Хотя Сидоренко и понимал, что сохранность корабля сейчас превыше всего, даже превыше жизней большей части экипажа, но после того как на «Уран» был доставлен Иванов, он не мог отказаться от попытки спасти ещё хотя бы одного человека. Константин Степанович и Максим, который благополучно добрался до пропускника, были почти вне опасности. Но дядя Ваня помнил, что среди четверых оставшихся внизу — две женщины и старик. И, кроме того, там командир, организатор экспедиции, её душа. Он не взойдёт на корабль, пока не будут спасены все, до последнего человека. Значит, надо рисковать!

При вторичном спуске Иван Тимофеевич нарочно снизился немного в стороне от путешественников, чтобы нечаянно их не раздавить. Но едва «Уран» потерял высоту, как на него надвинулся смерч. Выбора не было. Пришлось, забыв о людях, спасать корабль. Превратив его в самолёт, дядя Ваня хотел избежать роковой встречи, но не успел. Огромный вихрь втянул корабль в себя и, завертев, потащил в облака. Включив воздушные моторы на полную мощность, лётчик заставил «Уран» выскочить из смерча, но при этом его так закружило, что он впервые в жизни потерял ориентировку. Экран локатора потух. Прожекторы не включались. За окнами стояла, чёрная стена, изрыгающая ливень.

Чувствуя, что теряет сознание, дядя Ваня приостановил двигатели помчавшегося вслепую корабля. Где верх, где низ? Ему казалось, что корабль вошёл в штопор и падает на планету. Но можно ли этому верить? Стрелки приборов плясали перед его отуманенным взором. Автопилот? Испорчен! Как странно летит корабль… Эх, только бы выйти за облака…

…Страшный удар, треск разбитой аппаратуры — и полуразрушенный «Уран» накрепко засел в мокром песке.

Свет погас сразу. Радиосвязь с экипажем оборвалась. Летящие камни оглушительно барабанили по обшивке и стёклам. Корабль быстро заносило песком.

Едва оправившись от сотрясения, Иван Тимофеевич хотел бежать на поиски пропавших. Но до конца урагана нельзя было и думать о том, чтобы оставить корабль. С досады он махнул рукой и, включив аварийное освещение, пошёл в пропускник.

Константин Степанович и Максим лежали без сознания. С трудом втащив их в кабину, дядя Ваня начал стаскивать с них скафандры. Как ни дико ему после казалось, но он забыл, что в кабине находится Маша и если бы не раздавшийся за его спиной полувздох, полустон, то вряд ли бы он вообще о ней вспомнил.

Капитанская дочка кое-как поднялась на ноги и, цепляясь за стены, подошла к Сидоренко. Они принялись вдвоём приводить пострадавших в чувство. Максим скоро очнулся. При падении он успел принять удобное положение и отделался только огромной багровой шишкой на лбу. У него ныло место ушиба и сильно болела голова, но он был совершенно здоров. Гораздо хуже выглядел Константин Степанович, который с самого начала закружился до бесчувствия. В момент падения он был совершенно беспомощен и не приготовился к удару. Он тоже вскоре пришёл в себя, но у него тут же началась рвота, сопровождаемая сильным головокружением. Кроме того, он жаловался на боль в колене и в правом предплечье.

Перевязав Константина Степановича и оставив Максима менять компрессы на лбу старого астронома, Иван Тимофеевич отозвал Машу в сторону, чтобы обсудить создавшееся положение.

Первым долгом они решили восстановить радиосвязь с товарищами, оставшимися вне корабля, и выяснить, что с ними. Ремонт радиостанции взяла на себя Маша. Осмотр показал, что повреждёнными в основном оказались лампы, которые вышли из строя из-за сотрясения.

Пока Иван Тимофеевич рылся в кладовой, где хранились запасы оборудования, Маша проверила проводку, запаяла несколько обрывов и принялась за исправление силовой и осветительной сети. К тому времени, когда Сидоренко вернулся нагруженный ворохом коробок, электропроводка была полностью восстановлена.

