Я шел по коридору к своим апартаментам, освежившись бегом, слегка вспотев, когда вдруг увидел перед собой Маргариту Дюшамп. Она шла по коридору мне навстречу.
Я видел ее впервые после той встречи, устроенной ее мамочкой, встречи, прошедшей на грани истерики и скандала. Маргарет почти все время проводила в своей каюте, также как и я в своей - не считая ежедневных пробежек. Вероятно, по моему разумению, она могла стажироваться на мостике у матери, или находиться где-то в дальних закоулках огромного корабля, или найти себе еще какую-нибудь работу. Места здесь было так много, что можно не встречаться годами.
Я затруднялся определить: похожа ли она на клон своей матери или только на ее младшую сестру. Те же черные волосы и глаза, тот же тонкий гибкий стан. Она была чуть выше меня ростом, но мне и не попадалось человека ниже меня ростом. Недаром и отец назвал меня Коротышкой.
В тот день она надела обычный комбинезон темно-песочного цвета и тапочки без каблука, специально для работы в космосе. Как бы она ни походила на мать, Маргарита была значительно моложе, свежее, и ей не хватало неприступного высокомерия, более того, она казалась открытой.
Я заметил зеленую нашивку у нее на левом рукаве. Когда она оказалась уже совсем близко, оказалось, что и волосы у нее тоже подвязаны такой же зеленой лентой.
- Вы что - одна из них? - невольно вырвалось у меня. Ее глаза цвета оникса вспыхнули.
- Из кого - из них? - спросила она.
- Этих… «зеленых».
Она тут же заметно расслабилась.
- Конечно,- ответила она, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.- А кто сейчас не «зеленый»?
- Я, например.- Развернувшись, я пристроился рядом с ней.
- А почему? - поинтересовалась она, очевидно, даже не заметив, что я запыхался и обливался потом.
Ее вопрос застал меня врасплох.
- Наверное, потому, что я никогда не принимал политику всерьез.
Маргарита пожала плечами.
- Ну, с вашими деньгами, наверное, просто не до того.
- Однако мой отец весьма интересуется политикой,- поспешил я добавить. Со стороны это, наверное, выглядело глупо - как будто я оправдывался.
- Вот уж это точно,- фыркнула она.- Не «зеленый», Вот уж кто не «зеленый» так не «зеленый».
- Да,- согласился я, усмехнувшись в ответ.- Он определенно не «зеленый». Хотя «зелени» у него хоть отбавляй.
Направлялась она в сторону камбуза, а я шел за ней, как привязанный, в провонявшем потом спортивном костюме, не говоря уже о прочих моих недостатках.
- Вы хорошо знакомы с отцом? - спросил я, понимая, что подобный вопрос ставит меня в ранг беззастенчивого зануды первого класса.
Она мельком взглянула на меня.
- Да я с ним всего один раз только и встречалась. Вместе с мамой.
- Всего один раз?
- Этого хватило. Более чем достаточно.
И по голосу я понял, что это была за встреча. Отец умел подать себя как надо, когда это требовалось. Он мог быть обходительным, а мог быть и настойчивым, в зависимости от обстоятельств. Судя по реакции ее мамочки, отец вел себя с ее дочерью крайне развязно.
Несмотря на то что камбуз «Третьена» реставрировался вместе с остальными частями корабля, вид у него остался запущенным. Но металл был надраен что надо - трубки диспенсеров-раздатчиков сияли, как на старинном корабле по случаю приезда адмирала. Маргарита принесла высокий кувшин с фруктовым соком. За столами никого не было, так что я налил себе такой же термос-кувшин с охлажденным соком и присел рядом с ней. Казалось, она не ожидала, что я пожелаю составить ей компанию. «А что она сделает? - задался я вопросом.- Я же владелец корабля. Это мой корабль, на все сто процентов мой. И я буду сидеть там, где пожелаю, где мне заблагорассудится». Однако я с тайной радостью отметил, что она не торопится пересесть.
- Так как же вас зовут? Марджери?
- Маргарита,- решительно поправила она.
- Маргарита? И все?
- Такое имя дала мне мать.
Наверное, она сама понимала, что отвечает грубовато, резковато и даже, я бы сказал, хамовато. Но тут, смягчив тон и сбавив обороты, она сказала:
- Терпеть не могу, когда меня называют Марджери или Марджи. А также Магги.- Она поежилась от отвращения, брезгливо передернув плечами.
Я не выдержал и рассмеялся.
- Ничего, Маргарита. Меня зовут Ван. Не обращайте внимания. Не обижайтесь. Зовите меня просто Ван. Или Вэн. Или даже Иван.
Мы поболтали главным образом о политике, хотя это не принято за столом. Но больше мы ни словом не упоминали моего папочку. Маргарита оказалась ярой сторонницей «зеленых», целиком преданной идеям остановить глобальное потепление Земли, стремилась к решительным изменением классовой структуры, то есть решительной встряске общества. Солнечная энергия вместо разработки полезных ископаемых и ядерного топлива. Налоги на здравоохранение и разумное перераспределение доходов, чтобы ликвидировать пропасть между богатством и нищетой. «Это все равно что попытаться замазать пропасть штукатуркой, принимая ее за щель в фундаменте»,- не соглашался я. Международный контроль за торговлей и коммерческой информацией и все такое…
Я попытался обратить ее внимание на то, что именно ядерная энергия может отучить мир от использования нефти и угля скорее, чем какая-то эфемерная солнечная энергия, какие-то солнечные батареи.
