Лили Понд
Центр лечения зависимости от наркотических веществ
98543 Лили-стрит — Рокфорд, Иллинойс 61101
Понедельник, 9 мая. Сумма к оплате: 5324 доллара
Китти Кэннон
1632 Блюберд-драйв
Нью-Ханаан, Коннектикут 06840
Дорогая мисс Кэннон!
Делайла Дарлинг поступила в Центр лечения зависимости от наркотических веществ «Лили Понд» 20 апреля сего года с хронической склонностью к тому, что она назвала «куколки».
По причинам, известным мисс Дарлинг, мы не могли выставить счет ее страховой компании за пятидневное пребывание в лечебнице. Мы пытались связаться с ней, чтобы урегулировать данную проблему, но все время попадали на даму, требовавшую говорить лишь на «хебоникс»… что бы это ни означало.
Поскольку ваше имя указано в ее страховом свидетельстве в списке тех, с кем можно связаться, мы просим вас помочь разыскать ее. У нас есть несколько вариантов оплаты услуг, и мы были бы очень признательны, если бы вы были столь любезны и перезвонили нам.
Искренне Ваша 
Джен Моран (815) 555 — ХЕЛП
— Би-и-ип —
Дел, это Мишель… Я получила ее! Я получила работу в «Винтаж Вог»! Невероятно — я в таком восторге! Знаешь, я так рада, что ты вернулась, и больше не сержусь, так что позвони, ладно?
— Би-и-ип —
Привет, Милашка… Это дедушка. Только что прослушал твое сообщение. Какая жалость! Ужасно, что мы не встретились! Если бы я знал, что ты приедешь, перенес бы наше путешествие. Слушай… извини, что шепотом, но мне нужно спросить тебя кое о чем деликатном. Чувствую себя глупо, но мне больше не к кому обратиться — я собираюсь сделать эпиляцию груди, и в связи с этим есть пара вопросов. Можешь перезвонить? Люблю тебя. Пока.
— Би-и-ип —
Делайла, это Пэтси, я звоню по поручению твоей мамы. Она сейчас немного не в себе после полученного письма — уверена, ты знаешь, о чем речь. Она просила напомнить, что после дегустации ты должна забрать платье у портного. Надеюсь, оно будет впору. Дейзи настаивала на восьмом размере, хотя мы с твоей мамой убеждали заказать для тебя двенадцатый. Пока!
Вкус грядущего
Понедельник, 16 мая
Я все еще была в кровати, но уже дома. Я попыталась оставить машину в Лос-Анджелесе и вернуться самолетом, но это обошлось бы в пару тысяч долларов, поэтому пришлось ехать. У меня нет двух тысяч долларов. И вообще ничего нет. У меня нет собственной компании. И даже работы. У меня нет лофта в Трайбеке. И даже нечем платить за квартиру. У меня нет ни мужа, ни семьи. И даже любовника.
У меня есть только собака.
Но очень хорошая собака, самая лучшая. По пути из Лос-Анджелеса я призналась Еве Габор, что она мой лучший друг. В тот момент мы находились где-то в Оклахоме, слушали Барри Манилоу, песню «Мэнди», написанную, кажется, по поводу кончины чьей-то собачки. Голос Барри звучал в динамиках, а я думала, что было бы, не будь со мной Евы. «О, Мэнди! Ты приходила и отдавала, не требуя ничего взамен! О, Мэнди! Ты целовала меня и успокаивала!» Когда песня закончилась, слезы заливали мое лицо. Я повернулась к Еве и сказала, как много она для меня значит, а она мигнула в ответ, как всегда, и улыбнулась, впервые с того дня, как мы встретились. Тут-то я и сказала ей, что она мой лучший друг. Чтобы отпраздновать новый статус, я спела в ее честь песню Кэта Стивенса «Я люблю свою собаку» и угостила сырными палочками. От которых у нее случился запор.
Кэт Стивенс пробудил воспоминания о Нэйте, что погрузило меня в еще более глубокую депрессию, поскольку он так и не перезвонил. Какая я несчастная! Мне даже парень не может позвонить, потому что сидит в тюрьме.
Я-то считала себя такой умной. Думала, что оригинальным образом следую совету Дэниэла, навещая всех своих мужиков. Но на деле оказалось, что я довела до абсурда его рекомендации. Вместо того чтобы просто исследовать отношения с каждым, сидя дома, я очертя голову бросилась их разыскивать. О чем я только думала? Дэниэл надеялся, что переосмысление привнесет в мою жизнь ясность, но ничего подобного не произошло. Напротив, я еще больше запуталась и впала в уныние. В уныние — потому что каждый парень из моего списка оказался ошибкой. Я сожалела обо всех. Запуталась — потому что не могла найти ни единой причины, по которой я переспала с ними и по которой отношения все-таки прервались. Как же я могу учиться на ошибках, если даже не понимаю, в чем они заключаются?
С тех пор как вернулась домой, я не виделась с Мишель и Колином. Мишель я позвонила, поздравила с получением работы, мы поболтали с минутку, но потом ей нужно было бежать. Ее завалили поручениями в «Винтаж Вог». Что до Колина, то он пару раз стучал ко мне и даже звонил как-то, но я не ответила. Не хотелось его видеть. Мне было слишком неловко. Не нужно нанимать соседа для такого деликатного дела. О чем я только думала?
Когда на прошлой неделе мама получила письмо из «Лили Понд» (надо же, Джен оказалась способна на такое — где только научилась таким штучкам? Наверняка Карл надоумил), она примчалась к Колину в слезах, причитая: «Колин, что нам делать с нашей девочкой?» Видимо, Пэтси посоветовала не нервировать меня под предлогом того, что новый стресс может вызвать рецидив. Я, конечно, терпеть ее не могу, но впервые была признательна, что она сует нос в мои дела. Колин сказал, что его застали врасплох. Поэтому он запаниковал и свалил все на Йоши, моего выдуманного возлюбленного, сообщив, что тот приучил меня к наркотикам.
— Ты что, не мог сказать, что это недоразумение? — возмутилась я.
— Собирался, — оправдывался он. — Но уже начал рассказывать, какой идиот этот Йоши, дальше — больше, и еще сказал, что набил ему морду. Вместо того чтобы обвинять, ты бы лучше поблагодарила меня.
— Он воображаемый персонаж, — напомнила я.
— Не важно, — возразил Колин. — Важно, что я защитил твою честь и впредь буду это делать.
Меня тронули слова Колина, но вместе с тем я рассердилась, поскольку теперь у меня не было воображаемого приятеля, а с мамой придется встретиться уже сегодня на дегустации.
Я выбралась из постели, приняла душ, доковыляла до гардероба, вытащила оттуда трикотажное узкое черное платье и черные туфли. Я в трауре. Платье оказалось мне велико. Я мало ела в дороге, разве что «Читос» в Эл-Эй, и, должно быть, похудела. Хоть что-то хорошее вышло из этой поездки, помимо Евы.