Большая часть запасных радиоламп и осветительных трубок была испорчена. Всё же им удалось подобрать нужный ассортимент и тех и других, и пока Иван Тимофеевич заканчивал ремонт освещения, Маша привела в порядок радиостанцию.

Включили приёмник. Маша ожидала, что из него послышатся голоса пропавших товарищей. Но громкоговоритель молчал. Маша ещё раз проверила исправность установки. Полная тревоги, она наклонилась к микрофону.

— Говорит «Уран»! Говорит «Уран»! Я — Маша! Отвечайте, отвечайте!

К её неописуемой радости, громкоговоритель сразу же ответил голосами Ольги Александровны и Синицына. «Счастье, что хоть эти двое живы», — мелькнуло в её сознании.

— Наконец-то, Машенька! — радостно отозвалась Ольга Александровна. — Мы уж было отчаялись!

— Мы лежим, засыпанные песком, не можем шевельнуться, а вы и в ус не дуете! — зло прогудел Николай Михайлович. — Хорошо, что скафандры не дают песку нас раздавить. Что у вас случилось? Почему молчали до сих пор?

Немного подумав. Маша ответила:

— Мы все четверо живы. «Уран» стоит на поверхности Венеры, где-то недалеко от моря, и тоже засыпан песком… Постойте, что это такое? — оборвала она внезапно.

Маша ясно расслышала тихое ритмичное постукивание, доносившееся откуда-то извне. Её привычное ухо автоматически отметило:

«…ивы ли вы?»

И тут же наступила тишина.

— Ничего не понимаю, — обратилась она к Сидоренко. — Я готова поклясться, что кто-то сейчас морзил. Вы слышали?

Иван Тимофеевич не успел ответить, так как постукивание возобновилось. Мешая слушать, из громкоговорителя нёсся бас Синицына:

— Почему вы замолчали? Чёрт побери! Почему вы молчите?

Чувствуя, что объяснения бесполезны, Маша, не теряя времени, щёлкнула выключателем, и в наступившей тишине ясно различила выстукиваемые по обшивке «Урана» слова:

— Я — Белов, живы ли вы? Я — Белов, живы ли вы?

Маша радостно схватила первый попавшийся под руки тяжёлый предмет и, подбежав к двери пропускника, где кабина не была обшита линолеумом, забарабанила ответ:

— Мы живы. Где вы находитесь? Целы ли?

Последующий «разговор» был таков:

— Я нахожусь у конца правого крыла, которое торчит из кучи песка и камней. Я цел, но сильно помят. Радиостанция скафандра повреждена. Как у вас дела?

— У Иванова лёгкое сотрясение мозга и разбито колено. Медведев только ушибся. Остальные здоровы. Установлена радиосвязь с Петровой и Синицыным. Они засыпаны песком. — Маша помедлила, потом застучала: — Связи с Ковалёвой пока нет…

Ответные постукивания прекратились. Подождав немного. Маша хотела сделать повторный вызов, но Белов сам продолжил разговор:

— Установите по приборам направление, где находятся Петрова и Синицын, успокойте, как сумеете. Попытайтесь прорыться. Отсюда невозможно и нечем.

— Что делается снаружи?

— Ураган, пронёсся, но ветер такой — стоять невозможно. Солнце село. Из-за туч полная темень. Когда вы боролись со смерчем, я проследил место вашего падения. Меня подхватило ветром и протащило по воздуху и по земле с километр. Я оказался метрах в ста под ветром от вас. Полз к вам, но несколько раз меня отшвыривало назад. Всё. Приступайте к работе.

Включив радио кабины, Маша успокоила бесновавшегося Синицына и Ольгу Александровну и, запеленговав место, где они находились, стала надевать скафандр. Уже одетые Сидоренко и Максим стояли в дверях пропускника с кирками в руках. Подойдя к Константину Степановичу, Маша увидела, что он спит. Она поставила около него термос с водой и направилась к двери.

