Мы приятно и без особых событий провели остаток уик-энда. По заведенному обычаю, тетя Луиза устроила субботний прием и пригласила добрую половину населения полуострова, в том числе и две японские семьи – скорее всего, ради Тули. Я встретил много знакомых лиц, которых не видел со дня своего последнего посещения Торнтона. Тетя Луиза все время старалась обратить мое внимание на девушек, которым уже исполнилось шестнадцать, но которые еще не вышли замуж, а Тэд не отходил от Барни. Как водится, кто-то принес гитару, и зазвучали народные песни. Неожиданно «гвоздем программы» стал Тули: он пел старинные монгольские сказания и тут же переводил их нам; многие из них оказались довольно свирепыми, но были и очень поэтичные и трогательные.

Прощаясь с нами утром в понедельник, тетя Луиза обещала пригласить отца в Торнтон на празднование моего дня рождения. По-настоящему мой день рождения должен был наступить лишь через несколько месяцев, но она решила устроить вечер в мою честь в ближайшее время, потому что не ясно, сколько еще я пробуду в Бостоне.

Я подвез всех троих к зданию Климатологического отдела. Тэд и Тули, выскочив из машины, бросились к своему видавшему виды «лотосу», весь уик-энд прождавшему их на стоянке, и уехали на утренние занятия в Технологический институт.

Барни, продолжая сидеть рядом со мной, махнула рукой вслед проскочившему мимо Тэду.

– Как, по-твоему, отреагирует Россмен на трюк Тэда с погодой? – спросил я.

На ее лице отразилось беспокойство.

– Он, наверное, все узнает еще утром, пока Тэд будет на занятиях.

– Ты думаешь, это грозит серьезными неприятностями?

– Доктор Россмен бывает очень суров с людьми, которые что-то делают без его разрешения, – сказала Барни, – а Тэд к тому же вспыльчив.

Мы немного помолчали. Было еще рано, и лишь редкие машины появлялись на стоянке – служащие только начинали съезжаться. Я заметил далеко на западе, на горизонте, скопления темных туч.

– Пожалуй, я пока здесь немного поболтаюсь, а после обеда поговорю с Тэдом, – предложил я.

Она подумала и ответила:

– Хорошо бы тебе вместе с Тэдом пойти к Россмену поговорить. Может, в твоем присутствии они оба будут сговорчивее и спокойнее.

– Я в роли рефери?

Она кивнула.

Про себя я подумал, что невинному свидетелю чаще достаются пинки от обеих сторон. Но, взглянув на Барни, я увидел, как серьезно, с какой тревогой она к этому относится.

– Ладно, попытаюсь посудить этот раунд.

– Но Тэду не говори, что собираешься быть судьей в его споре с Россменом, хорошо?

– Да? А под каким же предлогом мне тогда присутствовать при их баталии?

– Положись на меня.

Я нехотя согласился.

Когда мы входили в здание, грозовые тучи потемнели и приблизились.

К теплым воздушным массам над Новой Англией приблизился сильный холодный воздушный поток из Канады. За вторжением началась битва. Линия фронта растянулась на сотни миль, в нем смешались чернота туч, блеск молний и грохот грома, на землю обрушились дождь и град. Подобно большинству битв, эта кипела насилием. Пики-наковальни грозовых туч ревели на высоте восьми миль, черные и страшные, каждая – сложное сооружение из турбулентных возмущенных потоков. Черные грозовые тучи были обиталищем диких ветров, яростно носившихся вверх-вниз, – окажись там случайный самолет, его сломало бы как соломинку. Тучи с грохотом наступали, забрасывая землю градинами и ослепляя дождем, раскалывая воздух молниями, взмывая даже в стратосферу, где вершины туч сглаживались постоянными сильными ветрами в плоскогорья. Холодный северный поток наступал, вынуждая теплые массы воздуха расставаться со своей влагой, отдавать свою энергию передовому рубежу воздушной массы – линии шквалов. Но, отступив порея безжалостным захватчиком, теплый воздух смягчил холодные потоки, согрел их, и порывы ветра наконец не выдержали, сдались и исчезли, оставив после себя разрозненные грозовые тучи изредка громыхать в небе, пока и они не растаяли под мощными лучами солнца.

Я наблюдал за зарождением шторма из окна кабинета Тэда, где меня устроила Барни. Я видел, как поднялся ветер, как опустились тучи, как зажгли фонари снаружи, видел, как шлепнулись первые капли дождя, а потом его потоки залили стоянку машин внизу, как градины плясали на крышах автомобилей. Хотя шторм и был свиреп, он быстро прошел. Выглянуло солнце и высушило мостовые. Я взглянул на часы – прошло меньше часа.

Кабинет был рассчитан на двоих – Тэда и Тули. Это была такая же маленькая комнатенка, как и у доктора Барневельда. В нее были втиснуты два стола, два шкафа для папок, две книжные полки – одна над другой. На подоконнике стояли три электрические кофеварки. «Тэд упивается кофе, как медведи медом, и терпеть не может ждать, когда вскипит новая порция», – объяснила Барни. Вот почему все три кофеварки были включены почти постоянно.

