Джон Хоторн закрыл за своим отцом дверь и, прислонившись к ней спиной, некоторое время молча смотрел на Джини. Потом подошел к окну и, раздвинув шторы, стал всматриваться в тьму.

– Который час? – нарушила молчание Джини.

– Восемь… Девять… Что-то в этом роде. Уже утро, а все никак не рассветет.

Он повернулся к ней лицом, и оба, не произнося ни слова, посмотрели друг на друга. Джини поняла, что впервые видит его одетым не в строгий официальный костюм. На Хоторне был темный свитер с высоким горлом и черные вельветовые брюки. В этих вещах легко было представить себе Паскаля. Однако не только одежда изменила облик Хоторна. Он больше не излучал энергии, которую Джини привыкла в нем видеть. Лицо его было бледным и осунувшимся от усталости, лишенным жизненной силы. Он выглядел так, будто провел несколько бессонных ночей, попал в мертвую зону, по ту сторону отчаяния.

– Сколько времени вы говорили с моим отцом? – спросил он.

– Долго. Но говорил в основном он.

– Не сомневаюсь.

– Вы подслушивали? Или подглядывали?

Говоря это, Джини показала на большое зеркало. Хоторн посмотрел в направлении ее руки и озабоченно наморщил лоб. Вместе с тем этот вопрос, судя по всему, не вызвал у него ни удивления, ни досады.

– Нет, – просто ответил он и на секунду замялся. – Я не знал, что у моего отца такие намерения.

Джини перехватила его взгляд, направленный на магнитофон и горку кассет. Подойдя к столу, он взял конверт, вынул из него пачку снимков с сопровождающей запиской, пробежал ее глазами и засунул обратно. Конверт он небрежно бросил на стол, словно ему не было до него никакого дела, а затем медленно пересек комнату. Остановившись в нескольких шагах от Джини, Хоторн поглядел на ее волосы и исцарапанное лицо. Взяв ее правую руку, он стал поворачивать ее в разные стороны, разглядывая порезы, а затем отпустил и заглянул Джини в глаза.

– Сначала я хотел бы сообщить вам две вещи, – тихо начал он. – Сегодня вечером, когда, по вашему мнению, мне грозила какая-то опасность, вы пытались предупредить меня. Я благодарен вам за это. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я не имел права даже рассчитывать на это. И вот еще что… – Он умолк, беспокойно огляделся вокруг и снова посмотрел на нее. – Вы скорее всего не поверите мне, но я сожалею. Я искренне сожалею, что вы оказались вовлечены во все это. – Хоторн вздохнул. – Я сожалею очень о многом. Мне следовало самому заняться всем этим, причем довольно давно. Лиз надо было положить в больницу, и я не имел права тянуть с этим. Я понимаю, извиняться не имеет смысла, но мне бы хотелось, чтобы вы постарались понять. Я чуть было не погубил сам себя. Последние несколько недель я был близок к тому, чтобы покончить с собой, – ближе, чем когда-либо за очень много лет. Я не видел смысла в том, чтобы жить таким образом и дальше.

Он отошел, но затем снова повернулся к Джини.

– Несмотря ни на что, мне все же хочется поговорить с вами. Вы позволите?

– Да, – ответила Джини. Обернувшись через плечо, она взглянула на зеркало и добавила: – Но мне не нравится эта комната.

Хоторн едва заметно улыбнулся, а затем взял ее плащ и сумку.

– Пойдемте в мой кабинет. Там безопасно и чисто, если данное слово вообще применимо к этому месту. Тем более что там находится одна вещь, которую мне хотелось бы вам показать.

Он придержал для нее дверь и повел девушку по коридору. В отдалении Джини услышала звуки голосов. Коридор проходил вдоль фасада здания. Возле окна, выходившего на подъездную дорожку, Хоторн остановился, сделал ей знак подойти и выглянул наружу.

– Приехала «скорая помощь», – сказал он.

Джини посмотрела вниз. Там стояли две белые машины «Скорой помощи» без надписей, которые указывали бы на их принадлежность к той или иной больнице. Как раз в тот момент, когда Джини выглянула, двери машин распахнулись. На дорожке внизу послышались шаги.

