Иерусалим, пятница, 13:32

Она попыталась отыскать глазами Ури, но его нигде не было видно. Ни его, ни Мустафы.

— Подними руки над головой! Только медленно!

Мэгги сделала, как ей велели. Сердце бешено колотилось. Захват музейного двора вооруженными людьми был осуществлен воистину стремительно, и Мэгги даже подумала, что не успела испугаться. Видимо, сердце ее по инерции продолжало радоваться сделанному открытию…

— Спасибо, Мэгги, спасибо, девочка! Клянусь, ты превзошла саму себя! — раздался вдруг знакомый голос.

Он появился последним. Неторопливо спустился со смотровой площадки и присоединился к своим боевикам, оцепившим миниатюрный Иерусалим.

— Я этого не забуду, Мэгги! Вся страна этого не забудет! — добавил Брюс Миллер.

— Какой сюрприз… — пробормотала она.

— Осталось лишь закончить начатое, Мэгги. Давай сделаем это тихо и мирно. Ты стой там, где стоишь, а кто-нибудь из моих ребят сейчас подойдет к тебе и избавит от непосильной ноши. Сама понимаешь, милая: если дернешься — тебе тут же разнесут черепушку.

У Мэгги оглушительно стучало в висках. Ее загнали в угол — спорить с этим не приходилось. И оставалось лишь уступить… Уступить, черт возьми! Уступить после всего, что они пережили вместе с Ури… Признать свое поражение и отдаться на милость тем, кто еще пару часов назад издевался над ними…

И вдруг телефонная трубка в ее руке зашуршала, и Мэгги услышала голос. От неожиданности она едва не выронила мобильник.

— Мэгги, Мэгги, ты меня слышишь? Это я. — Она так сильно сжала в ладони телефон, что тот, казалось, сейчас разлетится на мелкие кусочки. — Это Ури! Слушай меня внимательно. Мэгги. Скажи этому уроду, что на него сейчас наставлена скрытая камера, которая транслирует все происходящее в Интернет в режиме реального времени. Говори!

Она вновь быстро скользнула глазами вокруг. Ури нигде не было видно. Должно быть, он раньше ее услышал шум вторжения и успел спрятаться. А что это он сказал только что про камеру?.. Что это за бред? Одно дело — слегка приврать застенчивой девчонке, чтобы обманом проникнуть в музей, и совсем другое — блефовать перед Брюсом Миллером. Это безнадежно, безнадежно…

И тут ей вдруг вспомнился момент истины, который она пережила там, на горной иерусалимской дороге. Тогда ей нужно было решить в одно мгновение — или поверить Ури и шагнуть с затянутого туманом обрыва, или не поверить… Она поверила — и не прогадала.

— Ну, будь же паинькой, Мэгги! Отдай нам эту чертову табличку. А если ты захочешь поиграть в догонялки, боюсь, я не смогу запретить моим ребятам продолжить то, что они начали было… и что им пришлось по вкусу. Ты знаешь, чего мне стоило удержать этих крепких парней в рамках приличий? Только представь, что будет испытывать мужчина, которому разрешили раздеть женщину, а потом вдруг приказали одеть и отпустить. Они объяснят тебе, как нелегко им пришлось…

И вновь в трубке раздался голос Ури:

— Скажи ему, чтобы позвонил в консульство: пусть они зайдут на сайт uriguttman.com. и передадут ему то, что видят на главной странице.

У Мэгги отлегло от сердца и в голове стал стремительно рождаться дерзкий план. Интернет — это все равно что прямой эфир в вечерних новостях по общенациональному телеканалу. Миллер не посмеет применить силу в этих обстоятельствах.

— Вы опять грозите мне расправой, господин какой-то там помощник президента Брюс Миллер, не так ли? — крикнула она.

— Не «какой-то там», а личный советник президента Соединенных Штатов по политическим вопросам! — тут же отозвался Миллер.

Мэгги усмехнулась. Как легко оказалось поймать его на крючок! Для бюрократа нет ничего важнее правильного указания собственной должности.

— Мэгги! — вновь послышался голос Ури. — Какого черта ты медлишь?! Скажи ему то, о чем я тебя попросил! Сейчас же! Пусть звонит в консульство!