«Уолдорф-Астория» — громадный отель, расположенный на Парк-авеню к северу от Сентрал-Стейшн. Спросив у портье, куда идти, через роскошный вестибюль я направилась в зал свадебных церемоний, где меня уже ждали Дейзи и Эдвард. Дейзи, как всегда изумительная даже в простом желтом платье, широко улыбнулась при виде меня и еще шире — завидев Еву. Я не хотела, чтобы сестра сердилась за мои идеи с «Аве Мария», и нарядила Еву в собачье платьице из розовой тафты, собачьи туфельки типа «Мэри Джейн», надела ей бусы из фальшивого жемчуга и блестящую тиару со стразами — чтобы таким образом сказать «прости». Еву было почти не видно под всеми этими аксессуарами, но смело могу утверждать, что она яростно сверкала глазами и злилась, что я выставляю ее в таком дурацком виде. Телепатически я сообщила, что костюм необходим, Ева оживилась и осыпала Дейзи поцелуями.
— Святые небеса! — завизжала Дейзи, поднимая Еву повыше. — Я хочу такую! — Она обернулась к Эдварду и захлопала ресницами. — Пожа-а-алуйста!
Вместо того чтобы ответить, Эдвард, поджав губы, обратился ко мне:
— Спасибо, Делайла, огромное спасибо.
Я рассказала Дейзи несколько модифицированную историю Евы (мы встретились в Нью-Йорке, а не в Филадельфии, неделю — а не пять — назад), она кляла мифический магазин, в котором я якобы купила Еву, и попросила записать адрес, чтобы она могла наорать на гадкую старуху, запершую собачку в подвале.
— Позже. — Но тут я услышала чье-то шумное дыхание за спиной.
— Делайла…
О нет, это мама! Нехотя я повернулась, она смотрела на меня с состраданием. Волосы подкрашены и идеально уложены, голова чуть склонена. Рядом с ней Пэтси.
— Мама! — воскликнула я. Голос взлетел на октаву — я старалась продемонстрировать радость от встречи. — Как ты?
— Как я — не важно. — Она разгладила складки на моем платье. — Ты. Как ты?
— Я…
— Иди, — не дала она мне закончить. — Иди к маме.
Мама, как всегда, обняла меня очень крепко, стиснула так, что с трудом удалось дышать. Я пыталась отодвинуться, но не могла, так что следующую минуту хватала ртом воздух, а она молча покачивала меня взад-вперед. Когда она наконец (слава Богу) выпустила меня, то прошептала прямо в ухо: «Ты должна пройти через это, чтобы исцелиться, Делайла!» Понятия не имею, что она имела в виду, но, судя по тому, что Пэтси одобрительно вскинула большой палец, это, видимо, какое-то мудрое изречение наркологов.
Обернувшись поприветствовать Дейзи, мама буквально отпрыгнула при виде Евы в ее руках.
— О Господи! — Она явно была напугана. — Кто это?
— У Делайлы есть собака! — радостно сообщила Дейзи. Затем повертела Еву: — Мама, поздоровайся с Евой, а ты, Ева, поздоровайся с бабулей.
— Бабулей? — Выражение маминого лица мгновенно изменилось. — Я бы предпочла, чтоб она звала меня Лола.
— Лола? — поразилась Дейзи.
— Да, это «бабушка» на тагалог, языке, на котором говорят на Филиппинах.
Мы с Дейзи недоуменно переглянулись.
— Э-э… здорово, мам, — пробормотала Дейзи. — Но мы же не филиппинцы.
— Но мы же пока и не «бабушка», — обиженно фыркнула мама. — Так что следи за своим языком!
Но как только в зале появился Сол, свадебный распорядитель, ее лицо вновь озарила улыбка.
— Сол! — бросилась она к нему. — Как я рада вас видеть!
— О, я тоже, мисс Китти! — Он взял ее за руки, и, пока они обменивались воздушными поцелуями, Дейзи пихнула меня локтем.
— Лола? — одними губами переспросила она.
Я лишь пожала плечами.
Поприветствовав остальных с таким же пафосом, Сол заметил Еву и замер.
— О нет… — жалобно обратился он к Дейзи, которая все еще держала собачку на руках. — Мы не можем допустить собаку в кухню, где проходит дегустация. Это нарушение санитарных норм.
Нарушение санитарных норм? У-упс! Об этом я не подумала.
Сол предложил оставить Еву в его кабинете, но это была плохая идея (в ее прошлом есть истории о сгрызенных углах столов), и я собралась отвезти ее домой, раз уж нам все равно приходится ждать матушку Эдварда.
— Нет-нет, что за ерунда, — возразила мама и решительно вытащила телефон: — Позвони Мишель, узнай, не сможет ли она ее забрать.
— Я бы рада, но Мишель работает, — объяснила я. — Она никак не сможет прийти — слишком занята.
— А Ко-олин? — предложила мама.
— У меня нет его номера, — соврала я.
— А где работает Мишель? — встряла в разговор Дейзи. Я рассказала ей про «Винтаж Вог» и тут краем глаза заметила, как мама прижала к уху телефон. Я не придала этому особого значения, пока не услышала радостное «Колин? Это ты?».
— Мама! — Резко обернувшись, я попыталась выхватить у нее телефон. — Дай сюда!
Мама небрежно отмахнулась, прижимая пальчиком свободное ухо, чтобы заглушить мои вопли, и отошла в сторонку. У меня мгновенно свело живот. Не хочу встречаться с Колином. Проклятие!
Пока я дожидалась ее возвращения, вознося мольбы, чтоб Колин не смог приехать, появилась Рут, матушка Эдварда.
В момент помолвки она делала подтяжку лица, поэтому ни я, ни мама еще не видели ее. Не успела я представиться, как вернулась мама.
— Ко-олин уже едет, — с улыбкой сообщила она. Черт! Потом повернулась к Рут. Выразив восхищение ее гладкой смуглой кожей, мама попыталась пошутить: — Мне казалось, Эдвард говорил, что придет его мать… а не сестра!
Мамочка улыбалась, Рут хохотала, обе вели себя как закадычные подружки.
— Поскольку нам придется подождать Ко-олина, — обратился ко всем собравшимся Сол, — предлагаю ознакомиться с нашим отелем и осмотреть «Звездную крышу».
— О, матзох тов за это! — довольно воскликнула мама. Хотя она и перепутала слова, Дейзи, Эдвард и Рут с улыбкой переглянулись, обрадованные самой попыткой. Все устремились за Солом, а мама чуть отстала. Убедившись, что никто не может нас услышать, она обратилась ко мне: — Делайла, гляди! — Она поспешно расстегнула три верхние пуговки блузки и показала украшение на шее: — Как думаешь, не великовато?
Глаза мои расширились — я никогда в жизни не видела такого большого золотого распятия, усыпанного бриллиантами.
— Да нет, если ты сумеешь постоять за себя, — пошутила я.
— Будь серьезнее! — шлепнула меня по руке мама.
— Красиво, мам. Очень красиво.
