Президент Эзер Вейцман — «Склокоемкостъ» — Нам дарят «Ладу»
Самым важным политическим событием месяца стали, несомненно, выборы президента, которые состоялись 24 марта.
В Израиле президент — символическая, декоративная, представительская фигура. Как английская королева: царствует, но не правит. Он подписывает (обязан подписать) законы, принятые кнессетом. Принимает верительные грамоты от иностранных дипломатов и подписывает грамоты дипломатам Израиля. Президент утверждает назначение судей, председателя государственного банка и некоторых других крупных чиновников. До 1991 года президент возлагал на лидера победившей партии задачу формирования правительства. Но теперь премьер-министр избирается всенародно, и эта функция отпала.
В отличие от королевы ни дворцов, ни поместий, ни сонма вышколенных слуг израильский президент не имеет. Имеет в Иерусалиме небольшой «Белый дом», скорее, домик. Скромный и уютный. А в штате «администрации» президента числится 41 человек. Зарплата президента, если верить газетам, 6353 доллара в месяц (при среднемесячной зарплате израильтянина — 1090 долларов). Для интереса (по тому же источнику): президент США — 16 666 долларов при средней — 1 590, президент России — 115 долларов при средней — 24 доллара. Обидно за Ельцина и за всех нас, но президенту, наверное, что-нибудь доплачивают. За вредность…
Президент избирается на 5 лет и может занимать этот пост не более двух каденций подряд. Выборы президента — это не столько борьба за власть (ее практически нет), сколько столкновение амбиций, борьба за престиж, за возможность оказывать поддержку той или иной политической ориентации. Правда, тут выбор был не велик. На протяжении всей истории Государства Израиль президентское кресло занимали представители левых сил. Седьмой президент Израиля — Эзер Вейцман — не нарушил традицию.
Вейцман был выбран с некоторой забавной заминкой. В Кнессете, напомню, 120 депутатов. «Проходной балл» — 61 голос. Вейцман, как было объявлено, получил 68 голосов, его ликудовский противник — 55 и один воздержался. Итого — 124. Явный и загадочный «перебор». Пришлось переголосовывать. Окончательный результат — 66:53 все при том же одном воздержавшемся.
Вейцман родился в 1924 году в Хайфе в семье сионистских «аристократов» (его дядя Хаим Вейцман, известный химик и лидер мирового сионизма, — первый президент Государства Израиль). После школы стал учиться «на летчика» и в 18 лет уже летал. Во время второй мировой войны служил в английской армии. В Палестину вернулся незадолго до образования Государства Израиль. Был членом экстремистской организации «Иргун цвай леуми». Принимал участие в создании первых израильских авиационных подразделений. Во время Войны за независимость командовал эскадрильей. В 1958 году получил звание генерала и был назначен командующим ВВС Израиля. Утверждал, что израильские ВВС уничтожат египетскую авиацию за шесть часов. Потом «каялся» в ошибке: потребовалось только три часа.
В 1969 году Вейцман появился на политической арене. Его избрали председателем правления партии «Херут». В 1977–1980 годах был министром обороны в правительстве М. Бегина. Активно участвовал в подготовке и заключении мирного договора с Египтом. Примерно в это время начинается сложная эволюция политических взглядов Вейцмана: он из «ястреба» стал превращаться в «голубя». Значительную роль в этом сыграло тяжелое ранение его сына Шауля. В 1984 году Вейцман в качестве независимого депутата избирается в Кнессет, а затем присоединяется к Аводе. В 1988 году получает пост министра энергетики, инфраструктуры, науки и техники.
Рассказывают, что когда в конце 1988 года Арафат предложил начать переговоры, Вейцман пошел наперекор всему правительству. «Ничто не способствует обороноспособности, — сказал он, — больше, чем мир. Давайте попытаемся разговаривать с Арафатом. Наши ВВС — одни из лучших в мире. У нас одна из сильнейших армий мира. О чем нам, черт возьми, беспокоиться!?» Понятно, что Вейцман энергично поддержал линию на переговоры, на мирное урегулирование, которая была намечена в Мадриде
Сам Вейцман не любит, когда его называют «голубем». Он ориентируется не на орнитологию, а на авиацию. «Ястреб подобен скоростному самолету, — растолковывает Вейцман журналистам. — А голубь похож на тихоход. Скоростной самолет способен летать и медленно тоже, а тихоход не может лететь быстро. Так что ястреб более маневрен. Если я ястреб, у меня больше возможностей наращивать обороты или глушить мотор». В общем — «ястреб мира» — так он себя видит и называет.
