Прошел месяц, в течение которого Бриде не получал никаких известий от жены. Она наверняка ему писала, но письма, должно быть, где-то задерживались. Мысль о побеге приходила к нему все чаще и чаще. У него складывалось впечатление, что чем дольше он ждал, тем труднее становилось пробраться к Голлю. Полиция становилась все более организованной. И потом, тревожные слухи начинали ходить по лагерю. Заключенных, которых уводили после визитов немецких офицеров, их уводили не для того, чтобы судить. Это были заложники. И если потом от них не приходило никаких вестей, то объяснение этому было очень простым. Они были расстреляны.

Когда Иоланда, наконец, пришла на свидание к мужу, он поделился с ней своим намерением бежать. Она не ответила ему, не осмеливаясь отговаривать. Но когда он попросил ее помощи, она заметила, что было совершенно бессмысленным подвергать себя такому риску в момент, когда его собирались освободить. Она получила из Вейсбадена письмо от одного офицера из штаба генерала Хунтцингера, капитана Алуази Дюпона, члена комиссии по перемирию. Он сделал то, о чем она его просила. По сведениям, которые ему удалось получить и которые он рад был ей сообщить, случай с ее мужем был ясно определен. Мсье Жозефу Бриде не угрожала никакая опасность. Он содержался в лагере Венуа не по причине тяжести совершенных им действий, но вследствие той позиции, которую занимали наши бывшие противники в отношении французского населения, исключавшей пересмотр однажды принятого ими решения. Между тем, были основания полагать, что в очень скором будущем вопрос разрешится к всеобщему удовлетворению. Шлессингер, со своей стороны, получил ту же информацию. "Мне стоит сказать тебе еще одну вещь, которая тебя обрадует, – добавила Иоланда. – С тех пор, как ты попал в лагерь, все совершенно переменили свое отношение к тебе. Участие и любезность наших друзей меня просто поразили. Даже Утенин сделал для тебя все, что мог, и, притом, совершенно искренне. Что ты хочешь, мы, французы, можем сколько угодно спорить между собой, но есть вещь, которая нас немедленно объединяет: это попытка посторонних вмешиваться в наши дела".