Следующие полчаса, проходя мимо шелковых занавесей и аллегорических стенных росписей, я думала только о предстоящем свидании с Колином. Он не представляет, что я по-прежнему смущена, что он в курсе моих дел. А еще я боялась, что история с Кайлом и электронной почтой может повториться, уже с Колином и телефоном, за исключением, разумеется, романтической части. Пока я ехала из «Лили Понд» в Лос-Анджелес, он звонил каждые несколько часов, убедиться, что со мной все в порядке. Та же история повторилась и по пути в Нью-Йорк. Последние две недели мы много говорили по телефону и, боюсь, при личной встрече будем чувствовать себя неловко. Мы вроде хорошо знакомы, но вместе с тем почти не знаем друг друга. Я считаю его своим другом, но на самом деле все не так.
К счастью, наблюдение за тем, как мама пытается произвести впечатление на Рут, помогало отвлечься. Каждый раз, как мне становилось не по себе, она выдавала очередное заявление, и невозможно было удержаться от смеха. К примеру, когда Сол сообщил, что мозаичный пол в вестибюле выложен из ста сорока восьми тысяч кусочков, она воскликнула: «Сой Вэй!» Нашего дедушку она описывала как мужчину, исполненного «шитспах». Единственное слово она употребила правильно — после того как я в шутку спросила, почему она не говорит на «тагалог», — когда тихонько попросила меня не быть такой «шмук».
«Звездная крыша» находится на восемнадцатом этаже отдельного корпуса, где располагаются только самые роскошные номера и апартаменты — «Башни Уолдорф». Мы вошли в изысканно украшенный бальный зал и хором ахнули — дух захватывало. Кремовые шторы дамасского шелка каскадом струились по стенам, прикрывая огромные окна, выходившие на Парк-авеню. Хрустальные люстры подсвечивали позолоченный потолок, прежде открывавшийся навстречу звездам.
— Мы его больше не открываем, — пояснил Сол, когда все смотрели вверх. — Но вы об этом даже не догадаетесь.
Он щелкнул выключателем, и на потолке замерцали тысячи крошечных огоньков — как настоящие звезды. Взглянув на Дейзи и Эдварда, на то, как они любуются рукотворным лунным светом, я приуныла. Они такие счастливые. У них все так идеально.
Спустившись на лифте в вестибюль, все направились в зал свадебных церемоний. В дверях я заметила Колина — он был в темно-синей футболке, поношенных «ливайсах», кроссовках.
— Ко-олин! — радостно воскликнула мама. — Спасибо, спасибо, спасибо, что пришел!
Мы все подошли к нему.
— А, нет проблем, — улыбнулся он. Он посмотрел на меня. Я неожиданно покраснела.
Черт! Я и забыла, какой он привлекательный. Поспешно отворачиваюсь.
— Мама, это Ко-олин, — представила я его родне.
— Я знаю. Я ласково называю его Колин, — игриво подмигнула мамочка.
Мне осталось только развести руками. Господи, за что? Ну за что?
Поздоровавшись со всеми, Колин опустил взгляд и заметил Еву, наполовину высунувшуюся из сумки.
— Это, должно быть, и есть венгерский импорт, — произнес он, приседая на корточки. При виде собачьего наряда лицо его озадаченно вытянулось. — Что это на ней?
— Платье подружки невесты, — пояснила я.
— И туфельки, — добавила Дейзи.
— И ожерелье, — добавил Эдвард.
— И тиара, — прибавил Сол.
Колин сочувственно взглянул на меня:
— Я, кажется, должен ее забрать.
Сол громко хлопнул в ладоши:
— Итак, нам пора! — И добавил, обернувшись ко мне: — Делайла, мы ждем вас у лифта.
Мы с Колином остались вдвоем. Я боялась, что опять начну краснеть, поэтому поспешно взяла на руки Еву, стараясь не встречаться взглядом с Колином.
— Прости, она такая девчачья, — извинилась я за розово-зеленую сумку. — Давай ты возьмешь ее к себе домой, а я потом зайду и заберу?
Не отвечая, Колин поднял голову, потом опустил, чуть присев, пытаясь поймать мой взгляд, а я все уворачивалась. Похоже на детскую забаву. Через несколько секунд я сдалась.
— Так-то лучше, — удовлетворенно заметил он, глядя мне в глаза. И улыбнулся. Я тут же покраснела.
Проклятие!
— Вообще-то у меня есть дела, — продолжал он. — Так что, может, встретимся здесь через пару часов?
Я кивнула:
— Отлично.
Попрощавшись, я присоединилась к остальным.
Кухня, как и все в этом отеле, огромна — потрясла маму до глубины души. Вид огромных печей, где можно зажарить быка целиком, и сковородок, на которых поместились бы горы овощей, так возбуждал ее, что она почувствовала потребность выпить, дабы успокоиться. К счастью, как только началась дегустация, вино полилось рекой, и к маме присоединились все остальные, за исключением Дейзи и меня. Мне было немного не по себе — нервы, наверное.
А потом в течение двух часов все дружно помогали Дейзи и Эдварду не только составить меню, но и подобрать фарфор, хрусталь и салфетки для их знаменательного дня. Мы, как королевские особы, поглощали блюда, которые официанты все подносили и подносили, — лобстер, стейк, цыпленок и фуа-гра; с грибами, картофелем, луком и спаржей; а еще желтый бисквит, белый бисквит, шоколадный бисквит и красный бисквит. Все было так вкусно, что мы с трудом выбрали. К тому времени как дегустация завершилась, к меню добавили столько новых позиций — мартини, устрицы, севиче, кофе, — что я уже запуталась.
В ожидании, пока Сол закончит формальности с Дейзи и Эдвардом, Рут спросила, не жених ли мне Колин. Мама, услышав вопрос, съежилась на стуле. Учитывая, что я вновь одинока, потому что мой бывший оказался наркоманом, она не знала, что сказать. Обычно всем любопытным она отвечала, что я слишком много работаю, но теперь у меня вообще нет работы, и прежний аргумент отпадает.
— Нет, мы просто друзья, — ответила я. — Точнее, даже не друзья, а просто соседи.
— Понятно, — кивнула Рут. — А вообще у вас есть парень?
— Делайле не везет на этом фронте, — встряла Пэтси, решив отвечать за меня.
— Правда? — удивилась Рут. — А почему?
— Потому что она встречается или с недотепами, или ни с кем! — захохотала Пэтси, якобы пошутив, но мы обе прекрасно понимали, что она всерьез.
— К вашему сведению, Пэтси, — сердито расправила я плечи, — мне не нужен мужчина.
Пытаясь убедить себя в этом, я решительно взглянула на маму. Кажется, ее ужаснуло мое замечание. Ну, какой женщине не нужен мужчина? Лесбиянке, вот какой!
Слава Богу, вернулись Сол, Дейзи и Эдвард с документами. Под предлогом того, что мне пора на примерку, я торопливо простилась и пошла к лифту в надежде опередить остальных. Скорее отсюда. Я вызвала лифт и стала ждать.
И ждала.
И ждала.