– Отчасти именно поэтому я не мог прийти к вам раньше, – пояснил Хоторн. – Я должен был оговорить все детали, касающиеся Лиз. Сегодня же утром она будет помещена в лечебницу. Все кончено. Больше это не может продолжаться. Теперь дело только за формальностями. Мне осталось подписать бумагу, что я согласен на ее госпитализацию и лечение, но это я сделаю попозже, когда ее примут и обследуют. Врачи говорят, что это может подождать до полудня. И вот тогда все действительно закончится. – Он помолчал и посмотрел на Джини. – Может быть, после этого я почувствую облегчение.

Он потянулся, чтобы взять ее за руку, но затем раздумал.

– Нам сюда, – открыл он перед ней дверь. – У меня, возможно, не слишком хорошо работает голова. Вы должны простить меня за это, Джини. Слишком много было хлопот с Лиз и с ребятами из службы безопасности. Макмаллен ведь до сих пор не найден. Я уже забыл, когда в последний раз ел или спал… Впрочем, вы, судя по всему, тоже. Входите и присаживайтесь. Хотите кофе? Сандвичи? Что-нибудь выпить?

Комната, в которую он ее привел, была почти по-монашески аскетична. В нее вели двойные двери, которые он плотно закрыл. Жалюзи на окнах были подняты, из них виднелись сад перед резиденцией, кольцевая дорога и мечеть.

От спиртного Джини отказалась, и пока Хоторн наливал сам себе, она стояла у окна и напряженно смотрела в сторону мечети, пытаясь разглядеть дорогу от арабского строения к этому дому, но ее почти не было видно. Получил ли Паскаль ее сообщение, и если да, то понял ли его? Она повернулась, чтобы посмотреть на Хоторна.

– С Паскалем все в порядке? – спросила она. Хоторн встретился с ней взглядом.

– О да, вполне. Теперь ни вам, ни кому-то еще, кто вам дорог, ничего не грозит. Это я вам обещаю.

– Где он?

– Не знаю. Об этом, вероятно, известно моему отцу. Вам следует спросить у него. – Хоторн подошел к столу в дальнем конце комнаты и взял с него что-то. – Однако, как вы теперь, наверное, понимаете, мне известно, где он находился раньше. Я сознательно позволил ему сделать эти снимки, Джини. Более того, я, насколько было в моих силах, упростил ему эту задачу. Разумеется, вы придерживаетесь совершенно другого мнения о Ламартине. Я, если хотите, чувствовал себя перед ним в долгу, поэтому и пошел на это. Смотрите. – Он подошел к Джини, и теперь девушка увидела, что он держал в руках пачку фотографий. – Ламартину это не понадобится, – сказал он уже совсем другим голосом, в котором слышалось заметное напряжение. – Он не сможет их использовать. Примерно в час ночи он вышел из дома, который вы взяли в аренду, оставив там все свое фотооборудование и пленки. С моей точки зрения, для нас это был подлинный и совершенно неожиданный подарок. Я собирался объяснить вам, что он сделал, но теперь в этом нет необходимости. Вы и сами можете взглянуть.

Посол протянул ей черно-белые фотографии, до сих пор липкие после печати. Джини смотрела на женщину, находившуюся вместе с Хоторном, которая внешне почти не отличалась от нее самой. Перед ней была Лиз со светлыми волосами, затем с черными…

– Теперь вы понимаете? – спросил Хоторн, внимательно наблюдая за ней.

– Нет, честно говоря, не совсем, – ответила Джини, возвращая снимки.

– Лиз любит играть различные роли. Особенно в сексуальных играх. – Хоторн повернулся и швырнул карточки обратно на стол. – Дело в том, что для Лиз секс крайне сложен, если он не напоминает театральное действо. У нее в запасе есть множество сценариев, в том числе и жестких, с участием нанятых за деньги «актрис». Она хочет верить, что в состоянии возродить мое влечение к ней как к женщине, и те усилия, которые она прилагает для этого, достойны сожаления. Она пытается стать какой-то другой женщиной, которая, по ее мнению, понравилась бы мне больше, чем она сама. В прошлом декабре, когда она рассказала Макмаллену ту глупую историю, которую он впоследствии скормил вашей газете, там фигурировала проститутка с белыми волосами. Насколько мне известно, вы потом с ней беседовали.