У каждого на столе лежала утренняя сводка погоды. Я заглянул в нее и обнаружил, что над Тихим океаном формируется новый шторм.

И тут я вспомнил: отец!

Я долго, через свой отель, вызывал Гавайи. Наконец на экране появилось лицо отца, угрюмое и небритое.

– Четыре утра, Джереми! – прорычал он. – Я с пятницы шесть раз пытался тебя поймать – и все напрасно. Драги пока продолжают работать, но я ничего от тебя не слышу об этой системе долгосрочных прогнозов. Хорошо, если бы твои сказки оправдались.

– Извини, что поднял тебя с постели, отец… Совсем забыл о разнице во времени. И, боюсь, мои новости не очень-то тебя порадуют.

Я рассказал об отказе Россмена использовать метод Тэда в операциях по предсказанию погоды и о недавней проделке Тэда. К моему удивлению, отец воспринял рассказ с интересом.

– У этого молодого человека голова работает, – улыбнулся он.

Отец всегда уважал людей, которые умели отстаивать свои идеи перед вышестоящими лицами – правда, если этим вышестоящим лицом не оказывался он сам.

– В этом ему не откажешь, – согласился я. – Но что ты собираешься делать с драгами? Новый шторм зарождается в районе…

– Я об этом еще не слышал, не смотрел утренних сообщений о погоде. Не так уж часто я поднимаюсь в такую рань. Полагаю, Джерри, нам ничего другого не остается, как прикрыть разработки на весь весенний сезон. Или хотя бы до тех времен, когда твой друг Маррет несколько продвинется со своими долгосрочными прогнозами. Я попробую продлить контракт с «Модерн металз», но боюсь, не сглазили ли наше дельце, мой мальчик.

За завтраком Тэд клокотал от сдерживаемого возбуждения, как боец перед решительной схваткой с чемпионом.

– Джерри изъявил желание встретиться с Россменом, – сказала Барни, когда мы сели за столик в кафетерии. – Он расскажет, какое впечатление произвело на него вызванное тобой изменение погоды.

Тэд охотно согласился:

– Прекрасная идея – непредвзятое мнение постороннего свидетеля.

Барни наклонилась над столом, чтобы ее было слышно:

– Не знаю, как лучше: ему встретиться с Россменом до того, как ты побываешь там, или вам пойти вместе?

– Да пойдемте все вчетвером, – решил Тэд. – Пойдем все вместе и прижмем старого разбойника.

Я взглянул на Барни. Она улыбалась.

К нашему столику подошел Барневельд. Положив руку Тэду на плечо, он спросил:

– Насколько я понимаю, в пятницу вечером вы провели эксперимент?

Тэд усмехнулся:

– Небольшой. Эти ваши порошочки оказались очень кстати.

– Вы получили сведения от патрульных самолетов? С удовольствием взглянул бы на них.

– Никакие патрули не поднимались в воздух, только самолет с веществами, засеивающими облака.

У Барневельда вытянулось лицо.

– Ничего не понимаю.

Не вставая со своего места, Тэд подтянул к нашему столику стул от соседнего стола для старого ученого. Когда Барневельд сел, Тэд сказал:

– Я уговорил поднять самолет пораньше и пролететь мимо того места, где он обычно сбрасывает свой груз, с тем чтобы сбросить его над районом, где мне требовалось изменить давление. Но я не намеревался поднимать в воздух всю флотилию патрульных самолетов: слишком большой риск, что кто-нибудь пожалуется и сорвет, всю операцию. Так что, когда самолет-сеятель подошел к нужному району, пилот сообщил патрулям, что он сбился с курса, собирается освободиться от груза и вернуться на базу. Самолеты-патрули и не поднимались с земли.

– И никаких наблюдений за экспериментом не велось?

– Угу.

– Совсем никаких?

– Мы видели результат воздействия ваших порошков на погоду – вот, что важно, – упрямо сказал Тэд.

Барневельд покачал головой.

– Тэд, наука так не делается. У вас нет реальных данных. Эксперименты не проводятся на глазок, как бог на душу положит. А если бы никаких изменений погоды не произошло? Откуда вы знали бы, какие допустили ошибки?

– Чисто академический вопрос, – отмахнулся Тэд. – Когда занимаешься контрабандой, приходится срезать углы. Не подставляя под удар собственную шею, прогресса не достигнешь.

– Тише едешь, дальше будешь, – усмехнулся Тули.

– Вы игрок, – сказал доктор Барневельд, – и к тому же везучий.

– Скоро узнаем, везучий ли. Россмен ждет меня к половине второго.

Ровно в 13:30 секретарша Россмена проводила нас в его кабинет.

Россмен оторвал взгляд от бумаг на столе.