Не помню уж точно, кажется, в начале апреля я приехал домой к Вейцману, в Кесарию. Он еще не вступил в должность — это произошло 13 мая, — и поэтому мой визит имел получастный характер. Состоялась далеко не формальная беседа (как, впрочем, и все последующие). Зная натуру Вейцмана, спросил: не будут ли его стеснять ограниченные, так сказать, деполитизированные функции президента. Президент ответил примерно так: все знают, чего я не могу делать, но никто не знает, что я смогу сделать;, хорошо понимая, чего нельзя, я все же попытаюсь расширить пределы того, что можно. Так он и поступал. Вызывая часто огонь на себя.
Два случая, совсем разных.
Когда премьером стал Нетаньяху, он заявил, что не будет встречаться с Арафатом. Что загоняло мирный процесс в тупик. В бой вступил президент: «Если премьер-министр не желает встречаться с Арафатом, это сделаю я». Шок справа. Шум в газетах. Но дело сдвигается с мертвой точки.
Не знаю, увлекался ли Вейцман слабым полом, но слабый пол, безусловно, увлекался Вейцманом. Что же касается пола сильного, то к нему президент относился «однозначно», если вспомнить многозначного Жириновского. И однажды Вейцман с солдатской прямотой отозвался о гомосексуалистах. «Мужчина должен быть мужчиной, — добавил он, — а женщина — женщиной». Сексуальные меньшинства бурно протестовали. Протестовали и либералы.
Мне много раз приходилось встречаться и беседовать с Вейцманом. Это — человек Незаурядного ума. Интересный, живой собеседник с хорошо развитым чувством юмора. Острый на язык. Независимый характер, склонный к неожиданным, неординарным решениям. Индивидуалист, а не игрок команды, — так о нем отзывались. Слышал, что он бывает груб и импульсивен. Но это, видимо, для внутренней политики.
Естественно, мы часто говорили о российско-израильских отношениях, о роли России на Ближнем Востоке. Вейцман — сторонник устойчивых, многопрофильных отношений межу Израилем и Россией. Ценит и знает русскую культуру. Один из его любимых героев — Петр I. Считает, что Россия не использует весь свой потенциал, свои возможности для продвижения мирного процесса. Предлагал довольно экстравагантные варианты действий, которые зависали в осторожничающей Москве…
Пытался приохотить президента к соленым арбузам. Но президент, к сожалению, не оценил. Возможно, соленый арбуз не подходил к тем напиткам, которые он предпочитал.
Нетаньяху, в общем-то, ладил с президентом. Но когда подошло время новых выборов, премьер решил прервать монополию левых и вывести на президентскую орбиту человека из Ликуда. Таким человеком оказался некто Шауль Амор, мэр небольшого городка Мигдаль ха-Эмек в Галилее. В эти дни, в марте 1998 года, судьба — уже журналистская — снова занесла меня в Израиль. Многочисленные опросы показывали примерное равенство шансов, даже с некоторым перевесом в пользу Амора. А все люди, с которыми приходилось говорить «живьем», уверенно предсказывали победу Вейцману. Я разделял эту уверенность. И хотя Амор бил на то, что в отличие от «аристократа» Вейцмана он, Амор, человек из народа, именно Вейцмана можно было назвать «народным» президентом. Он был понятен «простым» израильтянам, и они симпатизировали ему. 4 марта победил Вейцман. Он получил 63 голоса, а его соперник — 49.
На следующий день после выборов президента состоялись выборы лидера партии Ликуд. К этому времени дела Ликуда были плохи. Партию раздирала борьба фракций, борьба партийных «принцев», каждый из которых претендовал на роль лидера. Главным соперником Нетаньяху был Давид Леви, за которым шла значительная часть сефардов, в основном — выходцев из арабских стран Северной Африки и Среднего Востока. Схватка претендентов нередко переходила на личности, вплоть до того, что соперники переставали разговаривать друг с другом. В выборах принимали участие все члены партии. Нетаньяху победил нокаутом: он получил 54 % голосов (Леви — 26 %). За самого ястребиного из израильских «ястребов» Бени Бегина проголосовали 15 % ликудовцев.
«Но после этой победы, — говорится в одной из пропагандистских брошюр, прославляющих Нетаньяху, — ему предстоял титанический труд, подлинная расчистка авгиевых конюшен». Конюшни были расчищены. Опираясь на узкий круг ближайших помощников, в первую очередь — на Авигдора Либермана, свежеиспеченный лидер сумел навести порядок в партии и привести ее к победе (по очкам) на парламентских выборах 1996 года.