Внезапно ей пришла в голову счастливая мысль: а что, если использовать взрывчатый материал?! Максим пошёл в кладовую и вскоре вернулся, доверху нагруженный всем необходимым для взрывных работ.

Путешественники с жаром принялись за работу. Воспользовавшись тем, что под корпусом корабля оставалось свободное пространство, они отгребли туда часть песка из-под крыла и принялись рыть подобие пещеры. Правда, стены этой пещеры были очень ненадёжны. Пропитанный водой песок отваливался от них целыми пластами, мгновенно уничтожая результаты предыдущих трудов. Но в конце концов пещера всё-таки была выкопана. После этого все трое взялись за рытьё прохода. Проход шёл под крылом. Он был узок и низок, так как ёмкость пещеры, в которую сгребался песок, не позволяла сделать его шире. Однако проползти по нему, согнувшись в три погибели, было можно. Иван Тимофеевич выгребал песок и отбрасывал его к Маше. Маша сдвигала его по проходу дальше, к пещере, где Максим тщательно заполнял им каждую щель.

Через несколько часов изнурительного труда было готово лишь десять метров прохода. Надо было спешить, иначе засыпанные друзья могли погибнуть. И Маша приступила к выполнению своего смелого плана. Сменив дядю Ваню в голове этого своеобразного забоя, она изменила его направление под прямым углом и, толкая перед собой небольшой свёрток взрывчатки, соединённый с бикфордовым шнуром, протянутым до самого корабля, стала осторожно копать. Вскоре коридор вышел из-под крыла и остался без крыши. Как Маша и ожидала, прежде чем он обвалился, ей удалось прорыться метра на два с половиной от края крыла. Заряд остался в обвалившемся конце. Кое-как с помощью дяди Вани Маша выбралась из-под обвала.

Остальное было просто. Снова засыпав и плотно утрамбовав проход метра на два от места его поворота, путешественники вернулись к кораблю и подожгли шнур. Опасения Максима, что от сотрясения осыплются стенки пещеры, не оправдались. Слабый взрыв разметал лишь слой песка, находящийся непосредственно над зарядом, и образовал довольно пологую воронку, дно которой доходило до уровня прохода. Они убедились в этом через час, как только закупоренный конец прохода был открыт. Так, благодаря Маше была одержана первая победа: спустя каких-нибудь десять часов после катастрофы все, кто находился в кабине «Урана», освободились из песчаного плена.

Не обращая внимания на сыпавшиеся в воронку камни, Иван Тимофеевич, Маша и окончательно пришедший в себя, хотя и смертельно усталый Максим поползли на поиски Белова. Он лежал под концом крыла почти без признаков жизни. С огромным трудом они протащили его по песчаному тоннелю в кабину и освободили от скафандра.

Игорь Никитич был цел, но всё его тело было так избито, так густо покрыто кровоподтёками и синяками, что на него было страшно смотреть. Каркас скафандра кое-где лопнул, и острые концы его обломанных рёбер в нескольких местах впились в тело, причинив не опасные, но очень мучительные ранения.

Маша попробовала уложить Игоря Никитича в постель, но он только отмахнулся.

— Нет, нет, оставьте! Буду я валяться из-за трёх синяков! Включите-ка лучше радио.

Пока лётчики промывали ему раны, он, временами ёжась от боли, кричал в микрофон:

— Ольга Александровна! Николай Михайлович! Что вы там приуныли? Ну-ка, отзовитесь скорей!

— Игорь Никитич? Боже мой, как хорошо! — откликнулась Ольга Александровна. — Как вы себя чувствуете?

— Роскошно! Как новорождённый младенец! — ответил он со смехом, подмигивая окружающим» и показывая глазами на спеленавшие его бинты. — Николай Михайлович, не слышу вас!

— А что меня слушать? — довольно благодушно пророкотал «колючий геолог». — Лежу себе помаленьку да жду секурсу.