– Да.

– Эта девица оставила меня холодным, как лед, и, по-моему, Лиз это поняла – Хоторн бросил на Джини ничего не выражающий взгляд. – Вот почему сейчас, когда она впала в отчаяние и поняла, что ей наконец нужно дать вам с Ламартином какие-то более осязаемые улики, она сочла лучшим способом доказать, что у меня действительно назначено свидание с некой блондинкой, сыграв эту девицу самой. Знаю, знаю… – сделал он быстрый жест рукой. – Это не могло сработать. Но Лиз не имеет ни малейшего представления о возможностях современной съемочной аппаратуры. Кроме того, она не ожидала оказаться в комнате с поднятыми шторами и при полном свете. Она, видимо, считала, что вы ограничитесь несколькими сделанными наспех снимками светловолосой женщины на пороге, и этого будет довольно. Когда же она оказалась в комнате со мной… Что ж, Лиз не очень хорошо умеет управлять собой, особенно в таких ситуациях. – Хоторн смотрел в пустоту. – С одной стороны, мой отец, я полагаю, в любом случае не стал бы придавать планам Лиз чересчур большого значения. Пусть даже ей удалось бы серьезно дискредитировать меня, – все это пустяки. Для него было важнее убедиться в том, что у Макмаллена не было достаточно возможностей подготовить и осуществить мое убийство. Вдовство для Лиз было бы гораздо более предпочтительней прекращения брачного контракта и развода.

Хоторн внимательно посмотрел на Джини.

– Однако, помимо всего этого, знаете ли вы, что Лиз не давали покоя вы?

– Нет, я об этом не думала, – удивленно взглянула на него Джини. – Почему же?

– Потому что у нее очень острый нюх. – Он отвернулся в сторону. – Мы с Лиз знаем друг друга с детства, мы женаты десять лет. Она чувствует меня очень тонко и чрезвычайно внимательно следила за нами на вечеринке у Мэри. Лиз сразу же поняла, что я испытываю по отношению к вам.

Джини в изумлении уставилась на Хоторна.

– Вы хотите сказать, что именно это было причиной тех сцен, которые наблюдала Мэри на следующий день?

– Именно это и еще мое решение отправить сыновей домой.

– Но это же безумие! Мы находились в гостях, мы просто разговаривали друг с другом, и ничего более!

Губы Хоторна напряглись, он отвернулся к окну.

– Для вас, возможно, все обстояло именно так. Но не для меня, и Лиз сразу почувствовала это. А после нескольких дней непрекращающейся истерики она, по ее мнению, придумала, как устранить угрозу. Она сделала это, став вами, понимаете? Она скопировала ваши волосы, поговорила с Мэри, заказала такое же платье, как у вас… – Хоторн внезапно умолк, а затем его голос посуровел. – Короче говоря, этой ночью я имел вас, так сказать, «по доверенности». И если вы хотите знать правду, взгляните на фотографии Ламартина. На короткое время, быть может, на пять минут, я поддался этой иллюзии. Я подумал: «Если я не могу обладать оригиналом, может быть, сойдет и копия?»

Он резко обернулся, сделал неопределенный жест рукой и умолк.

– Через некоторое время эта иллюзия растаяла, что было неизбежно. А теперь, пока вы не пришли к определенному мнению, – а я вижу, что вы пытаетесь осудить меня, Джини, – постарайтесь понять одно: ваш друг и любовник продолжал снимать эти кадры. Так ответьте же мне: каким бы я ни был, многим ли он отличается от меня? Чем же он лучше меня?

Джини не ответила. Она прошла мимо Хоторна и, приблизившись к окну, посмотрела на мечеть. Свет уличных фонарей потускнел, небо становилось все светлее. Было еще рано, да к тому же воскресенье, и все же отсутствие машин на кольцевой дороге озадачило ее. Она вслушивалась, но не слышала ничьих шагов.