- Особенно с тригелиумом для сплавных генераторов,- настаивал я с растущим энтузиазмом.- Мы можем утроить мощность мировых электростанций и сократить парниковый эффект процентов на семьдесять, никак не меньше. Она чуть нахмурилась:
- Кажется, ваш отец является монополистом на тригелий, не так ли?
- Его корпорации принадлежит солидный пай гелиумных разработок на Луне. Не думаю, что это можно назвать монополией. К тому же…
- И ему принадлежит контроль за распределением ресурсов Луны, без которых не построить орбитальных солнечных электростанций, я права?
- Но он вовсе не «контролирует» их. Существует корпорация Мастерсона. И Астро.
Маргарита покачала головой.
- Мистер Хамфрис, ваш отец - один из наших самых непримиримых врагов.
- Да, я знаю. А меня зовут Ван, между прочим.
Она кивнула, словно речь шла о само собой разумеющемся, и мы продолжили беседу. Я уже и думать забыл об уколе, забыл про необходимые мне транквилизаторы, о сложных отношениях дочки-матери Маргариты и Дезирэ, о Родригесе и об остальных членах экипажа. Я забыл даже о Гвинет, оставшейся в моих апартаментах в Барселоне. Я весь отдался этому разговору. Я купался в ее голосе, в ее глазах, увлеченный беседой настолько, что позабыл обо всем на свете. И в ходе нашей милой болтовни я намекнул, задел тему ее поразительного сходства с матерью.
- А что? - спросила она крайне серьезно.- Разве может быть по-другому? Ведь я ее двойник.
- То есть - клон?
Коротко кивнув точеным подбородком, Маргарита объяснила:
- Мама всегда говорит, что не встретила в своей жизни человека, которого могла бы назвать отцом своего ребенка. Поэтому она клонировала себя и после этого имплантировала эмбрион. Через восемь с половиной месяцев родилась я.
Сказать, что я был поражен, значит не сказать ничего. Такого потрясения я не испытывал, наверное, никогда в жизни. Собственно говоря, ничего нового в двойниках-дупликаторах, или, как их еще называли, «дубликатах», не было, люди повсеместно клонировали себя уже не первый год. Эта процедура многими народами и отдельными моралистами признавалась безнравственной и даже антигуманной. Но вот передо мной сидела совершенно обычная живая женщина, к тому же потрясающе обаятельная и красивая, которая вот так спокойно, как ни в чем не бывало называла себя клоном собственной матери.
- И давно это случилось? - осторожно поинтересовался я.
Ее глаза на миг расширились, и я почувствовал себя не в своей тарелке.
Но Маргарита только рассмеялась.
- Вообще-то я еще не проходила омоложения…
- Я имел в виду… Просто никак не могу определить, сколько лет вашей маме. Моему отцу уже за сотню перевалило, и…
Я проклинал себя за эту глупость, но уже поздно было держать язык за зубами. Тем более, кто мне мешал узнать ее возраст, просмотрев личные карточки членов экипажа.
Но Маргарита пропустила это мимо ушей, и наша беседа продолжалась как ни в чем не бывало. То есть в дружеском и располагающем тоне. Пока речь не зашла о целях экспедиции.
- Вам не кажется это странным? - поинтересовалась Маргарита.- Ведь до вашего брата на Венеру не было послано ни одной экспедиции?
- Роботы с сенсорными устройствами достаточно хорошо изучили поверхность планеты,- ответил я.- Присутствие человека не понадобилось.
- В самом деле? - Ее брови недоверчиво поползли вверх.- Мне показалось, что вы специалист по планетологии. Вы не задумывались о странностях этой планеты?
- Само собой. Я как раз собираюсь провести сейсмические пробы для профессора Гринбаума, если вам известна такая фамилия.
- Первый раз слышу.
- Это автор теории о взрыве планетной поверхности,- пояснил я.- Он считает, что кора Венеры со временем нагреется настолько, что начнет плавиться.
- Поразительно,- пробормотала Маргарита. Я помахал рукой в воздухе.
- Это не слишком привлекательная планета.
- Привлекательная? - вмешалась она.- Мы говорим об освоении мира или о том, чтобы построить там отель для туристов?
- Я хочу сказать, Венера - настоящее пекло. Где даже алюминий существует в расплавленном виде, как сырок.
- Но от этого Венера еще интереснее, неужели вы не понимаете! Планета почти одинакового размера и массы с Землей и, несмотря на это, с совершенно иной окружающей средой. К тому же налицо парниковый эффект, можно сказать, в квадрате. И там, где на Земле двуокись углерода или углекислый газ, на Венере - компоненты серы. Это же просто чудо!