— Ну, лежите, лежите! Мы сию минуту выходим вас искать. Маша! Давайте-ка запасной скафандр,

— Но ведь он не по вашей фигуре, — вполголоса ответила Капитанская дочка, — Может быть, вы всё же останетесь?

— Хватит. Некогда спорить. Тащите его сюда!

Маша неохотно пошла в кладовую. Игорь Никитич приблизился к койке, на которой лежал Константин Степанович, и осторожно положил ему руку на лоб. Профессор с трудом поднял на Белова мутный, тяжёлый взгляд.

— Вы? — скорее догадался, чем услышал Игорь Никитич. Теперь всё хорошо! Всё хорошо.

Слабая улыбка тронула углы запёкшихся губ старого учёного.

— Конечно, хорошо! Вот мы только сходим сейчас за доктором. А вы пока поспите… Ладно?

Константин Степанович покорно закрыл глаза.

— А вы куда? — изумился Белов, увидев Машу, одетую в скафандр. — Сейчас же снимайте, вы остаётесь дежурить. Да смотрите хорошенько за профессором! — прибавил он шёпотом.

Маша охнула, но не осмелилась спорить. Только в горящих глазах её сквозили непокорство и глухая обида.

А Игорь Никитич, быстро надевая запасной скафандр, вслух соображал:

— Компас есть… Маша! Уточните пеленг! Так… Значит, азимут восемнадцати… Отметим… Кирки с собой. Максим, возьмите нить Ариадны!

— ???

— Ну, моток тонкой стальной проволоки, да побольше! Так. Теперь, кажется, всё. Пошли!

Найти заживо погребённых Петрову и Синицына не представляло труда, так как направление поисков было известно. Мужчины ползли, постепенно разматывая проволоку, соединявшую их с кораблём. Часа за полтора им удалось отползти от корабля на четыреста с лишним метров. Двигаться приходилось почти против ветра, который за последние часы несколько изменил направление. Время от времени Белов бил плашмя киркой по песку и спрашивал у засыпанных, слышат ли они звуки ударов. Те отвечали с досадой, что ничего не слышно. Синицын не удержался от восклицаний о том, что спасательный отряд, видимо, ищет их совсем не там, где надо. Волнуясь и сбиваясь, слабеющим голосом он просил Белова снова начать поиски от корабля. Было ужасно обидно слышать над самым ухом голоса изнемогающих товарищей и не иметь возможности оказать им помощь.

Наконец Ольга Александровна, попросив Синицына помолчать, сказала, что она слышит какой-то шум.

— Сейчас я ударю три раза подряд, с интервалом в одну секунду, — предупредил Белов.

Едва прозвучал последний удар, как Ольга Александровна радостно воскликнула:

— Слышу! Ясно слышу слева!

— А я почти над собой! — подал голос Синицын.

Долго велись осторожные раскопки, которые стоили нечеловеческих трудов измученным людям. Как ни старался ветер уничтожить их труд, человеческое упорство преодолело всё, и через два часа Николай Михайлович и Ольга Александровна сидели на песке, ослабевшие, помятые, но живые.

Игорь Никитич предложил им ползти в сопровождении Максима к кораблю, но узнав, что Белов и Сидоренко остаются на розыски Гали, оба категорически отказались.

В том, что Галю надо найти живой или мёртвой, никто не сомневался. Но где её искать? Кто мог на это ответить?

Ольга Александровна видела её в последний раз в тот момент, когда она приподнялась на локтях и была унесена ветром.

Николай Михайлович вообще ничего не видел, потому что в момент катастрофы думал лишь о том, как спасти сумку с образцами минералов. Это ему вполне удалось, пояснил он, похлопывая по солидному мешку весом едва ли не в пару пудов, который был доверху набит камнями.

Больше других мог бы сказать сам Белов, Он видел, как Галя, пролетев по воздуху метров пятнадцать, упала на землю. Когда она пыталась повернуться, гонимый ураганом большущий камень налетел на неё и смял, как танк сминает придорожный куст. Затем туча песка от смерча, рухнувшего под напором «Урана», засыпала и её и всех, кто был поблизости. Белов успел проследить и заметить место падения корабля. Он пополз к бугру, ставшему общей могилой, надеясь кому-нибудь помочь, но неосторожно приподнялся и был подхвачен мощной воздушной струёй.