«Еще рано…»

— Вы хотите, чтобы я отдала вам вот это? — Она чуть покачала табличкой, которую держала в высоко поднятой руке. — Что же такого ценного может быть сокрыто в этом небольшом кусочке глины, раз это заставило вас натравить на меня своих вооруженных песиков? На меня, ни в чем не провинившуюся перед законом гражданку США. И к тому же — по совместительству — официального представителя делегации Госдепартамента США в Иерусалиме?

— Мэгги, не будем возвращаться к тому, что мы с тобой уже обсуждали…

— Присмотритесь внимательно, господин Миллер! Это всего лишь кусок старой глины размером не больше банковской кредитной карточки. Что вы так вцепились в эту несчастную табличку?

— Мэгги, ты что творишь?! — заскрежетала трубка голосом Ури.

— Шутки шутишь со мной, Костелло? Хочешь выиграть время? А зачем? Сюда все равно никто не придет. У них сегодня Шаббат! Может, ты успела подменить табличку, а? В таком случае мы не станем с тобой больше миндальничать, дорогая, запомни это!

— Нет-нет, Брюс, табличка, что у меня в руке, подлинная. Можете мне поверить на слово. Завещание великого библейского патриарха Авраама, записанное им лично или с его слов. Вы ведь за этим охотитесь?

— Мэгги! Черт возьми! Сколько можно?! — завопил Ури из мобильника.

— И ради того, чтобы наложить свои лапы на эту табличку, вы пустились во все тяжкие. Угробили столько безвинных!.. Убили Рахель Гутман, Баруха Кишона, Афифа Авейду и еще бог знает сколько людей! Вы отнимали человеческие жизни лишь ради того, чтобы заполучить этот кусочек глины?

— Брось, Мэгги, не смешно. Я уже объяснял, почему нам пришлось убрать всех этих людей. И объяснял, зачем нам эта табличка. Она не должна попасть в чужие руки. Иначе погибнут тысячи и тысячи!

— Значит, вы не раскаиваетесь в убийстве тех, кого я назвала? Несмотря на то что за ними не было никакой вины и преступлений? Вы не раскаиваетесь в том, что отдали сегодня утром приказ своим людям схватить меня и Ури Гутмана и пытать нас? Скажите честно, Брюс, вы не раскаиваетесь в этом? Смотрите мне в глаза!

— Раскаиваюсь? Я горжусь этим, маленькая сучка!

— Прекрасно. В таком случае я отдам вам эту табличку…

Мэгги стоило трудов говорить спокойно. Она добилась от Миллера того, чего хотела.

— Рад, что ты все правильно поняла.

— Я лишь хотела обратить ваше внимание, господин Миллер, на одну небольшую деталь. Вы, сами того не подозревая, только что стали главной звездой своего самого феерического телевизионного шоу. Здесь установлена скрытая камера, которая фиксирует все происходящее и транслирует в прямом эфире на сайт uriguttman.com. Свяжитесь с вашими ребятами в консульстве. Пусть выйдут в Интернет и скажут вам, что они видят. Давайте, давайте, я подожду. А если тревога ложная — так и быть, делайте со мной что вашей душеньке угодно.

Миллер долго и молча смотрел на нее. Затем нехотя вынул из кармана мобильный и что-то шепнул в трубку. Тем временем Мэгги вновь услышала голос Ури:

— Попроси его помахать ручкой в камеру.

Мэгги едва не прыснула, несмотря на то что ее по-прежнему держали на мушке шесть боевиков.

— Поприветствуйте своих друзей, господин личный политический советник президента США Брюс Миллер! Они вас сейчас видят! Не хотите ли вы передать им привет? Ну же, взмахните рукой!

Миллер стоял неподвижно. Очевидно, ему что-то сказал тот, с кем он говорил по телефону, потому что он внезапно рубанул кулаком воздух и прошипел:

— Проклятие!

Этого Мэгги было достаточно. Ури не блефовал. Он действительно снимал сейчас Миллера и передавал картинку и звук в Интернет. А это было для Брюса приговором.