– Кольцевая дорога перекрыта. – Хоторн уже стоял рядом с ней. – Движение откроется только после того, как уедут машины «Скорой помощи».

– Почему их здесь две?

– Это обычная практика Они поедут разными путями. Насколько вам известно, благодаря Макмаллену служба безопасности находится в состоянии повышенной готовности. – Джини почувствовала взгляд Хоторна. После некоторого колебания он прикоснулся к ее руке. – Все в порядке, Джини, – тихо сказал он. – Я не собираюсь зарабатывать дивиденды на своей беде. Я уже сказал все, что хотел. Я сказал об этом еще раньше и знаю, когда следует остановиться.

Джини подняла голову и встретилась с ним взглядом. Хоторн осторожно прикоснулся к ее лицу.

– Я думаю, – сказал он, – было бы все иначе, сложись обстоятельства по-другому? Вероятнее всего, нет. Ну ладно, – отодвинулся он от девушки, – скажите мне, объяснился ли с вами за меня мой отец? Обычно это в его духе.

– Да, объяснился. – Джини пристально смотрела на посла. – В той или иной степени он оправдывал вас. Все, что он говорил, – правда?

– Вероятно. Даже наверняка. Мой отец очень аккуратно обращается с фактами.

– Вы знали о его действиях?

– Нет. Узнал только после того, как все закончилось, но к тому времени было слишком поздно. Он в этом деле силен. – Хоторн сделал еще один глоток виски и спросил все тем же равнодушным тоном: – Он сказал вам, сколько ему осталось жить?

– Я задала ему этот вопрос.

– Правда? – На лице Хоторна появилась сухая улыбка. – Он, должно быть, сильно удивился. И каков же был ответ?

– Ничего. Он сказал, что это не мое дело. Он постоянно угрожал мне, заявил, что доберется до меня даже из могилы, и вы тому порукой.

– Так и сказал? – Хоторн покачал головой. – Интересно, верит ли он в это сам? Впрочем, скорее всего верит. Но он ошибается, Джини. В любом случае ему осталось не так уж много. У него больное сердце и вдобавок к этому рак, о котором он еще не знает.

По лицу посла пробежало облачко. Резко пожав плечами, он продолжил:

– Ему осталось жить еще лет пять, а возможно, и гораздо меньше. И хочу заметить, что я не собираюсь претворять в жизнь какие-либо из его угроз. Если вы собираетесь разоблачить меня, Джини, вы вполне можете это сделать, не опасаясь последствий. Интересно, какое решение вы примете. Нет, не говорите мне. Теперь вам все известно. Вы можете уничтожить меня, но можете и пощадить. Решать вам.

Хоторн умолк, а Джини резко обернулась. Откуда-то издали, приглушенный стенами и коридорами, донесся женский вопль, а затем – звук бьющегося стекла.

– Проклятье! – воскликнул Хоторн. Затем его губы плотно сжались. – Я приношу извинения. Это Лиз. Врачи, очевидно, пытаются утихомирить ее. Простите меня, я сейчас вернусь.

Он распахнул двери и вышел в коридор. Прежде, чем они закрылись, Джини успела заметить в дверном проеме огромную фигуру Мэлоуна. Охранник начал что-то тихо говорить послу. До слуха Джини донеслось слово «Италия», и тут двери захлопнулись.

Джини скользнула к письменному столу. Взгляд ее обратился к телефону, но она понимала, что звонить отсюда небезопасно. Она посмотрела на снимки, сделанные Паскалем прошлой ночью, затем отвернулась и закрыла лицо руками. Она чувствовала себя измотанной, выжатой и вконец запутавшейся. В голове у нее вертелась мысль: даже если она сейчас выйдет из этого дома, даже если проигнорирует угрозы С.С.Хоторна и сможет написать статью, сделает ли она это?

Несмотря на все, что случилось, Джон Хоторн защитил ее и Паскаля. Они были обязаны ему своими жизнями, – Джини поверила его отцу, когда он сказал это, и продолжала верить этому до сих пор. Он сознательно доверил им свою судьбу. И что же теперь – предать его публичному позору и унижению? Джини вернулась к окну. Внизу началась суета. Она увидела врача и двух медсестер. Дверцы «скорой помощи» были открыты, оттуда вынимали носилки. После этого дверцы захлопнулись. Она услышала звуки голосов: Джон Хоторн неразборчиво что-то говорил, затем послышались звуки бегущих ног. Еще через несколько минут двери в кабинет распахнулись, и в них появился Хоторн. Лицо его было еще более напряженным, чем прежде.