Однако Игорь Никитич молчал. Угрюмый, сидел он рядом с друзьями и глядел на мрачную пустыню, по которой разгуливал ветер.

Где-то рядом, в каких-нибудь двадцати шагах лежала под песком чудесная синеглазая девушка, дороже которой не было никого на свете! Может быть, она была ещё жива, может быть, звала его в предсмертных муках, а он, победивший земное притяжение, не мог ей помочь. Нет, нельзя сдаваться!

Белов попытался сосредоточиться. Здесь, на месте ямы, тогда лежала Ольга Александровна. Галя лежала рядом со стороны моря. Но откуда же дул ветер? Да, да, он дул вдоль берега. Это был чистый норд. А сейчас он дует с моря, почти с запада. Значит…

Ольга Александровна с беспокойством наблюдала за странными манёврами Белова. Он осторожно выполз из ямы и лёг на бок. Затем, выбрав направление, куда-то пополз, стараясь, чтобы его не сносил ветер. И вдруг закричал:

— Здесь надо рыть!

Глядя, с каким ожесточением Игорь Никитич разгребает подхватываемые ветром мелкие камни, спутники его в недоумении подтолкнули друг друга. На мгновение им показалось, что Игорь Никитич сошёл с ума. Почему надо искать именно в том месте, а не в другом? Чтобы найти Галю, надо методически срывать весь этот песчаный массив.

Ольга Александровна совершенно не к месту вспомнила анекдот о том, как некий «учёный», чтобы поймать живого льва, предложил просеять весь песок Сахары. Ей стало вдруг очень смешно. Помешавшийся Белов, откапывающий в несуразном месте труп Гали? Ха, ха, ха!

«Профессор Петрова, придите в себя, у вас приступ истерии!»- мысленно скомандовала она себе.

Чтобы овладеть собой, Ольга Александровна схватила первую попавшуюся под руку кирку, подползла к Белову и молча стала помогать ему разгребать песок. Через несколько минут к ним присоединились остальные, и работа закипела.

— Фронтом, фронтом копайте, от меня до Максима! Ведь я определил место на глазок и мог ошибиться! — командовал Игорь Никитич, расставляя людей.

Яма росла. А Игорем Никитичем и Ольгой Александровной овладевало нестерпимое беспокойство: первым — за точность своего расчёта, второй — за последствия разочарования, которое рано или поздно ожидало Белова.

Когда кирка в руках Максима заскрежетала по большому круглому камню, похожему на наши ледниковые валуны, Игорь Никитич сразу насторожился. Он подполз и, отстранив Максима, начал осторожно окапывать камень. Затем, подсунув под него руки, приподнял над краем ямы и выкатил вон. Продолжая осторожно отгребать песок; он скоро обнаружил кинокамеру. Теперь они у кого не оставалось сомнений, что поиски идут по верному следу. У всех была единственная мысль: скорее найти Галю, не повредив её скафандр неосторожным ударом.

Ольга Александровна про себя изумлялась, каким поразительным глазомером, а сейчас скорее чудесной интуицией одарён Игорь Никитич, который сумел так просто решить, казалось, безнадёжную задачу. И тут же в её уме закопошилась скверная мыслишка: оказался бы Белов таким же гениальным угадчиком, если бы под песком лежала не Галя, а кто-нибудь другой, например она сама? «Да!» — подсказал ей внутренний голос.

У неё мелькнуло нелепое желание очутиться на Галином месте. Ольга Александровна тяжело вздохнула… и внезапно нащупала рукой ткань скафандра!

Галя лежала на песке без признаков жизни. Сквозь стёкла при свете нагрудных фонарей виднелось её бледное лицо с закрытыми глазами.

— Здесь я бессильна ей помочь, — сказала Ольга Александровна. — Надо перенести её в кабину.

