Ладно, довольно приветствий. Я вижу, ты что-то принес мне показать. Не так ли? Уж не этот ли потертый рюкзачок ты вознамерился сбагрить Махмуду по тройной цене?

— Нет, там, в рюкзаке… Это нашел мой сынишка… Вчера…

— Можешь не продолжать! Я и сам тебе скажу, где твой сынишка нашел это вчера! Там же, где и все находили! Но не бойся, я никому не расскажу. Про такие вещи лучше помалкивать, а то они могут обернуться бедой для меня, для тебя… — Он усмехнулся, но улыбка тут же погасла на его лице. — И для сынишки…

Абдель-Азиз пожалел о том, что пришел сюда. Ему было отлично ясно, что этому человеку ни в чем нельзя доверять. И ничего, кроме неприятностей, общение с ним не принесет. Он беспомощно огляделся. Почти все посетители кафе собрались сейчас вокруг маленького телевизора и жадно внимали словам американского генерала, который проводил брифинг для журналистов на своей базе в Катаре. Генерал объявил о пленении еще одного высокопоставленного иракского «преступника».

— Так мы будем с тобой делать бизнес или нет?

— А здесь можно? Ты уверен, что можно… прямо здесь… при всех? — боязливо зашептал Абдель-Азиз.

Махмуд с улыбкой положил руку на спинку стула своего собеседника и легким движением крутанул его так, что Абдель-Азиз в мгновение ока оказался повернутым спиной ко всему кафе.

— Теперь нас никто не видит. Ну давай показывай.

Абдель-Азиз чуть подрагивающими руками развязал рюкзачок, вынул из него матерчатый мешочек и протянул его Махмуду.

— Купи.

— Покажи, что там.

— Ты купишь?

— Слушай, друг, я котов в мешке не покупаю. Показывай, показывай.

Абдель-Азиз вынул из мешочка заветный пенал и аккуратно положил его на краешек стола. Выражение глаз Махмуда не изменилось. Он молча протянул руку, взвесил товар на ладони, а потом бесцеремонно подцепил ногтем крышку пенала и достал из него глиняную табличку.

— Клади обратно.

— Ты не хочешь себе эту вещь?

— Я сам мог бы отдать тебе за бесплатно хоть тысячу вот таких же черепков.

— Но там что-то написано…

— Да кому это нужно? Каракули — они каракули и есть. Может, это обычная записка, которой хозяин снабдил раба, посылая его на базар за продуктами. Ученых хлебом не корми, дай повозиться вот с таким тысячелетним мусором. Однако я не ученый, друг.

— Погоди, но…

— Нет, это ты погоди. — Махмуд поднял палец и важно покачал им перед самым носом своего собеседника. — Я эту вещь куплю. Из-за чехла. Я еще не видел глиняных табличек в чехлах-пеналах. Этим она и интересна. Двадцать долларов.

— Двадцать?

— Только не говори мне, что хочешь больше.

— Но ведь это реликвия из Национального музея…

Палец вновь закачался перед лицом Абдель-Азиза.

— Запомни, друг, Махмуд никогда не интересуется происхождением вещей, которые он покупает. Махмуду это ни к чему. Я прощаю тебе на первый раз, ибо ты не знал. А теперь знай. Эта табличка — ваша семейная реликвия, которая передавалась из поколения в поколение, от деда к отцу, а от отца к сыну. Но сейчас настали трудные времена и нужда заставила тебя отдать ее на продажу. Ты меня понял?

— Погоди, Махмуд, но ты же сам сказал, что это очень редкая вещь…

— Я так сказал? Ты уверен в этом, уважаемый… э-э…

— Меня зовут Абдель-Азиз аль-Аскари.

Черт, зачем он сказал ему свое имя! Пустоголовый ишак!

— Я сказал тебе, что такие черепки валяются у правоверных под ногами, уважаемый Абдель-Азиз, и на них сложно не наступить, как на червей после дождя. Стоит мне щелкнуть пальцами… — Махмуд щелкнул. — И на этом столе вырастет гора из таких черепков. Если ты не хочешь иметь дело со мной, ты волен иметь его с кем-нибудь другим. Рад был с тобой повидаться, передавай привет своей семье…

Махмуд поднялся из-за стола, и теперь уже Абдель-Азизу пришлось усаживать его обратно.

— Накинь хотя бы пятерку, друг, очень тебя прошу!

— Мы не на базаре, уважаемый Абдель-Азиз, и я не привык торговаться.

— У меня семья, дети…

— По доллару на тебя и сынишку, так и быть. По глазам вижу, что ты хороший человек и чтишь Аллаха. Даю двадцать два доллара. Люди скажут, что Махмуд спятил и стал работать себе в убыток, но я им отвечу, что правоверных братьев нужно поддерживать во всем. Возрадуйся, Абдель-Азиз, ибо сегодня ты провернул выгодную сделку!

Они обменялись крепкими рукопожатиями, и Махмуд забрал себе пенал с глиняной табличкой, а в карман Абдель-Азиза перекочевало несколько мятых бумажек и две монетки. Отец Саляма закинул за плечо пустой рюкзачок и, воровато озираясь по сторонам, быстро зашагал по улице.