— Весьма умно, Мэгги Костелло. Ты чертовски хитра и изобретательна. Это комплимент, который тем ценнее, что прозвучал из моих уст. Но не радуйся раньше времени. Кому какое дело до этого паршивого сайта? Он никому не известен. Я польщен, что мне выпала честь выступить перед двумя-тремя приятелями твоего дружка Ури. Но это, боюсь, еще не всемирная слава. Мы сейчас быстренько уладим наши дела, и твой сенсационный прямой эфир кончится. А потом… потом мы с тобой поговорим по-настоящему. Как тебе мой план?

— Он хорош. Жаль только, что невыполним. Проблема в том, господин Миллер, что все это не только передается на сайт в режиме реального времени, но еще и пишется. Заинтересованные люди смогут потом еще не раз насладиться вашим выступлением.

Это крикнул Ури, внезапно показавшийся из кустов. Он медленно приближался к ним, держа в руках видеокамеру, направленную точно на Брюса Миллера. Следом за ним шел Мустафа.

— Вы спросите меня, что это за заинтересованные люди? Охотно отвечу! Редактор «Новостей» Второго канала жадно припал сейчас к своему компьютеру, настроенному на мой сайт, и ловит каждое ваше слово и жест. Мустафа, а кто второй?

— Директор корпункта телеканала «Аль-Джазира» в Рамалле.

— Как видите, у нас есть зрители. И, господин Миллер, прежде чем вы совершите глупость, хочу предупредить вас, что это запасная камера. Основная информация передается не с нее, а со стационарной машинки, надежно спрятанной вон в том лесу. Пусть вас не смущает расстояние — камера профессиональная и фиксирует все в мельчайших деталях.

Миллер был бледен. Он попытался нацепить на лицо одну из своих фирменных циничных ухмылочек, но у него вышла лишь кривая гримаса. Он захотел что-то сказать, но внезапно надсадно закашлялся.

— Кто поверит этой фальшивке? — наконец буркнул он, отдышавшись.

— Никто бы и не поверил, Брюс, — отозвалась от игрушечной Западной стены Мэгги, — если бы вы держали язык за зубами. Но вы все рассказали сами, за что я вам безмерно благодарна. Знаете, что случится, как только этот импровизированный фильм будет выложен на Ю-Туб, показан по Си-эн-эн и Эй-би-си? Боюсь, даже вам с вашим опытом не удастся выйти сухим из воды.

У Миллера в руке вдруг запищал мобильный. Глянув на экранчик, он побледнел еще больше и медленно поднес телефон к уху.

— Да, господин президент. Да, я вас хорошо слышу, господин президент. Я понимаю… Да, я понимаю… Я совсем упустил из виду, что мы живем уже в двадцать первом веке… Да, это моя ошибка. — После этого Миллер замолчал и довольно долго слушал, что ему говорил абонент. — Хорошо, господин президент. Я с вами согласен. Я сам напишу заявление. Да, прямо сейчас. Скажу, что это была моя личная инициатива и что никто не был посвящен в детали операции. Да, я понимаю вас, господин президент. До свидания.

Положив телефон в карман, Миллер сделал быстрый знак своим людям и, повернувшись, зашагал к выходу. Люди в масках стали отступать за ним, но стволы их автоматов по-прежнему были нацелены на Мэгги, Ури и Мустафу.

Через минуту во дворе остались только они трое. Ури положил камеру на землю и бросился к Мэгги. Та вновь перелезла через чугунную ограду «идеального города» и бросилась ему навстречу. Они обнялись и долго молчали. Затем Ури кивнул в сторону деревьев:

— Там мой хороший приятель. Это я ему звонил из машины, а ты, наверно, думала, что девушке. Я видел в зеркальце, как ты надулась. Он оператор, мы с ним работали одно время вместе. А до этого служили в разведке. Он выбрал отличную позицию и запасся самой лучшей оптикой.

Мэгги вдруг отодвинулась от него.

— Погоди… А он по-прежнему продолжает снимать?

Ури кивнул.

И тут взгляд Мэгги вновь упал на табличку, которую она до сих пор так и не успела рассмотреть хорошенько. Ладонь, в которой она зажала ее, вспотела… Вот из-за этого небольшого куска глины погибло столько людей… Из-за него ей пришлось пережить столько унижений, а Ури — физических страданий.