Через несколько минут лифт наконец появился. Но тут из-за угла показались родственники и попросили их подождать. Нехотя я задержала двери. Все вместе мы поехали обратно в вестибюль, а мама не сводила с меня глаз. Она выпила слишком много вина и, бьюсь об заклад, с трудом сдерживалась, чтобы не заговорить со мной. Я смотрела в сторону, делая вид, что не замечаю ее.
На подходе к залу свадебных церемоний я с облегчением заметила Колина и ускорила шаг. Завидев меня, Ева высунулась из сумки, и я увидела, что праздничного наряда на ней нет. А потом кое-что еще… вот это да… челка!
Я подбежала к Колину, выхватила Еву из сумки и в ужасе взглянула: собачка была коротко пострижена, даже пышные усы и шерсть на голове. За моей спиной раздался общий вздох — подошли остальные.
— Что ты с ней сделал? — заорала я, в ярости глядя на Колина.
— Сделал подходящую прическу, — спокойно ответил он. И улыбнулся во весь рот, как будто сделал что-то хорошее.
— А кто тебе дал право?
Колин наконец понял, что я недовольна, и улыбка его погасла.
— Ну, э-э… сегодня жарко… а она сидит в сумке, одетая, как…
— Ребенок, — выпалила из-за моей спины Пэтси.
Резко обернувшись, я наградила ее злобным взглядом.
— Прости, конечно, но это правда, — защищалась она. — Одинокие женщины твоего возраста потому и заводят собачек, что боятся тиканья биологических часов.
— Я взяла ее не поэтому.
— Да ладно, — закатила глаза Пэтси. — Даже если не говорить об одежде, взгляни на сумку — с таким же успехом ты могла посадить собаку в коляску.
Дейзи и Эдвард засмеялись. Рут тоже захохотала. Единственный человек, кто взбесился, как и я, — это мама, но она не смотрела на Еву. Она смотрела на меня. И по-прежнему молчала. Мысленно пожелав Пэтси гореть в аду, я обернулась к Колину.
— Прости, Дел, — сказал он. — Мне показалось, что ей жарко, вот я и повел ее к парикмахеру.
— И куда именно? В «Состриги все»?
— Нет, тут есть местечко, дальше по улице, — ответил он, не замечая сарказма. — А что, тебе не нравится? А мне кажется, она выглядит очень мило.
— Она не выглядит мило, — покачала я головой. — Она выглядит как…
— Лесбиянка! — внезапно пронзительно вскрикнула мама.
Лесбиянка? Чудесно, просто чудесно. Медленно, очень медленно повернулась к маме. Она была все так же печальна, но, кажется, ей полегчало после того, как удалось высказаться вслух.
— Мам, она не лесбиянка, — медленно произнесла я.
— Ну, тогда я не понимаю — почему она до сих пор одинока?
— Может, ей просто хочется быть одинокой — ты об этом не задумывалась?
— Никто не хочет быть одиноким, во всяком случае, так долго.
— Тогда, вероятно, она не может разобраться в себе, а твое занудство и тревоги только все усложняют.
— Я тревожусь и занудствую потому, что беспокоюсь о ней, — чуть мягче проговорила мама. — Не могу видеть ее одинокой.
— Она не одинока, — повторила я.
— Нет, одинока.
Несколько секунд я выдержала мамин взгляд, а потом отвела глаза. Тут я заметила, что Дейзи, Эдвард, Рут и Пэтси смотрят на нас в замешательстве. Забрав у Колина сумку с Евой, я направилась к выходу. Дейзи озадаченно пробормотала:
— Это все говорилось о собаке?
Примерка
Я шла по улице, держа в руках собачку, похожую на чихуа-хуа, — вот что я вообще-то собиралась сказать. Колин трусил рядом, извиняясь в сто первый раз. Впрочем, я больше не сердилась за дурацкую стрижку. Ева — милашка, как бы ее ни причесали. Меня расстроило другое. Я поняла бесцельность и ненужность собственного существования. Что я сделала со своей жизнью? А что делает Колин, зачем он идет за мной?
В «Саксе» девушка-ассистент вручила мне платье, проводила в примерочную и сообщила, что вернется через минутку. Платье — модель Веры Вонг, без бретелек — простое и элегантное. Я разделась, но тут пришло голосовое сообщение на мой телефон.
— Привет, Дел, это мама…
Отлично. Только этого не хватало.
— Прости мне эту вспышку в отеле, — сказала она. — Наверное, я просто пытаюсь найти объяснение, потому что не могу понять, отчего ты ни с кем не встречаешься, и мне неприятно видеть тебя одинокой. Дорогая, я беспокоюсь о тебе, ты, по-моему, относишься к любви, как твой дедушка. Но это не бывает как в кино. Никаких взрывов чувств. Ты ждешь, что появится идеальный мужчина, но идеальных мужчин не существует. Ты слишком поглощена вещами, которые заслоняют от тебя жизнь, вещами, которые сбивают тебя с ног. Но что легко пришло, легко и ушло. Я не уговариваю тебя угомониться, но ты действительно должна остепениться. И в жизни, и в любви. Перестань все так усложнять. Прекрати бороться со всем подряд, Делайла, — от несовершенных мужчин до моих объятий. Если ты позволишь себе расслабиться и уступить, обнаружишь, что дышать станет гораздо легче.
Прослушав мамино сообщение, я задумалась над ее словами. Может быть, я действительно чересчур усложняю жизнь. Возможно, моя проблема в том, что требую от мира идеального мужчину. Двадцать мужиков — похоже, я была не слишком разборчива, укладываясь с ними в постель, но достаточно привередлива, чтобы отвергнуть их, одного за другим. Да, конечно, я не со всеми старалась сохранить длительные отношения, но со многими. Впрочем, я никогда не прилагала особых усилий для этого.
Проклятие! Теперь я еще больше запуталась.
Я надела новое платье и взглянула на себя в зеркало. А мне нравится — платье великолепно. Дейзи оказалась права, абсолютно все — цвет, стиль, все — идеально. Сзади оно выглядело как корсет — наглухо застегнуто и затянуто. Я попыталась дотянуться до шнуровки, но не могла, поэтому высунула голову из примерочной в поисках помощницы.
— Она отошла на минутку, — подсказал Колин. Он сидел в кресле напротив, с Евой на коленях. — Помочь чем-нибудь?
— Мне нужно застегнуть молнию, — призналась я.
— Я могу, — предложил он.
Мгновение поколебавшись, я бросила взгляд на Еву. Он вновь надел на нее платье и тиару, явно пытаясь исправить впечатление от прически. О Господи! Он такой милый, а я такая стерва. Мне стало неловко, что я наорала на него в отеле.
— Ладно. — Я впустила его в примерочную.
Опустив Еву на стул, Колин подошел к небольшому пьедесталу, на котором я стояла перед зеркалом. Остановившись сзади, он медленно застегнул молнию и принялся за петельки — одну за другой. Я чувствовала себя совершенно беззащитной и занервничала. Он закрепил последний шнурок, а потом его ладони, нежно скользнув по спине, замерли на моих обнаженных плечах.
— Почему ты избегаешь меня? — Наши взгляды в зеркале встретились. Жар заливал лицо.
— Я тебя не избегаю.