В общем Нетаньяху производил впечатление образованного, энергичного, целеустремленного человека. Знал, чего хочет, и напрямую шел к цели. Привлекали ясность мысли и четкая постановка вопросов. Вместе с тем мне иногда казалось, что ему не хватало гибкости, умения ладить с партнерами, видеть полутона и оттенки политической ситуации. Был заметен перебор по части эгоцентризма. В оппозиции эти минусы как-то сглаживались. Но когда Нетаньяху пробился к власти, они вышли на первый план и сломали ему карьеру. Это произошло в 1999 году.
Став лидером оппозиции, Нетаньяху давал понять, что он не против посетить Москву. Посольство, учитывая удельный вес Ликуда в израильской жизни, считало такой визит целесообразным и рекомендовало пригласить его по парламентской линии. Никакой реакции на наше предложение не последовало. Молчание в данном случае — не знак согласия. Скорее всего, оно — знак равнодушия, безразличия…
Небольшая паника в обозе. Раздался звонок в посольство, и «голос с акцентом» предупредил, что «на Бовина готовится покушение». Поразмышляв и даже посмеявшись, мы решили игнорировать. И правильно сделали. Больше не предупреждали. И не покушались.
Постепенно стала расти «склокоемкость» посольского коллектива, то есть количество и интенсивность склок. Слава Богу, это почти не касалось отношений между дипломатами. Плавно, но выдавили чету Исаковых, которые распространяли вокруг себя какие-то волны недоброжелательства.
Были и другие волны. Мы получали зарплату в долларах. И в нашей же бухгалтерии меняли доллары на шекели, которые ходят в Израиле. Причем, по более выгодному курсу, чем в банке. Приходит бухгалтер и докладывает: некоторые дипломаты из консульства вот уже несколько месяцев не меняют деньги. Следовательно, делает вывод бухгалтер, они получают шекели другим, незаконным путем. Берут у своих клиентов. Состоялся разговор. Дипломаты сказали, что они пользуются услугами какого-то знакомого менялы на рынке. Пришлось поверить. Осадок остался пренеприятный.
Искры проскакивали на стыке дипломатического и административно-технического состава. Как правило, наши младшие братья по разуму жаловались на то, что дипломаты (не все, конечно) нередко высокомерны, иногда грубы. К сожалению, так оно и было. Приходилось воспитывать. Хотя как-то совестно, неловко объяснять взрослым и вроде бы культурным, претендующим на интеллигентность людям то, что они давно должны были знать. Да они и знали, разумеется, но «голубая кровь» играла.
Больше всего конфликтов возникало в среде административно-технических работников. Кто «главнее» — бухгалтер или завхоз? Техник-смотритель или механик-водитель? Почему этому коменданту дали такую премию, а этому — другую? И десятки других поводов — мелких, ничтожных, надуманных, — но вызывавших чуть ли не драки. Плюс — жены, которые добавляли новые краски в палитру склок. Многое тут — от неустроенности, от мизерных зарплат, от постоянного лицезрения одних и тех же физиономий. А многое от элементарной невоспитанности, от неумения и нежелания понять друг друга, обойтись без ругани. Необходимость выслушивать жалобы и наветы, вникать в скандалы, что-то выяснять, кого-то мирить — самое противное, липкое, с чем пришлось столкнуться на дипломатической службе.
В зимний дождливый мартовский день в посольстве был праздник. Промышленный коммерческий АвтоВАЗбанк подарил нам лучшую в мире «Ладу». Ключ я принял, а вот поехать не смог, ибо к тому времени еще не сидел за рулем. Поехал в Москве, когда сдавал экзамен на «Жигулях». Затем скатился до старого, брошенного зятем «Москвича». А сейчас разъезжаю на «Оке». Все ухмыляются, зато никто не украдет.
30 марта в Израиль приехала Марта Исааковна Розенберг, с которой, как тогда говорили, я «дружил» на первом курсе университета и с которой начиналась моя «еврейская биография». Марта работала адвокатом в Подольске. Семейная жизнь у нее не сложилась. От одиночества уехала на «историческую родину». Но здесь заболела и сгорела за год с небольшим. Хоронили 22 августа 1994 года в Беэр-Шеве. По еврейской традиции во время похорон, чтобы читать молитву, нужно десять мужчин. Выручил мой друг Илья Войтовецкий, мобилизовал десять профессоров из университета. В землю опускали, как здесь принято, без гроба, в черном саване… Странно складываются судьбы человеческие. Когда мы с Мартой целовались на ростовских скамейках, кто бы мог подумать, что мы расстанемся, разойдемся по разным мирам где-то на краю пустыни Негев…