– Я и не знал, что тут назначена конференция.

За окном опять потемнело: приближался очередной шквал.

– Мы все так или иначе имеем к этому отношение, – сказал Тэд.

Россмен угрюмо рассматривал нас, пока мы рассаживались вокруг стола.

– Я требую объяснить, что произошло в пятницу ночью, – сухо сказал он.

– Очень просто, – сказал Тэд. – Мы доказали, что влиять на погоду возможно. И что дело это несложное.

– Нечего говорить «мы», Маррет! – перебил его Россмен. – Речь идет персонально о вас, ваши друзья здесь ни при чем.

– Я ни в ком не ищу поддержки, – огрызнулся Тэд. – Просто отдаю им должное за оказанную мне помощь.

– Но отвечать за события той ночи будете вы, и только вы!

– Согласен.

Россмен нетерпеливо порылся в бумагах у себя на столе.

– Знаете, что это такое? – швырнул он наконец какой-то документ. – Это калькуляция стоимости полета самолета над океаном, предъявленная Отделу.

– Самолет так или иначе должен был лететь в тот район.

– А это, – Россмен потряс телеграммой, – официальный рапорт ВВС о том, что неуполномоченные лица вмешиваются в их строго секретные работы с лазерами. Неуполномоченные! Это о вас, Маррет. Вас следует привлечь к суду за нарушение государственной безопасности!

– Но, доктор Россмен… – попытался я вмешаться в разговор.

– Подожди, Джерри, – остановил меня Тэд и вновь обратился к Россмену: – Послушайте, я два года служил в Военно-воздушных силах, главным образом в патрулях на спутниках. Об этих лазерах мне известно все, что о них можно знать. Иначе как, по-вашему, мне могла прийти в голову мысль использовать лазеры для исправления погоды? Я не шпионил, не нарушал инструкций по сохранению государственной безопасности! Я всего лишь попросил одного своего приятеля, который все еще там служит, обратить особое внимание на определенную географическую точку. Я даже слово «лазер» при этом не произнес. Так что никакого «нарушения». И нечего меня пугать!

– Вы понимаете, что я могу вычесть из вашего жалованья стоимость радиовызова орбитальной станции?

– Послать радиовызов на военный спутник невозможно. Поэтому я – заметьте, в нерабочее время – смотался на Отис, базу ВВС, и попросил их-включить в свою депешу мое послание.

Россмен готов был испепелить Тэда взглядом, его длинное, унылое лицо пошло пятнами от злости.

– А вы понимаете, что испортили эксперимент доктора Барневельда? Ни один патрульный самолет не поднялся в воздух, когда сбрасывались реактивы!

– Да когда вы наконец поймете, – вскричал Тэд, вскакивая на ноги, – что мы доказали возможность влиять на погоду! Эффективно, быстро и точно вносить изменения по задуманному плану! Вы стонете о каких-то копейках, когда речь идет о перевороте в метеорологии. Мы в состоянии делать долгосрочные точные прогнозы: мы можем по желанию изменять погоду. Намерены вы когда-нибудь смотреть правде в глаза или по-прежнему будете ставить нам палки в колеса?

Россмен побагровел. Тэд возвышался над ним как скала. Россмен, не в силах владеть собой, вскочил со стула.

– А вы можете доказать, что изменили погоду? – едва выдавил он из себя.

– Я могу поручиться за это, – сказал я. – Прогноз на субботу не соответствовал той погоде, которая была на самом деле.

Игнорируя мою реплику, Россмен снова обратился к Тэду:

– Есть у вас доказательства того, что ваши незаконные действия привели к изменению погоды?. Что, если эти изменения произошли бы и так?

– Мы действовали. Погода изменилась. Ваши собственные предсказания не отметили возможности изменений.

– Но доказательств, что они произошли, будучи вызваны искусственно, у вас нет. Наблюдений вы не вели. Отчета не составили. А значит, погода могла измениться, хотя вы для этого и пальцем бы не пошевелили.

– Нет, мои долгосрочные прогнозы показывают…

Но Россмен уже снова что-то выискивал в своих бумажках.

– А вот еще один документик от статистиков, Разрушенный вами шторм должен был помочь преодолеть намечающуюся засуху. Предположим, фермеры узнают, что Климатологический отдел сознательно лишил их последней возможности напоить землю дождем. Как вы думаете, после этого нас долго будут здесь держать?

Тэд беспомощно развел руками.

– Ну, тут уж приходится выбирать. Или воздействие на погоду, или беднягам фермерам – их маленький дождичек. Так что же?

– Не знаю, – отрезал Россмен, – и не желаю знать. Маррет, мне не нужны работники, мошенничающие за моей спиной. И я не потерплю нарушения субординации! К концу дня извольте положить заявление об уходе мне на стол. Если его не будет, у меня достаточно материалов против вас, чтобы Правление выставило вас отсюда под зад коленом! Вы конченый человек, Маррет, слышите – конченый!