Колин недоверчиво приподнял бровь:
— Нет, избегаешь.
— Да нет же, вовсе нет.
Придерживая за плечи, Колин развернул меня так, что мы оказались лицом к лицу. На своем пьедестале я стала почти одного роста с ним.
— Избегаешь, — медленно повторил он. — Ты меня избегаешь, и я хочу знать почему.
Он был так близко, и я, вместо того чтобы что-то сказать в ответ, стала разглядывать его лицо. В придачу к огромным карим глазам и лукавому выражению лица у него еще густые, почти кустистые, брови и легкая щетина. Он так идеально небрежен. И абсолютно не самодоволен.
— Ну же, — не отставал он. — Расскажи мне.
Я опустила глаза, пытаясь сохранить самообладание, но от одного его вида колени подкашиваются.
— Не знаю, — внезапно я перестала защищаться. — Наверное, от смущения.
— Почему? Потому что трое из твоих бывших оказались голубыми?
— Нет, — помотала я головой. — Все гораздо серьезнее.
Колин вздохнул:
— Дел, отчего бы тебе не рассказать, в чем дело? Возможно, я сумел бы помочь.
Я лишь молча смотрела на него.
— А хочешь, я расскажу какую-нибудь свою тайну? — предложил он. — Чтобы тебе было легче начать?
— Даже не знаю, — улыбнулась я. — Это должна быть большая настоящая тайна.
— Идет.
Я задумалась, но лишь на миг.
— Ладно, — уступила я. — Если ты расскажешь что-нибудь действительно интересное, тогда и я расскажу.
— Отлично. — Колин посерьезнел, готовясь к признанию. — Итак, я никогда никому об этом не рассказывал, но… — Он помедлил, нервничая. — Я играю на кнопочном аккордеоне, — выпалил он. — Правда. Когда я был маленьким, мама заставляла меня заниматься, я и сейчас смогу сыграть.
Колин опустил голову, изображая крайнее смущение. Я шутливо стукнула его по руке:
— Колин, перестань, будь серьезнее!
Он расхохотался, вскинув голову.
— Ну извини. Просто после всех этих разговоров на тему «Твоя собака лесбиянка» ты в таком напряжении, что мне захотелось немного повеселить тебя.
— Я в порядке, — сказала я, скрывая раздражение. — Ну а теперь давай серьезно.
— Ну ладно. Больше никаких шуток, обещаю. — На этот раз он говорил медленно. — Я провалил пробы в сериал. Отвратительно сыграл, это было ужасно, самое паршивое выступление в жизни.
Судя по выражению лица, он говорил правду.
— Как это случилось?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Не понимаю, что произошло. Обычно я вполне уверен в себе, но почему-то когда пришел в студию, начал сравнивать себя с другими актерами. Мы все пробовались на одну роль. Не пойму с чего, но я думал: «этот парень выше меня ростом», «а этот симпатичнее», короче, в голову полезла всякая ерунда. Потом я начал сомневаться в своих актерских способностях, и к тому времени, как меня вызвали к продюсеру, уверенность пропала окончательно. Я забыл текст. Спотыкался на каждом слове. Они криво ухмылялись — это было ужасно.
Колин не поднимал глаз. Он явно был разочарован и подавлен. Мне стало его ужасно жаль.
— Уверена, все не так плохо, как тебе кажется, — попыталась я утешить. — Наверняка ты слишком суров к себе.
Он лишь усмехнулся:
— Поверь, это действительно было чудовищно.
— Но ведь будут еще пробы, верно?
— Да, но огорчен я тем, что, выйдя со студии, задумался, что же я делаю со своей жизнью. Я даже предположил, что, возможно, отец прав и мне, наверное, нужен запасной план Я впервые усомнился в себе.
Положив руку ему на плечо, я совершенно искренне произнесла:
— Слушай, Колин, меня очень тронул твой рассказ о пробах, но чем больше я об этом думаю… ты действительно хочешь играть в сериале? То есть я понимаю, это солидная работа и все такое, но…
— Нет, — перебил Колин. — Я не хочу сниматься в сериале. И никогда не хотел. Когда мне позвонили, я обрадовался, но только потому, что это постоянная работа и хорошо оплачиваемая, но на самом деле это не то, чем хотелось бы заниматься. Понимаешь, о чем я?
— Стабильность притягательна, — кивнула я.
— Я не хочу сказать, что слишком хорош для мыльных опер, — продолжал Колин. — Но я хотел бы заниматься другим, меня вдохновляют совсем другие сценарии, а эта роль не из них.
— Тогда не позволяй себе унывать от того, к чему ты на самом деле не стремился, — сказала я. — Все к лучшему.
— Да, конечно… Легче сказать, чем сделать.
— У тебя на горизонте есть еще что-нибудь?
Глаза Колина радостно вспыхнули.
— Ага, я разговаривал с одним независимым режиссером, он как раз ищет финансирование для своего проекта. Потрясающий сценарий — современная ирландская гангстерская сага.
— Ирландские гангстеры? — удивилась я. — А что, такие существуют?
— Безусловно, — специальным «гангстерским» голосом подтвердил он. Мы расхохотались.
Мы успокоили друг друга, и Колин, сняв мою руку с плеча, нежно взял ее в свою.
— Итак, — произнес он, глядя мне в глаза, — я рассказал, теперь твоя очередь. Зачем ты разыскивала своих старых любовников?
Вот черт! Рассказывать не хотелось, но я пообещала. Вдохнув поглубже, начала:
— Семь месяцев назад я прочла об одном исследовании…
Минут за десять я рассказала Колину всю правду. Про Роджера и Дэниэла, про Дейзи и маму — про все. Он не смеялся, не ухмылялся, не закатывал глаза. Просто внимательно слушал и кивал.
— Ты считаешь меня ненормальной? — спросила я, закончив.
— Нет, я не считаю тебя ненормальной, — ласково сказал он. — Но я действительно думаю, что некоторым вещам ты придаешь слишком много значения.
— Может, для мужчин это и не важно, но у женщин все иначе.
— Дел, — покачал головой Колин, — если бы тебе было восемнадцать и ты переспала с двадцатью мужчинами, тогда да, я сомневался бы в твоей нормальности, но не в твоем возрасте. И потом, нельзя сравнивать себя со средним результатом и вообще с кем бы то ни было, не принимая во внимание качество отношений с каждым из мужчин.
— Ладно, ладно, Салли Джесс, — усмехнулась я.
— Слушай, ты просила быть серьезным, вот я и стараюсь. Держу пари, на свете есть женщина, которая занималась сексом с десятью мужчинами — половиной твоего «числа», — но с каждым из них была знакома не дольше часа, никогда не знала номеров их телефонов и никогда не встречалась с ними вновь. Формально ее «число» ниже твоего, но фактически она гораздо большая… — Колин подыскивал подходящее слово.
— Шлюха? — предложила я.
— Нет, и вообще забудь, что я сказал, — отмахнулся Колин. — Без навешивания ярлыков, суть в том, что количество людей, с которыми мы переспали, не имеет значения.
