Несколько секунд спустя я был на улице, красный до затылка. Мне не хватало воздуха, как когда ветер.

Я посмотрел на себя в витрину. Вена, которую я не знал, пересекала мой лоб сверху донизу.

Мне хотелось вернуться в отель и поцеловать Нину. Я ей понравился. Нужно быть застенчивым, как я, чтобы не воспользоваться подобной ситуацией. Конечно, она жалеет, что я не был более предприимчивым. Моя мягкость, должно быть, ее раздражила.

Но, если она умна, она будет мне признательна за то, что я выказал ей уважение. Неприлично целовать особу, которую почти не знаешь.

Итак, у меня будет любовница, которая меня любит, и которая, отдаваясь, ничего не будет требовать взамен.

Чтобы ночь казалась менее длинной, домой я вернулся поздно.

Сняв куртку, облокотился на окно. Теплый воздух мне напомнил вечера прошлого лета. Луна, вся в водяных разводах, освещала край облака.

Потом я лег.

Нужно спать, иначе завтра буду плохо выглядеть. Лицо у меня несимметрично. Челюсть выдается влево. Когда я устаю, это бросается в глаза.

И все же мне не удавалось заснуть. То и дело я перестилал постель, подходил голый к окну, чтобы замерзнуть, но Нина не шла из головы. Я видел ее перед собой в тумане почтовой карточки, без ног, или же придумывал способ привести ее ко мне так, чтобы консьержка не заметила.

Поскольку я все не засыпал, я решил пересмотреть в воображении все события моей военной жизни. Любопытно, как места, где был несчастен, становятся в памяти приятными.

Точно так же, когда я только изредка пою песни моего детства, чтобы не притупить воспоминаний, которые они вызывают, я думаю о моей солдатской жизни только тогда, когда не могу иначе. Мне нравится хранить в голове запас воспоминаний. Я знаю – они там. Этого мне достаточно.

Я задремал, когда молочница, которая, вероятно, возвращалась из кино, хлопнула дверью.

Она закрыла окно, потом помылась. Вечерами она никогда не моется. Я слышал те же звуки, что и перед дверью Бийара. Я заметил, что новые события приходят сериями.

Я вылез из кровати.

Из-за холода задрав большие пальцы ног, я принялся расхаживать по комнате, смутно надеясь, что молочница меня увидит через дырку в стене.

Уснул я только на заре. Я не слышал ни будильника Лекуанов, ни метлы консьержки, которая каждая утро нарочно толкает мою дверь.

Когда я проснулся, квадрат солнца уже пересек мою кровать и дрожал на стене.

Было поздно. Я торопливо поднялся, глаза, как щелки, щека смята скомканной простыней, как лист бумаги

Одевшись, я долго причесывался.

Моя щетка такая старая, что ее щетина застревает в одежде

Мне пришлось вытаскивать щетинки одна за другой.

Потом я вышел.

Прекрасный день весны. Солнце над головой. Я наступаю на свою тень.

У меня есть безопасная бритва. Но лезвие бреет плохо.

Поэтому я вошел в парикмахерскую.

Хозяин подметал волосы. Он был без пиджака. Металлические резинки окружали его руки поверх локтей. Заколка придерживала галстук.

Побрил он меня очень хорошо.

Ровно в три часа, с натянутой кожей, с припудренным лицом я постучал в дверь Бийара.

Нина должна меня ждать.

Вены на моей руке были толще, чем обычно.

Никто мне не ответил. Нина, по причине кокетства, должно быть, заставляла меня ждать.

Я постучал, на этот раз сильней.

Прижав ухо к двери, я слушал. Таким манером слышно лучше.

Ни один звук не нарушал молчания.

Тогда забарабанил кулаком. Все то же молчание. Нины там не было. Поскольку не было там никого, я заглянул в замочную скважину. Я увидел низ окна со шторой, слишком длинной.

Нина меня не ждала; Нина меня не любила.

Внезапно меня охватил дурацкий ужас. Если девушка мертва, там, в комнате, меня заподозрят.

Я поспешно спустился по лестнице, спрыгивая с двух последних ступенек каждого марша.

Таким образом закончились мои отношения с четой Бийаров. Я больше к ним не приходил, даже чтобы вернуть свои пятьдесят франков.

Я избегаю площадь Сен-Мишель. А если бы Бийар захотел, мы могли быть счастливы.

Я ищу друга. Я думаю, что не найду его никогда.