Как ни осторожно тащили друзья Галю по мокрому песку, очевидно, растрясли её основательно, потому что неожиданно послышался тихий стон. Он прозвучал для всех, как музыка: Галя была жива!

И вот в кабине «Урана» снова были все восемь путешественников. Правда, двое из них лежали в постелях. Константин Степанович — с сотрясением мозга, Галя — с тяжёлым ушибом спины. Ольга Александровна нашла у неё перелом двух рёбер и отёк правого лёгкого. Счастье ещё, что камень ударил сбоку. Попади он в позвоночник — и не было бы с ними Той, Что Грезит.

На лице Маши было написано ликование: скафандры оказались превыше похвал. Они спасли жизнь всем, кто побывал в объятиях урагана.

Но Сидоренко и Белов были угрюмы — предварительный осмотр «Урана» не предвещал ничего хорошего. Крылья и воздушные двигатели были сильно повреждены. Радиолокаторная установка разбилась вдребезги. Многие приборы управления испортились, и было неясно, можно ли их исправить. По-видимому, разбилось и шасси, хотя это и не было еще установлено. Многие внутренние механизмы были также повреждены. К счастью, уцелел главный двигатель. Значит, оставалась надежда на спасение.

Собрав всех здоровых членов экипажа, Игорь Никитич подытожил результаты:

— Повреждения огромны, но исправить их можно. У нас, будем смотреть правде в глаза, остаётся на это суток двадцать, может быть, чуточку больше. Солнце зашло сутки назад. Ночь продлится ещё суток шестнадцать. Кроме того, у нас в резерве есть раннее утро, когда ещё не будет ураганов и стоградусной жары. Вы сами знаете, что первый же смерч, который здесь пройдёт, прикончит наш корабль. Значит, надо закончить ремонт до утра. Иначе…

— Позвольте, Игорь Никитич! — перебил «колючий геолог».

— Подождите, я ещё не кончил. Ясно, что мы не сумеем восстановить всё. «Уран» больше не сможет летать как вертолёт. Не знаю, хорош ли он будет и как самолёт. У нас больше нет ни радара, ни прожекторов. Значит, если даже мы всё, что можно, исправим, нам придётся сейчас же покинуть Венеру. Оставаться на месте нельзя, а поднявшись в воздух, мы уже не сможем снова опуститься на планету. Я знаю, что вы спросите, как быть со сроком пребывания на Венере? — продолжал он, сдерживая взглядом Николая Михайловича, который всё время порывался вступить в разговор. — Ведь мы должны были пробыть здесь год и три месяца в ожидании нужного расположения Венеры и Земли. Но есть хороший выход: мы будем ждать подхода Земли не здесь, а в мировом пространстве.

Синицын растерянно озирался. Опыт говорил ему, что слова Игоря Никитича никогда еще не расходились с делом, но как он собирается выйти из положения на этот раз, ни он, ни остальные путешественники, кроме астрономов, не могли понять. Все усвоили, что путь космического корабля между двумя планетами лежит по полуэллипсу. Лететь напрямик — не хватит рабочего вещества. Остановить корабль на орбите Земли и там ждать её приближения — тем более. Догонять Землю по орбите — совсем невозможно.

«Как же он думает решить эту задачу, если по точным подсчётам облегчённый до предела «Уран» с полными баками жидкого водорода может развить скорость не свыше двадцати одного километра в секунду, из которых десять с лишком нужны для отлёта с Венеры, три с половиной — для преодоления поля солнечного тяготения, а остальные семь — аварийный резерв для манёвров при подходе к Земле?» — размышлял «колючий геолог».

— Ключ к решению таков. Большая часть энергии, затрачиваемой кораблём при полёте между планетами, идёт на преодоление притяжения во время взлёта. Работа, затрачиваемая при полёте с Венеры по полуэллиптической орбите и на Меркурий, и на Землю, и на Марс, примерно одинакова. Небольшая разница возникает из-за различного воздействия солнечного притяжения. Путь надо рассчитать так, чтобы корабль встретился с нужной планетой на заданной точке её орбиты.