– Извините, Джини, – начал он, – там, внизу, творится черт знает что: охранники, врачи… Я вынужден попросить вас о помощи. – Он подошел к окну и быстро выглянул на улицу. – Мне только что сообщили, что британская контрразведка, по всей вероятности, вычислила, где находится Макмаллен. Вчера около восьми вечера он вылетел по фальшивому паспорту из аэропорта Мидлэндс. Они считают, что сейчас он в Риме, в том же отеле, где остановился его бывший научный руководитель Ноулз. Скоро, через час, а то и меньше, его должны задержать. А пока что два квалифицированных врача и две медсестры не могут, черт бы их побрал, справиться с моей женой! – сделал он сердитый жест в сторону двери. – Либо им не удалось дать ей успокаивающее, либо то, что они ей дали, на нее не действует… Я надеялся, я молился, чтобы хоть на сей раз обошлось без сцен. Все, что угодно, только не это! Пойдемте со мной, сами посмотрите.

Хоторн взял Джини за руку и быстро вывел ее в опустевший теперь коридор. Возле окна, выходившего на задний двор резиденции, он остановился.

– Взгляните, – пригласил он и повторил: – Взгляните сами.

Джини ясно видела Лиз. Та сидела на белой скамейке посередине лужайки. Солнце теперь светило ярче. День обещал быть хоть и солнечным, но холодным, а на Лиз было только летнее платье без рукавов. Ее била дрожь. Позади нее, на некотором отдалении кучей столпились охранники, врачи и медсестры.

– Она не пойдет с ними, – констатировал Хоторн. – Она не позволит им не только прикоснуться к ней, но даже близко подойти. И одеваться она не собирается. Она все это уже вытворяла раньше. Если они попытаются увести ее силой, она впадет в неистовство… Господи! Все, что угодно, только не это! Какой позор, какое унижение для Лиз! – Хоторн вздохнул. – И для меня.

Он обернулся и посмотрел на стоявшую рядом Джини.

– Все началось в том доме вчера вечером. Я наконец задернул шторы. Мне не хотелось, чтобы за этим кто-нибудь наблюдал, и уж тем более Ламартин. – Хоторн устало отвернулся. – Это продолжалось всю ночь и продлится еще целый день, если я что-нибудь не сделаю. Может быть, вы поговорите с ней? С двух часов утра она твердит, что хочет поговорить с вами. Мне кажется, если бы вы согласились, она бы могла поехать с врачами без скандала. По-моему, это вполне вероятно.

– Мне поговорить с ней?! – изумленно уставилась на него Джини. – Зачем, ради всего святого, ей со мной говорить, особенно теперь?

Хоторн с грустным лицом безнадежно пожал плечами.

– А разве вы не догадываетесь? – обреченно вздохнул Хоторн. – Она считает, что мы с вами спали. Скажите ей, ради Бога, что этого не было. Мне она не поверит, а вам может. Ну пожалуйста, Джини. Я понимаю, что не имею права просить вас ни о каких одолжениях, но я все же очень прошу вас сделать это…

– Ну ладно, если вы считаете, что это поможет, я с ней поговорю. Но врать я не собираюсь.

– Об этом я вас и не прошу. Довольно лжи. Хоторн повернулся и пошел вниз по лестнице. Джини последовала за ним. На первой лестничной площадке стояли изумительно красивые напольные часы. Джини замешкалась и взглянула на посла.

– Это те самые часы, которые подарил вам отец?

Хоторн молча кивнул и пошел дальше. Джини несколько секунд смотрела на часы, а затем поспешила за Хоторном.

На циферблате с изображениями солнца и луны были римские цифры. Причудливые стрелки показывали десять часов утра. Когда Джини и Хоторн спустились в вестибюль, механизм часов застрекотал, и они начали бить.