— Ну конечно, — закатила я глаза. — То есть тебе было бы все равно, если твоя девушка переспала до тебя с двадцатью мужиками?
— Мне было бы все равно, потому что я никогда не стал бы спрашивать. Двадцать у нее было мужчин или один, как это может повлиять на наши отношения? Я что, буду громче смеяться над ее шутками? Мы будем лучше ладить? Нет. Это никоим образом не воздействует на настоящие отношения. То есть тот факт, что женщина строгих нравов, может возбуждать в первое мгновение — погоня всегда увлекательна, — это лишь поверхностная прелесть новизны, не более. В серьезных делах идут в расчет существенные вещи — мясо с картошкой, а не упаковка.
Мне очень хотелось согласиться с ним. Хотелось поверить, что это действительно не важно, но я не могла.
— Я понимаю твои аргументы, но мне все равно трудно их принять и сделать вид, что все в порядке. Причина даже не в сексе, но у меня, должно быть, серьезные проблемы, если я не могу довести дело до конца. У меня двадцать раз были близкие отношения с мужчинами, двадцать возможностей. И еще множество не слишком близких. Что со мной не так?
— Все с тобой нормально. Ты просто пока не встретила нужного человека. — На лице Колина появилась участливая улыбка. — Знаешь, чем ты занимаешься? Ты делаешь то же, что и я перед пробами. Сравниваешь себя с другими женщинами и тем самым принижаешь себя.
— Да, ты прав, но, говорю же, ничего не могу с этим поделать.
Мы помолчали.
— Знаешь, самое ужасное, что сейчас я чувствую себя еще большей неудачницей, чем прежде. Оказывается, я встречалась только с недотепами. Я плохо разбираюсь в людях.
Колин коротко хохотнул:
— Ты храбрая девушка.
— Как это?
— Я бы ни за что не согласился навещать призраков женщин из прошлого.
— И почему, интересно?
— Ну, они… э-э… — начал запинаться он. — Некоторые из них не были бы рады видеть меня.
Да уж, этот тип мне известен.
— А ты у нас Казанова, а?
— Нет, что ты, — оборонялся Колин. — Просто я с трудом влюбляюсь.
— Точно, — утвердительно кивнула я. — Типичный Казанова.
Колин засмеялся, а я вдруг поняла, что мне с ним абсолютно спокойно. Никакой неловкости, вроде той, что была с Кайлом. Мы, к счастью, не занимались сексом в этой примерочной, но все равно.
— Знаешь, я волновалась по поводу нашей сегодняшней встречи.
— Волновалась? — удивился Колин. — Но почему?
— Думала, странно будет увидеться с тобой после всех этих телефонных разговоров, потому что мы вроде знакомы, но на самом деле почти не знакомы, понимаешь? Ну, мы ведь не бывали вместе, ничего такого.
— Ну, и каков вердикт? Странно или нет?
— Совсем нет, — широко улыбнулась я. — А ты как?
— Все отлично, — подмигнул он. — Но знаешь, что нам нужно сделать? Чтобы убедиться, что все в порядке, мы должны подольше посмотреть друг на друга без всяких разговоров, так сказать, компенсировать время, когда мы разговаривали, не видя друг друга.
В ответ я опять засмеялась:
— На это потребуется много времени.
— Ничего, у меня весь вечер свободен. А у тебя?
— У меня не только вечер, у меня свободен весь завтрашний день, и послезавтрашний, и следующий тоже. У меня ни работы, ни личной жизни — ничего нет. Только собака.
— Тогда пойдем. — Колин вновь взял меня за плечи и развернул к зеркалу. Мы разглядывали мое алое платье.
— Чувствую себя Эстер Принн, — пошутила я. — Не хватает только большой буквы «А» на груди. Или хотя бы буквы «Ш», то есть шлюха.
— Не надо, — ласково сказал Колин. Он провел ладонями по моим рукам, от чего я покрылась мурашками, обнял за талию. — Тебе не хватает тиары на голове, как у принцессы.
Тут он вспомнил, что у Евы есть как раз такая, снял с ее головы и водрузил на мою, вызвав у меня новый взрыв смеха.
— Это особенное платье, дорогая, — заявил он, любуясь моим отражением в зеркале. — Это особенное платье.
Женщина — двадцатикратно
В «Уолдорф» мы вернулись пешком, а до дома Колин довез нас на своей «веспе». По моей просьбе он ехал не быстрее пятнадцати миль в час, потому что бедняжка Ева в своей сумке оказалась зажата между нами, и мне это казалось небезопасным. К тому времени как мы добрались до дома, оба совершенно очумели от поездки. На улице было необычайно влажно, слишком сыро для мая. Воздух сгущался, как перед дождем.
Переодевшись в джинсы и футболку, я пошла к Колину. Ни у него, ни у меня не было кондиционера, а у него в квартире чуть прохладнее. Весь остаток дня мы проваляли дурака. Рисовали карикатуры друг на друга, смотрели на Колина в «Законе и порядке» (у него был только один эпизод, но он правда здорово сыграл) и устроили соревнование в «гляделки» для компенсации телефонных разговоров. (Он все время выигрывал, потому что меня разбирал смех.) Колин позвонил Джимми узнать, не смогут ли они помочь сделать так, чтобы пять моих штрафных квитанций исчезли (могут — йо-хо!), а потом мы наблюдали, как Ева исследует жилище Колина. Она забавно обходила комнату по периметру, собирая пыль. Прямо маленькая «Румба». Серьезно, выбросьте швабры, отдайте пылесос бедным и увольте горничную. Для поддержания чистоты в доме вам нужна только йорки.
Спускался вечер, воздух становился все плотнее, и, хотя в квартире Колина было душновато, приятно слышать шумы Нью-Йорка — автомобили, люди — вместо гудения кондиционера. На ужин мы заказали корейскую еду, а потом валялись в темноте на диване — каждый на своем конце — пили вино и рассказывали разные истории. Я рассказала Колину про наркологическую лечебницу, близнецов, кукол, а он мне — про Дублин, театр и свою семью.
— Нет, нет, нет, — перебила я. — Я хочу, чтоб ты рассказал мне о призраках женщин из прошлого. Хочу грязных историй.
— Не-е-ет, — хихикнул Колин. — Ни в коем случае.
— Ладно, тогда как насчет призраков женщин настоящего?
— В настоящем у меня нет женщин.
— Ой, брось, — засомневалась я. — От самого «Сакса» твой телефон звонит без перерыва.
Едва я произнесла эти слова, как на его телефоне загорелся огонек, сигнализируя об очередном звонке. Мы одновременно со смехом бросились к трубке — я успела раньше. Просматривая звонки за последнее время, я огласила имена:
— Бритни, Лейси, Марк, Эмми, Крисси, Элисон. — Я отложила телефон в сторону. — Пять женщин за несколько часов!
— Эти женщины мне не любовницы, — оправдывался Колин.
— А они об этом знают?
— Разумеется! Я не ангел, но и не свинья. Я не сплю с кучей женщин одновременно и всегда отношусь к ним с уважением.