Конечно, для нас было бы гораздо полезнее ждать времени вылета здесь, на Венере. Но если мы волей-неволей должны отсюда убираться, то кто нам мешает встретиться с Землёй, побывав сначала на орбите Марса? А пока мы туда слетаем, Земля успеет нас нагнать. Вот смотрите!

Игорь Никитич положил на стол небольшой чертёж. На нём был изображён зодиакальный круг, разбитый на градусы, с началом отсчёта в точке весеннего равноденствия.

В центре круга было нарисовано Солнце, окружённое орбитами ближних планет. Орбиты были нанесены с тщательным соблюдением масштаба и положения их главных осей. На орбитах было показано положение планет в основные моменты перелёта. Для обозначений была использована старинная символика. Меркурий был обозначен знаком +o‹. Венера — +O, Земля — o+ и Марс — o-›. Так как масштаб не позволял разместить на чертеже орбиты остальные планеты, то на стыке Рыб и Овна был показан знак Юпитера — 4, а на стыке Козерога и Водолея — знак h, указывающий направление на Сатурн. Так как период обращения этих планет вокруг Солнца равен приблизительно двенадцати и двадцати девяти земным годам, то положение их среди звёзд в течение перелёта не могло намного измениться.

Путь «Урана» был обозначен жирной спиралеобразной линией.

— Двадцать пятого марта тысяча девятьсот… года мы покинули Землю. Летя по полуэллипсу, восемнадцатого августа того же самого года мы прибыли на Венеру. — Игорь Никитич показал на чертеже траекторию корабля. На Венере мы пробудем, вероятнее всего, до девятнадцатого сентября. К этому времени она окажется в точке орбиты, на которой стоит эта дата. Земля из положения, в котором она была двадцать пятого марта, переместится в положение, отмеченное девятнадцатым сентября. Видите, как далеко мы её опередили?

Нам нужно вылететь отсюда по такой кривой, которая позволит Земле нас догнать. Эту кривую рассчитала Мария Ивановна.

Маша молча наклонила голову.

— Вот эта орбита, смотрите! — показал Игорь Никитич остриём карандаша на продолжение жирной черты. — Двигаясь по ней, мы к маю будущего, тысяча девятьсот… года долетим почти до орбиты Марса. К нашему счастью, его там не окажется, а то бы он своим притяжением спутал нам все расчёты. Он будет находиться на шестьдесят с лишним градусов позади. На таком расстоянии его влияние ничтожно. Затем мы начнём сближаться с Землёй и пересечём её орбиту пятого августа того же тысяча девятьсот… года, как раз в тот момент, когда она подлетит к нужной точке. Придётся, конечно, полетать несколько лишних месяцев, но тут уж ничего не поделаешь!

— Если только это выполнимо, то выход очень неплох! — заметил Николай Михайлович.

— А вы проверьте! — съязвила Маша.

— Подлетая к Земле, — продолжал Белов, — мы разовьём такую скорость, что земной шар нас не сможет удержать. Но направление нашего полёта он резко изменит. Мы обогнём его по параболе и устремимся прочь, теряя скорость под действием притяжения. Когда скорость уменьшится, мы включим двигатель и чуточку подправим траекторию полёта, чтобы она из параболической стала эллиптической. Тогда «Уран» станет спутником Земли.

Я вам как-то уже говорил, что скорость любого малого космического тела тем меньше, чем дальше точка орбиты, в которой оно находится в данный момент от притягивающей его центральной массы. Поэтому для нас очень выгодно вращаться вокруг Земли по вытянутой орбите. Когда мы будем медленно лететь по самой удалённой от Земли части нашей траектории, мы запустим двигатель и уничтожим нашу и без того незначительную скорость.

— Что же будет дальше? — не вытерпел Синицын.