- Венера - пустыня,- настаивал я на своем.- Совершенно безжизненный мир. Там биологу делать нечего.- Тут я шел вразрез с тем, что говорил доктору Уоллеру.
- Вы уверены? С чего это вы взяли, что этот мир мертв?
- Но там нет ни капли воды,- возразил я.- И атмосфера совершенно непригодна для дыхания. Это мертвый, расплавленный и опасный мир, к тому же жаркий, как горн для плавки.
- На поверхности… - тут я согласна. А что скажете насчет облаков? Там-то температура поумереннее. В облаках Венеры содержится нечто, поглощающее ультрафиолетовую энергию. Вполне возможно, это растения, которые для синтеза хлорофилла поглощают инфракрасное излучение.
- Но ни один из посланных аппаратов не обнаружил ни крупицы органики. И не заснял в облаках каких-нибудь крылатых звероящеров. Ничто не может существовать при температуре в два раза выше точки кипения воды.
- Отсутствие доказательств - еще не доказательство отсутствия,- высокомерно заметила она.
- Венера мертва,- настаивал я.
- В самом деле? Тогда откуда сера в атмосфере? Ведь сера, как известно, важнейший компонент биохимии, не так ли? - заметила девушка.- Отвечайте же…
- Ну, возможно, это и так…
- И разложение серы - метаболизм, присущий примитивным земным организмам. Он сохранился и до сего дня, у организмов в гидротермальных скважинах на дне океана.
- Чепуха! - выпалил я.
Отчего, интересно, когда нет фактов, чтобы доказать свою точку зрения, голос повышается сам собой?
Очень серьезным тоном, совершенно не выведенная из себя моим упрямством, Маргарита спросила:
- А как вы думаете, отчего это до две тысячи двадцатого года на Венеру состоялось больше десятка экспедиций, а с тех пор - почти ни одной?
У меня на этот счет не было даже самого туманного и смутного предположения, однако я ответил:
- Первые же пробы грунта рассказали все, что было необходимо узнать. Первые зонды принесли всю необходимую информацию о Венере. Да, признаю, что остается еще масса загадок, но планета настолько жутко негостеприимна, что никому даже в голову не приходило отправлять туда экспедицию.
- Пока на это не решился ваш брат.
- Да,- согласился я и почувствовал, как вдруг что-то сдавило живот. Наверное, опять спазмы.
- У нас есть постоянные исследовательские станции на Марсе и в системе Юпитера,- как ни в чем не бывало продолжала Маргарита.- И еще рудные разработки в Поясе астероидов. Но ничего - на Венере. Даже простой орбитальной обсерватории.
- Научные круги потеряли интерес к Венере,- попытался объяснить я этот несомненный факт - и вопиющее, по ее мнению, безобразие.- Что поделать? Когда так много изучено и все и так понятно…
- Научные круги перестали выделять деньги на изучение Венеры,- отрезала Маргарита.- А фонды на такие цели, как правило, поступают от спонсоров типа вашего отца. Или, как их еще называют, «университетских патронов».
- Но он же оплатил экспедицию брата,- возразил я.
- Нет. Он ее не оплатил. Ваш брат получил деньги на экспедицию из наших фондов.
Я удивленно захлопал глазами. Этого я не знал. Я слышал это впервые.
- Но я всегда считал…
- И ваш брат погиб при странных обстоятельствах, едва успел достичь Венеры.
- Да,- согласился я, продолжая чувствовать, как в моих внутренностях копошится червь ужасного подозрения.- Это так.
- Вы верите, что корабль вашего брата не попал в случайную аварию, а был умышленно уничтожен?
- Я не знаю…- Пот катился у меня по лбу и по верхней губе. Тема беседы задевала, ранила меня. Наш разговор принял нежелательный поворот.
- Говорят, ваш отец вовсе не заинтересован в том, чтобы и эта экспедиция оказалась удачной. Говорят, что у него на это счет был серьезный спор с вашим братом.
- Я этого не знал,- честно признался я.- Меня при этом не было.
- И брат вам не рассказывал?
- Конечно, само собой, нет! - воскликнул я. Я понял, что, не считая той последней ночи в Коннектикуте, Алекс не делился со мной своими планами, надеждами и опасениями. Он был для меня почти как чужой. Мой родной брат. Как будто мы родились в разных семьях.
Между нами повисло неловкое молчание.
Внезапно оно было прервано гудением зуммера вызова с пульта, который находился на камбузе. Просияла оранжевая лампочка, и голос из компьютера произнес:
- Новое сообщение для мистера Хамфриса.
- Показать,- приказал я, обрадованный внезапному вмешательству в разговор, продолжать который стало неловко.
Пока на экране прояснилось лицо, в котором уже можно было узнать моего отца, прошла, казалось, целая вечность. Отец хмурился.
- Я нашел Фукса,- заявил он без предисловий.- Он наконец-то зарегистрировал корабль в Международной Космической Ассоциации. Сейчас он направляется к Венере, в этом нет никаких сомнений. Этот сукин сын идет на такой скорости, что окажется на орбите на несколько дней раньше тебя.