— То есть у тебя нет подружки? — все еще не верила я.
— Не-а, — помотал головой Колин. — У меня есть друг — девушка, но она только друг, и это все.
— Почему же все? — недоумевала я.
— Не получилось, — пожал плечами Колин.
— Чего не получилось? Что ты ищешь?
Он поразмыслил.
— У меня нет списка необходимых качеств или чего-то в этом роде. Просто пока не встретил человека, ради которого хотелось бы держать в руках «бумбокс».
«Бумбокс»…
— Как Ллойд Доблер? «Скажи что-нибудь…»?
Колин обрадованно кивнул:
— Ну да.
— Великий фильм…
— Лучший.
В «Скажи что-нибудь…» Джон Кьюсак играет Ллойда Доблера, пройдоху, который безумно влюбляется в девушку по имени Диана. Когда же Диана бросает его, он решает ее вернуть и для этого идет к ее дому и стоит под окнами, держа в руках «бумбокс». А из динамиков грохочет песня Питера Гэбриэла «В твоих глазах». Он страдает, но уверен, что они должны быть вместе, поэтому добивается ее.
— Знаешь, эти оправдания типа: «Дело не в тебе, дело во мне»? — спросил Колин.
Молча я кивнула. И я это говорила, и мне говорили.
— Я много раз это произносил, — продолжал он. — Когда расставался с девушкой, но это было неправдой. Я не считал, что причина разрыва во мне или в ней. Ни я, ни они не были виноваты — просто никогда в жизни я не мог сказать «мы». Не было «нас». Трудно объяснить, как это происходит между людьми, это не выразить словами. Просто чувство. Понимаю, это просто кино, но я хочу испытать такое же чувство, как Ллойд. Он не просто хотел Диану, он не мог жить без нее, поэтому сделал все, что было в его силах, чтобы вернуть любимую.
— Мой дедушка называет это «бум», — тихо произнесла я. — Он говорит, что это не похоже на влюбленность или страсть, это гораздо глубже. Как будто что-то сильно ударяет тебя, и ты понимаешь, что этот человек — твой.
— Точно, — согласился Колин.
Я припомнила мамины слова и невольно подумала, что, наверное, такое отношение к чувствам ненормально.
— Колин, ты никогда не считал себя идеалистом? — спросила я. — Не думал, что стремишься к тому, чего на самом деле не существует? Не то чтобы я была пессимисткой, но, хотя хочется верить, что «бум» или «мы» бывают в реальности, порой я готова смириться.
Может быть, мама права. Может, я ищу нереального.
— Разумеется, это существует, — горячо возразил Колин. — Но, как я уже говорил, некоторым из нас требуется немного больше времени, чтобы это найти.
Некоторое время мы оба молчали, я вспомнила Ллойда Доблера, и тут мне пришла одна мысль. Я отправилась на поиски двадцати парней, но ни один из них не пытался разыскать меня. Конечно, можно сколько угодно смеяться над ними, как над Уэйдом или близнецами, но факт в том, что с того момента, как мы расстались, ни один из них не звонил и не писал мне — не говоря уж о «бумбоксе». Никому не было дела до меня.
— О чем ты думаешь? — поинтересовался Колин.
— Ни о чем, — с улыбкой взглянула я на него. — Кто бы мог подумать, что такой дамский угодник, как ты, может быть таким романтиком.
Колин швырнул в меня подушкой.
Мы по-прежнему сидели в полумраке, Колин закурил сигарету, чего, по его словам, обычно не делает. Вообще-то я считаю курение вульгарной привычкой, но в том, как это делает Колин, есть нечто ужасно сексуальное. Может, дело в, том, как тлеющий кончик сигареты освещает лицо, когда он затягивается, или в том, как струится в воздухе дым, озаряемый светом уличных фонарей. Не знаю. Просто типичный для Нью-Йорка сексуальный миг, порой вы видите это в кино или в журнале, а если повезет, то переживаете и в жизни. Жара, дым, шум, вино, собака, полупустые картонки из-под еды на столе, хулахуп в углу и дух решительности, делающий этот город таким удивительным. Мне нравится Колин. Не понимаю, с чего я так нервничала перед встречей с ним. Для такого симпатичного парня он на удивление скромен. Мне с ним легко.
— Расскажи мне про свой аккордеон, — попросила я, когда он докуривал.
— Ладно, — согласился он. — Но тогда иди ложись рядом со мной, потому что я не хочу говорить громко. Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал.
Со смехом я поднялась и переместилась на его конец дивана. Он подвинулся, и я, устроившись рядом, положила голову ему на плечо. Колин начинает рассказ.
— Ну, он примерно такого размера, — прошептал он, разводя ладони примерно на фут. — Но может быть и таким, — добавил еще фут. — И по бокам у него кнопки. — Он быстро задвигал ладонями сверху вниз.
— А разве у него нет клавиш с одной стороны? — переспросила я. Мне казалось, у всех аккордеонов так.
— Нет, это у простых аккордеонов, — пояснил он. — А мой аккордеон — кнопочный. Никаких клавиш — только кнопки.
Я улыбнулась… понятно.
— А какого он цвета?
— Красный.
— А как звучит?
— Вот так — бум ба ба, бум ба ба. — Колин чудесно имитировал звук аккордеона. — Хочешь послушать песенку?
Я энергично кивнула. Откашлявшись, Колин начал играть на воображаемом аккордеоне и напевать:
— «Спасибо за время, что ты подарила мне. Воспоминания хранит моя память…»
Я широко улыбнулась! песня знакомая — «Трижды женщина».
— И вот мы дошли до конца радуги, я скажу это вслух. Ты…
— Ты! — вступила я.
— Дважды.
— Дважды!
— Двадцать раз женщина!
Двадцать раз? Игриво шлепнула Колина.
— И я люблю тебя. Лю-у-у-блю тебя!
Колин завершил свою версию «Трижды женщины», я не могла сдержаться, чтобы не спросить, о чем эта песня:
— Что значит быть трижды женщиной? Или двадцать раз?
— Ума не приложу. — И вновь запел! — Поэтому я такой милый! Милый, как воскресное утро…
Я захохотала и опять шлепнула Колина:
— Ну какой же ты дурачок!
Не помню, как я засыпала, но утром проснулась на диване Колина. Бросив взгляд в сторону кухни, увидела его у плиты, с лопаточкой в руках. На нем были футболка и трусы, как в тот день, когда я встретила его после свидания с Роджером. Ева крутилась у его ног, слизывая с пола капли и крошки — сегодня она у нас вместо швабры. Услышав, что я встала, Колин обернулся. Волосы у него растрепаны, глаза заспанные.
— Добренькое утречко! — взмахнул он рукой. Затем жестом указал на маленький кухонный столик: — Пожалуйста, присаживайся.
Я подошла к столику и не смогла сдержать улыбки. На пластиковой салфетке тарелка, приборы, стакан апельсинового сока и бутылочка из-под пива с воткнутым в горлышко пучком зеленых листьев.
— Это с дерева за окном, — пояснил Колин, заметив, как я поглаживаю листики. Надо же, он приготовил мне завтрак; я была потрясена.
