И вот я сижу на платформе маленькой станции Зеленцово. Жду рассвета.
Как все произошло? Я стал вспоминать.
Сегодня утром… Ну конечно, все началось сегодня утром. С солнечного зайчика.
Сегодня, 5 августа 1969 года, в жаркий воскресный день, залетел в мою комнату солнечный зайчик, зыбкий, острый. Он помедлил на моей руке. Скользнул по бумаге, улетел. Не будь его, я не поехал бы за город. А уж там, в дачном вагоне, не встретил бы… Но об этом потом.
Дело было вот как.
Маленькая в Москве улица со странным названием «Ленивка» не спеша сбегала к Москве-реке. Улица узенькая, очень старенькая, и само название очень старое (говорят, при Иване Грозном здесь был «ленивый» рынок). Может, был, может, не был… Но еще сегодня осталось название самой маленькой улицы в Москве: Ленивка.
Солнечное воскресное утро стояло в тот день в Москве. И вот в моей большой светлой комнате старого дома на Ленивке стали появляться на полу и на стенках светотени. Зайчики. Появлялись. Скакали и замирали на своих местах. Исчезали. Все понятно: ведь в большом, пятиэтажном доме напротив люди стали открывать окна, двери балконов, форточки.
Я сидел за столом и писал. Но вдруг по бумаге скользнул солнечный зайчик. Он помедлил на моей руке и сразу же метнулся на стену, промчался по потолку и опять вернулся ко мне. Опять легкое, едва уловимое, словно теплое прикосновение. Я оторвался от работы. На балконе дома напротив сидели два мальчика. Один, лет семи, худенький, длинный, с рыжей копной волос (наверно, веснушчатый и с озорными^ глазами), держал в руках зеркальце. Другой мальчик, полный, с очень серьезным лицом, поднес к глазам бинокль и то и дело наклонялся к своему другу — отдавал приказания. И летели во все концы маленькой улицы солнечные зайчики.
— Эй! Вахтенный! — донеслось до меня, и тут маленький «капитан» наклонился к своему помощнику: — Подать солнечный знак людям на берегу неведомой Земли!
И снова стал гулять по моей комнате зайчик… Прятался, возникал, исчезал…
Приказание за приказанием — отрывистые, четкие — отдавал полный мальчик, держа в руках бинокль.
Неожиданно я, не сходя с места, почувствовал себя вовлеченным в эту игру.
Пружины работы, ради которой я сел за стол, стали ослабевать.
Не откладывая пера, я смотрел то на бумагу, то на мальчиков на балконе.
А «капитан», разглядывавший маленькую улицу в бипокль, все громче выкрикивал слова команды:
— Струю света направить… под углом сорок пять градусов!
— Есть направить под углом сорок пять градусов струю света! — бойко откликался «матрос».
— И все же надо работать, — решительно сказал я себе и, взяв бумагу и ручку, перешел в другую комнату.
Но солнечный зайчик настиг меня и здесь: он то ложился на бумагу, то взлетал к потолку, наблюдал, следил за мной с потолка, а потом падал на написанное слово, освещая его. И при его настойчивом свете мне начинало казаться, что я пишу совсем не то, что надо.
Теплый утренний ветерок наполнил комнату. И впрямь, не поехать ли за город? Ведь в лесу уже закраснелась рябина. Я отложил перо. На столе на белой бумаге лежал светлый зайчик с золотыми краями. Теперь он был спокоен и тих, словно чего-то дожидался.
Где-то рядом послышался гудок теплохода: на Москве-реке шла своя жизнь. «Ракеты» причаливали, отчаливали, уплывали. То и дело в комнату долетали отрывки песни: пассажиры пелп. Я почувствовал, что окончательно теряю нить своей работы.
Тяга к простору, к встрече с ветром, с лесом захватила меня. «Скорей за город!» — подумал я. И тут солнечный зайчик, словно подслушав меня, затрепетал, вскочил и лог па ручку двери.
— Нет! Остаюсь! — сказал я и снова взялся за перо.
Солнечный лучик лукаво вздрогнул и лег на берет.
Тут уж я не выдержал. Схватил берет со стула. Была не была.
Хлопнула дверь, щелкнул замок.
Вот и площадь перед вокзалом.
Солнечный зайчик!. Ведь это ты, ты погнал меня от письменного стола к вокзалу, в лес.
И теперь ты остался один, совсем один в большой пустой московской квартире.