— А дальше мы на мгновение повиснем над Землёй и начнём падать на неё. Чтобы не удариться в её середину, а скользнуть сбоку, задев лишь атмосферу, мы оставим какую-то ничтожную орбитальную скорость, Так как мы будем падать только под воздействием земного притяжения, наша скорость будет не очень велика, и, промчавшись мимо Земли, мы не сможем безвозвратно улететь. Очень скоро земное притяжение повернёт нас обратно, и мы снова врежемся в атмосферу, но ещё медленнее, чем в первый раз. Остальное в руках Ивана Тимофеевича. Уж это его дело посадить нас в целости на Землю.

— Ну, знаете, Игорь Никитич! Вы просто… Я не нахожу слов! — воскликнул Николай Михайлович.

— А тут и находить нечего. Это общеизвестно! — снова оборвала его Маша.

Игорь Никитич строго взглянул на неё, затем, обратившись ко всем, заключил:

— А теперь, товарищи, за дело! Первым Долгом надо вытащить «Уран» на поверхность. Руками нам не откопать его и за месяц. Я предлагаю отрыть только крылья, а затем вытащить его с помощью лебёдок. Иван Тимофеевич, командуйте!

Все, кроме больных, надели скафандры и отправились работать.

Игорь Никитич остался один, если не считать спящих Константина Степановича и Гали.

Думая, что его никто не видит, Белов опёрся локтями на стол и, охватив голову, сжал её изо всех сил.

— Что делать, что делать! — простонал он, раскачиваясь, как от сильной боли.

— Да, другого выхода нет! — неожиданно произнёс Константин Степанович, открывая глаза.

Игорь Никитич вздрогнул, обернулся и испуганно взглянул на старого астронома.

— Я всё слышал! — вздохнул Константин Степанович, пытаясь повернуться на бок. — Дело, конечно, швах. Своими руками ввести корабль в такой мощный метеорный поток, как Персеиды, — ужасно. Но что поделаешь, если нет другого пути? Как штурман корабля, беру ответственность и на себя.

Белов подошёл к койке Константина Степановича и присел на край.

— Сколько, по-вашему, у нас шансов на благополучный исход? — спросил он, с волнением глядя на старого астронома.

— Если учесть, что придётся сделать вокруг Земли по крайней мере один полный оборот, то шансов сорок из ста, может, и останется, — ответил Константин Степанович, горько усмехаясь.

Оба замолчали, обдумывая положение.

— Ну, а сколько шансов у нас на взлёт с Венеры? — в свою очередь спросил он у Белова.

Игорь Никитич как-то странно улыбнулся и, отведя глаза, ответил нарочито равнодушно:

— О, на этот счёт можете быть совершенно спокойны!

Астроном и Белов были так заняты своими мыслями, что не услышали тихий вздох, донёсшийся с той стороны, где спала Галя.

Девушка лежала с широко раскрытыми глазами и старалась не дышать. Она испугалась, что выдала себя и теперь её заставят дать слово о молчании. Молчать об этом невольно подслушанном разговоре, конечно, нужно. Но гораздо приятнее молчать без всяких обязательств. Сначала всё происходящее вокруг воспринималось ею как болезненный сон, как наваждение, но мало-помалу сознание возвращало её к действительности, и, наконец, слова Константина Степановича обожгли мозг… Персейды! Ещё одно чудовище Зодиака! Самый мощный из метеорных потоков. И в него войдёт «Уран», когда приблизится к Земле в начале августа будущего года. Значит, на то, чтобы встретиться с Землёй раньше, не хватает рабочего вещества! Недаром Маша всё время, пока шёл осмотр корабля, сидела за расчётами. Правда, самую густую часть потока Земля пересекает только двенадцатого августа, пятого он будет ещё не очень силён… Но всё-таки какой риск! "

Выздоровев, Галя сдержала данное себе слово: никто никогда не узнал, что она случайно проникла в тайну руководителей экспедиции. Но тогда ей даже в голову не приходило, что у Игоря Никитича была другая тайна, которую он скрывал от всех, даже от Константина Степановича. А эта тайна была гораздо страшнее!