Но что это он готовит? Принюхавшись, слегка занервничала.
— Что это ты делаешь? — с тревогой спросила я. Что бы это ни было, запах мне совершенно не знаком.
— О, тебе понравится, — заверил Колин, и улыбка на его лице стала шире. Он похож на маленького мальчика, который соорудил ракету и жаждет испытать. — Это оригинальное блюдо, но я не могу рассказать, из чего оно состоит. Тебе вообще придется есть с закрытыми глазами.
— С закрытыми глазами? Зачем это?
— Потому что угадывать гораздо интереснее, чем просто смотреть.
— Это один из твоих шедевров из объедков, о которых ты мне рассказывал? — Колин утвердительно кивнул. — Ладно, — вздохнула я. Ну правда, насколько это может быть ужасно? Выпрямившись на стуле, я закрыла глаза. — Подавай.
Следующие полчаса я изо всех сил пыталась угадать таинственные ингредиенты стряпни Колина. Помимо яиц я опознала пиццу с пепперони, сыр, кальмары, чизбургер (прямо с булочкой), лук, карри из цыпленка и… ага, фаршированный блинчик. Я ела, а Колин периодически брал вилку у меня из рук, нанизывая на нее по кусочку всего. Он утверждал, это необходимо, чтобы в полной мере оценить вкус его творения.
Расправившись с едой, я открыла глаза, опустила взгляд на тарелку и подпрыгнула от неожиданности. Разноцветное месиво выглядело устрашающе.
— Я думал, ты непредвзято и решительно подходишь к вопросам любви и кулинарии, — оправдывался Колин.
— Между нами, давай считать тему закрытой.
Колин захохотал.
Я растроганно смотрела на стол. Завтрак оказался похож на дегустацию в «Уолдорфе», но в отличие от нее для меня одной. Скользнув взглядом по идеальным розовым губам Колина, я испытывала почти непреодолимое желание поцеловать его. Именно так. Прильнуть к нему и прижаться губами к губам.
Но я не могла это себе позволить.
Нельзя целоваться с первым понравившимся парнем, нельзя целоваться с Колином. Я должна извлечь урок из собственного опыта. Кроме того, он знаком с моей матерью, а все женские журналы твердят, что это не приводит ни к чему хорошему. Я должна извлечь урок. Мама права: у меня нереалистичные представления о любви. Я слишком впечатлительна и импульсивна. Все новое возбуждает. Колин — это новое. Мне знаком этот тип мужчин. Он ловелас: не важно, что он говорит. Позволить себе поддаться на его чары было бы огромной ошибкой. Я не хочу сказать, что за поцелуем непременно последует постель, но даже если вдруг это произойдет — предположим, в бессознательном состоянии, — он будет просто еще одним мужиком, еще одним именем в моем списке. Легко пришло — легко ушло. Я должна угомониться, нужно отступить.
Взглянув на Колина, я заметила, что он больше не улыбается. А стоит мне неосторожно перевести взгляд на его идеальные розовые губы, как он придвигается ближе, и я, утратив чувство реальности, тоже придвигаюсь ближе к нему, и…
Из коридора послышался громкий стук, и мы отскочили друг от друга.
— Что это? — испуганно спросила я Колина.
— Э-э… кажется, кто-то стучится в твою дверь, — предположил он.
Высунув голову на лестничную площадку, я увидела у своих дверей парня в коричневых вельветовых штанах, синей футболке с длинными рукавами и в шлепанцах. Не знаю, кто это.
— Чем могу быть полезна? — спросила я. Но прежде чем он повернулся, я заметила маленькие дырки на локтях его джемпера.
Постойте-ка, дыры на локтях джемпера? Неужели?
Парень повернулся лицом, и я потрясенно замерла.
— Привет, — радостно сказал Нэйт. Тот самый Нэйт, что сидел в тюрьме, мой № 1. Волосы у него все такие же длинные, щеки все такие же румяные — отлично выглядит. В руках цветы, он улыбнулся и кивнул на мою дверь: — Прости, я думал, твоя квартира вот эта.
— Э-э… так и есть, — нервно подтвердила я, выходя в коридор и прикрывая за собой дверь квартиры Колина. — А-а… что ты здесь делаешь? — Невероятно, я действительно не верила своим глазам.
— Я получил твое сообщение и… — Он шагнул вперед, протягивая мне цветы. — Просто хотел узнать, не хочешь ли сходить поужинать со мной сегодня.
— Поужинать? — Мне наконец удалось выдохнуть. — Замечательно!
Я услышала, как открылась дверь Колина, он стоял на пороге с Евой в руках. Бросил беглый взгляд на Нэйта; Колин не улыбался, и вид у него был такой, как будто он в чем-то подозревает гостя. Я представила мужчин друг другу. Услышав имя Нэйта, Колин изумленно приподнял бровь, видимо, догадавшись, кто перед ним: уголовник. Несколько секунд мы неловко молчали, рассматривая друг друга.
— Ну что, Делайла, — наконец не выдержал Нэйт, — я зайду за тобой часов в восемь?
— В восемь — отлично.
— Ладно, — подвел итог Нэйт. — Тогда увидимся.
Он поцеловал меня в щечку на прощание и ушел. Дверь подъезда хлопнула, и Колин тут же обратился ко мне.
— Уголовник? — сочувственно спросил он. — Ты идешь ужинать с уголовником?
— Хм… мне почудилось, или Джимми — полицейские Джимми — говорили что-то о том, что ты не даешь им расслабиться?
— Это не имеет ничего общего с данной ситуацией, — торжественно объявил Колин, воздевая палец в воздух. Он ждал моей реакции, но я молчала. — Делайла, что-нибудь из того, что я сказал вчера, дошло до тебя?
— Да, разумеется, но ты не понимаешь — это другое. Нэйт — моя первая любовь. Я собираюсь встретиться с ним не потому, что он один из двадцати и, если у нас с ним что-то получится, мое число останется неизменным. Я собираюсь встретиться с ним, потому что он моя первая любовь и… вернулся ко мне! Это что-то да значит!
Воспоминание о нашем первом свидании с Нэйтом наполнило меня восторгом. Я вновь почувствовала себя девчонкой!
— Прости. — Колин покачал головой, взъерошил волосы. — Не хочется говорить гадости, но у меня дурное предчувствие насчет этого парня. Можешь назвать это ирландской интуицией.
— Такого не бывает.
— Еще как бывает, — настаивал он. — У моей мамы и сестры она точно есть.
— У них женская интуиция.
— Не важно, — отмахнулся Колин. — У меня тоже есть.
— Ну прости, а у меня насчет этого парня хорошее предчувствие. И потом, а как же «непредвзятый и решительный подход к любви и кулинарии»? А?
Пойманный на слове, Колин злобно зарычал.
— Отлично! — проворчал он, бросаясь обратно к себе. — Но я не спущу с него своих ирландских глаз, и если он хоть раз облажается… — Он помедлил. — У полицейских Джимми опять будет полно хлопот.
— Большое спасибо, — довольно хихикнула я.