— Ну-ка наведи на меня камеру, — сказала она. — Прямо сейчас!

Ури без слов выполнил ее просьбу.

— Мое имя — Мэгги Костелло. Я переговорщик, член официальной делегации Государственного департамента США, которая выступает в эти дни посредником на мирных переговорах в Иерусалиме. А это… — Она продемонстрировала табличку в камеру — точно так же как, это сделал Шимон Гутман, записывая на видео свое прощальное обращение к сыну. — Этой глиняной табличке почти четыре тысячи лет. И всю последнюю неделю за ней охотился советник президента США Брюс Миллер, привлекший для своей миссии вооруженных спецназовцев. В погоне за этой реликвией они убивали ни в чем не повинных людей, чем поставили под угрозу план восстановления мира на этой земле. Вы слышали, как сам Миллер признал это несколько минут назад, не подозревая о том, что его слова записываются. Разумеется, он хотел сохранить в тайне все, что связано с этой табличкой. И вот почему…

Наконец-то она впервые как следует разглядела небольшой предмет, покоившийся на ее влажной ладони. И, надо сказать, Мэгги испытала поначалу едва ли не разочарование. Табличка оказалась меньше пачки легких дамских сигарет. Символы, выбитые на ней, почти сливались перед глазами. И все же Брюс Миллер готов был убивать ради того, чтобы заполучить ее. И убивал. И — Мэгги была уверена в этом — фанатики с обеих сторон, израильской и арабской, также готовы были почти на все, чтобы завладеть ею. Слова, написанные на табличке и дошедшие до наших дней из глубины веков, способны были взорвать весь мир и положить начало кровавой бойне, которая почти наверняка охватила бы не только эту землю, но и другие страны. Что, если Авраам завещал Храмовую гору и всю Палестину сыну своему Измаилу? Мэгги не верилось, что у израильтян хватило бы духу добровольно смириться с этим. Весь арабский мир заговорил бы о том, что сам факт существования Израиля — гигантское предательство священной воли Ибрагима. А это породило бы такую рубку… Не приведи Бог! А если бы выяснилось, что Авраам завещал эту землю сыну своему Исааку? Оказались бы способны мусульмане уступить евреям священное место, с которого, по их преданиям, вознесся на небеса пророк Магомет? Вряд ли…

Что бы ни говорилось в этой табличке, какой бы смысл ни был заложен в этих странных, похожих на крючки значках, это означало бы триумф для одной стороны и катастрофу для другой.

Палец Мэгги вдруг прилип к краю таблички. Она поднесла ее ближе к лицу и увидела крошечный бумажный квадратик, почти закрывавший собой причудливую печать. Очевидно, с помощью этой клейкой бумаги Шимон Гутман и зафиксировал табличку в щели. Она чуть поскребла бумажку ногтем, та отстала от глины и осталась у Мэгги на пальце. И только тут она увидела, что это не просто клейкая лента, а маленькая, сложенная в несколько раз записка. Она аккуратно развернула ее и поднесла к самым глазам. Последнее послание Гутмана состояло всего из трех абзацев, написанных на трех языках: английском, иврите и арабском.

Мэгги, прищурившись, пробежала глазами английский текст, побледнела, быстро глянула на Ури и затем сказала на камеру:

— Эта табличка передает нам предсмертное послание великого патриарха Авраама, составленное с его собственных слов незадолго до того, как он преставился в Хевроне. Табличка написана клинописью, на старовавилонском языке. Но у меня перед глазами есть перевод ее и я сейчас его зачитаю:

«Я, Авраам, сын Тераха, пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, свидетельствую. Земля, в которую я отводил сына своего для предания его в жертву Всевышнему, — гора Мория; эта гора стала причиной раздоров между двумя сыновьями моими, нареченными Исааком и Измаилом. Пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, завешаю я, что гора Мория да будет отдана…»

Внезапно над их головами грохнул выстрел. Мэгги мешком повалилась на землю, не выпуская из рук таблички, отчаянно цепляясь за нее, будто за самое жизнь…